***
Хейлель подпёрла щеку рукой, чувствуя, как тяжелеют веки. Горди слишком буквально понял её просьбу «рассказать всё» и начал с сотворения мира. — Так, всё, хватит, — вдруг сказала она, и Горди замолчал. — Это не совсем то. — Но это касается твоей семьи. Твой дедушка создал… — Нет, Горди, пожалуйста, это скучно! К тому же, звучит безумно. — Тогда что же ты хочешь услышать? — Расскажи о себе. Горди сидел на полу детской комнаты в убежище Кроули. Он смотрел на девушку напротив, и старался не думать о том, что ещё недавно снимал с неё ползунки, чтобы бывший Король Ада её помыл. Будто уловив его мысли, Хейлель взяла его за руку, и они оба переместились в парк. — Когда-то ты был здесь с мамой. Вернее, она думала, что это ты, — сказал Хейлель. Однако Горди было всё равно, где они находились, так как его занимало нечто более интересное: Хейлель держала его под руку. Они шли не спеша по аллее парка, не обращая внимания на прохожих. Вернее, на них не обращал внимания Горди, Хейлель то и дело ловила странные взгляды. — Горди, почему они смотрят на нас? — спросила она. — Я мог бы выжечь им глаза, — будничным тоном сказал он, и Хейлель уставилась на него, раскрыв рот от удивления. Понимая, что он не шутит, она поспешила разобраться в причине по которой они привлекали внимание. Со стороны они были обычной парой. Горделиус выглядел молодо, и никому бы и в голову не пришло, что ему далеко за тысячу лет, а ей нет и месяца отроду. Дело было явно не в них самих, но. — Кажется, я поняла. Сейчас холодно, а я иду в одном платье, — заключила Хейлель. — Видишь? Ничего необычного. Тебе нет нужды выжигать им глаза. Вместо ответа Горди остановился. — Позволь на минутку… — сказал он, указывая на свою руку, и Хейлель тут же её отпустила. Тогда он снял пальто и накинул на её плечи. — Спасибо, — сказала она, просовывая руки в рукава. Коричневое пальто Горди ей было явно не по размеру, но в этом не было ничего удивительного, и вскоре взгляды, смущавшие Хейлель, свелись к незаметному минимуму. — Итак, Горди, я вся внимание, — сказала она, кокетливо улыбнувшись. Горди поймал себя на том, что не знает, что сказать. Раньше ему не приходилось рассказывать о себе. Стоило ему появиться где-нибудь, и его тут же узнавали. В Аду о нём ходили легенды, и их знали даже самые молодые демоны. Но вряд ли Хейлель хотела послушать приукрашенные «байки из склепа». — Может я всё-таки лучше выжгу им глаза? — спросил он, не зная, как избежать рассказа о себе. — Неужели это всё, что ты делал на протяжении стольких лет? — без тени улыбки спросила Хейлель. — Я был создан для этого, Хейлель, — ответил Горди. — Одним из первых рукой твоего отца. Демон с благодатью архангела. Я всегда был в распоряжении Люцифера. Исполнял любые приказы. Пока Михаил не заточил его в Клетку. И тогда мне пришлось скрываться. Что бы ни случилось с Создателем, я всегда верен только ему. В Аду это считают проявлением слабости. Демоны давно позабыли, где их место. — И где ты скрывался? Что делал всё это время? — В Аду есть уголки, в которых не бывал ни один демон. Там я провёл много сотен лет. — То есть, пользуясь свободой, ты не стал жить своей жизнью? — удивилась Хейлель. — У меня нет своей жизни, принцесса. Я — оружие. — Ты — личность, Горди. И я ничего не хочу слышать о том, что ты какое-то там оружие. Раз ты сам этого ещё не понял, значит мы придём к этому выводу вместе. Горди воспринял пламенную речь дочери своего создателя, как приказ. Ему было так проще. Мир делился на две составляющие: Люцифер и всё остальное. И это «остальное» никогда не задерживалось в мыслях Горди дольше, чем того требовал приказ. А светловолосая девушка, одетая в его пальто, твёрдо намеревалась изменить положение вещей. — Почему мы здесь, Хейлель? — вдруг спросил он. — Потому что я не хочу быть где-то ещё, — расплывчато пояснила она, и принялась что-то высматривать. Немного помолчав, она спросила: — Что ты любишь, Горди? — В каком смысле? — тут же переспросил он. Ему едва ли было знакомо это слово. Что он мог любить? Мог ли он любить что-то вообще? — Ладно. Выясним, — сказала Хейлель, и потащила своего спутника в сторону ближайшего кафе. Горди терпеливо ждал, когда дочь Люцифера соберёт всё, что ей нужно. Он, как верный сторожевой пёс, следил за окружающими, готовый в любую секунду отреагировать на угрозу принцессе. А она тем временем нагрузилась целой башней коробочек с чем-то и поспешила наружу. — Знаешь, что это, Горди? — спросила она, указывая на стопку коробочек, когда они оба сели на лавочку. Горди отрицательно покачал головой. — Сейчас мы будем выяснять твои гастрономические предпочтения. Она взяла первую же коробку и открыла её. Горди увидел симпатичное на вид пирожное с цветами из крема и долькой лимона. Хейлель взяла пластиковую вилку, ребром отрезала от края пирожного кусочек и наколола его. — Открывай рот, — сказала она. — Я не чувствую вкуса, — опустив взгляд, сказал Горди. Ему не хотелось расстраивать Хейлель, но и лгать — тоже. Вместо того, чтобы расстроиться, она пальцами свободной руки коснулась виска Горди. Он закрыл глаза, затем открыл, когда она убрала руку. — Теперь чувствуешь, — тихо сказала она, и в открытый от изумления рот Горделиуса поместила кусочек пирожного. — Ну как? Горди нахмурился. Он пережевывал пирожное с таким видом, будто решал сложное уравнение в уме. Хейлель терпеливо ждала вердикта. Когда он наконец проглотил первый кусочек, то молча отодвинул в сторону коробку и покачал головой. — Нет. — Тогда это, — сказала Хейлель, и наколола вилкой дольку лимона. Её Горди жевал уже смелее, но и это оказалось не в его вкусе. — Странный вкус, — сказал он. — Зубы сводит. Хейлель улыбнулась. Она и сама не пробовала ничего, что предлагала своему спутнику, но это могло и подождать. Его узнать получше ей хотелось значительно больше, чем саму себя. — Есть идея, — улыбнулась она. — Закрой глаза, Горди. И не открывай. Горди без лишних вопросов повиновался. Хейлель добавила, что рот ему придётся держать открытым, как бы глупо со стороны это не выглядело. Ей было безразлично, что подумают прохожие, но, как оказалось, её не соответствовавшее погоде платье шокировало людей больше, чем гастрономические игры двух молодых людей на лавке в парке. После того, как все коробки были открыты, а их содержимое — опробовано, Хейлель решила подвести итоги. — Итак, мы пришли к выводу, что Горделиусу нравится картон больше, чем его содержимое. — А что нравится тебе? — вдруг спросил Горди, и щеки Хейлель слегка порозовели. — Если честно, я не знаю. Мы успеем это выяснить. Горди был удивлён её ответом. Она дала ему способность ощущать вкусы только ради того, чтобы узнать, что ему нравится, но при этом не представляла, что нравится ей самой. В этом не было смысла. Он привык, что все действия, которые совершал Люцифер, сводились к выполнению какой-то цели, но ход мыслей Хейлель ему был непонятен. — Горди, ты знаешь, кто такой Аллен? — спросила Хейлель. По голосу её можно было понять, что эта тема тревожила её. — Нет, — ответил Горди. Он не мог не знать Аллена, если тот был сверхъестественным существом. — Ты больше не единственный демон с благодатью моего отца. Горделиус нахмурился. Люцифер создал ещё одного? Зачем? Несмотря на свой невозмутимый темперамент, он не мог оставаться равнодушным, когда речь шла о конкуренции. Он не был безумцем, и прекрасно знал, что есть существа сильнее его, но это уж точно не мог быть простой демон. Пусть даже и с благодатью Создателя. — Я встретила его на прогулке с Кроули. Он собирался забрать меня. Горди, он слишком сильный. В нём вся благодать отца, — взволнованно сказала Хейлель, и коснулась руки Горди. — Часть я смогла извлечь, но это ничего не решает. Услышав, что в нём вся благодать, Горди понял, что его точно создал не Люцифер. Похоже, он пропустил слишком много всего, и пробелы следовало заполнить как можно быстрее. Но было и кое-что ещё, что волновало его с момента, как Хейлель заговорила об Аллене. Он не смел спросить об этом напрямую, ведь он был просто оружием, и это был его долг, но всё же: неужели принцесса всё это время держала его рядом с собой только потому, что боялась Аллена?***
Выслушав план брата, Люцифер ещё долго молчал. Приложив палец к губам, он обдумывал услышанное, и Габриэль его не торопил. — Почему ты думаешь, что это вообще сработает? — наконец заговорил он. Оба брата сидели в креслах друг напротив друга у камина. — Потому что хранители знаний это уже опробовали, — заверил Гейб. — Мы могли бы обратиться к Винчестерам… — Оооу, стой-ка! — воскликнул Люцифер. — Об этом речи не было! — Нам нужна человеческая кровь, Люцифер. И это, хочешь ты того или нет, ритуал. А Винчестеры… — … прекрасно владеют только одним ритуалом, Габриэль. Убийством! — Люцифер вскочил со своего кресла и подошёл к окну. — Это что, страх? — не верил своим глазам брат. — Ты их боишься? — Не мели чушь, — отмахнулся Люцифер. — Но и недооценивать их я бы не стал. — Сейчас куда как большую опасность в себе несёт сама Клара! — Пока что она никому не навредила, насколько я знаю. Габриэль молча уставился на брата. Он понимал, насколько абсурдно звучало бы заявление: «я поцеловал твою жену, а она прокусила мне губу, но перед этим я её собирался задушить». — В общем, я беру на себя стадии «гнев» и «отрицание» Винчестеров, а ты ищи Клару. Люцифер кивнул. Когда брат исчез, он ещё раз осмотрел дом, затем пешком отправился через лес, сосредоточившись на демонической сущности Клары, которую, как Владыка Ада, ощущал сильнее, чем человеческую.