Уэда выбегает на поляну чуть позже своей Слуги. Картина перед ним — ворох вспыхивающих огненно-синих молний и там, почти посредине, обнажённый мужчина, растерянно сжимающий нож в руках. Одного беглого взгляда Уэде хватает понять, что это не поведение сумасшедшего, нет, этот маг явно задумал что-то. Но что, когда его Слуги уже нет?
— Эй! — он пытается окликнуть мужчину и сразу же устремляется к нему. — Нужно уйти, вас могут зацепить!
Мужчина оглядывается через плечо. Что-то в его взгляде заставляет Уэда замедлить шаг.
— Уйди, — резко с едва скрываемым раздражением говорит он. — Не мешай мне!
— Слуги могут задеть вас, — повторяет Уэда.
Мужчина продолжает смотреть неприязненно.
— Мне всё равно. Я это сделаю. И ради этого я готов убить любого.
Уэда останавливается, кидая взгляд в сторону Слуг. К счастью, Ассасин неплохо сдерживает Арчера, хоть её силы пока и не могут одолеть его. Однако рано или поздно он начнёт теснить её и битва сместится к сердцу поляны.
Мужчина следит за его взглядом.
— Мне плевать на них, — говорит он прежде, чем Уэда успевает что-то произнести. — И на тебя. Я просто хочу остановить это всё. Все смерти, все убийства, чтобы этого больше не повторялось. И мне никто не помешает!
К концу его небольшой речь каждое слово бывшего мастера звучит всё яростнее и всё решительнее. Он вскидывает руку с ножом лезвием к себе.
Помимо воли Уэда срывается с места, пытаясь остановить его. Мужчина ловко изворачивается и смотрит на мага с гневом.
— Даже не смей! — рявкает он, угрожающе наставив на него лезвие. — Даже не смей меня останавливать!
Почему-то, не сколько от его вида, сколько от поведения, взгляда и яростного неприязненного напряжения в голосе, Уэда теряется. Он пытается лихорадочно придумать, как оттащить этого человека из радиуса боя, но, как назло, в голову ничего не лезет.
Он пытается вновь что-то сказать, но тут мужчина огорошивает его:
— Я должен уничтожить ритуал Святого Грааля. А ты, — лезвие ножа обвиняюще вновь смотрит в сторону Уэда, — если хочешь искупить вину предка, не смей мне мешать.
— Искупить… вину? — с недоумением переспрашивает Хиро.
Позади них раздаётся оглушающий львиный рык и громкий хлопок. Синяя вспышка озаряет поляну, отражаясь угрожающими бликами на теле обнажённого человека, слегка слепя глаза.
— Ты видишь, что происходит? — мужчина слегка понижает голос. — Эти два Духа, непричастные к этой истории, яростно убивают друг друга. Ради чего? Ради желания одного мага! А сколько Мастеров полегло? Знаешь ли ты, внук Кадзицу Уэда, что в первой войне погибло множество людей, проклятых меткой Мастера?
— Это все знают, — отвечает Уэда всё ещё непонимающе.
— Знаешь ли ты, что в этой войне погибли даже дети? Этот проклятый бесчестный ритуал не пощадил никого! Люди обезумили от желания и убивали друг друга, не обращая внимания ни на пол, ни на возраст. Это не имело значения.
Уэда хочет что-то ответить, но невольно он вспоминает смерть Мастера Ассасина и самого Рио Савада. Но по сравнению с Первой Войной это были малые жертвы.
— Моё имя Бензет Тома, — неожиданно представляется мужчина. — Я — единственный сын Аделайн Катель. И я знаю всё, что знала Леа Катель. Поэтому говорю я: это мерзкое воплощение магии должно быть уничтожено. И я уничтожу его!
Сначала Уэда хочется засмеяться от этого заявления, каким нелепым оно ему кажется. Но потом он вспоминает кое-что из доклада дознавателей, который читал пару дней назад. Точно… Тела новорождённой Аделайн никто не нашёл, но, учитывая, обстоятельства, официально её сочли погибшей. За столько лет никто не заявил своих прав на фамилию, и постепенно это знание укрепилось. Но она всё же выжила, очевидно, благодаря верной слуге Катель, Мари Тома.
Это настолько логичный исход, что даже удивительно, почему никто не проверил это. Хотя… Уэда думает, знал ли Кадзицу об этом. Крайне щепетильный в таких вопросах, неужели он бы не попытался убедиться, что последняя из рода Катель действительно мертва? Однако у него уже не спросишь.
Хиро смотрит на Бензета. Казалось бы, в том виде, в котором предстал, всё, что этот мужчина из себя представляет — безумца без одежды, грозящего ножом. Однако неожиданно его слова приобретают совершенно другой вес.
— Я знаю, у тебя не было особого выбора. Твои Командные Заклинания наложены кровью предка в ритуале, — Бензет словно извиняет его. — Но это должно быть закончено. Разве ты не видишь?
Кажется, видя растерянность и нерешительность Уэда, Бензет смягчается. В его голосе уже не слышно ярости и презрения, и взгляд становится скорее просящим.
— Никто не знает, как был наложен ритуал, — говорит Уэда. — Откуда уверенность, что он сможет быть уничтожен?
Бензет кивает.
— У меня есть дневник Леа Катель и там написано многое. Я изучал основы. Я всю жизнь учился только этому. И я знаю, что это сработает. И ради этого, ради своей семьи, ради своей матери и погибшей Эстель, я готов умереть. Мой Слуга уже умер ради этого. Его душа освободилась от навязанной воли, и я должен завершить начатое.
Голос его дрожит от решительности, в нём вновь звучит вызов.
На краткий миг Уэду колет сомнение, но он вспоминает прошлую войну, которая в один миг разрушила его дружбу и его семью. Они с Тайлером были одержимы тем чудом, что может дать Грааль, были готовы предать друг друга ради этого. А его жена, Михо, не выдержала давления и угрозы, которая висела над ней всё то время, которое отняла из жизни Вторая Война Грааля.
Четыре семьи создали этот ритуал. Они объединили свои силы, чтобы сделать это возможным. Три из них практически стёрты из этого мира, и это произошло буквально по их собственной вине.
«Дедушка, почему ты сохранил этот ритуал? Ты не мог его разрушить или не хотел?».
Запоздалый вопрос. Но даже будь жив, Кадзицу Уэда с большей вероятностью бы проигнорировал это. Он никогда ни перед кем не отчитывался.
Уэда чувствует, что, на самом деле, ему следует возразить. Просто силой отобрать нож, уволочь этого человека отсюда или же дать ему погибнуть от случайной атаки кого-то из Слуг. Что-то звучит кощунством в желании разрушить Ритуал, который создал дед. Неправильно желать его уничтожения.
Однако с другой стороны слова этого человека бьют в самую точку. Они озвучивают то, что сам Уэда никогда не хотел говорить вслух, но всё же то, о чём он постоянно думал.
— Хорошо, — отвечает Уэда кратко и отходит.
Он успевает увидеть, как удивлённо расширились глаза Бензета в недоверии такому лёгкому решению. Сам Хиро даже не знает, прав ли он или совершает огромную ошибку.
Тайлер считает, что кто-то намеренно вмешался в структуру ритуала Святого Грааля, исказив его правила; Уэда полагает, что это какой-то сбой правил, которые вероятны при нарушении условий или изначальной нестабильности некоторых элементов. Но только что этот человек, Бензет Тома-Катель, поселил в голову ранее всегда игнорировавшуюся мысль: что, если ритуал был изначально испорчен, с момента его создания?
Если так, то и правда, к чему им следовать этому порченному ритуалу? Что его первое явление, что второе — оно не принесло ничего хорошего. И даже это явление не обещает чего-то иного. Все они знают об этом, но при этом продолжают следовать установленному порядку.
Так что пусть. Пусть Кадзицу Уэда посылает проклятья на своего нерадивого внука, но Уэда не почувствует горя или отчаяния от потери.
Пусть.
«Сдерживай Арчера, Ассасин. Не дай ему сбить Мастера Райдера».
«Да, Мастер».
Огненная вспышка вновь озаряет всё вокруг.
Исполненный решимости, Бензет, наконец, вонзает лезвие в своё тело, делая первый разрез. Кровь течёт по бледному телу, боль пронзает сознание, но силы воли ему хватает, чтобы не сбиваться со слов.
—
De belichaming van het begin…
В глубине души Бензет опасается, что Уэда передумает, что его согласие лишь некая обманка. Он всегда казался ревностным последователем ритуала, созданного его дедом, и Бензет никак не был уверен, что он услышит и поймёт его слова и стремления.
Но он услышал.
И это значит, что Бензет прав.
Всегда был прав. Его желание истинно, и для его исполнения ему не нужен Святой Грааль.
Лансер легко преодолевает большое расстояние от подножия горы к Соколиному Уступу, вновь неся Сению на руках. Тайлер решил остаться с детьми и увезти их домой.
«От меня там не будет большого толка», — произнёс он. — «Вам с Уэда надо завершить это».
Сначала она кивнула ему, но потом почему-то тревога вновь обуяла её. Она вспомнила, что битва с Берсеркером всё же неплохо потрепала Лансера. И хотя его раны неплохо затянулись, и сила продолжала вливаться потоком, она всё же ощущала, что он вымотан. Это потому что Берсеркер был силён или потому что ему пришлось убить Лоагейре?
Вряд ли бы она решилась спросить.
«Но всё же… ты придёшь?», — спросила Сэй Тайлера, и ей самой стало неприятно от того, как жалко прозвучал её голос в тот момент прямо на глазах у Лансера.
Тайлер как-то странно взглянул на неё. Она так и не поняла, было ли в его глазах осуждение, укор или что-то иное.
«Да», — коротко ответил он и велел им поторопиться отправиться на Соколиный Уступ.
Лансер в один прыжок преодолевает несколько десятков метров, а его скорость смазывает силуэты вокруг. Он спешит, и Сэй начинает волноваться, что груз в виде неё лишь мешает ему.
«Ерунда, Мастер. Об этом не стоит волноваться», — она слышит в своей голове его бодрый голос. Он звучит как обычно, словно ничего и не было. Но и Кухулин из тех, кто до последнего будет скрывать свою боль. Не потому что он горд и не хочет выставлять напоказ — потому что он сам не осознает её, пока не станет слишком поздно.
Спеша к Соколиному Уступу, почти точно так же, как и десять лет назад, Сения думает, что её там ждёт. В этот раз она не будет настолько слабой, она не позволит Лансеру проиграть, беспокоясь за неё… и… возможно, в этот раз он и не будет беспокоиться о ней
настолько сильно.
Может, это и хорошо, что он так ничего и не вспомнил?
Она вздыхает тихо. Сегодня всё решится, не пришлось даже ждать ночи. Это тоже против правил, но в этот день, похоже, все правила перестали что-либо значить. И хотя Сения уговорила Лансера идти к Уступу по обходному пути, чтобы как можно меньше людей заметили их, тем не менее, они всё ещё при свете дня.
Тайлер как-то давно сказал, что ночью благодаря влиянию Грааля люди опасаются улиц. Пусть все битвы стремились проводить в отдалении от населённых мест, они всё равно случались ночью, чтобы ещё больше снизить риск нежелательного свидетельства.
Днём же такого эффекта нет. Если произойдёт что-то экстраординарное, то заметят это в два раза быстрее обычного. Сложно будет замести следы. Возможно, пробуждающийся Грааль сумеет оттолкнуть людей от своей колыбели, но даже со стороны они смогут заметить что-то странное.
«Больше всего странно, что меня это беспокоит», — думает Сения. — «Хотя беспокоить должно совсем не это».
Шум битвы уже слышен, когда они оказываются рядом. Уэда оглядывается на них, но не говорит ни слова приветствия.
— Помоги ей, — приказывает Сэй, и Лансер, кивая, синей молнией срывается с места и врезается в битву Арчера и Ассасина.
Сэй остаётся рядом с Уэда, ощущая неловкость. Она хочет что-нибудь сказать, но в этот же момент наконец замечает человека — Мастера Райдера. Она узнаёт его с трудом, но всё же узнаёт — так впал он ей в память.
Глаза у неё невольно округляются от удивления и страха.
— Что он… что он делает? — восклицает она, смотря на Уэда.
Тот напряжённо следит за мужчиной и будто не сразу слышит её вопрос.
— Что он делает?! — настойчиво повторяет Сения.
Тревога вдруг окутывает её.
— Он… — Уэда чуть сбивается, отвечая. — Он проводит один ритуал. Он хочет остановить Войну за Святой Грааль.
— Что?! — Ошарашенная ответом, Сэй смотрит Уэда прямо в лицо, но он выглядит невозмутимым. — И вы позволяете это? Зачем? Его же нужно остановить!
Она срывается с места, но почти сразу же Уэда хватает её за руку. Сэй гневно оборачивается:
— Вы будете стоять и смотреть на это?!
— Именно так, — произносит Уэда так резко, что вспыхнувшие эмоции Сении немного притухают. — Я хочу позволить ему довести это до конца.
— Почему?! Это же… нельзя этого допустить!
— Тайлер не говорил вам?
— Не говорил чего?
— Почему война началась всего лишь десять лет спустя, а не шестьдесят?
Сения ощущает себя несколько сбитой с толку этим вопросом. Хотя бы потому что она сама не задавалась причиной сокращения срока, даже не думала, что в этом есть что-то особенное.
— Я не… я не понимаю…
Какая-то странная эмоция скользит по лицу Уэда и почему-то заставляет Сэй ощутить стыдливый укол от своего невежества. Это и в самом деле важный вопрос? Тогда почему Тайлер ни словом не обмолвился об этом?
— Правилами ритуала Войны Святого Грааля, — спокойным тоном поясняет Уэда, — установлено, что новая Война может начаться не раньше чем через шестьдесят лет после окончания предыдущей. В первый раз так и было. Во второй — нет.
— И что же… что же это значит?
— Это значит, что с ритуалом что-то не так. Что-то нарушено.
— И… и только поэтому? Только поэтому вы хотите дать этому безумцу уничтожить всё?!
Гневное возмущение вновь начинает клокотать в Сэй. Она не может понять, что такого важного в том, что говорит Уэда. Если бы это действительно было важно, разве Тайлер бы ей не сказал?!
— У него ещё может не получиться, — задумчиво отвечает мужчина. — А может он и правда нашёл выход. В этой Войне нет никакого смысла.
Да он звучит безумнее, чем Мастер Райдера! Подумав это, Сэй пытается выдернуть руку, но на удивление Уэда держит очень крепко.
— Всё почти закончено, — говорит он. — Подождите.
— Я не могу ждать! — Сения отчаянно пытается вырваться. — Пустите меня! Если это правда, он же уничтожит всё!
Каким-то чудом она вырывается, успевает пробежать несколько шагов, но уже понимает, что не успевает.
Испещрённый десятком сочащихся кровью ран, едва стоящий на ногах, мужчина заносит нож перед последним ударом…
…Ему видится старый дом. Когда-то он был в нём, и покинутое здание оказало на Бензета гнетущее впечатление.
Он думал, что увидит призраков прошлого, но встретился лишь с пустотой.
Род Катель почил. Когда не осталось никого, кто смог бы защитить дом от посягательств, мародёры растащили всё, что представляло хоть какую-то ценность. Что не было вытащено, то было разломано. На втором этаже в некоторых комнатах находились старые ночлежки бродяг.
В деревне неподалёку говорили, что в доме появляются призраки, но Бензет провёл там всю ночь — и не было никого, кроме сквозняков и пауков.
Даже призраки покинули это место. И он не смог никому сказать, что он всё ещё жив, что он сможет упокоить их души. А может, их души и так были упокоены, а может их стёрла из мироздания грязь этого ритуала.
…Ему видится мать. Милая немного зашуганная женщина. Она одновременно и боится говорить о магии, и подталкивает своего сына к ней. В редкие минуты, когда ничего не нарушает её спокойствия, она обнимает Бензета и поёт с ним дурашливые песенки.
…Ему видится бабушка Мари. Она строжится на него за какую-то шалость и высказывает матери, что та не следит за его воспитанием. Бензет вдруг вспоминает фразу «Ваша мать бы никогда не позволила такого отношения к себе!». Аделайн могла бы ответить, но каждый раз когда Мари упоминала Леа Катель, мать всегда тушевалась, а потом тихо плакала от своей беспомощности.
…Ему видится Сандрин Аддерли. Женщина, столь же сильная и уверенная, сколько слабая и отчаявшаяся. Её образ под луной навечно запечатлён в его душе, и в какой-то мере он даже рад, что смог встретиться с ней здесь. Может быть, когда эта Война закончится, отчаяние отпустит её.
…Ему видится белокурая Эстель. Девочка, чей образ создало его воображение, погибшая много лет назад. Он видит её распластанное тело с выцветающей вязью Командных Заклинаний — символ его стремления.
…Раны его болят. Он боялся, что с каждым нанесённым разрезом ему будет страшнее делать новый, но всё оказалось наоборот — с каждым вонзанием лезвия он только всё больше обретал уверенность. Его радовала поддержка казалось бы главного почитателя этого Ритуала, его радовало, что несмотря на недовольство Райдера, он не прекращал тренироваться, и теперь, несмотря на дрожь, на непривычность, он всё же наносил ровные надрезы в нужном порядке, даже не сбиваясь со слов заклинания.
Он отработал этот ритуал до автоматизма настолько, что даже проведение его на самом себе не сбивало.
В конце концов, он знает, что делает именно то, что нужно. Единственную правильную вещь во всей этой истории сделает именно он, Бензет Тома, потомок Леа Катель. В нём течёт кровь прародительницы ритуала, погибшей от своего творения, кому как не ему стать тем, кто поставит точку?
В отличие от остальных он не был слеп. Чудо, сотворённое грязью, никогда не сможет быть Истинным Волшебством. А может даже и нет никакого Чуда, есть только убийства, кровь и отчаяние. Кто сможет сказать, если за семьдесят лет так и не случило ответа?
Бензет делает глубокий вдох. Нельзя останавливаться, нельзя давать себе слабину. Это его решение, и он уверен, вся его семья одобрит это.
Он размахивается. И последнее, что останется в его умирающей памяти — окруживший тело свет.
***
Первая это замечает Аки. Она удивлённо ахает, оглядываясь, и теперь Тэкео и Тайлер оба замечают столп света, взметнувшийся ввысь как раз со стороны Соколиного Уступа. Несмотря на солнечный день он выделяется, привлекая сотни и тысячи лишних взглядов.
— Ты, — привлекает внимание голос Тайлера, — присмотришь за ней.
Эта фраза не вопрос, не просьба, а утверждение. Тэкео собирается возразить, но Аки крепко цепляется за его руку, и юноша различает сильную дрожь, которая бьёт тело девочки.
Он кивает, хотя Тайлер и не дожидается ответа — он уже запрыгнул обратно на водительское кресло, и автомобиль с противным визгом резко стартанул, покидая ворота дома Уэда.
Дрожь Аки становится сильнее. Ни она, ни Савада не знают и не понимают, что только что произошло где-то там вдалеке, но тревога и беспокойство настигают их обоих.
«Там явно что-то жуткое, если даже он сорвался так быстро», — думает Тэкео.
Он переводит взгляд на Аки. Кажется, ещё секунда, и её страх прорвётся громкой истерикой.
— Эм… — Тэкео говорит первое, что приходит на ум, — а ты умеешь делать котят из света?
Дрожь не проходит, но Аки смотрит на него с лёгким недоумением в глазах и качает головой. Тэкео решительно идёт к дому, и девочка покорно идёт за ним.
— На самом деле, — честно признаётся он, — я тоже. Но мой брат умел, и я примерно помню, как он делал. Хочешь попробуем вместе?
Аки кивает.
***
Когда столп света пронзает небо над городом, Коноллан, пытавшийся занять себя чтением комикса, внезапно ощущает что-то в себе. В первую секунду ощущение походит на лёгкое покалывание в груди, и мальчик почти не обращает на это внимание, но вскоре резкая боль пронзает всё его тело.
Извиваясь, он кулем валится с кровати на пол, утягивая за собой одеяло, зажатое в судорожно сцеплённых пальцах. Боль, не похожая ни на что из того, что он мог ощущать ранее, едва ли не стирает разум. Коноллан пытается закричать, но сжатые зубы позволяют издать лишь громкое мычание .
Перед глазами его мелькают, ослепляя и сводя с ума, образы: плачущая над чьим-то телом мама; оглушающий взрыв; дядя, сжимающий обрубок кисти; мужчина в красном, поднявший руку в защитном жесте; длинный мост; девушка в синем платье; старик с жёстким взглядом; водопад тьмы; нежность; женщина с окровавленным кинжалом; трясущиеся кости; воин в золотом; блики огня; безумный отчаянный крик; боль; плачущая девушка под дождём; исчезающий Лансер; женщина в белой маске; разрушенный замок; раздирающий горло смех; мужчина в тёмном пальто; тёмный подвал; безумие; кружащаяся девочка; выстрелы — и множество, множество, безмерное множество смазанных картин, лиц, мест, звуков и чувств.
Он не может ухватиться ни за одно из этих явлений. Он не может понять, его ли это мысли, чьи-то другие, картины прошлого, настоящего или будущего. Они появляются в его разуме и тут же исчезают.
Кажется, будто это всё будет длится бесконечность, пока боль не поглотит полностью, но как только столп света опадает — всё заканчивается.
Взмокший от пота, обессиленный, Коноллан облегченно выдыхает, внезапно понимая, что всё это время даже не дышал.
— Мама… — бормочет он в пол и отключается.
