season vibes

— Поспи, — говорит Сунен максимально мягко и даже из дверного проема, даже в приглушенном полумраке, видит, как раздраженно каменеет джихунова шея, а впалая линия скулы, подсвеченная экраном компьютера, становится еще четче. — Ну хватит, правда… Тебе надо поспать. За окнами глубокая ночь — в этой прозрачной темноте расцветает душное сеульское лето, пыльное и плохо пахнущее. В джихуновой студии нет окон. В джихуновой студии — обычно — стерильная чистота, как в лаборатории, вечные комфортные +22, блестящие поверхности, яркий теплый свет. Сейчас табло кондиционера показывает +17, совершенно непригодные к жизни, стоит тяжелый и приторный запах старого кофе, клавиатура завалена бумагой. Джихун привычно игнорирует его во имя творческого мазохизма. Сунен притворяет за собой дверь и передергивает плечами. Холодно. На экране джихунового компа скачут неоновые эквалайзеры, проигрываются звуковые дорожки, пишутся сэмплы, накладываются частоты. Сунен, если честно, ничего в этом не понимает, но точно знает, что Джихуну надо поспать.  — Ну эй, — зовет он осторожно. Останавливается за джихуновой спиной и медленно стягивает молчащие наушники ему на шею. Иногда Сунена становится чертовски сложно игнорировать. Джихун мечет на него недовольный взгляд — о-о-о, как же он ненавидит, когда его отвлекают от работы — а затем неожиданно запрокидывает голову и измотанно опирается затылком на суненов живот. Прикрывает веки, как будто не хочет, чтобы Сунен увидел, какие у него красные глаза. У Сунена внутри все сжимается от нежности и сочувствия, когда он зарывается пальцами в его волосы. Пусть хоть апокалипсис посреди душного сеульского лета, пусть хоть сам PD-ним колотит в дверь, требуя новый альбом — у Джихуна перерыв на Сунена. Джихун трется затылком об него, задирая футболку, и его пряди щекочут Сунену кожу. Джихун правда терпеть не может, когда не дают работать — дверь его студии круглосуточно закрыта паролем, коврик красноречиво намекает «Go away». Сунен из чистого упрямства подобрал пароль за неделю (долго не догадывался попробовать собственный день рождения), а Джихун потом почему-то не сменил.  — Пора отдыхать, — увещевает его Сунен. — Тебе еще долго?  — Дня четыре, — безжизненно шелестит Джихун и вздыхает с явным блаженством, когда Сунен гладит его за ушами. Никто не может вытащить новый альбом из пустоты за две недели. Даже Джихун — полтора метра гениальности, таланта и перфекционизма.  — Не-а. Максимум два часа, и я вырублю тебе комп.  — Охренел? — интересуется Джихун, приоткрывая один глаз. — Мне надо работать.  — Тебе надо согреться, нормально поесть и поспать часов четырнадцать.  — Сунен, не беси ме… Сунен разворачивает кресло (Джихун протестует, вцепившись пальцами в край стола) и, устроившись коленом сбоку от джихунового бедра, наклоняется и целует его в сухие, искусанные губы. Поцелуй выходит коротким, с привкусом кофе и усталости, но зато Джихун больше не вредничает. Иногда Сунена чертовски сложно игнорировать — особенно, когда он вот так бьет ниже пояса.  — Два часа, — напоминает он, опираясь руками о подлокотники кресла. — Я посижу с тобой.  — Ты меня бесишь, — честно выдыхает Джихун, отводя взгляд.  — Я сильно тебе буду мешать, если пошуршу тут немного?  — Ты всегда мне мешаешь.  — Включить тебе свет?  — Вали спать.  — Кофе принести? Джихун растерянно замирает — Сунен прицельно и ярко светит в него улыбкой — и он сдается:  — Да, пожалуйста. Сунену до ужаса хочется поцеловать его еще раз (на самом деле, не один), но Джихун хочет кофе, поэтому Сунен забирает с его стола пизанскую башню из чашек и крадется на кухню, через затихшее сонное общежитие. Пока разбуженная кофеварка ядовито плюется кипятком, он едва не выворачивает себе челюсть зевком, и подумав, делает и себе чай. С двумя обжигающими чашками в руках, да еще и в темноте Сунен с трудом взламывает джихунову студию. У Джихуна опять наушники на голове, а на экране — кардиограммы чужих голосов. Сунен ставит перед ним кофе — машинально сразу обе чашки. Джихун ловит его за запястье и одними губами говорит «спасибо». Сунен проницательно выключает кондиционер и пялит на него свою толстовку, не заботясь о проводах и наушниках — джихуновы пальцы просто лед. К тому моменту, когда Джихун допивает суненов чай, у самого Сунена на ютубе кончаются непросмотренные хореографии 1М, и он исключительно в лидерских целях переходит на фанкамы хип-хоп юнита. Фанкамы смотрятся плохо — ритмичные биты в чужих наушниках кажутся отличной колыбельной, а студийный диванчик — райским ложем.  — Иди спать, Сунен, ты же отключаешься, — вздыхает Джихун, разворачиваясь к нему на кресле. Джихун чуть лучше остальных знает, что как только закончится его смена — как только альбом будет готов, голоса сведены, косяки вычищены — все студийки отправятся в заботливые руки Сунена. И тогда свет будет сутками гореть в зале для практик, а суненова кровать за ненадобностью окажется завалена черканными схемами и расстановками.  — Закончишь, и вместе пойдем.  — А сколько у меня еще времени? — покладисто интересуется Джихун.  — Минут сорок. Джихун хмыкает, задумчиво жует губу и отключает монитор, чтобы не светил, а, вставая с кресла, едва не сворачивает половину аппаратуры, забыв о наушниках. Становится совсем темно и от этого еще уютнее. Сунен фыркает и приподнимается на локтях, освобождая ему клочок пространства.  — Теперь будешь спать? — ехидничает Джихун, с трудом вытягиваясь вдоль Сунена, но по итогу почти заползая на него сверху. Сунен молча оплетает его, теплого и податливого, руками и легко кусает за ухо:  — Отдыхай.

***

8:30 от $Coup$ Эй, вы в студии? 8:35 от call me Soon Нам ко второй, ма