Come what may

— Кикимер, я, правда, устал, — тоном мученика выдавил из себя Гарри, волочась вслед за скоплением ярко-зеленых искр. Парень, несмотря на все свои попытки держать самого себя в руках, чувствовал, как с каждым новым шагом его решительность, подобно снегу под тёплыми весенними лучами, тает. И вот теперь, когда сил его едва ли хватало на то, чтобы держать на себе иллюзию и при этом ещё волочить усталые от долгой ходьбы ноги, он в полной мере ощутил на себе всю горечь произошедшего. Чувства, всё это время сдерживаемые прозрачной стеной терпения, вырвались наружу, поглотив парня целиком и полностью. Волоча за собой налитые чугунной усталостью ноги, Гарри был даже рад этому тупому покалыванию, проносившемуся от пят до кончиков волос на макушке, стоило лишь сделать шаг. Неприятно, однако хоть как-то отвлекает от опостылевших мыслей: «А что, если я был с ними слишком строг?» — спрашивал себя Гарри, настойчиво пытаясь отгородиться от неугодной мысли всё тем же невидимым барьером. Чем сильнее Поттер старался не думать об этом, тем, казалось, сильнее мысль завладевала его разумом, отвоевывая право на существование миллиметр за миллиметром. Всё то время, что он пробыл в доме Уизли, его как будто бы погрузили в большой мыльный пузырь, надежно защищавший от любых посягательств извне. Однако этот пузырь отнюдь не мог оградить Гарри от себя самого. Мольбы Молли, уверения Гермионы… — всё это не трогало его, даже не касалось стенок его измученной переживаниями души. Головой он понимал, что так оно и должно происходить, так он будет в безопасности, так они… они больше его не побеспокоят. Но понимать и принимать — это совершенно разные вещи. Выйдя из ветхого, потрепанного жизнью особняка Уизли, Гарри ощутил всем своим разнежившимся в тепле телом холод. Ветер, завывающий о чем-то своем, печальном и далеком, объял парня со всех сторон, покрывая мурашками неприкрытую кожу. Поттер дрожал. Чувство вины, совершенно неуместное, громогласное, вместе с порывами ветра захватывало Поттера, унося в свой поток из «возможно», «а если бы я», «не надо было». Как и любой другой человек, когда-то бывший кому-то преданным всем своим зачерствевшим сердцем, он разрывался. Всё его существо находилось на пороге открытия себя новым, более сильным, независимым и… Холодным. Что если с неумолимым течением времени Поттер станет ровно таким же, как и те, кого он сейчас старается презреть? Кикимер, наблюдавший за своим хозяином, прекрасно понимал, что творится в его глупой душе, в которой, казалось, места хватит даже на тех, кто в этом совсем не нуждается. Кикимер точно знал, что значит каждая секунда молчания, каждое едва заметное подрагивание губ, каждая напрягшаяся морщинка, каждое задушенное гордостью слово, превратившееся в грудной стон. Невыносимо смотреть на то, как страдает тот, кто тебе дорог, и при этом не иметь возможности его утешить. Эльф, обладавший поистине сухой натурой, не понимал жалости к тем, кто этой самой жалости не достоин. По мнению Кикимера, друзья его хозяина не стоили и толики тех переживаний, которыми себя изводил юноша. Однако в это мгновение, когда хозяин так крепко держал его за ладонь, боясь потеряться в потоке мчащихся в неизвестность людей, Кикимер был почти счастлив. Пожалуй, для полноты чувства домовому не хватало лишь уверенности в том, что, освоившись в своем новом положении, хозяин Гарри всё-таки будет нуждаться в нём. «Но до этого ведь еще далеко, верно?» — успокаивал себя Кикимер, покрепче перехватывая вялую, выскальзывающую руку Поттера, который, казалось, держится из последних сил, чтобы сохранить и иллюзию, и себя на ногах. Вокзал Кингс Кросс всегда был оживленным местом, хотя, возможно, правильнее будет сказать местом, жившим в своем, быстром и незаметном человеческому глазу, ритме. Мир, запертый в относительно небольшом пространстве, между стеной магглов и воротами, ведущими прямиком в магические закоулки Пентонвилля, бурлил, суетился, спешил вне зависимости от времени года и суток. Будь то раннее утро или поздний вечер, перетекающий в звездную ночь — неважно, на вокзале неизменно кто-то куда-то или откуда-то бежал. Однако, стоило только выйти из ранее упомянутых ворот и пройти десять-двадцать метров по Йорк-Уэй, как суета вокзальной жизни отступала прочь, сменяясь размеренной вязкой, как холодный мёд, жизнью. Люди отнюдь не прекращали своего бега, всё так же продолжая движение, но уже в совсем ином ритме, более размеренном и расслабленном. Была ли тому причиной Темза, мерно журчащая в каменном канале, или же нагромождение вафельных зданий, как будто защищавших от непогоды враждебного внешнего мира. Посох едва ли мог передать всей живописности этого места, это не помешало Гарри, как завороженному, вглядываться в скопление бежево-красных искр, составляющих всё пространство вокруг, с трудом складывая в голове отдельные очертание в единую картину. Парень едва ли понимал, куда и зачем попал, но, что он знал точно, так это то, что ему здесь нравится. Покой летучий и немного вязкий, как испарения ладана, окутывал каждую извилистую, немного подрагивающую линию, захватывая под этот невидимый купол и самого Поттера. — Да где же он? — недовольно проворчал Кикимер, расстегнув маленькую набедренную сумочку с магически расширенным пространством внутри и перерывая её до самого дна. Звон и скрип тонули в звуке топающих ног и говорящих голов. Неловко расталкивая людей острыми локотками, эльф, с головой окунувшийся в поиски, чуть ли не по самые локти запустил в сумочку свои длинные руки. Гарри замер. — Кикимер, — его голос дрожал страхом, как бокал, зависший в микрометре над землей. Хрупкость почти соприкоснулась с твердостью. Его зов поглотила улица. Животный страх обуял Гарри быстрее, чем он успел собраться. Подобно шарфу, спадающему с плеч, иллюзия начала сходить с его лица. Долговязая фигура усыхала, таяла, испарялась, как свеча, опаленная диким, вырвавшемся из пожара, огнем. Парень чувствовал, что через несколько долгих для него секунд уже все люди вокруг смогут увидеть его настоящего. — Кикимер, где ты? — посох, зажатый в руке, дрожал от натужного усилия Гарри удержать на себе иллюзию. Пространство, люди — всё слилось для него в единый сверкающий мириадами искр поток, в котором ничего нельзя было усмотреть. Паника затопила всё его сознание, он не впервые испытывал страх… Но этот липкий, пробирающий до самого нутра ужас быть увиденным таким уязвимым и жалким… так отличался от благородного страха пасть в бою. Его мысли испуганно метались из стороны в сторону, как птица, запертая в клетку и отчаянно ищущая выход. Однако где-то там, внутри, между самых рёбер, парень ощущал холодный очаг покоя, находившийся выше всех этих земных дрязг. Обелиск, неподвижный по своей природе, замер, готовый к любому решению, которое сейчас примет его носитель. Казалось, монумент молчит, замерший внутри импровизированной пещеры. Прислушавшись к неторопливому падению капель в озеро тишины и покоя, Поттер, как ему показалось, услышал: «Ты хочешь удариться в панику?» — говорил мертвенно спокойный голос, доносившийся будто бы из могилы, — «Я не буду тебе мешать». Парень лишь качнул головой, словно отвечая на не заданный, скорее, прочувствованный, вопрос. Этот НЕдиалог трудно давался и ему самому: полутона эмоций, выраженные в лёгком движении монолита, он понимал лишь на треть. Камень говорил. Говорил твёрдым, уверенным голосом, но вот слов расслышать не удавалось. Они не доходили до ушей, до разума — нет, слова испариной окутывали самое сердце и жилы. Слова ощущались. «Так чего же хочешь?» — Помоги мне, — взмолился Гарри, сам не ведая, что говорит вслух. На него уже начали оглядываться люди: кто-то лишь искоса смотрел на странного бухтящего себе под нос парня с размытым лицом; кто-то замирал, не в силах подавить своё любопытство. Какая-то девушка хотела было помочь странному, явно потерявшемуся калеке, но, подойдя чуть ближе, она остолбенела. Да ведь это же Гарри Поттер! Реальность начала размываться так же, как и его лицо, теряя ясность очертаний, становясь чем-то другим, делая и его самого другим. Прикосновение к камню как и прежде отдалось во всем теле истомой, каждый мускул напрягся, готовясь к неведомому усилию. Ощутив медленно выливающееся тепло, Гарри всё ждал, когда оно начнет концентрироваться в очаге выхода заклинания. Но магия внутри него не спешила материализовываться, наоборот, она медлила, выжидала, готовилась к чему-то. Она была похожа на собаку, ждавшую команды. — Сэр, позвольте… Позвольте Вам помочь, сэр… — потянувшись к молодому человеку, девушка не могла поверить, что такое бывает. Человек, победивший самого Тёмного Лорда; тот, о котором слагают легенды; тот, которого можно увидеть разве что в учебниках и газетах. Неужели этот человек и в самом деле он? Пусть замученный, худой и бледный, но у него на лбу «проклятый» знак, ни у кого больше такого нет. Попытавшись дотронуться до плеча парня, глядящего немигающим взглядом в пространство, девушка в очередной раз замерла. Рука наткнулась лишь на пустое пространство. Озадаченно ворочая головой из стороны в сторону, она никого не увидела, кроме рядов мельтешащих и совершенно незнакомых лиц. Она не знала никого из этой толпы. Не знала и того, почему стоит с вытянутой рукой посередине улицы.