За шкафом

Кап. Кап. Кап. Саске простоял в душе много времени. Вода забирала алую краску с кожи, и смывала в водосток. Красные ручейки пробегали под ногами и закручивались водоворотом. Младший Учиха наблюдал за воронкой и чувствовал, как его затягивает внутрь и кружит из стороны в сторону. Он должен был бы чувствовать отвращение, страх, тревогу, но в груди было пусто, и только лёгкая сладость плескалась под рёбрами. Его щекотало лишь одно чувство. Саске не мог найти слов, чтобы описать его, но ему было приятно, что Итачи все-таки пришёл за ним и привёл домой. Он не мог назвать это благодарностью или удовлетворением, но каждую косточку и мышцу окутывало чем-то тепло-приятным. Его не оставили одного, не бросили, не облили чем-то похлеще, даже слова плохого не сказали. Его взяли за руку и отвели домой. Как же долго он ждал, сидя здесь, в холодной ванной по ночам, что старший брат протянет руку и заберёт. Саске ждал вечность. Но она прошла, и брат стал прежним, таким, каким Саске помнил его всю жизнь. Как же он любил Итачи! Как ждал, когда он отбросит в сторону упрёк и безразличие и вспомнит о нем, о своём маленьком брате. Но он так долго не вспоминал! Так долго издевался над ним и мучил, мучил... Сколько же пришлось стерпеть подростку, чтобы на него просто обратили внимание, просто позвали по имени, взяли за руку. Чтобы дождаться объятий пришлось сидеть в холодной ванной, слушать отвратительные стоны, ненавидеть Изуми и желать ей неминуемой смерти. Чтобы вернуть любовь Итачи Саске пришлось пройти через ад. Саске пришлось пожертвовать самим собой, утопить себя в омуте греха и наивно ждать, когда его вытащат наружу и вдохнут свежий воздух в онемевшие легкие. Был ли смысл в том, чтобы ждать помощи от того, кто подбил тебя на преступление? Маловероятно. Но Саске его видел и ждал, покорно ждал. Поворот крана и вода больше не смывает грязь с тела. Он чист, но есть то, что не под силу смыть даже святой воде. Есть нечто, что сидит под самой кожей и раздирает изнутри. Он вытирался мягким полотенцем, но чувствовал, будто трет по коже наждачной бумагой. Надевал легкую домашнюю одежду, но ощущал, будто она тонной килограмм виснет на нем. Тихо шел в комнату, но шаги грохотом отбивались в ушах. Наконец-то он один. Как же Саске ждал, когда сможет остаться дома и услышать только стук секундной стрелки, вдохнуть запах лишь дома, только дома и никого, совершенно никого там не увидеть. Как он был рад. Такую же пустоту хотелось чувствовать и в груди, но ее рвало на части и жгло. Только плакать не хотелось. Хотя, нет, все же хотелось, только в этом не было смысла – разве что подушку намочит, а легче не станет. Младший Учиха зашел в комнату и замер возле двери. Он отчего-то долго-долго смотрел на родительскую кровать, кресло отца, их телевизор, но еще дольше на шкаф, разделяющий комнату надвое. Подросток чувствовал, что он точно также разделил и его жизнь на две части. В комнате совершенно не хотелось находиться, но ему больше некуда идти и из двух зол, он выбирает меньшее – то, что ему роднее – идет за шкаф. Не осталось никаких сил, и Саске почти падает на кровать брата. Черт, зачем он сюда лег? Он смотрит потупившимся взглядом на свою собственную и не решается встать. Постель Итачи будто держит, затягивает в матрас и младший Учиха почти чувствует руки старшего на каждом сантиметре своего тела. Даже сейчас он не может побыть один. Откуда у Итачи такая зверская способность быть везде? Откуда такие длинные крепкие руки, достающие до горла даже сейчас? Как он родился таким? И кто его родители? Саске не был уверен, что у них одни мать и отец. Итачи точно был рожден не от человека, не от такой же крови как у младшего. В старшем брате было что-то темное, пугающее, заставляющее дрожать и желать молиться, мучительно долго стоять на онемевших коленях и шептать, нашептывать святые слова. В нем было что-то от самого дьявола. Но Саске нуждался в нем. Холодная постель засасывала, а он лежал безвольный и, казалось, бездыханный. Открытые глаза не видели ничего, а на грудь давило так, что невозможно было дышать. Младший опять вспомнил вчерашнюю ночь и сжал в руке простынь под собой. Вчера она была такой же холодной? Его точно так же утягивало в матрац? А что делали родители? Разве было настолько тихо, что они ничего не услышали? Саске не мог вспомнить. В голове всплывало только, что его придавили к кровати. Он ничего не видел, потому что плакал и слезы мутили взгляд. Помнил мокрую подушку. Помнил, как крепко его держали, как шептали на ухо, только слова уже забылись… Саске помнил, как невыносимо близко был Итачи, как он сжимал его ляжки. Подросток резко открыл глаза, потому что еще чуть-чуть и он бы вспомнил, как в него входил член старшего брата. Как в него медленно вошли и двигались. Назад-вперед, назад-вперед. С напором. С желанием. С удовольствием. Еще чуть-чуть и он бы почувствовал, как вчера растягивались его мышцы, как его заполняли без остатка. А он хотел почувствовать хотя бы объятия, хотя бы что-то человечное. Тысячи, даже миллионы людей занимаются сексом каждый день и не находят в этом ничего необычного. Так почему же Саске противился лишь одной мысли о подобной близости? Это не стыдило его, не смущало, но ему было неприятно. Почему подросток, пышущий здоровьем и энергией, не хочет знакомиться с девочками, гулять с ними, ходить на свидания? Почему он не может, как старший брат найти себе какую-нибудь «Изуми» и завести отношения? Если подумать у него никогда не было серьёзных мыслей о подобном. Младший Учиха ещё никогда не задумывался о собственной семье, свадьбе и детях. А сейчас даже сложно представить, что он окончит школу, пойдёт в университет, и там с ним будут заигрывать именно для этого. Нет, невообразимо. Это невообразимо думать, что он кому-то понравится. Разве он может кому-то понравится таким..? Слабым, грязным, испорченным. А может Итачи его так наказывал? Взрослые люди всегда наказывают, если младшие что-то не так делают. И Саске привык, что поучает его именно старший брат, а не мать с отцом. Быть может, он действительно плохой человек, быть может, он плохо себя ведёт и поэтому Итачи проучил его? Погодите, младший же решил, что вчера ничего не было, что ему все приснилось, показалось. Старший брат говорил, что люди живут в мире собственных иллюзий и сейчас Саске наверняка обманывается на счёт вчерашнего. Скорее всего, он видит дурманящее красное марево, которое кипятит его изнутри и накаляет добела. Саске настойчиво бежит от самого себя, удирает изо всех сил, спотыкается. Пока он не упадёт, он ничего не осознает и не примет. Пока Учиха справляется, но так будет ровно до тех пор, пока он не посмотрит в лицо своему страху. Медленно-медленно Итачи перешагивал ступени. Намеренно не воспользовавшись лифтом, он поднимался на седьмой этаж. Он уже все обдумал, когда шёл от школы к дому. Учиха твёрдо намеревался изменить сложившиеся с младшим братом отношения. Так не должно быть. Не должно быть так жестоко и односторонне, так пугливо и боязко. Старший вовсе не намеревался извиняться или разделять иллюзию брата. У Итачи все просто: либо они играют по его правилам, либо Саске проигрывает. Но он действительно хотел утешить подростка и убедить его в правильных вещах. В вещах, которые он сам – Итачи – считал правильными. Медленно-медленно он доставал ключи, медленно-медленно открывал дверь и немедленно хотел видеть брата. У Саске был сложный день, но исправить все необходимо было сегодня, прямо сейчас. Итачи убьёт двух зайцев одним выстрелом: он выбьет почву из-под ног Саске и тот забудет о печальных событиях в школе, а ещё он начнёт, обязательно начнёт расценивать действия старшего брата иначе. Так как угодно старшему Учихе. Итачи научит Саске думать правильно. Металлический шорох ключей был для подростка молнией прорезающей небо, а щелчок замка прозвучал громом. Ливень эмоций в один миг промочил до нитки вставшего с кровати Саске. Не холодные, а ледяные капли стекали по спине, когда он неуверенно выглядывал из-за шкафа. Там его смерть, вдруг проскочило в голове. Нет, жизнь, противоречиво твердил парень. Нет, вовсе нет – там брат. Просто его старший брат. Ветер бури передвигал ноги, подбивал двигаться, заглянуть дальше и, наконец, увидеть хоть кого-то. Хоть смерть, хоть жизнь – только не остаться одному. Не умереть заживо. Родная, давно знакомая фигура стояла за шкафом. Длинные волосы собраны в хвост, рукава рубашки закатаны к локтям, джинсы безупречно-ровной тканью обтягивали ноги. Ни одной лишней складки на одежде, ни единого растрепавшегося волоска. Саске всегда видел старшего брата таким – возвышенным. Он был умнее учителей, взрослее родителей, ответственнее отца и заботливее матери. Для младшего Итачи всегда являлся образцовым примером человека, на которого стоит равняться, которого стоит слушаться. Саске никогда не слышал, чтобы брат говорил глупые и несуразные вещи, никогда не становился свидетелем его необдуманных поступков – а раз не видел, значит, Итачи их не совершал. Но теперь младший Учиха совершенно не понимал, как относиться к старшему брату. Что о нем думать? Он злодей или просто перегибает палку? Саске стоит осуждать его или повиноваться? Итачи преступник или все еще его брат? Рассуждения только сильнее омрачали действительность, но парню некуда было бежать, потому что его реальность вырастала прямо перед ним. Итачи за несколько шагов подошел к брату и возвысился непреодолимой скалой. – Как ты? – плеча Саске коснулась рука. Легкая, теплая, заботящаяся, но ему хотелось сбежать и свернуться под одеялом. Саске подставлялся под пощёчину, а получил ласку. Неожиданно и, нет, не приятно – страшно. Почему он боится? Итачи ведь его брат, он ничего с ним не сделает. Саске не зачем так напряженно сводить лопатки. За неделю он привык, что его отталкивают и кусают, а сейчас почти что погладил по голове. Сейчас им интересуются и спрашивают как он. Это ли не счастье для недолюбленного ребёнка? Счастье, настоящее счастье. Саске отбрасывает никчёмные страхи в сторону и обнимает старшего брата, прижимаясь ухом к груди. Он слышит стук сердца и трепещет в ответных объятиях. Подросток дышит в такт ударам, внимательно слушая чёткий ритм. Он успокаивается и забывает обо всем, совершенно обо всем на свете. – Хорошо, все хорошо, – шепчет Саске. Все совсем не хорошо, но сейчас – когда рядом родной человек – все на своих местах. – Саске, – в тон голосу младшего шепчет Итачи. Он запускает руку в волосы брата и перебирает короткие пряди. – Рано или поздно все провинившиеся будут наказаны. Неважно бог или кто-то другой – но возмездие настигнет всех. Однажды и твой сегодняшний обидчик поплатится. – Вряд ли. – Почему ты так думаешь? – Потому что справедливости не существует. – Хах, справедливости, может, и нет, – разделяя мысль подростка, отвечает Итачи, – зато есть я. Саске поднимает голову, чтобы посмотреть на брата. Итачи – справедливость? – Не нужно становиться судьёй, чтобы воздать по заслугам виновным и не нужно быть богом, чтобы наказывать их. Придёт время, когда все получат по заслугам, вот и все. С тобой больше ничего не случится. Пока ты со мной – все будет хорошо, понял? Они смотрели друг другу в глаза, ища ответы на собственные вопросы. Итачи хотел убедиться, что до брата дошли его слова. Саске хотел понять может ли он доверять. – Да, – кивнул парень, разжимая руки. Он хотел предложить пообедать или посмотреть что-то вместе, но Итачи не отпустил его. Руки старшего брата все так же покоились на голове и спине. – Итачи? – Саске смотрит с вопросом. – Всё будет хорошо, – снова говорит старший, целуя брата в лоб. Мягкий жест доверия бросает Саске в озноб, но он не отпирается. Это всего лишь лоб, всего лишь мимолетный поцелуй в лоб. Брат просто хочет поддержать его. Но вот Итачи целует щеку и маленький брат уже ощутимо вздрагивает, упирая руки в грудь старшему. Он не толкает, не бежит, не решается что-то сказать – без слов просит остановиться. Руки Итачи ощутимее сжимаются на талии, а он тянется вперёд, чтобы поцеловать в губы, но Саске дёргается, сильнее упирает ладони в грудь. – Не надо, пожалуйста, – просит подросток, – пожалуйста, братик, – словно ребёнок говорит он. – Чш-ш, – слышится в ответ. Руки на талии нисколько не ослабляют хватку, Итачи не думает податься назад и только наклоняется ближе. – Я же сказал, что все будет хорошо, Саске. Ты не веришь мне? – Верю, – парень находит силы, чтобы ответить, – я верю. Только стань не так близко... Пусти меня. – Разве я могу тебя отпустить? Саске-Саске, ты же знаешь, я желаю тебе только добра. Я хочу помочь тебе. Ты понимаешь меня? – в голосе шелестят игривые нотки, руки мягко оглаживают спину младшего брата, но тому кажется, что его бьют. – Итачи, – он вновь пытается оттолкнуть его или хотя бы нырнуть вниз, чтобы выбраться, но кто бы его пустил. – Давай ты отпустишь меня и мы... Мы можем что-то сделать вместе. – Конечно, можем. Несомненно. Мы сделаем что-то вместе прямо сейчас, Саске. Только ты и я. Обещаю, тебе понравится. Младший Учиха мотает головой. Он не хочет верить, что Итачи намекает на то, о чем он думает. На то, что он решил считать глупым сном. Разве может это быть правдой? Разве такой ужас действительно мог произойти? – Маленький брат, все не так страшно. Знаешь почему? – Итачи гладил его шею, мягко оттягивая волосы. – Потому что я с тобой. Помнишь, ты говорил в детстве, что хотел бы всегда быть со старшим братом? Все именно так, Саске, я могу всегда быть с тобой, – старший терся носом об ухо брата и шептал ему успокаивающие слова. – Н-не надо... – Берёшь свои слова обратно? Глупый, ты не знаешь от чего отказываешься. Я могу показать тебе совсем другой мир, – он прижимал подростка ближе к себе, вдавливал в свою грудь. – Прекрасный мир, полный любви. Ты ведь хотел бы, чтобы тебя любили? Саске все слышал, но совершенно не улавливал смысл слов. Он думал только о том, как убежать и спрятаться. – Нет, нет, не надо. Я ничего не хочу. Когда руки Итачи ненавязчиво нырнули под футболку, ласково касаясь спины, младший затоптал на месте, наступая на ноги брату. Саске пытался выбраться, но Итачи его совершенно не слушал. Младший боялся его прикосновений и размеренного шепота. Его пугала аура брата и упирающийся в низ его живота напряженный член. Он же не верил, вчера же ничего не было! Почему он опять чувствует то же, что и ночью?! Разве брат его не спас сегодня? Разве он не хороший?! Хватит, пожалуйста, хватит! – Саске, знаешь мне звонила Изуми... Учиха-младший мгновенно затих и поднял голову, чтобы посмотреть на Итачи. – Да, Изуми звонила, она хочет... – Нет, не звонила! – вот уже Саске самостоятельно цепляется за брата и прижимается к нему, будто никогда ничего не боялся, будто сам хотел близости. – Не звонила, не звонила! Не звонила, ничего не хотела, пожалуйста... Саске подтягивается и встаёт на носочки, чтобы уткнуться носом в шею старшего, неловко клюёт его звонким поцелуем в плечо и крепко обнимает. Подросток цепляется то за спину, то за плечи и жмётся близко-близко, а его так же крепко обнимают в ответ и целуют макушку. – Чш-ш, никто не звонил, никто. Мне показалось. Показалось же? – Да, тебе показалось, никто не звонил, никто ничего от тебя не хотел. – Верно, пойдём, – он берет Саске за руку и ведёт к прикроватной тумбе, откуда достаёт презерватив и небольшой пластиковый бутылёк смазки. Он передаёт это все в руки подростка. – Держи, – парень судорожно мотает головой, пытаясь отдать эти предметы Итачи, но тот только в приказном тоне произносит: – Я сказал держи. Саске остаётся только покорно выполнять просьбу, иначе может выясниться, что Изуми действительно звонила и решила вновь посетить их дом. Младший до ужаса боялся увидеть девушку снова, потому предпочёл сжать в левой руке запечатанный презерватив, а в правой – тюбик прозрачной жидкости и ни за что не смотреть на них, иначе он залезет под кровать сию секунду. – Идем, – Итачи кивнул подбородком, указывая направление. – Выходи из-за шкафа. – А... – он сильнее сжал предметы в руках, глотая стыд, чтобы спросить, – кровать? – Она нам не нужна, не сегодня. Сегодня все будет иначе, Саске, – Итачи обводит лицо брата ладонью и со всей нежностью сжимает подбородок. – Я покажу тебе, какой бывает любовь. Саске хочется сглотнуть, но он боится даже сделать вдох. Старший брат надавливает пальцем на губы, настойчиво пытается приоткрыть рот подростка, а младшему остаётся только покориться и почувствовать палец брата на кончике языка. Он не хочет узнавать, зачем Итачи это делает. Он не пытается сопротивляться, когда его рот оставляют в покое и подталкивают к родительской части комнаты. За окном, словно смеясь, светит солнце и играючи бежит к горизонту. Но до заката ещё далеко, как и до прихода родителей. Саске знает это, а потому не тешит себя надеждами и не пытается перечить брату. Кажется, парень смирился с неизбежностью своей судьбы и больше не бежит. Он кротко следует за Итачи, который останавливается у отцовского кресла. Старший Учиха опускается в него и выглядит, по меньшей мере, хозяином ситуации. Так оно и есть, только лишь младший не знает куда себя деть и как протолкнуть комок стыда в горле. – Подходи ближе, Саске. Я не съем тебя. Нечего бояться. Но он боялся. Боялся, что их увидят. Боялся, что Изуми придёт снова, если сейчас он не подойдёт к брату. Боялся, что его накажут. Боялся, но шёл к Итачи. – На колени, – коротко сказал старший. Младший Учиха был в ступоре недолго, после чего встал на колени перед родственником. Тот издал лёгкий смешок, не насмехаясь, но отчего-то веселясь. – Ко мне на колени, глупый брат. Саске подскочил с пола. Он чувствовал, как вспыхнули щеки. И, правда, зачем бы Итачи просил встать перед ним на колени? Глупости. А потом Саске говорит ещё более глупую вещь, но старший снисходительно улыбается и на нее: – Я постою. – Если хочешь – можешь немного постоять. Давай её сюда, – он протягивает ладонь, указывая на смазку. Младший тут же суёт бутылочку в руку брата. Он избавляется от одного из предметов их преступления, и становится немного легче. – Зажми его между зубами, – Итачи показывает на презерватив, – и сними футболку. Саске шумно сглатывает и сжимает небольшой квадратик губами. Ему незачем стесняться брата, да и нет ничего страшного в том, чтобы снять футболку – они ведь оба парни. Подросток внушает себе эти мысли и все-таки стесняется, когда бросает одежду на пол. – Верно, нам не нужно лишнее, – говорит старший и расстегивает пуговицы на школьной рубашке. – Так намного лучше, – он притягивает к себе брата, оставляя руки на его талии. – Нет, нельзя. Держи так, пока не разрешу взять в руки, – предупреждает парень, когда видит, что Саске, хочет вытащить презерватив изо рта. – Саске-Саске, тебе нечего стесняться – ты не делаешь ничего плохого, – говорит Итачи, снимая с брата домашние штаны. – Верно? Учиха-младший должен что-то ответить, но не может ни подтвердить, ни опровергнуть слова брата. Если бы он был согласен, разве вздрогнул бы, когда Итачи начал снимать с него трусы? Разве бы посмотрел на него таким слезливым взглядом? – Не веришь, да? – спрашивает старший Учиха и целует младшего возле пупка. Он оставляет блестящую полоску слюны, мазнув языком ниже. – Не веришь и дрожишь, – парень забирает презерватив, сжатый меж губ и вертит его в руках. – Думаешь это плохо? Саске некуда деться. Он не может уйти, не может промолчать, не может не смотреть на брата, когда тот говорит с ним. Младший полностью обнажен перед ним во всех смыслах: голое тело и голая душа. На заданный вопрос подросток кивает. Очень коротко, медленно, но кивает, подтверждая слова Итачи. Откинувшись на спинку кресла, старший из братьев непринужденно спрашивает: – Почему? Отвечай. Учиху словно спрашивает строгий учитель, не позволяя сесть на место, но ощущения намного, намного хуже. – Мне холодно, можно я оденусь? – пытается оттянуть неизбежное младший. – Мне нужен ответ. – А потом можно будет одеться? – Нет, – жестоко рушит иллюзии брата Итачи. – Отвечай, Саске. Если он соврет – не произойдет ничего страшного, но подросток почему-то уверен, что брат узнает и ничего хорошего не случится. – Почему это плохо, Саске? Почему ты так считаешь? – продолжает свой натиск Итачи и волны расходятся, выпуская наружу слова: – Потому… Потому что так нельзя. Нельзя это делать. – Конкретнее, – требует старший брат и вынуждает младшего говорить слова, которые никогда не касались его языка прежде. – Мы не можем… не можем, – шепчет Саске, – заниматься сексом, – на вопросительный взгляд он добавляет: – Потому что мы мальчики. К его несчастью Итачи только ласково улыбается на такое заявление. – Почему мальчики не могут заниматься сексом? – убаюкивающим голосом вопрошает он и берет брата за руку. Итачи переплетает их пальцы и гладит ребро чужой ладони. Ему нужно было именно такое состояние младшего брата – когда тот уже не может отворачиваться, когда его глаза не скрыты темным небом, когда неискренне просто нельзя. Итачи словно ждал дня, когда Саске окажется выжат эмоционально, когда устанет от всего, когда сдастся на чужую волю, когда будет открыт. И вот ему нечем прикрываться, нет возможности отговориться и вырвать руку, а Итачи наконец-то может объяснить брату многие вещи. Он оглаживает ребро его ладони и смотрит в глаза, он говорит спокойно и непринужденно – делает все, чтобы Саске впитал информацию как нужно, правильно. – Глупый, девочки или мальчики – нет разницы. Как и между нами с тобой. – Есть, сестры и братья не могут… Им нельзя, н-нельзя заниматься сексом. – Кто тебе это сказал? – Я не знаю. Никто, так в Библии написано. – А ты ее читал? – вторая рука Итачи скользит по бедру и оглаживает ягодицу, пока младший отрицательно машет головой. – Тогда не будь так уверен. Лучше подумай о другом: я когда-то врал тебе? – Не знаю, – Саске рефлекторно сжимает ягодицы. – Чш-ш. Не знаешь или не хочешь признавать, что не врал? – младший молчит, а старший продолжает уверять брата в поражении. – Ты знаешь, что я прав. Я не вру, Саске – ложь не приносит мне никакой выгоды. А правду я ценю, в этом ведь ты уверен? – пальцы бархатным шелком касаются внутренней поверхности бедра и вызывают табун мурашек. Саске отвечает не сразу и Итачи понимает, что выбрал верный путь. Младший брат не сосредоточен на разговоре, он уже переключился на ощущения. – Все равно, все равно нельзя. Мама и папа, что они скажут? Если они узнают, они нас убьют. – Подумай, разве они обсуждают с нами личную жизнь? Нет. Это не принято. Точно так же не должен это делать и ты. Это только твой выбор Саске, ты сам его делаешь, только ты, – Итачи легко тянет к себе, вынуждая подойти ближе и остановиться у самого кресла. Своими коленями он касается колен младшего брата и просовывает одно между ног, чтобы не было соблазна стыдливо свести их вместе. – Или ты сам решишь рассказать им? Он быстро машет головой: – Нет! – Саске мимолетно смотрит вниз, отслеживая движение руки брата. – Но, – он поднимает глаза вновь, встречаясь со взглядом брата. Очевидный протест кажется уже менее очевидным, – но… Папа говорит, что так нельзя, что это отвратительно! Нормальные парни так не делают. – А сам он делает это едва не каждый день. Слишком противоречивое заявление, правда? А еще он говорит, что огурцы вкуснее помидоров, но ты ведь с ним не согласен? Не все есть истина, Саске. Свою истину ты выбираешь сам и живешь ею. Разве это плохо? – спрашивает старший и целует живот брата легкими, щекотливыми движениями осыпая кожу. Он отпускает его руку и кладет обе ладони на бока, медленно опускает их вниз и заводит за спину. – Разве это неприятно? Разве это мерзко? Чушь. Любовь не может быть мерзкой. Младший из братьев не может отрицать, а если бы и замотал головой, то соврал себе. В теплых прикосновениях не было боли, не было отвращения. – Держи, – Итачи снова протягивает презерватив. – Открывай. Удивительно, но Саске без лишних вопросов осторожно надрывает упаковку и тянет уголок в сторону. Старший брат расстегивает штаны и спускает их вниз вместе с бельем. Теперь они оба почти полностью голые, если не считать школьную рубашку. Младший сглатывает, когда слышит ожидаемую просьбу: – Надень его на меня. На не менее ожидаемое махание головы брата, он вновь тихо шепчет и успокаивает: – Тихо-тихо, иди сюда, – он притягивает вниз, заставляя коленями упереться в кресло. – Давай я тебе помогу, – он вытащил презерватив из упаковки, вручая латексный кружочек в скованную руку. – В этом нет ничего страшного, не бойся. Сейчас ты сам все почувствуешь, – Итачи берет вторую руку брата и кладет на свой член. Нерасторопно ведет вверх и возвращается вниз, чтобы немного крепче сжать пальцы младшего. – Прекрасно. Давай сделаем это вместе, я объясню. Смелее, – он отпускает одну руку брата, чтобы перехватить вторую и опустить ее к паху. – Опусти ближе к головке. Вот так. А теперь придерживай другой рукой и раскатывай вниз. М-м, умница. А теперь садись ко мне. Кресло широкое и позволяет младшему поставить колени по обе стороны от бёдер брата и сесть ему на ноги. – Тебе нечего стесняться, – говорит Итачи, замечая, что подросток не смотрит на него. – Ты красивый, умный мальчик. Может, ты не замечаешь, но к тебе проявляют внимание. На тебя смотрят с восхищением и завистью неспроста. Тебя любят. Саске хмурит брови и мотает головой. Он уже давно убедил себя в том, что никому не интересен, что его никто не любит. – Я не вру, помнишь? Это не лесть, маленький брат – это правда. Многие мальчишки хотели бы быть похожими на тебя, – Итачи гладит его грудь и поднимает руку выше, чтобы дотронуться до щеки. – Ты прекрасен. Не сомневайся в этом. Я хочу, чтобы ты был уверен в себе, в своей красоте, в своёй уникальности. Хочу, чтобы ты был в этом убеждён каждую минуту своей жизни и сейчас особенно. Сейчас, когда мы будем заниматься любовью. – Зачем? – Что именно? – уточняет старший, солнечными прикосновениями лелея шею Саске. – Зачем нам это делать? – Все просто, Саске. Потому что я люблю тебя. Люблю сильнее других. – Любишь? – удивлённо спрашивает парень, наконец, смотря на брата. – А ты сомневаешься? Глупый, мой глупый Саске. Я покажу тебе любовь в чистом виде. Ты ощутишь её каждой клеткой своего тела. Доверься мне и ты почувствуешь первозданную силу любви, которой её наделил бог. Ты веришь мне? Младший Учиха молчит и смотрит на брата. Он очень хочет верить ему, очень хочет, чтобы его любили, так как и говорит Итачи. Саске больше всего боится оказаться никому ненужным, но ему, наконец, говорят, что его все-таки любят и он кивает. – Молодец, хороший мальчик, – старший скользит шелком поцелуев по шее и срывает искренний вздох. Итачи, пытаясь не испугать, берет не вставший, но напряженный член и заключает в кольцо пальцев. Он неспешно ведет и смотрит в мечущиеся глаза брата. –Чш-ш, сиди смирно. Я ведь не делаю тебе ничего неприятного, правда? Саске, нет ничего плохого и стыдного в том, чтобы получать удовольствие. Если ты будешь доверять мне, я сделаю тебе настолько хорошо, что ты будешь умолять меня делать это с тобой каждый день, ещё и ещё. Только верь. Верь и получай удовольствие от старшего брата, – призывный шёпот песней доносился до ушей подростка. Итачи ласкал младшего брата тёплой негой, которой никто раньше не трогал его. Стеснение и неловкость алым разукрасили бледные щеки брата. Пылающий закат из вереницы чувств ярким заревом отражался в тёмных глазах. Старший знал, что чувствует Саске – ему не стоило и смотреть на него, чтобы знать обо всех его мыслях, обо всех эмоциях. Горячий, горящий и пылающий мальчик распалял Итачи до каления и потрескивания угольков. Заинтересованность старшего брата в нем – Саске – заполняла разум подростка и не обращать на неё внимания было невозможно. Невозможно было и проигнорировать уверенно двигающуюся руку на его члене. Мягкие и методичные движения становились быстрее, чувственнее. До самого сердца, до самой глубины души. А жар расходился во все стороны и сбивал с ног. Саске не надо было стараться забыться, он уже это сделал – он уже попал в хитро расставленные любимым братом силки. Они захлопнулись, но не приносили никакой боли, только сладко-пылающие чувства, а Саске даже не боялся сгореть в них дотла. Младший приоткрыл глаза и встретился со взглядом хищника, внимательно следящим за каждым движением. Итачи опустил глаза вниз, рассматривая результат своих трудов – не столько тактильных, сколько все же словесных. Он провел большим пальцем по головке крепко стоящего члена, ни на секунду не переставая улыбаться. – Н-не, не смотри! – Саске схватился за его плечи и прижался ближе, упираясь членом в живот. – Тише, маленький брат, веди себя тише и покладистее. В возбуждении тоже нет ничего постыдного. Это естественная реакция твоего тела, – он прошептал на ухо: – оно говорит, что тебе хорошо. А я хочу смотреть на тебя и убеждаться в этом. – Пожалуйста, мне стыдно... Пожалуйста, не смотри туда. Пожалуйста, – тихо говорил парень в плечо брата. – Хорошо, давай так, – согласился Итачи, отнимая руку от Саске, попутно ловя разочарованный всхлип. Со скрипом приоткрылась дверца шкафа. Младшему показалось, что старший достал отцовский ремень и подумал, что его сейчас накажут, но в руках брата оказался всего лишь галстук. – Пусть не сегодня, но однажды ты будешь с большим наслаждением смотреть на то, как я тебя трогаю. Везде, везде, совершенно везде. И ты будешь упиваться одним только зрелищем. Но это будет не сегодня. Сегодня ты будешь только чувствовать меня, – младший Учиха с сомнением смотрел на галстук. – Ты мне веришь, помнишь, Саске? Веришь очень сильно и беспрекословно, потому что тебе и только лишь тебе я не сделаю ничего плохого, – Итачи завязывал брату глаза, обволакивая и топя во тьме. – А когда откроешь глаза – ты увидишь новый мир. И станешь моим светом, маленький брат. Теперь же забудь обо всем кроме меня и отдайся без остатка, без лишних мыслей и ты получишь бесценную награду. Ты сделаешь так как я говорю? Временно лишенный зрения, Саске чувствовал себя беззащитным. Но ведь если Итачи с ним, разве стоит бояться? Старший брат сказал, что любит его, что не обидит и не сделает плохо, а младший с детства верил ему. Верил и ступал по его следам. Сейчас же, когда он выжат до последней капли чувств разве он может сомневаться в брате? – Да. Я сделаю, – соглашается парень и собственными словами подписывает договор с настоящим дьяволом. Живым во плоти демоном, который оказался не в преисподней, а на земле, по истечению обстоятельств – в одной с ним квартире. По воле судьбы – его кровным братом. Итачи сейчас невозможно было назвать иначе. Яркие угли глаз сыпали жгучими искрами, когда он сжимал волосы Саске на макушке и оставлял слабые следы укусов на плече. Руки беспощадно впивались в тело охающего от напора подростка и трогали каждый сантиметр кожи. Язык оставлял горящие влажные дорожки на шее, а губы вовсе не баловали мягкостью и, казалось, стирали кожу. Без зрения каждое прикосновение отдавалось в сотню раз сильнее. Даже вздох на коже чувствовался сильнейшим порывом ветра. В отличие от брата, Итачи не стеснялся касаться его нигде и комментировать происходящее – напротив, это только сильнее действовало на него. – Скажи тебе страшно, когда я трогаю здесь? – пальцы скользнули в ложбинку меж ягодицами. – Не молчи – говори. – С-стыдно, мне стыдно. – Это исправимо, малыш. Я начну исправлять это сегодня, скажем, прямо сейчас. Саске услышал скрежет пластика и воздух выходящий, скорее всего, из тюбика, который дал ему Итачи. Младший неопределенно промычал, когда уже влажные пальцы вернулись на ягодицы. – Спокойно, это всего лишь смазка, чтобы было легче войти. Ты же умный мальчик, должен знать и такие вещи, – Саске был сосредоточен далеко не на словах, а на кончиках пальцев, которые ненавязчиво массировали вход. – Саске, стыдно должно быть воровать, а не это. То, что мы делаем – естественно. И даже это, – два пальца подались вперед, осторожно проникая в тело. Непонятные всхлипы сопровождали медленные движения. – Ты очень горячий там, – не скупился на разговоры обычно молчаливый брат. – Если бы ты видел себя со стороны сейчас – ты бы восхитился собой, Саске. Ты можешь сомневаться в других, но никогда – в себе. Ты прекрасен, – баюкающим голосом говорил старший Учиха, целуя шею. – Может больше не надо? – Саске не понимал действий брата. – Зачем… – он немного приподнялся на коленях, подаваясь вперед, чтобы отстраниться. – Мм-а-х. – Значит вот где, – Итачи двигал пальцами в одном направлении, придерживая брата за бок в одном положении. – Или мне прекратить? – М-м, – Саске попытался что-то сказать, но слова моментально вылетели из головы. Яркая вспышка в теле добралась до самых кончиков пальцев. Будто пронизанный миниатюрными иглами, он замер, чтобы после почувствовать еще и еще одну окатывающую волну. Это было приятно. Это заставило, приоткрыв губы, простонать куда-то в плечо старшего брата. Нет, младший не хотел, чтобы Итачи останавливался – ему нравилось. Нравилось чувство, отбрасывающее мысли, нравилось легкое онемение и сила, с которой его швыряет из стороны в сторону в океане чувств. Но пальцы вдруг скользнули из тела, и Саске вымученно сжал плечи брата, желая вновь получить незнакомые ранее ощущения. – Мне нужна твоя помощь, дай руку. На протянутую ладонь полилась прохладная вязкая жидкость. – Вот так, сюда, Саске, размажь ее, – он опустил руку младшего на свой член. – Мы же все делаем вместе – так помоги мне. Саске чуть отстранился и замер в нерешительности, но чуть погодя Итачи обхватил его ладонь и сделал первое движение вместе. – Именно так, а теперь сам, не бойся. Младший неуверенно провел по твердому члену, размазывая гель с ладони. – Правильно, молодец, – Саске гладили по макушке, поощряя, – еще немножко. У тебя замечательно получается. Можешь увереннее двигать рукой. Когда процедура была закончена, Итачи позволил вернуть влажную руку на свое плечо. – А сейчас тебе нужно быть послушным. Ты должен максимально расслабиться и опуститься на мой член. Я помогу – придержу тебя, но ты должен сделать это сам. В своем темпе, чувствуй свое тело и все получится, понял? – получив кивок, он положил руку на его талию. – Давай? – старший немного надавил, побуждая к действию. Саске сразу почувствовал головку возле входа и сжался, но успокаивающее поглаживание брата по выступающей тазовой косточке немного привело в себя. Подросток со всхлипом опустился ниже, полной мерой чувствуя, как в него проскальзывает член брата и замер на несколько секунд. – Правильно. Умница. Еще немного, Саске. Можешь чуть-чуть приподняться и опуститься еще раз. Учиха-младший следовал указаниям брата. Его хвалили, и ему нравилось это. Нравилось, когда поощряли. – Вот и все – ничего страшного, – говорил Итачи, гладя спину брата, когда тот полностью принял его член. – Я в тебе, уже весь. Теперь немного расслабься, отпусти себя. Я знаю, сейчас не очень хорошо, но ты ведь помнишь, что чувствовал, когда я трогал тебя пальцами внутри? То же самое будет и сейчас – поэтому ты сверху. Научись чувствовать свое тело, найди свой ритм, темп и границу удовольствия. Покажи мне другого себя. Сексуальными не рождаются, Саске, но я научу тебя быть таким. Итачи повел бедрами, но поза и кресло несколько ограничивали движения. Обе ладони он опустил на ягодицы парня, мягко оглаживая их и побуждая сделать первое движение. – Сделай это медленно, почувствуй меня от начала и до самого конца. Младший хоть ничего и не видел, и не мог понять, каким взглядом на него смотрит брат, но все же очень явно стеснялся пошевелить даже пальцем, не говоря уже о бедрах. На него возложили очень ответственную задачу, а облажаться перед Итачи не хотелось. И все-таки когда он сделал первое движение, его смачно похвалили: – Да, верно. Ты все правильно понял, продолжай, сделай так еще раз. Необласканный теплыми словами, младший хотел услышать это снова, потому незамедлительно начал двигаться. Плечи брата служили опорой. Сначала несколько неспешных движений, чтобы понять как это, чтобы привыкнуть к инородному чувству внутренней наполненности, чтобы приноровиться. А затем быстрее, крепче сжимая плечи Итачи. Тяжелое дыхание брата скользило по шее в такт движениям. Его пальцы откровенно норовили вцепиться в ягодицы Саске и задать свой темп. Учиха-младший понял, что имеет власть над ситуацией и это отразилось в его движениях. Теперь очень размеренно и плавно он опускался на твердый член, скользя пальчиками по напряженной спине. Саске понял, как ему нужно двигаться и что требуется делать, но вовсе не спешил воплощать это в жизнь. Раньше лишь он чувствовал чей-то контроль над собой, но теперь он тоже может хоть немного, хоть так контролировать брата. – Улыбаешься? – Саске даже не заметил, как уголки губ потянулись вверх. – Вошел во вкус, маленький брат? Я же говорил, что это не может не приносить удовольствие, но не позволяй себе так много, – властно говорит старший из братьев и крепко сжимает бедра парня. В следующую секунду по комнате разлетаются неожиданные охи, потому что движения Итачи оказываются намного интенсивнее и быстрее. Он не позволяет младшему контролировать процесс и делает так, как нравится ему. Он очень долго говорил, очень долго побуждал, а сейчас он хочет, наконец, получить желаемое и сорвать долгожданные стоны с пухлых губ. Итачи не дает брату сказать и слова, сделать хоть что-то – они быстро поменялись ролями, и ведущая роль вернулась старшему. Он прижал подростка ближе к себе, заставляя выгнуть спину, и звенящий вздох коснулся его уха. А затем еще и еще один, уже наполненный голосом. Саске стонал, позабыв о своем стыде. Как бы подросток не обольщался и чтобы он не думал, но Итачи всегда останется тем, кто ведет младшего, в какой бы ситуации и положении тот не оказался. Даже сейчас, сбавив темп и отпустив его, Учиха-старший держал все в своих руках. Даже такая вещь как удовольствие было подвластно ему. Саске активно двигал бедрами, изо всех сил цепляясь за плечи. Он не желал отпускать то чувство, что подарил ему брат. Он делал так, как ему показали, несмотря на неудобство и начавшие затекать ноги. Громко, взволнованно, пламенно. Младший чувствовал намного больше, чем окатывающий ураган эмоций. Его порой слишком резкие движения, кружащее голову ощущение от трущегося о живот брата члена вызывали не только распаленное блаженство. Младшего сносило с ног прошибающее эхо пылких чувств. Он не мог стоять на месте – его затягивало под воду. Саске не наглотался, а захлебнулся собственными чувствами. Чувствами полного забвения, всецелой отдачи, шипящей пеной любви. Его очень любили, и как он мог не чувствовать этого раньше? Как он мог об этом забыть? Хорошо, что старший брат напомнил ему. Высокая, бурная и кипящая волна обрушилась на него мощным потоком. Его прошибло до кончиков пальцев и выбросило на берег. Совершенно беспомощного, но нашедшего себя и вновь поверившего в старшего брата. Саске не помнил, когда кончил Итачи, но его плавно вздымающаяся грудь говорила сама за себя – брата тоже окатило волной. Порхание пальцев по взмокшей спине успокаивало бурлящую кровь и бешено стучащее сердце. Младший приходил в себя и вновь ощущал прохладу комнаты на теле. Недавнее чувство неловкости вернулось, хотя уже и в меньшей мере. Сложно стесняться по-настоящему, когда минуту назад сам вторил желаниям брата и хотел только одного. Итачи тепло и родственно поцеловал брата в щеку и потянул за узел на галстуке. Смятая ткань упала на колени, замирая витиеватым узором. Саске медленно приоткрыл веки. Вечерний сумрак последними лучами ударил в глаза, заставляя жмуриться, но младший упорно держал их открытыми. Он опустил взгляд ниже на бездонное черное небо – на глаза старшего брата. Младший глядел в них не с любопытством, и, к счастью, не со страхом, а с доверием, с вновь вернувшимся беспрекословным доверием. Саске открыл глаза и увидел новый свет.