Дражайший папочка

      — Рей? Дорогая?       Я уже некоторое время бодрствовала, но в действительности предпочла бы уснуть вечным сном. Звук его голоса заставил меня вздрогнуть, и я, притворившись, что только сейчас очнулась от сна, открыла глаза с рассеянной улыбкой.       Бен стоял надо мной, держа руки в карманах. На нем были черные брюки и темно-серая рубашка с галстуком — деловой костюм: он вышел на работу после отпуска. Черные волосы были разделены ровным пробором на две стороны и аккуратно зачесаны, как при нашей первой встрече. Он улыбнулся мне и ненадолго отвлекся, расстегивая часы. Я обратила внимание на серебряное кольцо на безымянном пальце его левой руки.       — У меня есть для тебя подарок, — пробормотал он. Сжав мою щеку своей лапищей, Бен погладил кожу большим пальцем. — Тебе будет так одиноко, пока я на работе… Вот я и подумал, что домашний питомец мог бы составить тебе компанию.       Я нахмурилась.       — Это кошка?       Его улыбка насторожила меня.       — Не совсем.       Бен быстро наклонился и выпрямился, держа в руках пластиковый террариум, внутри которого сидел огромных размеров черный тарантул.       Каким-то чудом я сумела не заорать. Я всю жизнь до смерти боялась пауков, а эта тварь была больше, чем моя ладонь! Тарантул слегка встрепенулся, когда Бен поставил террариум на тумбочку и расплескал немного воды из каменной кормушки. Паук недолго перебирал передними лапками — и пополз. О господи боже! Господи, еб вашу мать!       — Он тебе нравится? — невинно поинтересовался Бен. Он постучал по пластику, и меня перекосило, когда тарантул вскинулся, демонстрируя здоровенные зубы. — О-о-о, что за маленькая злючка!       Меня чуть не вывернуло наизнанку. Ненавижу его. Ненавижу!       Я выдавила из себя вымученную улыбку.       — Он… он замечательный! Я назову его Питер, — у меня вырвался неубедительный смех. — Как Спайдермена.       Бен продолжал улыбаться, глядя на меня. Он жестом приказал сесть, и я послушалась, на мне все еще была ночнушка со вчерашней ночи. Свесив ноги с кровати, я старалась ничем не выдать своего страха и отвращения к тарантулу. Бен погладил меня по волосам, и я скрестила лодыжки.       — Он на самом деле тебе нравится, Рей? — Бен неспешно потянулся к террариуму и открыл крышку.       Я не могла не смотреть туда, но Бен, мягко взяв меня за подбородок, повернул мое лицо к себе. Он торопливо расстегивал ремень, а мое сердце громко стучало.       — Д-да, — заикнулась я. — Да, папочка.       — Моя хорошая девочка проявляет инициативу, — он вытащил из штанов уже привставший член. — Проголодалась?       Краем глаза я заметила, как паук увернулся от руки Бена. Сначала замер в нерешительности, а потом осторожно коснулся передними лапками подушечек протянутых пальцев.       С головки члена свесилась капелька смазки.       Я не знала, что из этого тревожило меня больше.       В ушах звенело, но я кивнула.       — Да… да.       — Открой рот.       Я разомкнула дрожащие губы, и Бен без церемоний вставил член прямо мне в рот. Застонав, он сжал мой затылок, пока я послушно облизывала напряженный ствол, одновременно пытаясь уследить за пауком. Не приближайся ко мне… Не приближайся ко мне…       — Правильно, — прошептал он, — наслаждайся, — и сдавил мое горло. — Еще тебе придется кормить твоего нового друга. Он любит новорожденных мышей — еще розовых, с непрорезавшимися глазками. Ты сумеешь накормить его, как большая девочка?       Я закрыла глаза и кивнула. Господи, когда все это кончится, я точно блевану!       Свободной рукой Бен скользнул мне под рубашку и принялся мять грудь, пока по коже не потекло молоко. Украдкой я бросила взгляд на террариум — он был пуст! Значит, гребаный тарантул ползал где-то рядом! Я крепко зажмурилась и засосала член, удвоив усилия — лишь бы Бен кончил поскорее.       Его хватка стала крепче.       — Кажется, ты нервничаешь, малышка. Беспокоишься о своем новом приятеле? — Бен толкнулся глубже — я подавилась — а затем столь же резко вытащил член. Схватив меня за челюсть, он смотрел, как я кашляю, как кривится мое лицо. — Ключ к успеху в том, чтобы сохранять практически полную неподвижность.       У меня глаза чуть не вылезли из орбит, когда я уловила боковым зрением, как тарантул медленно тянется к моему бедру длинной мерзкой лапкой. Содрогнувшись, я вцепилась в ремень Бена, с трудом сдерживая рыдания.       Он провел кончиком члена по моим губам.       — Ш-ш-ш… Спокойно и размеренно… Не надо суетиться.       — Пожалуйста, — взмолилась я, слезы застилали мне глаза, — пожалуйста, хватит!..       Тарантул полз, недоверчиво проверяя мою кожу перед каждым перемещением. Он почти перебрался через мое бедро, когда я нервически вздрогнула. Тварь мгновенно попятилась обратно, и мне пришлось прикусить губы до крови, чтобы не завопить во все горло.       Темные глаза Бена внимательно следили за моим лицом, за тем, как я беспомощно всхлипывала. Он лениво погладил член, наблюдая, как меня отчаянно колбасит, а затем зарылся пальцами мне в волосы на затылке.       — Я уберу твоего питомца, — без особой охоты уступил он, — но ты будешь наказана за вранье о том, что он тебе понравился. Это же справедливо?       Я поспешно закивала. Он поднял брови и дернул плечом, словно мой выбор был неверным. Но все лучше, чем ползающий по мне гребаный тарантул! Да я готова нацепить тысячу подгузников и в них же безропотно позволить Бену отыметь меня, и он при этом не услышит ни звука! Лишь бы убрал с меня Питера!       Бен застегнул штаны и с совершеннейшей невозмутимостью снял с моей ноги паука. Тварь не особо возражала, перебравшись на его широкую ладонь, которую Бен держал неподвижно, пока не опустил насекомое в террариум. Тарантул слез с руки и шустро обосновался в центре террариума.       Я продолжала смотреть.       Бен присел рядом с кроватью и достал мешок с новорожденными мышатами. Они были абсолютно розовыми и слабо шевелились, спрессованные в кучу в пакете — еда для жуткой твари, притаившейся в нескольких футах от них. Я в ужасе прижала ладонь ко рту, когда Бен взял одного мышонка.       — Все должны есть, Рей, — укоризненно произнес Бен. — Природа страшна и жестока.       Он бросил бедняжку в террариум. Тарантул сразу это заметил. И молниеносно ринулся к мышонку. И сцапал его. Я отвернулась, хлюпнув носом.       — Разве нельзя их хотя бы оглушить? — севшим голосом спросила я. — Чтобы они не страдали?       — Да, но наш друг Питер — хищник, а это подразумевает, что ему надо охотиться, — Бен пошуршал мешком и закрыл террариум. — Кто я такой, чтобы лишать его этого из-за своей человеческой сентиментальности?       Тьфу. Я вздрогнула, непроизвольно представив, как меня поглощает гигантский тарантул. Нет, я бы точно предпочла, чтобы мне сначала свернули шею.       Бен включил телевизор и по неведомой причине на сей раз его выбор пал на «Приключения Дигимонов». Он разулся, глядя на экран, и забрался ко мне в постель. Я подвинулась, давая ему возможность лечь на подушки, и он положил руку мне на затылок, пока я со все той же покорностью расстегивала ему ремень.       Он прищурился, не сводя глаз с телевизора.       — Сегодня мне пришлось битых два часа уговаривать женщину сделать ее ребенку прививку, а не таскать его на шарлатанские ветряночные вечеринки.       Я нахмурилась. Он что… беседовал со мной? Что с ним случилось? Он вел себя не так, как обычно.       Занервничав, я снова занялась его штанами.       — О… Ветряночные вечеринки?       — М-м, — простонал Бен, когда я провела языком по стволу, — бесполезное новомодное дерьмо, которым нас пытаются загнать обратно в каменный век.       Он погладил меня по волосам и насадил глубже. Мой рот был слишком заполнен, возможности ответить не было, поэтому я сосредоточилась на том, чтобы заставить его кончить побыстрее. Он сделал движение бедрами, упираясь в мои губы, и с уголка моего рта потекли слюни. Глаза заслезились.       Соленый привкус буквально прилипал к языку. Я старалась не проявлять активности, чтобы Бен сам трахал мой рот, как — я уже знала — ему особенно нравилось. Но иногда он проникал слишком далеко, и я кашляла, хотя не жаловалась и не пыталась вырваться. Его хрипы наполняли тишину комнаты и странным образом заводили меня. Я невольно заерзала на постели.       Бен, кажется, не заметил перемены. Закрыв глаза, он слегка откинулся назад, член дернулся у меня во рту, но разрядка все не наступала. Незнакомое покалывание охватило мою спину, стало ощущаться между ног. Я шумно сглотнула и снова беспокойно зашевелилась, с ужасом осознавая, что происходящее по-настоящему возбуждает меня.       Надо мной раздался вздох.       — Я думал о тебе весь день, — простонал Бен. — Ты так классно сосешь, — он обхватил мою щеку и прижал к ней большой палец, прощупывая, как член двигается во рту. Его губы растянулись в улыбке. — Проголодалась?       У меня скрутило живот. Я не ела с того самого ужина, и мне было необходимо, чтобы он принес новый. Я кивнула и заработала еще усердней.       Бен тоже кивнул, прищурив темные глаза.       — Я вижу. Соскучилась по члену папочки. — Он убрал растрепанные волосы с моего лица. — Но, если ты хочешь кончить, тебе надо сесть ко мне на колени и немного попрыгать. Чего тебе хочется больше? Полного животика или кончить?       Я замялась в нерешительности. Он поднял брови и засмеялся над моей озадаченностью, словно находил ее забавной. Возбуждение внизу живота усугублялось с каждой секундой, и можно было не сомневаться, что он найдет способ не дать мне вздрочнуть самой.       Но в любом случае идея опять глотать его сперму не вызывала у меня восторга. Я отстранилась от члена и, вытерев залитые слюной и смазкой губы, забралась Бену на колени. Он одобрительно загудел — видимо, на этот раз я выбрала правильный вариант — и приспустил штаны до колен. Но я все равно чувствовала себя идиоткой.       — Вот умница, — Бен взял меня за бедра, пока я неуклюже пыталась насадиться на стоящий торчком член. — Медленно и аккуратно, прямо на папочкин… Медленно и аккуратно, малышка.       Я вцепилась в его рубашку на груди и постаралась не паниковать и следовать его указаниям. Бен помогал мне, придерживая член под нужным углом, и мы вместе наблюдали, как он дюйм за дюймом погружается в мое тело.       Сейчас у Бена не было необходимости прижимать меня к постели. Я делала все исключительно по собственной воле, и мне было хорошо!       — Это мое наказание? — тихо уточнила я, приободренная тем, что Бен заговаривал со мной сегодня уже дважды.       Он рассмеялся, часто дыша полной грудью.       — Нет, солнышко. Пока еще нет. — Член скользил во мне, больше не встречая сопротивления, и я всхлипнула. — Это для того, чтобы я не придушил нахер очередную тупую пизду с ветряночными вечеринками, вроде Риты Дженкинс.       Я устроилась поудобнее на его коленях, и Бен взял дело в свои руки, приподнимая и опуская меня в нужном ему ритме. Ох, и ритм этот был немилосердным. Я мяла в руках дорогую рубашку и трепетала, пока Бен пользовался мной, как куклой. Он крепко стискивал мои бедра, держа их почти неподвижно, и одновременно вбивался в меня что было мочи. Комната наполнилась звуками влажных шлепков кожи о кожу, пока не раздался мой крик.       Бен стиснул мне подбородок, заставляя смотреть себе в глаза.       — Я видел, как ты виляла жопой, пока сосала, Рей. Тебе понравилось?       Внутри меня все сжалось от крамольной мысли признать его правоту. Я успела слегка качнуть головой, и он зарычал, обхватывая свободной рукой мою грудь снизу. Он сдавливал и сдавливал ее, пока не выступило молоко, и я дернулась от нахлынувших ощущений. Я ни за что не признаюсь, ни за что не признаюсь…       Но Бен пришел в ярость из-за моего молчания. Он грубо спихнул меня с колен — я неловко свернулась калачиком на сбитых простынях — и вскочил с постели. Рванув вверх перила кровати, он открыл тумбочку и лихорадочно начал шарить там в поисках чего-то, что наверняка не сулило мне ничего хорошего. Потревоженный Питер, не выпуская из пасти недоеденный ужин, прошмыгнул к своему домику в виде перевернутой половинки бревна.       Я села, безрадостно пуская сопли.       — Прости… Прости меня…       — Из-за тебя все летит в ебаную пизду! Ты все портишь! — рявкнул Бен, с силой захлопывая ящик. Он грубо защелкнул на моем запястье наручник, приковав меня к перилам. — Блядь, да я же вижу, как ты тащишься!.. Перестань отпираться!       Он навис надо мной, и я съежилась, испугавшись, что он ударит меня, но вместо этого вокруг моего свободного запястья защелкнулся второй наручник. Между ног упала коробка со свечами. Не успела я опомниться, как мне в рот бесцеремонно ткнулась голубая соска.       Я мотнула головой, когда Бен вернулся в кровать, на его бледном лице читалась чистейшая ярость. Он собрал свои волосы в хвост и вытряхнул на ладонь две свечи. Мое тело в ужасе содрогнулось от плохого предчувствия, но я боялась разозлить его еще больше. Меня била крупная дрожь.       Бен схватил меня за бедро и вздернул вверх, подняв мою задницу.       — Похоже, ты не улавливаешь сути, Рей. — Я поджала пальцы на ногах, почувствовав, как он ввел первую свечу. — Ты нуждаешься во мне.       Вторая свеча не замедлила последовать за первой. Затем Бен отпустил меня, и я неловко завозилась, пока он не взялся за мое колено и не раздвинул мне ноги. Бен жестко вошел в меня с гортанным стоном, и я изогнула спину от внезапного давления.       Это был кошмарный опыт. Бен и без того был зол после работы, поэтому сейчас он исступленно трахал меня, не обращая внимания на мои рыдания, только огрызался, называя грязной шлюхой. Но… стоило ему чувственно обвести большим пальцем клитор, как я неистово кончила, отвратительно хлюпая соской. Бен любовался моим унижением, на его лицо вернулась улыбка.       Он трахал меня еще в течение пяти минут. Ноги уже сводило — я обхватывала ими его талию на протяжении всего истязания. Бен хрипел, уткнувшись мне в волосы, а я бессмысленно таращилась в телевизор за его плечом. В конце концов я ощутила, как член запульсировал во мне, и Бен, судорожно дыша, перешел на беспорядочные толчки. Он был такой огромный, и я чувствовала все — до малейших подергиваний.       Наконец Бен осел и резко кончил с протяжным вздохом.       — Ты сломаешься, — его утомленный взгляд скользнул по моему лицу, — рано или поздно ты сломаешься.       Я смотрела, как он поднимался и слезал с кровати. Бен поправил на себе одежду, не выказал ни малейшего намерения освободить меня от оков и ушел, не проронив более ни слова.