«А чего ты хотел? Чтобы с тобой уже начали говорить трусы? Идиот!»
«Кстати о них — не мешало бы хотя бы раз в неделю менять. Ты ведь обещал, что будешь в лучшем виде». С раздражением напяливая на себя одежду, Люциус уже представлял лицо Северуса, оскорблённого до глубины души его состоянием. Скептически взглянув на себя в зеркало, Малфой скривился. Лёгкий взмах палочки — жирные волосы вновь засияли чистотой, кожа, покрытая синяками и ссадинами, заблестела мраморной бледностью. Как будто этот слепой мальчишка оценит его старания?***
Несмотря на столь раннее утро, в булочной уже было людно. Раскисшая после родов женщина: в одной руке пакет, в другой — кулёк с голосящим во всю глотку ребенком; несколько зевак, с неподдельным интересом разглядывающие батоны; старик, завалившийся на свою трость; и тонкая звонкая девочка, сжимающая в своих покрасневших пальчиках мешочек с самыми дешёвыми рогаликами, подгоревшими с одной стороны. С отвращением оглядев недвижимую очередь, Люциус вразвалочку пошаркал в сторону соблазнительных булочек с мясом и, кажется, рыбой, хотя по запаху они все походили на какое-то капустное месиво. Выбрав несколько особенно симпатичных пирожков с глянцевыми бочками, он ещё раз окинул очередь испепеляющим взглядом. Чуть шевелится. Продавщица за прилавком и та, казалось, едва ли держит глаза открытыми. Руки её, похожие на два красных осьминога, шаловливо выглядывающие из-под рукавов рабочего халата, вызывали неподдельное отвращение. «Боже, почему они все такие мерзкие?» — кривясь, подумал мужчина, сжимая в руках шелестящий пакет со своим скромным завтраком. Однако, чем дольше он стоял в очереди, тем менее привлекательной казалась сама идея прийти сюда. Как будто ему снова девять, и отец вновь привел его на блошиный магический рынок. Кругом грязь, крик — словом, бедность. Абраксас Малфой любил сына, но своё состояние и положение в обществе любил, очевидно, больше, посему поселил в своём отроке страх перед утерей оных привилегий знати. Этот страх в далеком прошлом изредка беспокоил Люциуса среди ночи навязчивыми кошмарами: вот он, еще ребёнок совсем, стоит среди толпы спешащих людей, никто на него не смотрит, а ведь ему так надо продать несуразные сапоги с серебряным каблуком. Не ясно для чего, но надо — всё нутро выворачивалось наизнанку от этой острой потребности. Долгое время он не понимал этого странного сна, из раза в раз пускающего по спине волны неприятных, липких мурашек. Пока, наконец, не потерял всё то, чем так дорожило его семейство. Люди кругом забыли о самом факте его скромного существования. Конечно-конечно, зачем обращать внимание на старого Люциуса Малфоя, он ведь больше не нужен, от него теперь мало толку. И вот он, одинокий и всеми покинутый, стоит на распутье своей жизни: большую часть которой благополучно спустил в унитаз — и трясет злосчастными уродливыми сапогами в надежде, что кто-нибудь всё же обратит на него взор. И вот, где он оказался в итоге? В старой булочной с просаленными от времени и неаккуратности обоями? Среди всех них? Люциус еще раз осмотрел этот сброд внимательным взглядом. Может, ну его — бросить эту вшивую выпечку и пойти по своим делам так? В конечном счёте, он ведь обещал Снейпу помочь мальчишке. «Мальчишке, который даже не обратил на тебя никакого внимания», — услужливо припомнил внутренний голос. А ведь действительно, на кой черт ему тратить своё время на этого человека?«Конечно-конечно, лучше ведь тратить время в борделе».
Люциус с трудом мог припомнить то, как выглядел этот ребенок. Что-то маленькое лохматое и немного серое. Вкусы Северуса он не понимал, да и едва ли хотел понимать. Прелесть их многолетней дружбы заключалась в том, что они никогда не переступали ту невидимую грань, которая отделяла от полного понимания и принятия друг друга. Они не стеснялись обнажать природные и приобретенные странности перед друг другом, зная, что их не осудят. Он должен был помочь бесполезному мальчишке в его бесполезном магазине? Не вопрос, поможет, несмотря даже на похмельную головную боль и эту тупую очередь в никому ненужной булочной. Очередь, казалось приросшая к одну месту замызганного плиточного пола в мелкую шашку, всё же двинулась, выпуская из своего плена мать-героиню с вопящим ребёнком наперевес. Когда магазин изрыгнул эту шумную особу из своего липкого брюха, стало значительно тише, даже замызганные стены и те показались менее грязными. С облегчением выдохнув, Люциус заметил, как напряженная фигурка впереди немного расслабилась, переставая постукивать своей крохотной ножкой. Они двигались. Двое мужчин и старик, запаковывая покупки в шуршащие пакеты, вскоре исчезли, словно и не было их: раздражающих пятен в его светлом дне. Осталась только она… Вопреки своему нетерпеливому характеру и головной боли, Люциуса не раздражала возникшая заминка. Наблюдать за тем, как этому ребёнку не хватило заранее отложенных денежек, было почти приятно. Как будто кто-то прошелся острым ноготком по едва зажившей ране, покрывшейся тонкой плёнкой. — Подождите, пожалуйста, — звонким голоском взмолилась девушка, пытаясь выудить из своего аляповатого вышитого крестиком кошелька оставшиеся замызганные монетки. Люциус не без удовольствия наблюдал за этой картиной: вот маленькие пальчики вновь спрятались в кошелечке, хаотично выискивая оставшуюся сумму. По общим беспорядочным движениям было понятно, как девочке неловко, как заминка действует ей на нервы. Против воли Люциус улыбнулся: было во всем это нечто комичное и в то же время очаровательное. «Не говори ничего, кретин. Не погань ребенку день!» — твердил внутренний голос, который, конечно же, не стали слушать. Старая, изъеденная непотребствами голова создала уникальную по своей тупости мизансцену: вот он покупает ей булочку, она счастлива, довольна; следом идёт ужин при свечах — она бьётся в экстазе; следующим кадром эта славная девчушка уже под ним, отрабатывает свой ужин. Мерзко, неприятно, мелочно, но в то же время возбуждающе. Конечно, едва ли она может похвастаться какими-то особенными умениями в постели или, может, страстностью и отзывчивостью… Но это было и не важно. Она ведь, наверное, чей-то чудесный ребенок. Или уже нет? Люциус с грустью взглянул на девушку: вся её фигурка, словно сотканная из лучей ленивого света, была тонкой и хрупкой, можно сказать даже, дистрофичной; пушистые волосы не блестели; одежда, видавшая виды, серая и потрепанная. Едва ли в её одинокой жизни найдётся тот, кто мог бы о ней должным образом позаботиться. Кто смог бы огранить этот испачканный жизненными тяготами самородок. А ведь она такого же возраста, что и Драко, да и похожи они чем-то… — Что, куколка, потратила все денюжки? — мерзким, даже для себя, голосом поинтересовался мужчина, — Купить тебе сладкую огненную булочку?«Я надеюсь, ты сдохнешь в мучениях, тварь!»
— яд разъедал всё его нутро. Господи, зачем было это говорить? Зачем было говорить это так? Почему просто не купить ей что-нибудь вкусное и молча положить это в её кулёк. В вопросе подарков, пусть даже и пустяковых, он всегда ценил выказывание благодарности со стороны одаренного. Хрупкая фигурка, выделяющаяся на фоне пушистых, непослушных волос, едва ли вздрогнула. Сжав в руке свою скромную покупку, девушка обернулась. Ее личико, похожее на первый снег, засияло такой веселой улыбкой, что у Люциуса предательски защемило сердце. Он уже знал, что она сейчас скажет, чувствовал, как это милое создание выплеснет на него те крохи яда, которыми ее успела одарить жизнь. А что ещё можно было ответить в этой ситуации? — Спасибо. Но я люблю горелую выпечку, — она легко потрясла бумажным пакетом в воздухе, отчего горелый кончик одного рогалика игриво подскочил вверх. — Хорошего дня. На бледных щеках, слишком худых, чтобы обозначить природные очаровательные яблочки, заиграл стыдливый румянец. Маленький гордый ротик изогнулся в презрительной полуулыбке. — Сэр, — позвала она, едва замешкавшись у дверей, чтобы поплотнее укутаться шарфом, — надеюсь, Вам всё-таки удастся продать те серебряные сапоги. «Красивая», — неожиданно произнес внутренний голос, горло предательски сжалось. Не удержавшись, Люциус обернулся ей вслед, в душе теплилась призрачная надежда встретиться с чужими заинтересованными глазами, но он успел увидеть лишь лохматый белый затылок, быстро скрывшийся за витриной.***
— Ты действительно считаешь, что это подойдет для детского отдела? — заливаясь смехом, Луна едва ли могла говорить. Внутри у неё всё сжалось, как будто очередной приступ истерического смеха был уже на подходе. Стоя в центре торгового зала, в глубине которого возвышались полки со всевозможными книгами, Луна не без удовольствия наблюдала за маленьким скрюченным от старости тельцем, то и дело вздымающим свои лопатовидные руки к лысой голове в жесте полного отчаяния. — Хозяин, Мерлином клянусь, что я совершенно точно это не заказывал, — носясь вокруг покупки, Кричер почти плакал, то и дело косясь своими рыбьими влажными глазами на драгоценного хозяина, — Мы же вместе выбирали паровозик. И он совершенно точно не выглядел, как… Эльф задохнулся, не имея возможности подобрать более или менее подходящее сравнение. — Дай помогу, как эрегированный красный пенис с дымящейся трубой? — Луне вся эта ситуация доставляла удовольствие. Ей определенно точно не нравился напыщенный, похожий на занозу, эльф, считавший не иначе как своим долгом вмешиваться в каждое дело, которое ей только поручал Гарри. Расставить книги? — «маленькая мисс делает это неправильно»; принять товар? — «маленькая мисс делает это слишком медленно»; обслужить посетителей? — «маленькая мисс слишком хмурая». Казалось бы, только в начале этого года она еще работала в захудалой таверне «У Сью». Место, по разумению Луны, если и не самое худшее, то максимально приближенное к понятию «кошмар». Табачная дымовая завеса окутывала собой буквально всё пространство, превращая убогую лачугу с дюжиной потертых столиков в нечто, вышедшее словно из эфира. А какие там собирались люди… Это не передать словами. Жалкие, с солоноватым, приторным взглядом масляных глаз… Они смотрели на неё в немом ожидании, когда же она, существо даже для мира магов странное, спустится, наконец, с последней ступени, отделяющей её от звания социально опущенной особы. ОН тоже ждал, когда остатки её благоразумия и воспитания растают под гнётом вызванных им чувств, по-детски наивных и сильных. ЕМУ нравилось видеть своё блистательное отражение в её глупых глазах. Нравилась ли она сама ему хоть немного, хоть когда-то, Луна не знала, да и признаться, не хотела знать. Страшно было признаваться себе в том, что тот, на кого ты смотрела долгие месяцы, тот, кто стал для тебя светом в темном окне, не разделял и толики твоих чувств. — Это пойдёт на мусорку, хозяин? — мученическим тоном спросил Кричер, заискивающе глядя на своего обожаемого мастера, тихо пристроившегося на небольшом диванчике для посетителей. Гарри, пребывающий в состоянии немого раздумья, не обратил на вопрос внимания. Если бы кто-то мог увидеть его лицо, полностью сокрытое в тени лохматых волос, то он понял бы, что огромный член, задумавшийся как паровозик, заботил его в последнюю очередь. Слепые глаза, устремленные вглубь комнаты, казалось, видят что-то, от чего никак не могут оторвать свой непроницательный взгляд. Гарри ждал, но ожидание отнюдь не делало его несчастным, наоборот, это, многим ненавистное чувство подвешенности дарило ему счастье, ощущение того, что жизнь идёт вместе с ним. Он не боялся просиживать своё настоящее в ожидании призрачного будущего, которое, наступив, станет еще одним настоящим. Плотно сцепленные пальцы начинали подрагивать, стоило лишь немного ослабить захват собственных рук. Он нервничал. Заметно. По-детски. «Как могут нервничать лишь влюбленные», — Луна знала, что сегодня к ним должен прийти друг профессора, чтобы помочь с делами в лавке, которые никак не хотели налаживаться. Луна искренне пыталась помочь Поттеру и Кричеру всем, чем только могла. Первые две недели своей работы она разбирала образовавшиеся завалы из новой, пока еще не собранной, мебели: новые полки, скамьи, детские столы и миниатюрные, похожие на откормленных чудищ, креслица. Но всё это, на её скромный, ничего не значащий взгляд, не имело ни малейшего смысла. Даже девушка, не обладающая никакими знаниями о методике ведения торговли, понимала, что «Книжный магазин Блэка» не удовлетворит запросы ни одной из выбранных целевых аудиторий. Для подростков круг представленного чтива составлял каких-то жалких десять-пятнадцать позиций; для взрослого рядового читателя, может быть, и нашлось бы достаточное количество интересной литературы, но она была расставлена так бестолково, что проще было уйти в другой книжный магазин. Зачем обустраивать книжный магазин, в котором список книг представляет собой жуткую смесь из популярного любовного чтива и невалидной научной литературы? «Змеи Дурмстранга. Правда не вымысел», «Клещи как проводники в будущее», «Пальцы на ногах — история возникновения» — и это, пожалуй, самое безобидное, что можно было найти на полке «НАУЧНОЙ литературы». Может быть, этот знающий друг профессора действительно им поможет, разобрав, где в этом нагромождении из всего и сразу зарыт корень их бед? Проблема, как видела девушка, заключается лишь в том, что эта несчастная лавка, задуманая как лекарство от депрессии для Гарри, перестала быть тому нужной, ведь молодой мистер Поттер нашел себе другое, более действенное лекарство. От которого его изрядно потряхивало. А ведь они виделись не так уж и часто, да и встречи их едва ли выходили за рамки обычного общения с легчайшими дружескими нотками. Может, поэтому их влюбленность столь очевидна? — Чем заняты? — открывая дверь в лавку, профессор лишь наполовину оказался внутри. Выступающая из-под воротника шея, а так же щеки и уши имели нежный розово-лиловой цвет, отчего Северус казался моложе своих лет. Увидь Луна профессора в таком состоянии раньше, она подумала бы, что кто-то из его студентов безвременно и трагично скончался. Но сейчас непривычно хорошее настроение объяснялось совсем иначе… Гарри, заслышав звуки глухого, словно из бочки, голоса, отреагировал моментально. На секунду его вид почти вернулся к изначальному, на лбу даже проступил знаменитый шрам, но лишь на несколько секунд. Когда он развернулся к профессору, чтобы поприветствовать, его пресная иллюзия уже крепко сидела на том месте, где у нормального человека находится лицо. — Я решил, что пора обживаться, — как бы оправдываясь проговорил он, — вот купили паровозик в детский отдел. Ну, знаешь… чтобы дети могли играться и книги в нём читать, пока их родители заняты. Ну, или вообще без родителей, чтобы книги развозил… Не важно… — Довольно интересно… — Очень глупо, да? — спросил Гарри, расширяя слепые глаза, как если бы хотел увидеть ответ прямо на хмуром некрасивом лице. — Совсем нет, — восковое лицо профессора дрогнуло. Губы его изогнулись в сухой минималистичной улыбке, вокруг глаз пролегли морщинки, в которых запечатлелось тепло и что-то еще, — Это хорошая идея, Гарольд. Детям понравятся такие игрушки… Профессор Снейп еще раз окинул это уродство скептическим взглядом, на секунду или две между густых бровей пролегла недовольная складка. «Ну давайте, скажите ему, что это чушь! Скажите, что так дела не делаются!» — бесновался внутренний голос девушки. — Ну, или почти такие, — поспешно добавил он, — может, это слишком для детей и… их родителей. — А с каких пор вы разбираетесь в игрушках и дет… — она не успела закончить свой вопрос, дверь вновь открылась, впуская резвые порывы холодного воздуха. Пришелец, скинув с себя мантию одним резким движением, поправил налипшие от дождя белые волосы. Его внимательные глаза, обведя помещение брезгливым взглядом, лишь на несколько мгновений задержались на девушке. На его холодном, словно замороженном лице не отразилось ровным счетом ничего, что смогло бы выдать узнавание. Однако, справедливости ради, стоит заметить, что он почти улыбнулся. Луна, встретившись с ним быстрым взглядом, сморщилась. Её красивый высокий лоб изукрасили трещины недовольных морщин, аккуратные губки сложились в тонкую полосу. Неловкость, которую она испытывала, с трудом удавалось сдерживать под хрупкой маской спокойствия. В своё время с ней происходили ситуации и похуже, однако это было так давно, что девушка успела уже и позабыть липкие прикосновения настоящего позора. — Добрый день, — голос сильный, звучный, даже приятный, когда не говорит пошлости. Задержать на себе внимание окружающих у него едва ли получилось: Гарри, лишь на несколько секунд оторвав взгляд слепых глаз от профессора, улыбнулся рассеянной глуповатой улыбкой; Снейп удостоил немым кивком головы, ну, а Кричер… Кричер, блистательный в своей вновь проснувшейся ревности, даже не обратил на мужчину внимания. Оглядывая собравшихся своими рыбьими, мутными глазами, домовой то и дело возвращал мученический взгляд своему хозяину, который, увы, не мог облегчить его страданий. Не удостоив знакомца должным вниманием, девушка отвернулась. Даже смотреть на носки его туфель, забрызганных городской грязью, было невыносимо. Эти некогда начищенные до блеска туфли смотрели на неё с явным осуждением, язвительно улыбаясь неровными подтеками талого грязного снега. Какова была вероятность, что он не запомнил её или не разглядел? «Она равна нулю», — каплями золотого света падали в тишину сознания звуки, падали так тихо, что сквозь них был слышен лишь голос, пронзительный в тишине её испуганного сознания. Его голос был темным и гладким, как ирландский кофе. Присутствие постороннего в своём ментальном пространстве почти не ощущалось. Это ведь точно тот самый мужчина, который представлял, как она будет отрабатывать булочку, купленную с дворянского плеча?