Come what may

Пронзительный свет, проникающий под кожу до самых костей — вот, что в первую очередь увидел Гарри, когда открыл тяжелые, налитые свинцом веки. Желтоватый, тёплый, искрящийся свет, завёрнутый в светлый туман, как в махровое покрывало. Такого странного света Гарри никогда раньше не видел, ибо сияние это едва ли освещало всё вокруг — нет, оно существовало само по себе. Мягкое свечение не трогало ни землю, на которой лежал Гарри, ни его тело — всё кругом было погружено в странный мерцающий сумрак, который, хоть и позволял видеть общие черты, скрывал от внимательных глаз детали. Тело Гарри, утопавшее в мягкой, густой траве было расслабленным и нежным, как подтаявшее в тепле масло. Парень лениво следил за проплывающим над ним туманом, внутри которого, подобного золотым звездам, что-то мерцало. Несмотря на царивший вокруг покой, Поттер чувствовал, как внутри у него, в нежном месте под рёбрами, зарождается беспокойство. Что-то явно было не так. Гарри чувствовал ответ нутром. Гарри резко сел и осмотрелся. Жадно оглядывая всё кругом, мальчик осознал, в чем дело. Разгадка, как это часто с ним бывало, пришла не сразу, она томилась, зрела, пока наконец не вышла на поверхность — он видел. Это открытие должно было стать для него потрясением, но Гарри отнюдь не чувствовал себя хоть сколько-нибудь удивленным: в своих снах он часто возвращался во времена своего, кажется, такого далёкого здорового прошлого. Правда, обычно его сны не отличались такой яркостью и детальностью, за год, проведённый в темноте, Гарри уже начал забывать мир с его красками и полутонами. Поднеся руку к лицу он различал мелкие шрамы и тонкие линии, украшающие всю руку. Вокруг были лишь туман и пробивающиеся то тут, то там деревья. Тогда парень осмотрел себя. На нём были почерневшие от росы белая рубашка и чёрные брюки. Босые ступни блестели от влаги. Гарри поднялся. Когда-то он уже был в месте, похожем на это. Мальчик знал: чтобы увидеть больше, надо этого захотеть. Лишь немного пройдя вперёд по завернутому во мрак лесу, Гарри уже различал выглядывающее из-за перьевых облаков солнце. Где-то там, вдали, виднелся острый, похожий на иглу, выступ, возвышающийся над впечатляющей чёрной бездной. Где-то впереди, за этим огромным ущельем, показывался зеленый, сочный лесок, уходящий вершинами молодых деревьев прямиком в прозрачное голубое небо так, что четкой грани между ними разглядеть уже было невозможно. Подойдя ещё ближе, Поттер уже мог разглядеть тоненькое, сотканное из лучей света тельце. — Я так долго ждала, когда мы снова увидимся, мой мальчик, — произнес глубокий голос, наполненный лишь бархатом и мёдом. Вслед за мягкими звуками по небу разлилось золотое сияние с голубыми разводами, нарисованными не иначе как лёгкой рукой художника. Лёгкое небесное платьице, собранные в низкий пучок седые волосы, лишь в нескольких местах отдающие рыжиной — на вид ей было не больше шестидесяти лет. Жадно оглядывая этот маленький оазис на краю пропасти, Гарри почувствовал, что задыхается. Он был уверен, что эта странная женщина никак не может быть плодом его воображения, утерянным в потоке лиц, воспоминанием. Его глаза, уже отвыкшие от всепоглощающей тьмы, жадно осматривали всё кругом, но всё равно возвращались к маленькой, словно игрушечной фигурке на краю пропасти. Она как будто бы была центром этого небольшого и такого уютного мирка. Он, конечно, мог сесть рядом и попытаться заглянуть ей в лицо, но это было бы ошибкой. Гарри чувствовал, что, несмотря на теплоту, которую дарило само её присутствие, подходить ближе всё же не стоит. Словно огражденная невидимым барьером старушка весело болтала затянутыми в белые чулки ножками из стороны в сторону, как бы дразня голодный черный рот, раскрытый под ней. — Я ведь сплю? — спросил Гарри, подходя так близко, что мог разглядеть небольшие рыжие пряди, перемежающиеся с почти полностью седыми волосами. — И да, и нет, — она усмехнулась. В руке у неё был зажат маленький блестящий камешек, который она со всей силы запустила в жерло раскинувшейся под ней бездны. Блинчик, совершив плавное пикирование, лишь через минуты две или три ударился о водную гладь с характерным смачным «бульк». — И что это значит? — полюбопытствовал Гарри, аккуратно вставая на цыпочки, чтобы заглянуть в глубину прожорливой пропасти. Кратер, на краю которого они находились, составлял не менее пяти сотен метров в ширину, высоту его определить едва ли было возможно. Ни дать ни взять, огромный голодный рот с чёрной глоткой. — Твоё тело спит в доме на площади Гриммо, — мягко пояснила она, доставая из кармашка ещё один камень. Тщательно прицелившись, она запустила его так, чтобы он ударился об усеянную шипами стенку. Удар, потом ещё один и снова «бульк», — но разве сейчас ты не говоришь со мной? Спорить с этим было бесполезно. Гарри с любопытством уставился на незнакомку. Он не знал точно, но чувствовал, что женщина, кем бы она ни была, ему знакома и приятна. В её манере говорить и держаться было что-то знакомое. У Гарри засосало под ложечкой. Так иногда бывает, когда встречаешь на своём пути человека, которого когда-то знал… Любил… И забыл… Гарри точно знал, что эта женщина раньше, возможно, много лет назад, была для него кем-то особенным. Но кем, он вспомнить не мог. Как если бы они встретились во время его неразумного, бессознательного младенчества. — Мой дорогой ребёнок, — позвала она, голос приобрел горькие печальные ноты, которые окрасили золотое небо акварельными голубыми разводами, — Взгляни. Женщина взмахнула своей тонкой, похожей на прутик, рукой. Её длинные пальцы указывали на что-то позади Гарри. На фоне густо разросшихся деревьев что-то поразительно ярко и соблазнительно сверкнуло. Ещё не видя его целиком, Гарри уже знал, что это. Зеркало желаний в сияющей золотом и платиной раме отражало лишь его макушку и плывущие по зефирному небу облака. Оно стояло на забавных, похожих на лапы грифона, ножках. — Я покажу не твоё лицо… — Но самое горячее желание твоего сердца, — продолжил Гарри, подходя к зеркалу ближе. Как и впервые, перед ним предстало его собственное отражение. Однако он уже не был тем испуганным и взволнованным ребёнком. В отражении он увидел себя, заморенного, с растрёпанными чересчур длинными волосами и влажными, больными глазами. Лицо его походило на похоронную итальянскую маску: с росчерками мелких шрамов и ужасающими синяками под глазами оно казалось мёртвым, вырезанным из куска холодного мрамора. Как если бы человеческие эмоции никогда не будоражили его спокойную гладь. Позади него виднелась всё та же толпа, представшая перед ним десять лет назад. Гарри увидел маму и папу, Сириуса, Римуса и Тонкс. Он видел своих дедушек, бабушек и прабабушек… Он видел всех тех, кого забрали у него время и Тёмный Лорд. Гарри не стал оборачиваться и проверять. Разумеется, позади никого не было. За его плечами лишь призраки, увидеть и потрогать которых он, увы, не мог. Гарри знал, что все эти люди, пусть он их не видит, следуют за ним каждый день, переживая его взлеты, неудачи, разочарования. — Я не могу вернуть тебе тех, кто уже ушёл. Их души больше не принадлежат мне. Но я могу дать тебе то, чего ты хочешь. Я могу дать тебе семью, мой мальчик, — женщина вновь заговорила, и теперь её голос звучал по-другому, как ветер, срывающий лепестки с цветов, нежно и мягко. Из угла зеркала, оттуда, где стояли его родители, неожиданно вышел Северус. В своих извечных черном костюме и мантии он казался каким-то слишком расслабленным и довольным. На руках у него был мальчик, на вид не старше двух лет. За свою жизнь Гарри удалось увидеть не так уж и много детей такого возраста, но он готов был дать руку на отсечение, что этот малыш — самое очаровательное существо, которое ему только довелось видеть. Волосы, блестящие и чёрные, как крыло ворона, доходили до хрупких лопаток и завивались в очаровательные упругие колечки на концах. Глаза у него были в точности, как у Северуса: большие, внимательные и умные, похожие на горящую смолу. Его ротик, алый и подвижный, то и дело растягивался в очаровательной, озорной улыбке. Коленки у малыша были острые и немного кривые, как у самого Гарри. Снейп, бросив на Гарри шальной, весёлый взгляд, весь приосанился. Поцеловав малыша в фарфоровый лобик, он заставил того оторваться от распутывания узелков на мантии и посмотреть в сторону парня. Ребятёнок не сразу послушался, упрямо надув свои пухлые губки, было очевидно, что узелки для него важнее. Но когда их взгляды всё же встретились, Гарри понял, что пропал. У него сердце ушло в пятки, когда пухлая, в завязочках, ладошка с поразительной требовательностью потянулась к нему из зеркальной глубины. Малыш то и дело сжимал и разжимал свою маленькую ручку. Натыкаясь лишь на пустоту, он с немым вопросом в глубине умных глазок обращался к Северусу, после чего вновь тянулся к Гарри. Снейп наблюдал за всем этим с улыбкой, в одной руке он держал вырывающегося ребёнка, другой приобнимал Гарри из отражения. Приблизившись к стеклу так близко, что можно было коснуться его носом, Гарри упёрся ладонями в холодную гладь. — Это наш ребёнок, — Гарри чувствовал, что на глаза против его воли начинают набегать слёзы. Его вновь переполнило то странное чувство радости и бесконечной печали. Северус из отражения, всё время внимательно наблюдавший за парнем, хмурился. Спустив ребёнка на землю, он подошёл к Гарри из отражения, обнимая того со спины и плотно укутывая его полами своей чёрной мантии. Мужчина не мог утереть его слёз — лишь наблюдать. — Послушай меня и постарайся запомнить, — начала женщина, голос её вновь зазвучал по-новому, небо рассекли извилистые ярко-голубые молнии, — очень скоро настанет момент, когда тебе придётся сделать выбор. Это будет непростое решение, когда-то я уже позволила тебе пожертвовать собой, чтобы спасти других. Но теперь… Теперь, Гарри, ты должен выбрать себя. В противном случае я больше не смогу тебе помочь, мой мальчик. — О чём ты говоришь? — Гарри чувствовал, что липкий, похожий на холодную змею, страх уже ползёт по спине, медленно подбираясь к соблазнительно открытому горлу. Он боялся оборачиваться к ней. У него возникло странное чувство, что как только он оторвёт взгляд от Северуса, его мир вновь погрузится в кромешный тёмный ад. — Но ты должен, ты должен, мой мальчик. Тогда она не придёт за тобой раньше времени. Не дай ей тебя забрать. Не дай погубить ваши бессмертные души. Ты, Северус, ваш мальчик — ваши судьбы зависят только от тебя, — её голос уже звучал на самое ухо. Гарри дрожал всем телом, не отрывая напряжённого взгляда от обеспокоенного лица профессора. В зеркале он теперь видел лишь себя и Снейпа, склонившегося над ним с самым обеспокоенным выражением на бледном, восковом лице. Откуда-то издали раздался глухой колокольный звон. И вновь она… Темнота.

***

Утро в родовом гнезде Блэков началось рано. Еще не успели первые лучи замороженного ноябрьского солнца осветить тёмную линию горизонта, а маленький трудолюбивый Кричер уже носился из комнаты в комнату. Только и можно было слышать мягкий звук быстро, но аккуратно снующих туда-сюда ножек. Перебираясь из комнаты в комнату, Кричер занимался всем и сразу: парящие в пространстве кофты сами себя складывали, швабры и щетки тщательно драили полы, а вот эльф, одной рукой контролируя заклинания, другой лениво размахивал фиолетовым пипидастром. Он уже плохо соображал. Эти несколько дней эльф провёл в состоянии томительного ожидания: сперва он ждал своего дорогого хозяина, теперь ждал, когда же тот очнётся. Видит Мерлин, когда без пятнадцати минут третьего ночи, во вторник, в дом кто-то постучался, настойчиво и судорожно, у старого Кричера опустилось маленькое сердце, ладони стали влажными, а ноги — ватными. Каких-то двадцать шагов на пути из гостиной к входной двери стали для него невыполнимой задачей. С моим мальчиком что-то случилось. Его больше нет. Что же я буду делать? Как я буду жить в мире, где нет мастера Гарри? Кого я буду любить, о ком я буду заботиться? Кричер, всеми покинутый и нелюбимый, в лице нового хозяина, наконец, встретил участие и теплоту. Его маленькое, чёрствое сердце сперва упорно сопротивлялось, оно не хотело даже верить, что кто-то… Да что там кто-то, это ведь сам Гарри Поттер… Как такой великий человек может полюбить такого, как он? Кричер ведь никто, всего лишь жалкий, изувеченный природой и возрастом уродец. Но Гарри, вопреки всему, любил. Кикимер слышал это в теплоте его голоса, обращенного к нему. Он видел это в ласковых морщинках в уголках губ хозяина. Он чувствовал это в его ладонях, которыми мастер изредка и довольно неумело его обнимал. Вставая по утрам, эльф перестал чувствовать прежнюю тяжесть, взваленную на его скрученные от старости плечи. Кикимер готов был горы свернуть, лишь бы только его мальчик не грустил. Убираться, готовить, помогать — всё это было для него теперь высшей наградой и настоящим удовольствием. Ведь он делал это не потому что должен, он действительно этого хотел. «И что будет теперь, Кричер?» — спрашивал себя домовой, протягивая одеревеневшую руку к ручке. На пороге стоял высокий человек в чёрной мантии. Северуса домовой сперва и не признал. Его затуманенный горем взгляд был обращен только на хозяина, которого мужчина держал на руках. Лицо у Гарри было пунцово-красным, что особенно сильно выделялось на фоне бескровной шеи и ручек, трогательно выступающих из-под накидки, в которую его завернули. По довольно скудным и вялым объяснениям мужчины, эльф понял лишь то, что они были вместе, а потом Гарри свалился в обморок. В глубине черных усталых глаз Кричер прекрасно видел отражение того, чем они там занимались. А он ведь говорил… Да, Кричер говорил глупому хозяину, что от этого человека добра не жди, одни только проблемы принесет развратник. Неожиданная догадка прострелила Кричера с головы до пят: это он виноват. Это он довел хозяина. А если с Гарри что-то серьезное, если это нельзя исправить? Кричер зло улыбнулся, скаля острые, как у пикси, зубы. «В таком случае я превращу все его кости в желе…» — Успокойся, — мужчина прервал его размышления спокойным, равнодушным голосом. Ему даже не пришлось вторгаться в чужое сознание, чтобы понять, о чем думает это мелкое чудовище. По-своему, Северус даже уважал эльфа за его желание защитить Гарри от дурного влияния. Уложив горящее тело мальчика на предусмотрительно подготовленную постель, Северус, казалось, и не замечал недовольства эльфа. Раздавая приказы, которые Кричер исполнял лишь из страха за хозяина, мужчина медленно и методично принялся раскладывать по массивной прикроватной тумбе баночки и склянки, принесенные в большом черном саквояже. Кричер наблюдал за всем этим с неудовольствием. Он предпочел бы стереть в порошок этого надоедливого типа и его жирные, словно из гуталина, волосы. «Мерлин меня укуси, и что только хозяин в нем нашел?» — Мне долго ждать, пока ты принесешь воду и полотенца? — беззлобно рявкнул Снейп, не отрывая напряжённого взгляда от мальчика. Кричер с трудом заставил себя покинуть несчастного мальчика, на сердце было неспокойно. Материализовав из кувшина вместительный тазик с пухлыми бочками, домовой призвал и воду, тонкой струйкой перетекающей из крана прямиком в сияющую медью ёмкость. Он едва держался на ногах, от усталости и нервов голова у броуни раскалывалась. Громко шаркая босыми ногами по полу, Кричер проследовал к спальне хозяина, внутренне лелея мысль, что его драгоценный мальчик очнулся. Ох, и как бы обрадовался ему Кикимер. Да, Кричер непременно выказал бы мастеру своё почтение, накормил бы, утешил и, что самое главное, выгнал этого… Дофантазировать эльф, увы, не успел. От шока Кричер почти перестал контролировать тазик с теплой водой, отчего тот опасливо покосился в сторону, проливая звонкие струйки на пол. Внутри у него все оборвалось, упав холодным мерзким комом куда-то в желудок. Стоило ему только ненадолго оставить хозяина с этим… А он опять… Северус, лишь краем уха подметивший звук разлившейся воды позади, уже стягивал с Гарри носки, осторожно проведя ладонью вдоль линии аккуратной, кукольной стопы. Гарри, хмурившийся и что-то шепчущий в бреду, остался полностью голым. — Я отрублю твои мерзкие пальцы, если ты ещё раз прикоснешься к Гарри Поттеру, — опустив воду и отложив в сторону полотенца, Кричер недвусмысленно дал понять, что вознесть меч правосудия он готов сию же минуту. Мужчина так и не оторвал от неподвижного Гарри взгляда, это было выше его сил. — Мне начинать бояться? — его некрасивое лицо растянулось в горькой улыбке. Усталые глаза неотрывно смотрели на мальчика, так очаровательно причмокнувшего в неспокойном сне. — Если бы ни Гарри, я бы выпорол тебя сию же секунду, — без тени эмоций отозвался мужчина, подходя ближе. — Но я знаю, что мальчик любит тебя и расстроится, если ты пострадаешь… Только поэтому я тебя прощу. Взяв с тумбы небольшую колбу с ярко-жёлтой флуоресцентной жидкостью, Северус аккуратно вылил содержимое в воду, размешав лёгким мановением пальцев. Призвав полотенце, мужчина закатал рукава черной рубашки до локтей, обнажая белые, как снег, руки. Опустив ткань в светящийся золотом таз, мужчина принялся медленно обтирать покрытое алыми, как от ожога, пятнами тело. Смущённо осматривая полностью голого хозяина, Кричер недовольно зашипел. Лишь подойдя ближе, он наконец увидел, что не только лицо бедного мальчика покрывали красные отметины: щуплую грудь и впалый живот так же украшали мелкие, похожие на следы от когтей полосы; ладони, относительно миниатюрные для мужчины, и те имели бордовый оттенок. По местам, где его тела касалась мягкая ткань, разливалось едва заметное сияние, возвращающее коже прежнюю, уже не кажущуюся болезненной, бледность. Северус едва задержался на стройных ногах и области паха, не хотел травмировать ранимого эльфа ещё сильнее. Все же, это чудище было уже в годах… Лукаво улыбнувшись, Северус поднял жилистую, похожую на пластилин руку мальчика. Нежно проведя полотенцем от ключицы, по плечу, вдоль локтевого сгиба, Северус с особым трепетом обтер тонкие бледные руки, обводя каждый пальчик аккуратным заботливым движением. «Все верно. Пусть знает кот, чье это сало», — не без улыбки подумал Снейп, краем глаза подмечая, как броуни выламывает свои длинные пальцы. У эльфа сердце скрутилось в тугой узел от этого зрелища. Северус, казалось, совсем не замечал его, целиком занятый своим делом, которое очевидно доставляло ему удовольствие. Но мужчина, несмотря на усталость и лёгкое волнение, от которого дрожали руки, прекрасно видел, в каком состоянии находится старый эльф. Снейп, пусть и не любивший отвратительное существо, все же чувствовал по отношению к нему что-то вроде теплого равнодушия. Несчастное создание совсем измучилось без единственного смысла своей жалкой жизни.

***

Из комнаты раздался громкий, свистящий кашель. Эльф, задремавший в кресле напротив, встрепенулся. Переделав все дела на несколько недель вперёд, он не чувствовал рук и ног. — Хозяин, — позвал Кричер, заприметив шевеление под горой одеял. — Кричер, — голос у Гарри был тихим и сиплым, — он же видел меня? — Да, хозяин, он видел, — мягко произнес эльф, подлетая ближе и накладывая очередной компресс на горячий лоб своего любимого мастера. Жар, пусть и незначительный, продолжал донимать хрупкое тело, не говоря уже о кашле. Свистел, как закипевший чайник. Глядя на бледное лицо с полумесяцами фиолетовых синяков под глазами, эльф так и не смог найти в себе сил, чтобы по-настоящему обидеться и разозлиться, хотя он был очень недоволен. Видит Мерлин, когда Гарри не явился домой, сердце у эльфа начало отбивать беспокойные трели. Его замечательный мастер всегда относился к нему с тактом и уважением, он не заставил бы старого Кричера просто так бродить по дому половину ночи в поисках утерянного покоя и сна. — Глупый хозяин заставил нас всех очень волноваться, — шипяще проронил Кричер, поднося к пересохшим, покрытым кровавой коростой, губам отвар из морозца и полыни, который, по словам мужчины, должен был успокоить боль в горле, если она побеспокоит. Кричер, лишь недовольно хмыкнул. Усилиями Снейпа у Кричера был настоящий набор не очень юного колдомедика: и зелья от головных боли, и от мигрени, и от боли в лёгких. Гарри сделал аккуратный глоток, недовольно кривясь. Зелье неприятно терзало больное горло. Так и должно было быть, пусть страдает, негодный мальчишка. — К вам приходила девчонка и Малфой-старший, — отчитался домовой, щелкая узловатыми подагрическими пальцами, меняя постельное белье, измятое и всё свалявшееся от беспокойного сна. — Он ничего не сказал? — с трудом допивая отвар, Гарри чувствовал, как на него накатывает тошнота. — Нет, только дал знак-сигнал, на случай если вам станет хуже, хозяин, — Кричер врал, но что поделать? Разве не заслуживает он хоть толики внимания? Глупый хозяин, очнувшись после двухдневной лихорадки, конечно же, первым делом интересуется каким-то никому не нужным школьным учителем, а не, скажем, им, своим дорогим другом и лучшим помощником. Где справедливость? «Он ничего не сказал?» — какой глупый вопрос. Если бы Кричер взялся описывать всё, что наговорил ему этот странный человек, то хозяину пришлось бы слушать до самого вечера. Эльф вообще удивлялся, что ему удалось-таки отослать надоедливого мужчину домой. Доводы о том, что хозяин всё равно не очнётся, пока действуют им же приготовленные отвары, что хозяин, возможно, не захочет так сразу принимать его под собственной личиной, — не возымели никакого результата. Но вот когда Кричер, не имея уже никакой надежды от него избавиться, сказал, что мастеру будет неприятно находиться рядом с таким сальноволосым и неопрятным человеком, который невесть когда менял одежду и, бог прости, исподнее, Северус согласился. И после получасовых сборов и тщательного инструктажа, какое зелье и в случае чего стоит давать, наконец оставил его в блаженном покое и одиночестве. Оставшись наедине с собой, Кричер осознал, к своему неудовольствию, что не может найти в себе прежних отвращения и злобы по отношению к Снейпу. А ведь он дал себе слово, что до последнего вздоха будет ненавидеть треклятого старого развратника, посмевшего посягнуть на Гарри Поттера. Как и раньше, Кричер не понимал этих отношений. Но то, с какой заботой мужчина обтирал сгорающее от лихорадки тело хозяина, как бережно вливал зелья в бесчувственный рот, как судорожно ловил лихорадочное бормотание — всё это лучше слов говорило о чувствах мужчины. Кричер, конечно, был недоволен тем, что мужчина довёл хозяина до такого состояния… — Который сейчас час? — хрипло спросил Гарри, прикрывая мутные глаза тяжёлыми красноватыми веками. Держать глаза открытыми было невозможно: они ужасно слезились и горели. — Восемь часов утра, хозяин, — Кричер старался говорить мягко и тихо, он видел, что не за горами рецидив. Губы у хозяина вновь приобрели пунцовый цвет, на фоне которых бледная от болезни кожа отливала синевой. Хозяин выглядел таким трогательным и хрупким, что у эльфа невольно сжалось сердце. — Вы хотите, чтобы я позвал его, хозяин? — глядя на вновь собирающегося заговорить Гарри, догадался Кричер. Как вообще можно на него злиться? Только любить и заботиться, честное слово. В ответ Гарри, крепче зажмурившись, кивнул.

***

Войдя в комнату, Северус старался наступать на старый, скрипучий пол, как можно более тихо, чтобы не потревожить парня, мерно сопящего под ворохом тёплых одеял. Как он мог понять со слов эльфа, Гарри лучше, но опять лихорадит. Аккуратно достав из портфеля свежесваренные зелья, Северус, старясь не производить лишнего шума, сел на кресло рядом с кроватью. Снейп, к своему удивлению, на фоне волнения и беспокойства явно ощущал и радость, которую не преминул задушить в зародыше. Где это видано, скучать по человеку, которого не видел от силы часов десять? Эти десять часов Северус заполнял всем, чем только мог, но мысли о мальчике вновь и вновь наполняли его голову, как вода наполняет русло реки. Поразительная штука время. Когда ты хочешь завершить свои дела как можно скорее, оно нарочно замедляет свой ход, потешаясь плавным ходом стрелки. Когда ты наоборот стараешься окунуться в работу с головой, раствориться в ней, время решает свой бег ускорить. Дела, которые в обычное время, заняли бы весь день, решаются за час, в лучшем случае — за два. Уладив вопросы с поставщиками трав и живых ингредиентов, доставив скорыми совами некоторые заранее приготовленные заказы, Северус, к своему неудовольствию, отметил, что не прошло и трёх часов. Принятие ванны с выдержками из дремучего полозняка и тополя не вызывало в нем ничего, кроме свербящего раздражения. Ему так редко удавалось выкроить время, чтобы расслабиться. Получите — распишитесь. За полчаса, проведенные в теплой воде за очерком по ботанике Лирекса Планта, Северус успел проклясть и воду, чересчур теплую, и ванну, недостаточно удобную, да и Плант, черт бы его побрал, мог более увлекательно описывать патогенез низших видов ивы ползучей! Северус был вне себя от клокотавшего неудовольствия. Чем больше он старался не думать о Гарри, тем хуже это выходило: его мысли, совершая крестный ход по задворкам разума и не находя там ничего увлекательного, возвращались к мальчику… «Конечно, молодец, Поттер. Десять очков Гриффиндору, Поттер,» — шипел внутренний голос, — «В обморок рухнул он, значит, а страдают все остальные. Типично для него». В конечном счёте ну сколько он ещё может валяться без сознания? Очевидно, его состояние едва ли связано с серьезной болезнью. За то время, которое он провел у постели парня, Северус убедился, что лихорадка, скорее всего, является следствием нервного и физического перенапряжения. Пора бы и проснуться, за два дня уже должен был отлежаться. Сейчас, когда мальчик вновь был рядом, он мог лишь винить себя за резкость… И без того худой, Поттер казался таким замученным и хрупким, словно все беды мира разом обрушились на его плечи. Глупо было отрицать, но младший Поттер очень сильно изменился и далеко не в лучшую сторону. В свои двадцать лет он многое повидал: смерть друзей, предательство, разочарования, расставания, слепоту. Это тяжёлой печатью пролегло через всё его лицо. Северус пытался вспомнить того беззаботного мальчишку, которого так часто видел гуляющим по длинным коридорам Хогвартса. Как много воды утекло с тех пор и как много бы мужчина отдал, чтобы всего этого не случилось с Гарри. Несмотря на его неприязнь к Джеймсу Поттеру, уже давно оставшуюся позади, мужчина желал мальчику лишь добра, искренне сожалея, что ребёнку пришлось расти без должной любви и ласки. — Здравствуй, — донесся из-под вороха одеял хриплый, немного в нос голос. Снейп мог видеть лишь покойно закрытые глаза и аккуратный, прямой носик, высунутый на свежий воздух. — Здравствуй, — Северус хотел было сказать что-нибудь ещё, но в светских беседах он всегда был не очень-то силен: сказывались положение в обществе и воспитание. В большинстве случаев мнение о мужчине было следствием замкнутости и проросшей еще в детстве робости Северуса. Он не получал удовольствия от грубостей. — Я не буду просить прощения за то, что произошло, — наконец сказал Гарри, глаз он упорно не открыл. Видеть мутное, очевидно осуждающее его, пятно на месте Северуса не хотелось. Сжав холодные от вновь накатившей лихорадки пальцы, Поттер вздохнул. — Мне понравилось. И я этого хотел. Мне совсем не жаль, — Гарри пытался говорить с паузами, выжидая равное количество секунд между фразами, но его голос всё равно дрожал. Дрожал так очевидно и очаровательно, что Северус невольно улыбнулся. Разве мог быть Поттер еще более очаровательным? Очевидный ответ — да. Конечно, Снейп мог прекратить его мучения… Конечно. Как истинный слизеринец Снейп попросту не собирался лишать себя удовольствия получить признание. Признание от человека, которому он посвятил большую часть своей убогой и серой жизни. Хочет говорить — пусть говорит. — Единственное, за что я прошу прощения, это за обман, — его слова вырывались свистящими толчками, от нервов и температуры лицо вновь стало пунцовым, — вы столько сделали для меня и я… я должен был хотя бы из уважения… Если Северус и должен был на кого-то злиться, то только на себя. В своей внезапно проснувшейся пылкости он был глуп и невнимателен. Многое, если не всё говорило о причастности странного владельца магазина к Гарри Поттеру. И фамилия Блэк, и эльф (которого Снейп видел ещё при Гарри во время войны), и Луна (неординарная и совершенно безумная когтевранка, с которой он частенько видел Поттера) — Северус мог бы понять, в чём дело, если бы захотел. Вины мальчика тут нет. Да и что, в конечном счёте, это меняет? Уже тогда, в магазине, когда мальчик отключился и Северус увидел его истинную личину, он понял, что все наконец встало на свои места. Внутри у него давно зрел какой-то странный комок из непонимания и сомнений: как он, Северус Тобиас Снейп, человек в высшем смысле слова скучный и постоянный, мог так просто забыть свою прежнюю привязанность? Ответ на вопрос, который мужчина так долго искал, лежал на поверхности и был до того прост, что поверить в него было практически невозможно. Если бы кто-то сказал ему, что Гарольд и Поттер — один человек, он бы просто рассмеялся этому шутнику в лицо. В Блэке не было ни себялюбия, ни глупости, ни безрассудности — это был славный ранимый ребёнок, которому просто не повезло. От разрывающей сердце наполненности Северус почувствовал, как его глаза становятся предательски влажными. Профессор никогда и ни в ком ещё не чувствовал потребности, доходившей в конкретном случае до абсурда: весь мир, вся мыслимая жизнь для мужчины сконцентрировалась исключительно в одном Гарри Поттере. Люди, слившись в серую кучную массу ничего из себя не представляли, перед внутренним взором профессора денно и нощно стоял Гарри, глядя на него своими печальными слепыми глазами. Глядя на мальчика, такого трогательного и уязвимого, Северус с трудом припоминал, что перед ним лежит тот самый Гарри Поттер. Мальчик-который-одолел-темного-лорда. Мальчик, чей магический потенциал превосходил многих великих волшебников. Мальчик, который имел всё и одновременно ничего. Да, этим всем и был его Гарри. Неловким, ранимым, разбитым. Дня, проведённого у его постели, не хватило для того, чтобы запомнить его изменившееся, ставшее совсем чужим лицо. Гарри ведь было не больше двадцати лет, а сеть глубоких морщин уже лежала тяжёлым грузом на его лбу. На щеках виднелись тонкие бледные полосы, которые при ближайшем рассмотрении оказались хорошо зажившими шрамами. «Ему ведь только двадцать, — вторил про себя Северус, унимая беспокойное желание дотронуться до особенно явной морщины между густых бровей и попытаться стереть её, — а вид уже уставшего от жизни человека». Северус помнил его совсем другим: румяным, с шальными озорными глазами и подвижным, вечно смеющимся ртом. Долгое время Северус не осознавал причины, по которой наглый, самоуверенный мальчишка так сильно запал ему в душу. Все говорили, что у Гарри глаза матери… Отчасти, Северус мог согласиться с этим. Его уже давно угасшая любовь к Лили позволяла без лишней боли вспоминать их счастливое детство, затуманенное влюбленностью юношество, оскверненную отказом молодость. Как же он был тогда глуп и наивен. Разве могла она смотреть на него не как на друга? Нет, не могла. Но вот её сын… Северус так долго злился на Лили и Джеймса, так упорно горевал по их гибели, так сильно винил во всем себя, что в какой-то момент попросту не заметил, как его жизнь, наполненная до этого лишь серостью и холодом одиночества, уже не такая убогая и одинокая. Свою жизнь Северус видел в отражении прекрасных зелёных глаз. — Знаешь, Поттер, — начал Северус, мягко потрепав мальчика по слипшимся от пота волосам, — Ты на удивление глупый человек. Скажи, ты никогда не задумывался над тем, для чего же я всё это делал? — Можешь не отвечать. По лицу вижу, что не знаешь, — улыбаясь, Снейп продолжил. Смотреть на напряженное лицо, обладатель которого неистово бьётся над ответом, было по-прежнему весело. Да и каков мог быть ответ? Долг? Вина? Страх? Всё — одно, всё — пустое. Северус любил. Любил уже много лет. Ещё в Годриковой впадине девятнадцать лет назад, когда мужчина впервые увидел отчаянно вырывающегося из детского манежа Гарри, он понял. Что в мальчике с пронзительными зелёными глазами заключена теперь и жизнь его, и погибель. Нормально ли было так относиться к маленькому, несмышленому ребёнку? Нет. Но его мальчик вырос и, что совсем невероятно, полюбил в ответ. Склонившись над мальчиком, Северус аккуратно взял горячее личико в руки. Весь Гарри замер, он даже перестал дышать — таким это стало для него шоком. Не давая себе шанса передумать, мужчина мягко и невинно коснулся сухих, в кровавых трещинах губ. Прижимая к себе Гарри, профессор на несколько мгновений серьёзно задумался над тем, а по-настоящему ли всё это. Его жизнь никогда не была богатой на счастливые моменты, а когда, казалось, ему всё же удавалось найти своё счастье, оно испарялось быстрее, чем он успевал обрадоваться. Сейчас Северус невольно улыбался. По влажным подрагивающим ресничкам и блуждающей глуповатой улыбке мужчина понял, что это взаимно.