Come what may

Дни проходили один за другим, складываясь в невыносимо долгие недели. Гулкое, эхом распространяющееся трепетание крыльев почтовой совы, доставляющей почту, из раза в раз заставляло Гарри и его старого слугу замирать от ужаса. Газета, свернутая в пухлый свиток, подобно дамоклову мечу, висела над их головами, суля кару, которой давно пора бы обрушиться на голову того, кого все уважали, любили, боготворили. Прошло чуть меньше месяца, а новостей о том самом дне всё не было. Кикимер вообще старался поменьше об этом думать, но, как известно, чем больше стараешься, тем хуже это выходит. Как такое возможно, что маг, каким бы сильным он ни был, перенес толпу людей неизвестно куда? О таких вещах не пишут, не говорят, не знают. Неужели сила, столь бесконечная и могущественная, всегда спала в юном мистере Поттере и вот, наконец, с наступлением темноты решила выбраться наружу. Глядя на то, как ловко хозяин управляется без палочки, Кричер охотно верил, что так оно и есть. — Хозяин Гарри, — хриплый голос домового оглушительной волной пронесся по лавке, заставив вздрогнуть маленькую, скрученную от худобы, фигуру хозяина. Рука Поттера, от которой тянулась полупрозрачная дымка левитирующего заклинания, также вздрогнула. Несмотря на утерю контроля, чары продолжали действовать, а огромный кусок стены — парить в воздухе. — Да, — голос прозвучал на несколько октав выше, чем обычно, он дребезжал, подобно струне, которую тронула чья-то тяжёлая, неловкая рука. За эти дни Гарри едва ли произнес больше сотни слов, хотя в обычном своем расположении духа был, пусть и не болтлив, но весьма и весьма словоохотлив. Разговоры же с Кричером оказывали на него поистине успокаивающее действие: маленький помощник всегда знал, что надо сказать, дабы утешить или, по крайней мере, развлечь своего угрюмого хозяина. Поправка: почти всегда знал. — Хозяин, Вы же понимаете, что… — в маленькой, сморщенной головке эльфа мысли роились, подобно муравьям в разрушенном муравейнике. В своих фантазиях Кричер живо представлял, что скажет, как Хозяин его выслушает и поймет, что опасность отступила, что можно наконец расслабиться. Однако на деле воплотить задуманное оказалось сложнее. Встретившись с хмурым, непроницаемым взглядом слепых, мутных глаз, Кричер ощутил, как у него пересохло во рту, а руки стали неприятно влажными, как от липкой тины в застоявшейся воде. Лёгкое, ветреное прикосновение к его сознанию как бы говорило, что он может не утруждаться, подыскивая слова. Эльфа перекосило: вторжение в его сознание было грубым, холодным, машинальным, без намека на уважение к личному пространству, так обычно врываются в комнату родители, желая застать детей за неугодным занятием. Изменение, произошедшее в Поттере за это время, было, пожалуй, слишком очевидным, чтобы теперь его отрицать. Нечто колкое и холодное, возможно, всю жизнь таившееся в глубине молодой души и сдерживаемое благополучием и всеобщим обожанием, начало медленно выходить наружу. Хозяину Гарри не было ещё и двадцати, а сеть мелких презрительных морщинок уже пролегла в уголках некогда веселого и живого рта. Кричер осуждал себя за то, что невольно сравнивал того мальчишку с алыми щеками и круглыми, любопытными, как звонкие монеты, глазами и вот этого молодого старичка, в котором медленно варились лишь боль и желчь. — Я думаю, ты прав, — спокойно отозвался Поттер, возвращая на законное место кусок отремонтированной стены. Неизвестно было, к какой именно части мыслей домового было обращено это высказывание. — К тому же, даже если бы… катастрофа произошла, о ней не написали бы в газетах, дабы не сеять панику. — Вы много об этом думаете, хозяин. Много беспокоитесь по пустякам, — с этим вибрирующим сочувствием слова вызвали лишь очередную волну едкого, как кислота, раздражения. Поттер злился не на домового, точнее, не только на него. Раздражающее, свербящее сочувствие и глупое оправдание его грехов заставляло чувствовать Гарри, что на самом деле он мог бы беспокоиться и усерднее. Не обращая внимания на эту слабую попытку его успокоить, Гарри продолжил трансформировать изуродованный вандалами кусок стены: получалось из рук вон плохо, но, по крайней мере, огромная трещина, похожая на разорванную пасть дикого животного, начала медленно срастаться у самого своего основания. — Вы хотите восстановить лавку полностью? — полюбопытствовал эльф как бы между делом, взмахнув длинным, крючковатым пальцем в сторону вёдер и усатых, щетинистых веников, приводя их в движение. Скряб-скряб-скряб — зашуршали жёсткие щетинки, выметая грязь из старого, всего истертого временем, пола, похожего на лоб дряхлого старика. — А ты что думаешь? — слова прозвучали презрительно, и Гарри поспешил добавить, но уже более мягко, с выдавленной, замученной улыбкой, — Ты бы помог, если бы я этого захотел? — Конечно-конечно. Если хозяину этого хочется, значит, этого хочется и мне. «Сколько стремления угодить, сколько прыти помочь. Проживи я хоть две жизни, полные страдания, а такого помощника достоин все равно не буду». Сказать это вслух почему-то не поворачивался язык. — Спасибо.

***

Совместными усилиями уже через три дня Гарри, Кричер и пара-тройка бытовых магов-строителей (предусмотрительно найденных эльфом по объявлению в газете) привели лавку в более или менее божеский вид. Конечно, пол ещё сверкал мелкими щелками, двери скрипели, витражи блестели не так ярко, как хотелось бы… Но все это, по большой части, было мелочами, несущественными и легко поправимыми в возможном будущем. Пожалуй, самой большой трудностью, с которой пришлось столкнуться во время ремонта, были непосредственно рабочие, чересчур любопытные для людей, которых нанимаешь по объявлению. Гарри наивно полагал, что толпа из Тода, Сэма и Сьуи, сливающаяся в его слепом сознании в единое шумное и довольно надоедливое существо, скоро исчезнет из его спокойной, как водная гладь, жизни. Однако все было не так, не совсем так… Опытные колдостроители окончили бы всё если не за день, то за два — максимум. Но нет, сэр! Нет, нет и ещё раз нет! Вместо того, чтобы заниматься починкой щербатого пола, Сьуи с видом знатока принимался рассуждать о том, как эти «прекрасные» половицы можно было довести до такого плачевного состояния. Сэм же, заслышав эти стенания, принимался распространяться насчёт потолка, окон, стен — всего того, до чего мог дотянуться его привередливый беглый взгляд. В какой-то момент Гарри уже начало казаться, что это не они у него работают, а он у них. Иллюзия, которую все это время удерживал на себе парень, в минуты особого раздражения начинала рябить и словно сползать с его лица. Все же, долгие месяцы жизни в изоляции сделали его крайне нетерпимым к особенностям людского характера, шедшим вразрез с его собственным. Их голоса, их запах, теплота, скорее надуманная, нежели реальная, их присутствие — все это действовало на натянутые струны нервов не хуже хорошо заточенного топора. «Сынок, а как ты потерял зрение?» — доносилось из одного угла. «Сложно тебе, да, парниша?» — грохотал второй, активно орудуя влажным валиком, издающим мерное хлюпанье. «Не, ну, вы посмотрите на это! Плесень… Плесень! Мерлин меня побери! Совершенно недопустимо, мандрагору мне в печенку!» — двое других тут же подскочили к, кажется, Тоду и, мешая один другому, норовили посмотреть, пощупать, ухватить кусок от разросшегося под потолком плесневого гриба. К концу третьего дня, когда все было готово, блестело свежим лаком и краской, у Гарри уже задёргался глаз. То ли от усталости, то ли от крайней степени раздражения. Тем не менее, Гарри был удовлетворен. Сдержанно он выразил свою признательность работникам, которые так старательно окончили работу. Выплатив плату, превосходящую в несколько раз ту, что была запрошена, Гарри впервые задумался, что, возможно, в будущем ему всё же придется избавиться от замашек маленького барчонка. Средств для существования у него по-прежнему было достаточно… Достаточно для того, чтобы вести беззаботную, пусть и довольно скромную, жизнь. Однако это в планы юного мистера Поттера не входило. Преображение лавки, изначально имеющие для него успокаивающее действие, неожиданно затянуло Гарри целиком и полностью. Ощущение собственной нужности и значимости, утерянное им вместе со зрением, вновь затопило беспокойное сознание. Казалось, что всего этого послевоенного ужаса и вовсе не случалось, а если и случалось, то явно не с ним. Вот как странно: старый, никому не нужный, полуразвалившийся магазинчик вернул мистеру Поттеру хоть какую-то веру в себя, в то, что даже он, калека, может чем-то заниматься, помимо самобичевания. «Итак, что мы имеем?» — вальяжно волоча за собой ноги, пропел в мыслях Гарри. То, что он увидел через своего верного помощника, его более чем удовлетворяло: на выходе они имели вполне милый магазинчик в викторианском стиле, с красными, как летний закат, стенами и желтовато-оранжевым потолком, с очаровательными витыми колоннами по периметру. Магазинчик у них уже есть — это факт. Но вот что продавать? До момента завершения ремонта Гарри, признаться, старался об этом не думать, чтобы не потерять запал. Однако сейчас вопрос стоял ребром: у него есть больше двадцати огромных стеллажей цвета мореного дерева, которые надо чем-то заполнить. Вопрос состоит лишь в том, чем именно. Мысль о том, чтобы вновь наполнить эту лавку барахлом разного рода, Гарри отверг практически сразу. Мысль, что сюда будут захаживать охочие до мелкого воровства подростки и ворчливые старые бабки с манией к компульсивным покупкам, едва ли прельщала. Поттер хотел править делом спокойным, размеренным — словом, тем, что будет занимать целиком и полностью его досуг. Оставалось одно… — А не продавать ли нам книги… Что думаешь, Кричер? — задумчиво произнес Гарри, с удовольствием смакуя идею в мозгу и на языке. «Гарри Поттер — владелец магазина» — звучит если не гордо, то солидно.