Come what may

Сборы были относительно недолгими. Отмахнувшись от всякой помощи, Гарри выставил из палаты всех, кроме женщины, которая, несмотря на все возражения и пререкания, почти силой помогла ему с одеждой. Казалось, она единственная видит его насквозь, видит его боль, разъедающую всё внутри. «Не дай поглотить себя этой дряни, мой мальчик!» — с чувством произнесла она, подходя к парню вплотную и поправляя ворот рубашки, — «Сейчас тебе кажется, что все тут против тебя, но это не так». — Спасибо за всё, — без всяких эмоций бросил Поттер, прежде чем нащупал в темноте своей слепоты оставленную где-то на тумбочке палочку. Внутри у Гарри зияла отвратительная пустота, от которой уже вовсю пустили свои тонкие нити трещины. Казалось, стоит вдохнуть поглубже — и он просто расколется на мелкие кусочки, собрать которые воедино не выйдет. Гарри не знал, что ему теперь делать. Жизнь его превратилась в бездонную пропасть, отвратительную и безвыходную. В неё можно было лишь окунуться с головой. Совместными усилиями Гермионы и самого Гарри, всё же получилось наложить довольно убедительную иллюзию, которая даже отдаленно не напоминала прославленное героическое лицо. Конечно, удержание иллюзии требовало от Поттера недюжинной концентрации, так что он практически удерживал в мозгу созданную маску, как покрывало, которое то и дело пытался унести поднявшийся ветер. Парень пытался визуализировать иллюзию, воображал, что это вторая кожа, то и дело спадающая с его тела. Громко шаркая новыми ботинками, Гарри не без удовольствия ощущал, как сухие листья трескаются и ломаются под его ногами. Осенний воздух был сладким, и Поттер готов был поклясться, что почти ощущал его вкус во рту. Глубоко вдохнув, парень, хоть и не мог этого увидеть, выпустил клубы белого пара изо рта. По привычке. Шли они в абсолютной, непроглядной тишине. После утренней вспышки гнева никто и ничего не сказал. Документы подготовили так быстро, что у Гарри даже не успели перестать дрожать от ярости руки. Доктор Эртель, казалось, искренне сожалеет о случившемся, даже предложил дать непреложный обет, мол, никому и ничего не расскажет. Абсурдно. — Можем мы поговорить? — Гермиона чуть сжала руку Поттера через пальто, словно пыталась обратить на себя внимание. Гарри всегда был для неё открытой книгой, но сейчас она искренне не могла понять, о чем же он думает. То ли дело в иллюзии, которую парень так упорно на себе удерживал, то ли в банальном нежелании допускать кого-то к себе, но мисс Грейнджер, как ни старалась, не могла проникнуть даже в верхние слои сознания друга. — А нам есть, о чем говорить? — холодность его голоса резала не хуже ножа. Он всё еще злился, и лишь титаническими усилиями и остаточным действием успокаивающего отвара держал себя в руках, чтобы только не вывалить на бедную Гермиону всю разрушительную лавину своего гнева. — Я хочу, чтобы ты знал, что злиться — это нормально. Ты можешь хоть накричать на меня, — голос Гермионы сорвался и, казалось, она с трудом глотает подступавшие к горлу рыдания, — Просто, пожалуйста, не закрывайся от нас. Я, Рон, его семья… Мы любим тебя. Мы поддержим тебя, несмотря ни на что. Мы справимся. — Еще не время. Гарри не хотел расстраивать подругу и говорить, что вряд ли у них что-то получится. Поломанное не склеить, а его, жалкого калеку, уже надо бы списать со всяких счетов. Скромная резиденция Уизли на них пахнула теплом и ароматными малиновыми пирогами, которые так любил Гарри. В доме было на удивление тихо, лишь тиканье заколдованных часов и тихое пение механических пташек нарушало безмолвие. Несмотря на мнимую тишину, Гарри знал, что всё семейство ожидает его появления, сидя в гостиной. Напряжение приобрело практически физическую форму, став холодным металлическим шариком, застрявшим внизу живота. Сняв с себя верхнюю одежду и неловко пристроив её на вешалке, учтиво потянувшейся к нему в немом жесте помощи, Гарри шумно выдохнул и, вытянув правую руку, чтобы упереться в стену и хоть как-то ощущать пространство, направился туда, где, как ему казалось, располагалась гостиная. Знакомая резная арка, украшенная деревянными фигурками эльфов, еще один шаг — и его увидят. Он не хотел этого, не хотел этой жалости, которую мог даже сейчас попробовать на вкус кончиком языка. Глубоко вздохнув, словно собираясь с силами, Поттер сделал сперва один шаг, потом второй и третий. Тишина не исчезла, наоборот, как будто стала более плотной, вязкой. — Здравствуйте, — горло будто набито сухими хлебными крошками. «Быстрее. Начните меня жалеть! Скажите, что всем вам жаль. Быстрее начнем — быстрее закончим». Молчаливое шуршание одежды. Молчаливые лёгкие шаги. Тепло от близости другого человека и нежный запах горячего тепла и свежей выпечки. Гарри понял, кто перед ним, прежде чем она успела сказать хотя бы слово. — С возвращением, мой дорогой мальчик, — руки, теплые и ласковые, обвились вокруг изрядно похудевшего тельца, ставшего ещё более трогательным. Обвились в немом обещании матери защитить своё драгоценное дитя. Когда в дом заявился Рон и рассказал об утреннем инциденте, Молли практически сразу поняла, как ей и всем остальным стоит себя вести с мальчиком, чтобы доставлять ему как можно меньше дискомфорта. Пусть думает, что все смирились с его слепотой, пусть думает, что всем плевать на его новое положение. Злость для него полезнее, чем жалость. Так или иначе, но семья Уизли, получив от матери прямые указания засунуть свою жалость далеко и надолго, совместными усилиями за несколько часов полностью преобразили жилище, так, чтобы оно полностью соответствовало новому состоянию Поттера. Внешне ничего не изменилось, но магия не всегда меняет форму, зачастую — суть. Так, все острые углы мебели теперь едва ли могли сделать больно, стоило на них наткнуться со всей силы. Посуда не билась. А стены, ранее украшенные десятком, а то и больше, картин, опустели. Всё был готово к появлению Гарри, все были готовы. Ни слова о случившемся! Разве что-то случилось? Ты жив — это главное. Когда все поздоровались, обнялись и поцеловались, без лишних церемоний мистер Уизли взял Поттера за шкирку и потянул к обеденному столу, сажая ошеломленного парня во главу стола и сразу придвигая к нему тарелку с пышущей жаром едой. По запаху это было что-то сладкое, острое, а может, и кислое, зная Молли Уизли и её желание накормить всех и сразу, Гарри с уверенностью мог утверждать, что в тарелке у него скорее всего оказалось и жаркое, и куриные ножки в панировке, и даже пирог. Почему, собственно, и нет? Не дожидаясь, пока его начнут выкармливать с ложечки, Гарри, поводя рукой из стороны в сторону, нашел вилку и принялся медленно есть. Признаться, давалось ему это не без труда. Раньше ему всегда помогала медсестра, да и вилки в больнице св. Мунго были заколдованы так, чтобы не ранить. Гарри не хотелось привлекать к себе лишнего внимания, но он то и дело колол себя вилкой то в подбородок, то в щеку. Казалось бы, естественная для недавно ослепшего человека трудность никого не должна была удивить, но удивляла. Когда даже банальные разговоры о Хогвартсе, о Министерстве магии, о выживших друзьях не помогали отвлечься, и градус общего глупого стыда достиг своего максимума, Молли, внутренне проклиная всех и вся за отсутствие мозгов и такта, вновь взяла ситуацию в свои нежные, бережные руки. — У нас для тебя небольшой подарок, — громко начала она, делая недвусмысленный кивок головой мужу, дескать, встань и принеси или я это должна сделать? Когда мистер Уизли вернулся в столовую, в руках у него был длинный посох цвета африканского эбена. Всю поверхность артефакта украшали резные витиеватые узоры, издали похожие на змей, пытающихся сплестись в единый клубок у основания. Подойдя к Гарри, мужчина аккуратно положил его руки на лаковую поверхность. Гарри против воли нахмурился, его слепые глаза принялись блуждать в черноте слепоты в поисках таинственного предмета, словно постарайся он достаточно сильно — и удастся усмотреть, что же это такое. Стоит ли говорить, что семейству буквально пришлось пожертвовать последними каплями своих и без того немногочисленных богатств, чтобы приобрести этот посох? Магические артефакты всегда были довольно дороги, но артефакты для магов с ограниченными возможностями стоили даже не дорого, а бессовестно–да–кто–же–столько–выложит–дорого. Несмотря на то, что Гарри и сам мог бы приобрести пару десятков таких вот игрушек для слепых, никто не стал возражать против приобретения подарка. — Это специальный посох, — пояснил Артур, старательно подбирая слова: — он должен помочь тебе привыкнуть к… «Слепоте» — это слово дружно пронеслось в головах у всех собравшихся, но никто его так и не оживил. Негласное правило о запрете этого треклятого слова вступило в силу ровно в тот момент, когда Поттер переступил порог дома. Гарри неуверенно начал ощупывать артефакт, видит Мерлин, он никогда не пользовался посохами, особенно посохами для слепых. — Возьми его вот так, — мистер Уизли выставил руки мальчика в нужном положении, — и три раза несильно ударь о пол. Да, вот так. Как только артефакт коснулся пола в третий раз, мир преобразился. Точнее говоря, преобразился он только для Гарри. Непроглядная темнота его слепоты не рассеялась — нет, но она заиграла новыми, доселе неизвестными, красками. Окружающий мир превратился в один большой карандашный набросок, выполненный яркими карандашами на черной, как ночь, крафтовой бумаге. — Спасибо, — тихо произнес Гарри, глядя туда, где стоял маленький сноп разноцветных искр, более всего похожий по очертаниям на мать семейства Уизли.