Pov Люциус
Это было что-то совершенно невообразимое. Такого бесполезного использования пространства магазина я не видел, без всяких преувеличений, никогда. А ведь за свой век я видел немало, взять хотя бы магазинчики нелегалов, торгующих разными видами сон-чая, который буквально запрыгивал в твои карманы из огромных трёхметровых сундуков, стоило совершить покупку. Вы где-нибудь видели книжные ряды, организованные по цвету? Может, в преисподней. — Здесь всё немного… — маленький гид задумалась, чтобы подобрать нужное слово, но оно никак не хотело идти на ум. — Ужасно, просто ужасно, — выдавил я, глядя на неупорядоченную кашу из всевозможных книг, популярных и не очень. Если бы этот книжный магазин был бы блюдом, то меня бы уже давно вывернуло от несварения. Отвратительно. Глупо. Бессмысленно. А это что? Складные кресла, обитые бархатом, услужливо раскрывались перед тобой, стоило подойти к очередному книжному стеллажу с провокационным заголовком «НОВИНКИ». Стоит ли говорить, что новинок там не было? Я видел, как много денег было вложено в эти блестящие от лака полки, в эти золотом отделанные корешки книг. Мерлин меня подери, да у них даже настенные лампы были выполнены в виде золотых книг, трепещущих своими тонкими, как нити, страницами! Но всё это было пустой тратой средств, которые, положим, в моих руках могли бы действительно работать. — Если бы, — немедленно вмешался неусыпный внутренний голос, — да, если бы ты не был жалким похотливым извращенцем. — Бросьте, — не без раздражения кинула она, — он слишком молод, чтобы знать, как устроен этот бизнес. Я уверена, что с лёгкой руки у Гарри… у Гарольда всё получится. И вот мы дошли до самого конца книжного ряда в якобы детский отдел. Мне кажется или там, среди рассказов старины Даля действительно затесался томик по зельеварению, так чудно вписавшийся по цвету в общую гамму полки? Господи, они расставляют книги по цвету. Осматривая ряд пёстрых обложек на предмет новых для себя впечатлений, я успел заприметить маленький розовый томик по термодинамике для малышей. — Знал я одного Гарри, у которого тоже всё получилось с чужой лёгкой… — что это? Как в той песне, черные птицы из детских глаз выклевали дерзкий алмаз, оставив лишь черный уголь страха? — Впрочем, это уже не важно. Как бы то ни было, у Вашего Гарри нет ничего общего с тем зазнавшимся выскочкой, верно? В голубых, похожих на хрустальное озеро, глазах вновь промелькнул страх. Девочка напоминала мне ребёнка, совершившего шалость, за которую придется держать перед родителями ответ. Что могло вызвать такую реакцию? Неужели выболтала лишнего? Опорочила своего милого хозяина? Или сказала то, что я не должен был знать?.. Книжная лавка оказалась значительно больше, чем я думал изначально. Виноваты были уют и общая спокойная бежево-коричневатая гамма, сливавшая всё кругом в расплывчатое тесное воспоминание из детства. Немного сощурившись, чтобы собрать воедино расплывшуюся вдали картинку, я разобрал Северуса, склонившегося над своим сокровищем. Не было ничего особенного ни в их позах, ни в жестах. Они походили на совершенно обычных людей, искренне увлеченных беседой. Если бы не одно существенное и очевидное «но», перекрывавшее прежнюю одержимость Снейпа. Не он ли клялся, что их с малышом Потти связывает нечто большее? Оказывается, нет. Стоило появиться тому, кто способен ответить его чувствам, и старое вон? Нет. Я уверен, что так просто это помешательство не могло быть прервано. Северус, к сожалению, не тот человек, чтобы вот так просто забывать тех, кого, на своё горе, полюбил. Нет. Здесь что-то не в порядке. Его к Поттеру тяга не была любовью в привычном понимании этого слова, это было что-то совершенно другое. Что-то, чего я никогда не испытывал и не понимал. Северус был готов сложить свою жизнь к его ногам, не требуя ничего взамен. Его трясло от одного взгляда, но он не смел и думать о взаимности. Он жил и умирал ради него. Увлеченно что-то рассказывая, мальчик неосознанно старался приблизиться или прикоснуться к Снейпу, то и дело вынуждая того отступать назад в безуспешной попытке устоять от соблазна. Семнадцать лет я любовался этим страдальческим выражением на его лице. Изнывая от жажды, он боялся испачкать родник. — На удивление был мерзкий мальчишка, — желваки под тонкой кожей зашлись в слабой попытке сохранить каменное выражение на милом личике. Я уже и забыл, как весело и просто обращаться с детьми. Возможно, я всё-таки прав, — Все ему что-то были должны, ведь он… такой особенный. — Это… — она осеклась, попытка говорить спокойно едва ли увенчалась успехом. Прозрачная пелена глаз пристально изучала моё лицо, — уверена, вы ошибаетесь. — Думаешь? — проще, чем отобрать конфету, — а я вот вижу, что у них двоих очень много общего: оба бестолковы. Оба напыщенные маленькие мальчики, которые не знают, что делать со своими средствами и жизнями. Разница в том, что только один из них может увидеть, какую брешь в его банковском счету прогрызла его же тупость. — У Гарри всё будет в порядке. Ну, а с Поттером у него общего ничего нет. Вы зря выдумываете. Если малыш не тот, кем кажется, то станет весело, прежде чем они оба успеют испугаться. Ну а если я ошибаюсь, то придется найти себе новое развлечение и, возможно, извиниться. — А кто говорил о Поттере? — пытаясь изобразить искреннее удивление, я с особенным наслаждением приметил, как её нижняя губа начала медленно подрагивать. Но еще милее она подрагивала бы, скажем, на моём члене. Эта картина так ярко и приятно прострелила мой разум, что я едва смог сдержать улыбку. Окинув всё пространство беглым взглядом, я не увидел больше ничего, что могло бы вызвать раздражение. Основная проблема - бестолковость хозяина. Я смогу помочь, особенно если этот чудесный мальчик окажется не тем, за кого себя выдает. Нам будет весело. — Я не… — Не проведешь меня в кабинет хозяина, милая? - я, конечно, мог и сам найти кабинет нерадивого хозяина, но соблазн побыть в её присутствии ещё минуту или две был слишком велик.***
Вся обстановка кабинета говорила о том, что здесь работает человек, привыкший к долгому и кропотливому труду. Присутствие каждой вещи было целесообразным и оправданным, и в то же время на помещении отнюдь не лежала печать спартанского комфорта. К старому полукруглому столу из палисандра удивительно подходили подобранные в тон массивные гардины и пушистый ковёр. На небольшом кофейном столике перед камином высились аккуратные стопки разного рода брошюр, на которых беспокойные фигурки, потрясывая книгами над головой, что-то ворчали немыми губами. На столе же у новоиспеченного хозяина магазина, несмотря на обилие расположившихся там вещей, так же царил порядок систематически расставленных книг, блокнотов, документов, исписанных мелким убористым почерком. Складывалось впечатление, что молодой хозяин знает толк в выбранном деле. Впечатлением всё и заканчивалось. Звучно постучав в открытую дверь, я обратил на себя внимание Северуса и мальчика. Нехотя оторвавшись от лицезрения грустного, как у лошади, лица, Снейп постарался выдавить из себя улыбку. «Что скажешь?» — его внутренний голос звучал тихо и спокойно. Мрак чуть затуманил комнату, отчего блестящие, похожие на влажный морион глаза светились потусторонним странным свечением. Это сияние не было отражением искр ленивого огня в камине. Оно исходило из самой глубины его души. Карие когда-то глаза были теперь темными, как ночь, любой другой сказал бы «от недостатка света», но мне кажется, это просто от избытка наполнивших его чувств. Я слишком хорошо знал этот мягкий поплывший взгляд. Влюбленный дурак. «Ничего хорошего». Легко качнув головой в сторону двери, я заставил Снейпа сняться с насиженного места. Напоследок спокойно, как будто бы даже без особых чувств, он провел рукой по тонкой, игрушечной руке мальчика. От этого жалкого прикосновения ребёнок расплылся в счастливой улыбке, как будто не принадлежавшей его лицу. Северус, едва ли готовый к такой реакции, тоже улыбнулся, тепло и мягко. Так обычно улыбаются женщины, носящие под сердцем важный секрет, о котором еще не решаются никому рассказать. А ведь будь кто-то из них настоящим мужчиной, давно бы уже повалил другого на стол, спустил штаны и сделал всё, что полагается в подобных случаях. Откуда такая нерешительность и бережливость? Мальчика понять можно: он чересчур молод, возможно, в свои двадцать (или сколько ему там лет) он ещё ни с кем и не был. НО вот кто меня действительно удивлял, так это Северус… Тот самый Северус, который в вопросе обращения с партнером всегда придерживался спартанских взглядов: ни подготовки, ни предварительных ласк, ни лишней нежности. Тошно. Проходя мимо, Снейп бросил на меня выразительный взгляд, пытаясь вновь проникнуть в мои мысли. Волнуется, стало быть, не хочет, чтобы его мальчика слишком сильно взгрели за некомпетентность. Боже, друг мой, почему ты стал таким же, как и все эти людишки? Когда дверь с тихим скрипом затворилась, я быстро наложил на комнату заклинание квиетуса. Лишние уши не нужны. Не хватало, чтобы Северус узнал обо всём раньше положенного. — Что скажете? — мальчик указал на стул напротив стола, после чего сложил подрагивающие пальцы домиком, — Всё очень плохо? — Всё зависит от того, что считать плохим, — холодно процедил я, усаживаясь на предложенное место, — если полное отсутствие смысла в выбранном вами, молодой человек, мероприятии, то, да, всё о-чень пло-хо. Немая тень пробежала по его восковому лицу, упрямый подбородок сделал выразительное движение вперёд, отчего тоненькие губки исчезли бесследно, словно и не было их. — Что я могу сделать, чтобы это исправить? — холодно поинтересовался он, складывая тонкие ручки на впалой грудке. Боже, ну до чего забавный ребёнок. Не удивительно, что Северус дважды попался в его сети: как вообще можно устоять перед этим глуповатым простодушием взрослого ребёнка? — Вариантов немного, на самом деле, всего два: либо закрыть лавку, либо перестроить её по кирпичику. Рекомендую первое, ибо на второе у вас не хватит ни денег, ни, извините мне прямоту, ума. Поразительно, как быстро настал этот самый миг, когда его уязвленное эго дало брешь в защите, когда он потерял контроль над собственным чувствами. Хотя что можно взять с двадцатилетнего мальчика, милого и невинного в своём горе? Уверен, судьба избранного, бесконечная борьба с Тёмным Лордом и последующая травма не дали жизни развратить его. Был ли у него кто-нибудь? Или, может, был ли он сам у кого-то? Едва ли. — Занимаетесь обманом, мистер Поттер? — его лицо, серое и унылое, вытянулось. Тонкий рот искривился в безуспешной попытке что-то сказать, но от шока линия узких губ лишь поплыла, как краска на полотне, до которого имела неосторожность прикоснуться любопытная рука. Иллюзия начала таять медленнее льда под лучами весеннего солнца. Поразительное зрелище. Его ненастоящее лицо таяло обозначая линии настоящего, такого живого и трогательного лица. За время, которое прошло с нашей последней встречи, он изменился. Признаться, я никогда особенно не рассматривал Гарри Поттера — не до того было. В качестве сексуального объекта он едва ли меня привлекал; как союзник — противился всякому внешнему влиянию; ну, а враг из него еще хуже, чем друг: слишком уж он мягок и уступчив по своей сути. — Ты действительно слепой? — вопрос заставил его вздрогнуть и немного отклониться назад. Узкая линия лба, почти полностью сокрытого под густыми черными волосами, пошла волнами недовольных морщин. — Нет, это я притворяюсь, — его голос сочился ядом и презрением, — чтобы пособие по инвалидности получать. Знаете ли, жить сейчас непросто… Я не дал ему договорить, быстро подойдя к нему вплотную, с силой схватил широкий подбородок, покрытый недельной щетиной. Потянув его на себя, я заставил мальчика поднять лицо. Гарри, если бы этого захотел, мог вырваться, но не стал. Он ждал, напряжение между нами можно было резать ножом. Никогда не понимал чувств Северуса к золотому мальчику. Это было похоже на одержимость, на иррациональное желание поглотить и убить одновременно. Любой наш разговор о Гарри Поттере заканчивался легким намеком на скандал. Я никогда не давил на друга — знал, что толку в этом будет мало. Знал, что никакие слова не повлияют на решение Северуса защитить мальца любой ценой. — Лили этим уже не вернёшь… — Знаю. — Вспомни, кто его отец. Северус, он ведь презирал тебя, он портил твою жизнь… — Знаю. — Северус, это ведь просто мальчишка. Не проблема будет найти другого. Он всегда злился на меня после таких разговоров. Глупо, конечно. Как будто слабому до чувств человеческому сердцу известно о том, что влюбляться в принципе не стоит. В глазах Северуса этот мальчик был чем-то удивительным, уникальным. Отражением Лили? Его маленькой милой подруги, единственной, у кого получилось забраться под толстый панцирь, обороняющий хрупкое сердце, чтобы потом, вдоволь наигравшись, бросить его. Я отчетливо помнил, как Северус, принял этот удар. Достойно. Тихо. Он был максимально спокоен и равнодушен, для влюбленного дурака, конечно же. Мальчик грозился стать еще большей бедой для однажды разбитого сердца, чем некогда его мать, чем некогда он сам. Кто бы мог подумать, что только Гарри Поттер под иллюзией способен заставить разлюбить себя настоящего? — Северус будет в восторге, — проводя пальцем по упрямому подбородку, я с удовольствием наблюдал за тем, как его личико, бледное и хмурое, кривится от отвращения. Неужели маленькому Гарри Поттеру неприятны мои прикосновения? На половину секунды в голове мелькнула мысль, как здорово было бы поцеловать эти упрямые, плотно сжатые губы, но, к счастью для себя и нашей дружбы со Снейпом, я вовремя вспомнил, что слишком гетеросексуален для такого. — Чего Вы хотите? — отходя от меня на несколько шагов, Гарри с силой уперся в свой стол. Чернильница, жалобно зазвенев, покатилась по потертой от времени поверхности, окрашивая её ярко-фиолетовыми ручейками. Совершенно очаровательный, даже милее, чем в моих воспоминаниях. Бывает красота манящая, как ароматный цветок, миролюбиво сияющий на своей спокойной поляне; иногда красота, подобно огню, разливается по телу созерцающего горячими волнами… Красота Гарри, приправленная невысказанной болью, была тонким клинком, холодным и острым, пронизывающим самое сердце. Он стал по-настоящему красив. Его слепые мутные глаза, его хмурый, весь в морщинах, лоб, его щеки с тонкими полосами шрамов, его упрямо поджатые губы с трагически опущенными уголками — всё это возбуждало. Его страдание и боль привлекали. — Кого, — поправил я. Мальчик, еще сильнее нахмурившись, силился понять, что же от него хотят. Попытка явно не увенчалась успехом, хотя и я почувствовал, как кто-то сильной и уверенной ментальной нитью тянется к моему собственному сознанию, страстно желая проникнуть в его недра. Прикосновение сильного мага, а не мальчишки. Отражать вмешательство было уже поздно, он был внутри. Глупый мальчишка. Как будто кто-то здесь позволит ему добраться до развязки лабиринта. Но за саму попытку, за силы, которые были в неё вложены, я невольно жал ему руку. Будь у меня меньше опыта в вопросе защиты внутреннего пространства от чужих глаз, он бы уже вовсю хозяйничал в моем разуме. — Что ты хочешь там найти, мой мальчик? — ласково пропел я, чувствуя, как он пытается преодолеть выставленный на пути тупик. — У меня нет никаких грязных секретов. Предприняв еще одну попытку, совсем слабую и жалкую, проникнуть в мои мысли и встретив очередной тупик на своем недолгом пути, Гарри, шумно втянув воздух через плотно сжатые зубы, наконец, заговорил: — Что я должен сделать? — его лицо пылало. Глаза метали молнии, кулаки были сжаты до того сильно, что побелели косточки. Он уже не был в своём кабинете, нет. Гарри Поттер, прижав меня к стене, потрошил, изрывал в клочья моё тело, душу, сознание. Совершенно очаровательно, а ведь раньше он таким точно не был. — Я попрошу у тебя не очень много за свою неоценимую помощь. — Мне ничего от Вас не над… — За своё молчание и помощь в ведении дел этой жалкой лавчонки я хочу девчонку.***
Гарри замер. Конечно же, он понял, о ком речь. Неожиданная догадка, прострелившая его в ту самую секунду, когда Малфой попытался взять ее под руку. Сперва Гарри подумал, что ему показалось… Увы, ему не показалось. — Она не моя собственность. Я не могу ей вот так просто распоряжаться, — Поттер пытался говорить ровным тоном, отгоняя от себя ярость, медленно закипающую под сонным монолитом. Обелиск ещё не очнулся полностью, но уже успел выказать свое негодование резким судорожным движением.