Come what may

«"Книжный магазин Блэка" приглашает посетителей на грандиозное открытие. Сотому покупателю достанется книга с подписью Златопуста Локонса» — так гласило небольшое объявление, данное юным предпринимателем в «Ежедневном пророке». За десяток слов, без учёта запятых, Варнава Кафф содрал с Гарри пять галлеонов. Обворовывать бедного слепого калеку средь бела дня — где это видано? Конечно, вступи Гарри в мир бизнеса под своим настоящим именем, платить за рекламу не понадобилось бы вовсе: журналисты слетелись бы, подобно мухам, на его магазин… Но даже самая масштабная и эффективная реклама со стороны всех печатных изданий Лондона, престижных и не очень, не покрыла бы того ущерба, который нанесли бы его репутации. Гарри Поттер, защитник, завоеватель, победитель — ослеп. Одно слово буквально перечеркивало все его прошлые заслуги. Не сказать, что Гарри отличался чрезмерным себялюбием или звёздной болезнью, но желание никого не разочаровать засело в нем, пожалуй, ещё с тех самых пор, когда он жил в пыльном чулане под лестницей. Пусть будет так, как есть. Пусть хотя бы номинально, в фантазиях толпы, он останется прежним. Кикимер воспринял известие о том, что парень возьмёт для ведения своих дел новое имя, с пониманием. Да и что ему оставалось делать, кроме как поддержать своего горячо любимого хозяина, понять и помочь выбрать вымышленное имя. Вымышленным оно, конечно, было лишь отчасти, ведь некогда, ещё до появления Кричера на площади Гриммо 12, Гарольд Арчибальд Блэк действительно существовал. Пока не решил покинуть этот бренный, удручающий мир через повешение. Как гласил семейный дневник, в который записывались судьбы абсолютно всех членов благородного семейства, Гарольд Арчибальд с младенчества страдал от малокровия и недостатка любви к жизни, несмотря на все попытки его родителей, Айолы и Боба Блэков, привнести в жизнь единственного чада хоть какой-то смысл в виде материальных благ и безграничной любви, в которой они купали его денно и нощно. Их старания привели лишь к тому, что в возрасте двадцати трёх лет драгоценный чистокровный первенец не выдержал серости и бессмысленности своей жизни, подвесив её на шершавой петле в одиноком номере гостиницы «У трёх ведьм». Семейный дневник Блэков оказался на редкость любопытным артефактом, который не просто монотонно вел летопись рода — отнюдь. Вкупе с довольно язвительным по содержанию текстом о жизни «этого жалкого, недостойного отброса» шли весьма подробные, почти кинематографические фотографии: вот Гарольд Арчибальд сидит на горшке, с весьма задумчивым видом пытаясь засунуть огромную золотую погремушку в рот; а вот здесь он, уже значительно подросший, вместе со своими родителями стоит как бы в сторонке, понуро сгорбив широкие плечи. Не удержавшись, Гарри заглянул (с помощью чар для слепых) и в другие главы этой занимательной книжонки, скрасившей ни один его вечер. Так он узнал и о невменяемости Вальбурги, матери Сириуса, о её пристрастии к самоистязанию. Неловко ощупывая свою левую руку, Гарри ощущал под пальцами ровные, не случайные шрамы — признак того, что некогда он не смог с собой справиться. Было ли ему теперь стыдно? Нет, не было. Наоборот, эти раны, нанесенные твердой отчаянной рукой, сделали его как будто бы ближе к семейству, частью которого он теперь решил быть. Чувство сопричастности и неодинокости приятно грело душу. — Что скажешь, дружок? — настроение у Гарри было самое что ни на есть хорошее, даже лёгкий мандраж перед открытием не мог это изменить. Медленно обойдя своего хозяина со всех сторон, Кричер со всей дотошностью исполнительного помощника принялся искать в новом облике хозяина хотя бы намек на его естественный вид, по которому нерадивые посетители могли бы раскрыть тайну его личности. Новый облик не многим отличался от той иллюзии, которую на себя примерял Гарри изначально. Он представал невысоким молодым человеком с копной иссиня-черных непослушных волос, с тонким, чуть вздёрнутым носом и ехидной, даже трагичной линией пухлых губ. Возможно, он был красив, но судить об этом Кричер, увы, не мог: для него истинный облик хозяина все равно являлся эталоном красоты и изящности черт. — Вы очень похожи на Гарольда Арчибальда, — спустя несколько минут разглядывания, пробубнил броуни, нервно притоптывая ногой. Все утро маленький помощник находился в состоянии, близком к нервному срыву. Казалось, что это не у его хозяина большой день, а у него самого, как будто это лично к нему, маленькому и неказистому Кикимеру, придут все эти люди, жаждущие не столько книг, сколько хлеба и зрелищ. А вдруг они устроят дебош? А вдруг хозяин расстроится? А вдруг хозяин так расстроится, что испепелит их всех? Что же тогда будет?.. Гарри, видя, как его верный аколит нервничает, испытывал то, что обычно испытывают родители, пытающиеся втолковать незадачливому дитяти, что под кроватью не живёт никаких монстров. Медленно потянувшись рукой к зеленоватому скоплению искр, формирующих тщедушную маленькую фигурку, парень участливо сжал костлявые, облаченные в ситцевую рубашку, плечики. «Всё будет хорошо» — разливаясь по чужому сознанию волной мягкого, теплого успокоения, пропел Гарри, ощущая своим нутром ответное пульсирующее тепло.

***

Ожидания Гарри не оправдались. Он, конечно, убеждал себя в том, что все пройдет так, как надо, что придет огромное количество людей, что они раскупят почти все книги, которые он заказал по издательским каталогам, но нет. Внутренне оставаясь таким же спокойным, как море в штиль, парень заранее знал, что людей будет немного. Стоя за стойкой, как два оловянных солдатика, Поттер и Кричер все ждали, ждали безумного наплыва изголодавшихся по чтиву книгоманов. Казалось бы, вот-вот порывисто распахнется дверь, впуская вместе с лёгким ветерком и пением дверного колокольчика, искушённых посетителей. Они отправятся к полкам с новыми книгами, пахнущими ещё свежей бумагой, любовно расставленными по цветам… В своих фантазиях Гарри был чуть ли ни рыцарем, спасающим простодушных сельчан из вязкого болота невежества, по итогу же единственным невеждой оказался сам Поттер. За весь день лавку посетило не больше пятидесяти человек, стоит ли говорить, что отнюдь не все посчитали нужным что-то купить? Однако даже те немногие, кто всё-таки пришел на кассу, держа в руках книгу, вызвали у Гарри непреодолимые трудности, которые он едва ли смог преодолеть, если бы не костлявое плечико Кикимера. Дело в том, что несмотря на всю моральную подготовленность, на все те справочники по искусству обслуживания посетителей, которые парень усердно штудировал день и ночь, на практике он никак не мог побороть природную робость брать чужие деньги, пусть даже и честно заработанные. Руки у него то и дело начинали дрожать, стоило покупателю случайно коснуться его холодной ладони, вытянутой как бы в просящем жесте. «Хозяин, хотите я встану за кассу?» — участливо спросил Кричер, когда его дрожайший мастер во второй раз попал неуверенным пальцем не по той кнопке. Пришлось начинать все с самого начала. Маленькая капелька пота уже начала скатываться по влажному, липкому виску мальчика. Ему было страшно, неловко, но хуже того, ему было неприятно это молчаливое снисхождение со стороны покупателя, который, боясь обидеть слепого, лишь лёгким притоптыванием сапога давал понять, как же его это все достало. — Это была отвратительная идея, — проронил Гарри. Когда до закрытия осталось меньше десяти минут, отвращение к себе, слабому и никчемному, захлестнуло его с новой силой. Казалось, будь он менее благоразумен — и злосчастная лавка разлетится с громким, глухим «пуф». — Что за глупости? — каркнул Кикимер, с любовью расставляя книги обратно, на их законные места. Это занятие ему определено нравилось: монотонное, расслабляющее, не требующее никаких умственных усилий — да и в целом книжная лавка эльфа забавляла. Мягкое желтоватое сияние заколдованных свечей, отбрасываемое на красные стены, изменяло сам цвет, при этом каждая отдельная свеча окрашивала в свой собственный оттенок. — В первый раз всегда сложно. Вы скоро освоитесь и совсем прекратите смущаться. У хозяина сегодня все отлично получилось. Кричер говорил без толики раболепия, он действительно думал, что у хозяина Гарри все отлично выходит. Да, он переживал, но, тем не менее, старался сделать свое маленькое дело как можно лучше. Не это ли главное? До боли закусив щеку, Поттер так ничего и не ответил. Взмахнув рукой и использовав заклинание для пересчёта денег, недавно им выученное, парень совсем сник, чувствуя себя таким же слабым и жалким, как в первый день после пробуждения. Если так пойдет и дальше, и он-таки не сможет привыкнуть к людям, то все же придется брать себе помощника. Да и вообще, как можно было открывать магазин, давать рекламу в газете и при этом не иметь никого, кроме Кричера, кто мог бы ему помочь? Чистой воды безумие. Размышления Гарри прервал резкий звук открывающейся двери. Дверной колокольчик так жалобно и пронзительно зазвенел, что вошедшему пришлось привстать на цыпочки и остановить его лёгким прикосновением изящной руки. Поттер не видел вошедшего — лишь его очертания. Голубовато-синие искорки составляли фигуру высокую, худую, с изящными руками. С минуту всё остановилось, Гарри так и замер с вытянутой рукой, перед которой парила гурьба из сиклей и кнатов, в другой его руке по-прежнему был зажат посох. Как радушному хозяину ему стоило бы тотчас же поприветствовать посетителя, но почему-то он не мог. Внутренне настроившись на то, что этот ужасно долгий день наконец закончился, он не готов был вновь извиваться ужом. «Чего изволите? Что вам нужно? Вам что-нибудь подсказать?» — тошно. — Прошу прощения, зайду в другой раз, — как будто почувствовав, что скрывается за непроницаемой маской слепого спокойствия, проговорил знакомец своим глубоким голосом. Прежде чем Гарри успел что-либо ответить, дверь вновь отворилась. Под звуки колокольчика парень все стоял, замерший, ошарашенный. Где-то, когда-то он точно слышал этот голос.

***

Когда он пришел в лавку в первый раз, Гарри был уверен, что ему просто показалось. В конечном счёте мало ли людей с таким глубоким и глухим, словно доносящимся из бочки, голосом? Однако, когда мужчина начал заходить в лавку чуть ли не каждый день, спрашивая то об «Антологии жизни волков» Урсуса Хомо, то о «Травнике» Фубеса Планта, Поттер окончательно осознал, что человек этот отнюдь не является таким же далеким от его жизни, как и другие посетители его скромного магазина. Струящиеся снопы голубых искр, складывающихся в узор человеческого тела, сперва значили для Гарри не больше, чем другие. Но с каждым новым приходом в отдельных словах и интонациях мужчины, в его жестах парень всё чётче видел человека, который давно стал далёким и чужим. — Профессор Снейп? — собравшись со всеми своими силами, проговорил Гарри, когда мужчина, не нашедший необходимого фолианта, уже направился к двери. Несмотря на все попытки Гарри достать необходимые мужчине книги в кратчайшие сроки, следующий привоз должен был состояться не раньше, чем через неделю. Парень боялся, что эта неделя может стать последней — тянуть дальше было нельзя. Силуэт замер. Казалось даже, что искры, составляющие его, засверкали чуть менее ярко. Гарри, хоть и лишенный зрения, всё же понял, что прав: ему не надо было видеть — достаточно одного лишь мгновения, лишенного дыхания профессора. — Мы знакомы? — замешкавшись у двери, мужчина явно не знал, как ему поступить в этой непростой ситуации: остаться на месте или все же подойти к своему собеседнику. Снейп был из того сорта людей, которые, если сами не идут на контакт, крайне болезненно переносят подобные интенции со стороны других. Особенно, если эти «другие» так молоды и привлекательны. Было в этом мелком худосочном парнишке с очаровательными растрепанными волосами что-то поистине завораживающее. Приходя в книжную лавку, Северус исконно не находил того, что его интересовало, но какой-то непонятный инстинкт раз за разом толкал его на то, чтобы вновь прийти. Мол, вдруг на этой неделе появится что-то новое, а он возьми да и пропусти. Профессор был умным человеком, слишком умным, чтобы не понять очевидную вещь. В Лондоне больше сотни книжных лавок, ломящихся разнообразием книг, и он мог выбрать любой крупный магазин, но не стал. Ибо при всем многообразии выбора, там не было, очевидно, единственного, чего профессору хотелось видеть, — странного парня в темных очках и с резным посохом в руках. — Косвенно, — губы у Гарри дрожали от волнения, как, собственно говоря, и голос, и даже руки, — я когда-то учился в Хогвартсе. — Я вас не помню, — спустя несколько минут натужного запуска рулетки увиденных лиц, отозвался Снейп. Он готов был поклясться, что никогда прежде не видел этого парня, однако что-то в нём, может, в манере держаться, казалось ему отвлеченно знакомым, словно прошедшим через воды далекого прошлого. Каждое мимолетное движение парня болью отзывалось в сердце профессора. — Это было еще до войны, — уклончиво ответил Поттер, стараясь выдать заранее придуманную легенду как можно более повседневным голосом, — Да и не долго я проучился, всего полгода, прежде чем на каникулах… В общем, прежде чем учеба стала для меня непосильной ношей. Сказано это было таким растерянным, дрожащим голоском, что Северус не знал, как ему надо ответить, чтобы невольно не обидеть паренька. Густая копна черных волос, закрывающих почти все лицо молодого человека, могла обмануть кого угодно, но только не профессора, внимательно следящего за каждым вальяжным движением тонких рук. — Не хотите выпить со мной чаю? Невинное, совершенно бестолково сделанное предложение, от которого Снейп не мог отказаться. Это трогательное ранимое существо каждым своим словом как будто задевало очередную струну его старой, никчемной души, пробираясь к той хрупкой части, которая находится глубоко в сердце.