Потрошитель

Саске очнулся как-то слишком резко, словно его вздернули за грудки и насильно заставили распахнуть глаза. Темнота ударила по глазам не хуже вспышки фотоаппарата, и детектив прищурился, всматриваясь и пытаясь понять, где он. — Я разбудил вас? — шепотом спросил Наруто, укрывая Учиху одеялом и садясь на край постели. — Где я? — хриплым голосом, пытаясь разглядеть в темноте лицо графа. — Вы у себя дома, — Наруто взял с прикроватной тумбочки кувшин и кружку и налил в нее воды. — Мы приехали минут пятнадцать назад, странно, что вы не помните, вы ведь самостоятельно дошли до постели, — в тихом голосе скользнуло беспокойство, и Саске почувствовал, как его ладонь сжали и прижали к кружке с водой. По телу пробежали мурашки то ли от воспоминаний, то ли от прикосновения Узумаки. Саске сделал несколько глотков, морщась и кашляя от боли в горле, в которое как будто бы насыпали угля. Наруто мягко постучал по его спине и забрал кружку. — Сколько времени? — откашлявшись и глубоко дыша, спросил детектив. — Около трех ночи. Саске судорожно вздохнул. — Извините, — с плохо скрываемой виной в голосе, опуская взгляд на одеяло и сжимая кулаки. — Я причинил вам неудобства… — Вовсе нет, — Наруто мягко и по-доброму улыбнулся. — Мне приятно проводить с вами время. Учиха сжал зубы и закрыл глаза. Сердце кольнуло болью и радостью одновременно. Неприятная, навязчивая надежда на что-то слишком сильно отравляла его рациональность, мешала сосредоточиться. Да и как тут вообще сосредоточишься, когда голова забита совершенно другим… — Знаете, я… — Саске сглотнул, выдохнул, собираясь с мыслями, и откинулся на подушку, упираясь взглядом в потолок. — Я когда вас встретил и узнал о смерти вашей матери, подумал, что мы с вами похожи. Мы оба потеряли близких и поэтому знаем, что такое боль утраты. Я подумал, что если справились вы, то справлюсь и я. Вы не выглядели, как человек убитый горем или как сын, скорбящий о смерти матери, напротив, вы были… ослепительны в своей сдержанности. И я подумал, что не все так плохо. Казнь брата, этот странный убийца, предпочитающий вырезать падших женщин, грязный город и вы, человек, потерявший мать, а сейчас еще и этот непонятный кукольник… Все это так странно, так непонятно и даже восстает против моей действительности. Я начинаю думать, что и вовсе с ума схожу, представляете? Мне кажется, что все, что я говорю, делаю и слышу не более чем плод моей собственной фантазии. Даже там, в темноте мне на секунду показалось, что у Сасори кукольное лицо. Конечно, сейчас я понимаю, что такое невозможно, но мне отчетливо привиделась краска на его щеке… — Учиха судорожно выдохнул и приподнялся на локтях, с болезненным и почти лихорадочным блеском в глазах глядя на графа. — Вам показалось, — мягко заверил Наруто, чуть хмурясь и осторожно надавливая на плечи Саске, чтобы тот лег. В полной темноте, стоящей в комнате, выражений лиц обоих было совсем не видно. — Ложитесь спать, вы могли надышаться разными испарениями и дымом, поэтому сейчас не слишком четко соображаете. Я открою окно, когда буду уходить. Саске вздрогнул и резко вцепился пальцами в руку Наруто, удерживая. — Не уходите, — тихо выдавил он, вновь садясь на постели и крепче стискивая пальцы на запястье графа. — Останьтесь, — что-то почти жалобное скользнуло в просьбе, но быстро растворилось в чем-то еще, что заставило Наруто удивленно моргнуть и против воли попытаться отдернуть руку. — Я не могу, — граф мотнул головой, стараясь придать голосу убедительности. — Почему не можете? — с детским капризом в голосе выдохнул Саске, не отпуская руку Узумаки. — Вы можете, я знаю… Так останьтесь же. — Детектив, вы странно себя ведете, — Наруто попытался встать, но его резко дернули за руку обратно, а в следующую секунду прижались лбом к его плечу, цепкими пальцами оттягивая пиджак на груди. — Почему вы не хотите остаться? — поднимая голову, с блеском в глазах, выдающим помутнение рассудка, жарко зашептал Саске, находясь сейчас почти вплотную к графу и обдавая дыханием его шею. Сердце гулко и быстро трепетало за ребрами, а воздух словно в мгновение стал горячее, почти накалился и прилип краской к лицу. Саске мягко ткнулся носом в шею Наруто, заставляя того едва уловимо вздрогнуть и напрячься. — Ну же, — протянул Учиха, громко и часто дыша. Узумаки осторожно отстранил его от себя и резко приподнял его голову за подбородок, серьезно заглядывая в глаза и пытаясь в темноте разобрать в них что-то, что обычно разбирают врачи во взгляде больных. — Детектив, вы понимаете, что я не женщина? — Наруто хмурился и смотрел с неким удивлением, но в то же время сдержанностью. Саске, словно завороженный, кивнул, не отрывая взгляда от казавшихся темно-синими глаз. — Вам нужен сон, — на лице Наруто промелькнуло куда более отчетливое удивление, и тон его голоса смягчился еще больше, словно детектив был маленьким ребенком. — Я не хочу спать, — мотнул головой Саске, упрямо уставившись на того, кого в данный момент хотел больше, чем что-либо другое, в том числе и поимки прославленного маньяка. Он протянул руку и осторожно дотронулся пальцами до щеки Наруто, а затем приподнялся и почти невесомо коснулся губами его губ. Но и этого хватило, чтобы в ту же секунду Узумаки резко отпрянул, встал и сделал шаг назад, глядя на Саске, как на что-то жуткое, что видит в первый раз. Секундная тишина, пальцы Учихи непроизвольно комкают одеяло, воздух застывает тягучей массой, а нервы словно натягиваются. Резкий хлопок двери заставляет очнуться. Детектив вздрагивает, моргает и видит перед собой пустоту. Колкий озноб прошибает тело, и из-за него руки начинают мелко дрожать. Саске накрывается одеялом с головой и с ужасом осознания смотрит в густую тьму, понимая, ЧТО он только что сделал. Согреться никак не получается, а сон не идет в голову. Вместо него в виски и затылок стучат уничижающие возгласы и обвинения в свою сторону. «Он больше не захочет видеть меня» — странно простая и легкая мысль колом вбивается в мозг, режет на части рациональность и оставляет после себя кровавые полосы жирного страха. «Ничтожество» — Саске закусывает кулак до крови и задерживает дыхание, стараясь справиться с ознобом. Его трясет уже крупно и сильно, заставляя комкать простынь и жалеть себя, одновременно ненавидя. Боль, тугая и холодная, обволакивает тело, сжимает, обвиваясь вокруг каждой мышцы, и идет прямо изнутри, оттуда, где сидит душа. Саске расцарапывает ногтями грудь, желая унять эту давящую, мешающую дышать боль, накрывшую слишком уж резко и грубо. Это почти пытка, когда невозможно получить того, кого желаешь настолько, что готов отдать душу Дьяволу, лишь бы просто прикасаться, ощущать рядом. Ночь оказалась длинной. Саске не спал, давясь собственной болью и попросту не чувствуя себя собой. Суйгетсу пришел в восемь утра, но заставить Учиху встать не смог. Саске, не спавший всю ночь и утро, смог заснуть лишь ближе к одиннадцати, когда пасмурное утреннее небо решило разлиться на улицы Лондона на удивление крупным и сильным дождем, ритмично стучащим об асфальт. *** Цунаде раскрыла тонкий веер и величественно опустилась на полукруглый красный диванчик в просторной гостиной. — К сожалению, я не смогла узнать что-либо о твоем отце, — начала она, пару раз им обмахнувшись и не глядя на графа. — Я знаю, что сейчас его нет ни в городе, ни в стране, что тебе, конечно же, известно. Однако это всё. Минато всегда умел исчезать, как истинный подлец — бесследно, — женщина нахмурилась и сложила веер. Сегодня на ней было темно-синее шелковое платье с белыми кружевными вставками и с неглубоким декольте. Прическа была забрана полностью вверх во что-то сложное и причудливое. На руках сидели короткие белые перчатки. Наруто улыбнулся ей и наклонился, поцеловав руку. — Что ж, в таком случае я найду иной способ сообщить ему о смерти матери, не встречаясь с ним лично, — сказал граф, благодарно улыбнувшись женщине. Цунаде поджала губы и раскрыла веер, но уже через секунду быстро сложила. — Не думаю, что такому, как он, есть дело до этого, — отвернувшись, шепотом, но твердо заметила она. Наруто изогнул бровь, с доброй, снисходительной насмешкой глядя на женщину. — Он не такой уж и плохой человек, как вы думаете, тетушка, — заметил он. — Возможно, — кивнув, легко согласилась Цунаде с таким выражением спокойствия и собранности на лице, с каким обычно кивают головой лишь умудренные опытом женщины, не считающие нужным спорить, но при этом остающиеся при своем мнении, каким бы ошибочным или глупым оно ни было. — Однако все же если тебе посчастливится увидеть его, то будь добр скажи, чтобы он не смел заезжать ко мне. Меньше всего на свете я желаю видеть его живым, — она подняла наполненный холодом взгляд на Узумаки и сжала в руках веер. Наруто на секунду задержал взгляд на женщине, а затем вежливо склонил голову в знак согласия. Цунаде проследила глазами за движением его головы и смягчилась. В конце концов, Наруто она действительно любила своей особой любовью, к которой склонны бездетные женщины, подошедшие к преклонному возрасту, и поэтому долго злиться в его присутствии не могла. И так было еще с самого детства — Цунаде очень часто спускала маленькому графу его мелкие шалости и часто, сама того не осознавая, баловала его этой безнаказанностью. — Ты неважно выглядишь, — заметила она с неким, едва заметным беспокойством и, шурша платьем, встала с диванчика, заглядывая в лицо Наруто. — Плохо спал, наверное, — чуть нахмурился он, убирая со лба челку и словно стараясь этим что-то изменить. Цунаде выдержала на нем осуждающий взгляд, которым она частенько одаривала графа, замечая отрицательные перемены в его внешнем виде. Впрочем, очень скоро она тихо вздохнула, развернулась и неспешно подошла к одному из своих шкафчиков из красного дерева со стеклянными дверцами. Она вынула небольшой светло-зеленый пузыречек с какой-то прозрачной жидкостью и повернулась к Наруто. — Подойди, — попросила она и, дождавшись, когда граф подойдет, взяла его за руку и положила в нее пузырек. — Поможет заснуть, если добавишь пять капель в чай, который пьешь на ночь. Ты ведь пьешь горячий чай на ночь? — совершенно серьезно поинтересовалась она, словно Узумаки был ребенком. — Конечно, — со смешком ответил тот. — Спасибо, тетушка. Женщина кивнула и с чувством выполненного долга попрощалась с графом, чтобы подготовится к предстоящему балу, готовому пройти в стенах ее особняка этой ночью. *** Саске открыл глаза и бросил взгляд на окно, завешанное темными шторами, сквозь которые проступал сероватый свет. В окна стучал холодный дождь, обливая водой прозрачное стекло. Учиха поморщился и откинул одеяло, встал с кровати и тут же сел обратно. В голове все кружилось, к горлу внезапно подкатила тошнота, и организм настойчиво потребовал лечь обратно в постель, однако детективу хватило одного лишь взгляда на настенные часы, чтобы ужаснуться такому количеству впустую потраченного на сон времени. Резные округленные стрелки подходили к двум часам дня. Саске переоделся в чистое, посмотрел на себя в небольшое зеркальце, встроенное в стенку шкафа, и ничуть не удивился синякам под глазами и неестественной бледности лица. Он вышел из своей спальни в коридор с намерением найти Суйгетсу, но проворный помощник нашел его быстрее, ободряюще улыбнувшись и поправив на себе фиолетовый галстук. — Вас ожидают внизу, — вместо приветствия провозгласил Суйгетсу, добродушно улыбнувшись и борясь с желанием спрашивать что-либо по поводу внешнего вида Саске и его ночного прибытия с графом, который, ни слова не говоря, с каким-то жутким шоком на лице покинул дом вскоре после прибытия. — Кто? — нахмурившись и перебирая в голове возможные варианты. — Мистер Орочимару. Он приехал еще час и пятнадцать минут назад, я говорил, что вы не можете принять его, но он пожелал подождать. Саске приподнял брови, внимательно вглядываясь в помощника, а затем отвел взгляд и закусил губу, дотронувшись указательным пальцем до подбородка, но сразу же убрав руку. — И что же такого серьезного может быть у него ко мне, если он не погнушался ожиданием? — понизив голос, сам себе задал вопрос Учиха, хмурясь. — Не узнавал, детектив, — Суйгетсу чуть прищурился, и на его губах выступила ехидная улыбочка. — Но сдается мне, что новостям вы мало обрадуетесь… Саске сверкнул глазами, впиваясь острым взглядом в Суйгетсу, который моментально стушевался и выставил ладони перед собой, словно щит. — Всего лишь наблюдение слуги, — поспешил заверить он, пожав плечами. — Вам завтрак подавать? — быстро переводя тему. — После, — отмахнулся Саске, и далеко не в самом лучшем настроении спустился вниз, где его, спокойно почитывая газету и попивая чай, ждал на диванчике Орочимару, в своем блестящем черном фраке с выбеленной рубашкой и в шляпе с высокой тульей. Вокруг его шеи по обыкновению был намотан повязанный на манер шарфа и наполовину убранный под рубашку галстук. Рядом на диване лежала его трость. — О, приветствую вас, граф! — заметив Саске, он отложил газету и расплылся в своей самой слащавой и, по всей видимости, предвкушающей улыбке. Учиха сухо кивнул и сел напротив мужчины, на противоположный диван, а затем молча уставился на него, не желая начинать разговор первым. — Вы не знаете сегодняшних новостей? — наигранно удивленно, начал Орочимару, сложив нога на ногу и сцепив руки в замке. Его желтые, подведенные синей тушью глаза прищурились и в них резко затанцевали огоньки чего-то неприятного, по-змеиному злорадного. — Вчера ночью полностью сгорел дом известного по всему Лондона кукольника! Представляете? Не помню, к сожалению, его имени, но причину пожара полиции обнаружить не удалось… Какая трагедия! В газетах пишут, что нашли три сгоревших трупа, один из которых был опознан, как хозяин дома и обладатель безграничного таланта, — Орочимару вздохнул и расплылся в улыбке. — Не сладко в такие дни полиции, не правда ли, граф? И маньяк зверствует, и поджоги случаются, а сколько насилия и жестокости на улицах всего Лондона… Всего и не перечислить. Саске сжал зубы и тихо выдохнул. — Вы пришли сюда и прождали больше часа, чтобы заниматься словоблудством и рассказывать мне о новостях? — холодно поинтересовался он, раздражаясь от ломящей боли в висках и от приторных улыбок Орочимару, фальшивость которых он, словно не только не пытался скрыть, а еще и демонстративно выставлял напоказ. — Конечно, нет! Что вы, граф, — сверкнув глазами и не сдерживая усмешки. — Я пришел поделиться впечатлениями, — тон мужчины стал будто бы доверительнее, а улыбка спала с лица, сменившись озабоченностью. — Видите ли, я совсем недавно стал случайным свидетелем поистине удивительной сцены! Я, как обычно, ехал к себе домой, и мне посчастливилось проезжать мимо магазинчика часов, который содержит один мой очень хороший знакомый… Я даже думал остановиться и зайти к нему, но тут мое внимание привлекло кое-что другое. Я тогда очень удивился увиденному и даже подумал, что мне показалось, но мне слишком редко что-то кажется — моя наблюдательность мой истинный враг… Так вот, я увидел занимательную картину: неподалеку от магазинчика шляп стояли вы, граф Узумаки и еще какая-то прелестная женщина, имени которой я, к сожалению, не имею чести знать. И знаете, что, граф? Я сначала очень удивился, глядя на эту странную картину — в конце концов, очень редко можно увидеть уполномоченного королевского детектива, вот-вот потеряющего свой дворянский титул, и перспективного, состоятельного дворянина, не имеющего с ним ничего общего. Меня поразило это. Сначала. Однако потом… потом я увидел ваш взгляд, — глаза Орочимару сверкнули и внезапно расширились. — О, этот непередаваемый, пытливый взгляд, которым вы смотрели на графа и которым вы прожигали женщину рядом с ним! Этот взгляд я никогда и ни с чем не смогу спутать, как бы мне того не хотелось! Это взгляд ревнивого мужа, отпускающего супругу танцевать с другим. Взгляд баронессы, на глазах у которой служанка кокетничает с ее бароном. Это взгляд, полный страсти и желания, взгляд, каким одаривают только тех, о ком грезят ночами, в лихорадке, и продолжают грезить днем! — Орочимару рассмеялся громким и заливистым смехом. — О, пресвятая Дева Мария, ваши чувства были так очевидны в тот момент! Ваши грязные, противоестественные чувства! Мне чертовски повезло, что я застал такой маленький спектакль, граф, — мужчина косо улыбнулся и чуть склонил голову к плечу, игриво глядя на детектива. — И? — холодно спросил Саске, никак не выказывая даже какого-то отдаленного волнения или удивления, наоборот, в его взгляде моментально сверкнуло ироничное презрение. — Дальше что? Вы говорите, что я испытываю какие-то «грязные» чувства к графу? Вы вправе думать как угодно. Вы за этим пришли? — в голосе скользнула едкая в своей откровенности насмешка, а холод, застывший в глазах детектива, просто поражал. — Зачем же сразу злиться, граф? — улыбнулся Орочимару, кашлянув в кулак. — Я долго думал, к кому бы мне поехать в первую очередь к вам или все же к графу Узумаки… Но я подумал, что он не слишком обрадуется таким новостям, вот и решил согласовать с вами, однако раз вы не против, то я сию же минуту поеду и расскажу ему весь свой восторг, — в голосе звучала наигранная добродушная беззаботность, однако жесткая, плохо скрываемая злоба во взгляде слишком смазывала картину. Саске усмехнулся, никак не выразив своего беспокойства. Однако внутри у него моментально все натянулось, зазвенело, а сердце пропустило пару ударов и зашлось. Однако умение контролировать свои эмоции у детектива всегда было на высоте. Не считая случаев, когда он оставался наедине с Наруто. — Что ж, — он пожал плечами, зло улыбаясь и прекрасно понимая, что Орочимару хочет от него. — Ваше право рассказывать кому угодно и что угодно, — подчеркнуто вежливо и холодно. — Это всё? — Думаю, я так и сделаю, — улыбка Орочимару заметно померкла, хотя в глазах мужчины еще зияла какая-то хитрая надежда и наблюдательность. — Вот только вряд ли после этого граф Узумаки сможет продолжать с вами общение, верно? Саске едва сдержался, чтобы не рассмеяться вслух, причем сделать это даже не от того, что ему смешно, а просто, чтобы поиздеваться, задеть самолюбие этого врачишки, который словно забыл, что перед ним не пятнадцатилетний мальчик, а наследник семьи Учиха, шантажировать которого не удавалось еще никому. — Если вы так уверены в правоте своих суждений, то я буду только рад посмотреть на то, как вы расскажете о них окружающим, — с холодной улыбкой ответил Саске. — Однако, возможно, кое-кто сочтет, что вы попросту помешались… Неблагоприятная среда ваших пациентов наверняка влияет на ваш рассудок не самым лучшим образом. Каково это будет, когда врач, лечивший душевнобольных, вдруг сам внезапно потеряет рассудок? Прискорбно, мне кажется, — в словах Саске скользнула угроза и что-то расчетливое, в какой-то степени пугающе. — Позвольте, граф, — Орочимару натянуто улыбнулся. — Я совершенно здраво соображаю, — выдавив из себя смешок и словно пытаясь перевести все в шутку. — Может быть, — легко согласился Саске, кивнув и ни на секунду не изменившись в лице. — Однако общество порой так субъективно и трусливо… Не вам ли знать, сколько людей в здравом уме посиживает в госпиталях нашей великой страны? Впрочем, о чем мы сейчас? — Саске отвел пронзительный взгляд от мужчины и взглянул на часы у него за спиной. — Наш разговор потерял смысл, и я не вижу причин тратить на него времени, — с этими словами Саске встал, и на секунду глянул на Орочимару сверху вниз уничижительным, полным сдержанного презрения взглядом. Мужчина поспешил подняться и кивнуть, не убрав с лица улыбку, которая как-то потеряла все свое коварство и предвкушение и была скорее выдавленной с трудом. — Приятно было пообщаться, — сухо попрощался Орочимару и, взяв свою трость, поспешно вышел. Саске посмотрел ему вслед с какой-то самодовольной иронией, фыркнул и позвал Суйгетсу, приказав ему подавать завтрак. То, что Орочимару ни к кому не поедет и никому ничего не скажет, было для Учихи очевидно, как день. Однако факт того, что этот человек предпринял, пусть и неудачную, но попытку шантажа раздражал до веселья своей дерзостью. Саске надменно фыркнул и прошел в свой кабинет, куда ему Суйгетсу затем принес завтрак. Детектива затошнило от еды, но он все же попытался что-то съесть, хотя бы для того, чтобы попросту оттянуть время, ведь после завтрака (хоть и порядком позднего) он собирался ехать к Наруто. Потребность извиниться за произошедшее ночью слишком сильно въелась в сознание. Даже не столько извиниться, сколько объясниться в своих действиях, списать все на ошибку, если потребуется. Потому что рвать отношения с графом Саске не мог и не хотел. Сама мысль о том, что это может произойти пугала и болью отзывалась в груди.