Потерянное дитя

Чуя настолько сильно напился, что не помнил, как отрубился. И вряд ли он будет помнить, что ему снилось. Мальчик, лет шести-семи, с рыжими волосами и большими голубыми глазами стоял посреди большой поляны, на которой было одно-единственное дерево. Погода была летняя, да и вся природа говорила об этом времени года — солнце приятно согревало землю, немного тёплый ветер играл в зелёной кроне дерева и перебирал молодую траву, на которой Накахара стоял босиком. Он медленно осмотрел себя и заметил, что на нём надеты майка без рукавов чёрного цвета и красный шорты чуть выше колен. Всё вокруг была таким тихим и умиротворённым, что, Чуя даже не заметил того, что пребывал в детском теле — то что надо после того, что произошло. Даже в голове было тихо, пока до его ушей вдруг не донеслась спокойная, но немного грустная музыка. Вроде, скрипка с фортепьяно… В этот момент рыжик поднял голову и уставился в сторону дерева. В его тени, прижавшись спиной к стволу, сидел мужчина лет двадцати и просто смотрел на небо. Чуя даже и бровью не повёл и, постояв немного на месте, пошёл прямо к незнакомцу. Мужчина не обращал на мальчика внимания, пока не понял, что тот подошёл к нему почти вплотную — только после этого он повернул к Чуе голову. — Привет, — голос мужчины первым разрушил эту тишину, к которой Накахара уже успел привыкнуть. Тот смотрел на рыжика такими же как и у него голубыми глазами, в которых можно было разглядеть радость, нежность и тоску. — Давно не виделись… — А? Мы разве знакомы? — Конечно, знакомы, Чуя, просто тогда, когда мы виделись в последний раз, ты был очень маленьким и не запомнил. Накахара подозрительно покосился на мужчину, а потом вдруг сел перед ним в позу лотоса, немного опустив голову. — Хорошо, я Вам поверю, — тихонько проговорил мальчик, перебирая руками траву. — А, скажите, почему Вы такой грустный? — Грустный? Ну, понимаешь, я — умер и теперь не смогу увидеться со своей семьёй. — Умерли? А почему тогда я Вас вижу? — Чуя поднял голову, внимательно посмотрев на собеседника. Тот всё ещё смотрел на рыжика, не в силах заставить себя отвести взгляд. — Я хотел попрощаться с тобой и попросить прощения… — последняя фразу он проговорил тише после чего медленно поднялся, явно собираясь уходить. — Зачем Вам со мной прощаться? И за что извиняться? Вы такой странный, дядя… Э-эй, вы куда? Подождите! — Чуя подорвался следом, почему-то снова начав чувствовать то щемящее душу чувство. Но было уже поздно. Незнакомец достаточно быстро уходил из поля зрения мальчика, так и его без ответов. Чуя же пытался его догнать, но в этом детском теле сделать это было почти невозможно. — Стой! Прошу, не уходи! Скажи, кто ты? Почему я?! Скажи! Выбившись из сил, Накахара упал на живот и заплакал от безысходности. Последние, что он смог разглядеть — была удаляющаяся спина мужчины, который вдруг показался таким родным. «Прости меня, Чуя. Знаю, это только пустые слова, но мне нужно было их тебе сказать их. Жаль, что всё вышло так. Я очень люблю тебя и твою маму» — по его щеке всё же скатилась скупая слеза, ведь это был последний раз, когда Гин видит своего сына. На следующее утро мафиози ничего не вспомнит. Он будет лишь искать таблетки от головной боли и выпинывать из квартиры оборзевшего Дазая, который утверждал, что рыжик плакал и кого-то звал во сне.