***
— Хуй знает. По-моему, у бармена лучше, — вырвалось у Федорова. Слава вопросительно поднял бровь и загадочно улыбнулся. Он вытянул шею, но из-за столиков было видно ровно нихуя, почему он поднял их пустые стаканы и направился в сторону бара. Упс. Они, как и договаривались, встретились в воскресенье. Пошли «по пиву», где выпили по ноль-пять, слегка расслабившись, а потом заболтались о фильмах и заднице барменши. Мирон не заметил, как выронил то, что выронил. — У бармена получше жопа будет. Он напрягся сразу, а Слава лишь поржал и отправился выяснять сие дело. Слава не отличался гомофобным настроением, а Мирону было похуй кого ебать. Мирону было похуй в том смысле, что он не смотрел на пол, если человек ему нравится, и наверняка сейчас существует какое-то слово для этого, но Мирону и на это было похуй. И при всём этом, Федоров не бежал и кричать, что он может с двух сторон неплохо существовать. Его юный товарищ повёлся и пропал. Мирон заранее решил, что он «специально» сказал про жопу бармена, мол, Славу за пивом отправить. Если что. Но Слава вернулся, поставил перед ним стакан и кивнул. — Не, нихуя, — решил парень. Теперь Мирон поднял брови: — Серьезно? Слава часто закивал. Слава как-то резво втянулся в такое, будучи, по мнению Мирона, натуралом. — Серьезно, — повторил Слава. — Он абсолютно плоский. Твоя и то получше будет. Брови Мирона, кажется, к потолку подлетели. — И то? — И почему-то напрягло его именно это. Слава в очередной раз кивнул. Мирон не мог понять, чем именно его цепляют его со Славой отношения. Он так трепетно противился сближению, что сейчас даже жалел. А оказалось так классно даже просто сидеть рядом, тратить время, но лечить нервы, избавляться от желания вскрыться. В такие вечера Мирон чуть меньше ощущал себя ненужным. А теперь узналось, что со Славой и пидораситься можно. Просто блеск. Но Федоров был чуть более, чем адекватен. Он видел, как Слава смотрит на мимо проходящих дам, так что с чувствами и поцелуями лезть не собирался. Вообще. Он решил, что будет кайфовать от их связи, наслаждаться тем, что есть: теплом внутри, чужой улыбкой и тупыми шутками. Слава был младше, но это не ощущалось. Слава казался сильнее, потому что был выше и шире, но и на это Мирон клал. Они просто пили пиво и ржали. И да, окей, пусть Слава сказал, что задница Мирона лучше отличной (серьезно, шикарной) жопы бармена. Приятно, но не более — честно-правда. Потом они выпили ещё по одной. Стало чуть более горячо, обессиленно, но от того и охуеннее. Мирон прикрыл глаза, а после поднял, видя затуманенным взглядом такого же чуть поплывшего Славу. Тот смотрел на Федорова с упором. Они молча смотрели друг на друга, иногда моргали. Слава облизнулся, и Федоров проследил за юрким язычком. — Чего ты так смотришь? — спросил Слава. — А ты чего? На этом разговор закончился. Мирон опустил веки вновь, представляя, что будет, если они со Славой трахнутся. Они как-то ссали вместе, и Мирон видел, что у парня там всё очень даже хорошо. Мирону, наверное, будет охуенно. Славе уж точно круто будет — Федоров гарантировал. А потом Мирон вновь открыл глаза. Машнов все ещё смотрел на него со своей блядской улыбочкой, весь разгоряченный и вдатый. Федоров невольно сжал руку у себя на ширинке. Мда… — Трахаться хочу, — деловито заявил Слава. Мирон ахнул. — Давай того бармена разложим? На этом разговор закончился — версия два. Мирон заржал, поняв, что впервые посмотрел на этого парня под иным углом и ему это даже понравилось.Слава/Мирон. Часть четвертая.
25 октября 2018 г. в 21:43
Слава уже минут сорок слушал, как Мирон нудел про свою работу. Хуй знает, что ему не нравилось, если учесть, что зп у него была уж больно хорошая, но он упорно нудел. Слава подумал, что Мирон, наверное, такой человек: нуднист. В детстве Машнов думал, что нудисты — это люди, которые много ноют, а потом узнал, в чем соль, из-за чего стал звать душных любителей ныть коротко — нуднистами.
— Так уволься. В чем проблема?
— Не могу. Там стабильно. Я долго хотел туда устроиться, а оно вон как, — ответил Федоров.
Слава пожал плечами. Если бы его чем-либо не устраивала его работа, он бы сразу съебал. Типа, нахуя тратить жизнь и нервы — ради такого никакие деньги не стоят. Возможно, конечно, такова была его философия, а для кого-то другого подобное — идиотизм, но он видел и мыслил так.
И при всей заёбистости, Мирона было достаточно интересно слушать. Они встречались черт уже знает который раз, пиздели за ужином. Ну, точнее, в основном пиздел Мирон, но иногда они срывались на сочные дискуссии. В любом случае Славу все устраивало.
Ранее Машнов не тратил время на разговоры с барышнями. Некоторые были хорошими собеседниками, но в основном они были нудные. Ноющий Мирон хотя бы шутками и матюками это всё разбавлял. Это всё была своего рода взаимопомощь: Мирон выговаривался, а Слава изучал. И неплохо так, кстати, выходило.
— Пошли по пиву завтра, — предложил Мирон.
В какой-то момент они стали едва ли не лучшими друзьями. Аж странно.
— Не могу. Обещал бабке помочь, — честно признался Машнов, умолчав, что помимо этого он не собирается шибко сближаться с Федоровым. Мирон невнятно кивнул, мол, окей, и ненадолго заткнулся. Славе показалось, что воздуха больше стало.
Слава пиздлявых не особо любил, потому что сам был могуч в этом деле. Он не слушатель — совершенно точно не слушатель, отчего было непривычно очутиться по ту сторону, так сказать. Но Мирона было приятно слушать: он улыбался, когда рассказывал что-то увлекательное, забавно ругался, высказывая явное негодование. Слава откровенно кайфовал.
— А в субботу не занят? — спросил Мирон.
Вот почему когда Славе надо было, лысый хуй клал, а когда Мирон понял, что такое — беседы беседовать с таким прекрасным собеседником, так сразу давление увеличил сам?
— У меня лабы, — кивнул Слава. — Сорьки.
Лабы он, к слову, прогулять мог. Но рвение Мирона прямо-таки поражало, из-за чего Слава решил сделать маленький шажок назад. Чтобы потом, конечно же, гордо зашагать вперёд. Можно под ручку.
Пары порой, проводя кучу времени вместе, перегорали быстро. Примерно такую аналогию проводил Слава. Почему-то.
— Давай в воскресенье, — предложил Машнов, видя потускневшие голубые глаза.
— Давай!
А потом Слава увидел фирменную ебаную улыбочку.
Пиздец, приплыли.
В принципе, они просто дружили. Вроде как бы. Мирон ему все-все рассказывал, расслаблялся моментально. Слава и сам комфортно себя ощущал — более чем комфортно, если честно. Они сидели друг напротив друга, размазанные аурой ебаного спокойствия, таким тягучим ощущением того, что вот щас заебись всё будет.
Слава иногда замечал, как Мирон тихо бормочет что-то себе под нос, когда наступало определенное время. Об этом он его, конечно же, не спрашивал, узнавая знакомый ритм и слова. Мирон все ещё был одиноким лысым нуднистом, от вида улыбки которого Слава откровенно охеревал и не понимал, почему этот парень был одинок и порой невообразимо печален. Например, один славин товарищ с максимально уебанским характером с довольно приятной леди мутил — дело к свадьбе шло. А тут Мирон: умный, милый, при бабле.
— Слушай, может от тебя бабы из-за твоего нудежа убегают? — предположил Слава вслух.
— Ой, пошел нахуй! — хохотнул Мирон.
Ах да, ещё. Мирон не стыдился своего состояния, а Слава подъебывал. И почему-то подъебки только увеличивали хорошее отношение между ними и уменьшали расстояние, словно они после волшебного хохота Федорова, этими вибрациями звука и воздуха какие-то финты проворачивали.
Только нудеть Мирон не переставал. Издевался что ли?