Sacrifice

      Ночь неумолимо растворяла его, словно темное удушливое покрывало. Шортер лежал на узком сиденье, глядя на луну, сияющую меж распахнутых портьер. Холодный, свободный свет… Он протянул к ней ладонь и залюбовался мягкими лучами, скользящими по коже, разрывающими темноту на тонкие нити, струящиеся словно волосы Юуэ…       Вонг резко распахнул глаза и сел, стряхивая остатки дремы. Луна все также висела на небосклоне, дразнясь своими иллюзиями и безнаказанностью. Гневно фыркнув, он задернул шторы и улегся вновь, зажмурившись как можно сильнее. Это место сводило его с ума.       На третьи сутки своего пребывания в гостях у клана Ли Шортер ухитрился окончательно утомить всех. Вандализм, стычки с охранниками, задевающими его легко воспламеняемые чувства, матерные песни и общий откровенно подростковый фон поведения наконец привели к долгожданному результату: караульные послали за Юуэ, который уже через полчаса с видом усталого дрессировщика вошел к нему в комнату.       Дверь еще не успела закрыться, а парня уже схватили за грудки и припечатали к ней с грозным рыком:       — Сколько еще я должен здесь просидеть?!       Лун молчал. Вообще-то у него был ответ, но разглашать его не хотелось. Да и раскрасневшееся в гневе лицо Шортера забавляло его. Они словно вернулись к мгновению, когда Вонг узнал, что перед ним не сын Доусена, а выходец из клана Ли во плоти. В тот день Юуэ тоже позволял вот так яростно встряхивать себя как тряпичную куклу…       Но все имеет свой предел.       — Если тебе так надоело, ты всегда можешь выйти через окно, — едко бросил Лун, с горьким наслаждением любуясь изменившимся лицом своего визави. Он не в первый раз видел это выражение. Образ человека, в глазах которого ты только что пробил новое дно. Это странное смешение удивления и отвращения…       Устав играть жертву, Юуэ выскользнул из ослабевшей хватки и, как ни в чем ни бывало, опустился в кресло. Он привычно придерживался роли прекрасного господина с бледными холеными руками, которому безразлично мнение окружающей его черни, но…       Сейчас, где-то в глубине своей прогнившей до краев души, Лун боялся этого разговора.       — Прискорбно, что ты оторвал меня от дел, но, в любом случае, у меня есть для тебя новости.       Шортер только тяжело дышал в ответ, все еще обуреваемый накопленным за эти дни заточения раздражением. Теперь, зная, что Эш и Эйджи живы и свободны, он не мог смириться с собственным положением. Да, он виноват, да, он предатель, но ведь нельзя оставить все как есть. Сдаться — значит спасовать перед Ли и его отвратительным семейством, а это для него непозволительно. Эта комната словно выпивала из него жизнь и волю к ней по капле ежедневно — он просто обязан выбраться на свободу!       Юуэ молчал, подбирая подходящие слова: «Ты надоел моим братьям и вообще всем в этом доме, поэтому меня заставили приглядывать за тобой, пока не покажется Эш», — правда порой выглядит слишком уродливо.       — С этого дня ты будешь помогать мне, пока твоя судьба не решится, — спокойно произнес Лун, скосив взгляд на Шортера. В глубине темных глаз плескалось любопытство…       И страх.       Потому что сколько бы он ни повторял себе, что живет только ради мести, сколько бы жизней и душ ни переломал, Юуэ не мог до конца отбросить свою человеческую сущность. В этом мире, полном страданий и невозвратных потерь, он устал. Устал от негатива, окутавшего его со всех сторон, устал от унижения. В нем брезжило крошечное, но очень иррациональное, желание быть…       …Принятым?       Но чуда не произошло. Скривившееся лицо Шортера и его сжатые кулаки в секунду стряхнули наваждение. Страх и напряжение схлынули опустошающей волной, оставив взамен себя голое ничто. Даже на издевки сил не осталось.       — Хорошо, — сквозь зубы выдавил Вонг, глядя куда-то в пол.       «Подчиняться кому-то вроде него? Лучше бы они меня просто убили», — пронеслось в его мыслях. Он желал выйти из этой опостылевшей комнаты, но уж точно не на поводке у Юуэ. Как ни пытайся наскрести в сердце немного хорошего отношения к нему, Лун всегда находил нужные слова, чтобы все разрушить.       — Завтра утром охрана приведет тебя к моей комнате. Не рекомендую совершать необдуманных поступков, ведь кто-то может пострадать из-за них, — не тратя сил на тонкие намеки, отрезал Юуэ и вышел.       Шортеру хотелось выть и лезть на стены от собственной беспомощности. Он просто ненавидел подчиняться.       На следующее утро Вонга скрутили охранники и, как было обещано, доставили к нужным покоям. Практически волоком, а ведь он даже не сопротивлялся! Неудивительно, что когда Лун открыл дверь, впуская его внутрь, парень дышал чистым нефильтрованным гневом.       — Сраные ублюдки, — сыпя проклятиями, он поправлял одежду и растрепавшийся ирокез, но злость не шла на пользу его мелкой моторике, так что сделать все правильно с первого раза не выходило, и Шортер распалялся еще больше. Хмыкнув, Юуэ подошел к нему со спины и невесомо коснулся его волос, поправив ускользающую от хозяина выбившуюся прядь. Едва Шортер заметил этот жест, как резво обернулся, отпрянул и, кажется, даже замахнулся, чтобы оттолкнуть тонкую руку Юуэ, но, увидев искреннее непонимание в глазах последнего, сдержался.       Повисла неловкая тишина. Пожав плечами, Лун вновь опустился в кресло с ноутбуком в руках, по всей видимости, возвращаясь к делу, от которого отвлекся. В это раннее утро он выглядел очень домашне: небрежный хвост, легкие хлопковые брюки и кофта, мягкий длинный кардиган, сползший с плеча. Юуэ смотрелся настолько уютно и открыто, словно и не ждал гостей.       В эту минуту Шортер впервые задумался, а насколько взаимна его враждебность? Да, Лун неизменно плевался в него ядовитыми насмешками и угрозами, но когда дело доходило до поступков, он оказывался всего лишь ведомой марионеткой в руках каких-то дьяволов. Покачав головой, Вонг задвинул эти мысли подальше. Рассуждать в этом направлении было опасно: того гляди, он начнет чувствовать себя виноватым перед этим ни в чем не повинным малым.       Юуэ же чувствовал легкое, давно уже ставшее привычным и родным, разочарование. На его доброе отношение люди реагировали настолько по-свински, что он устал обижаться или вовсе обращать на это внимание. Просто продолжал жить своей автономной жизнью.       Спустя несколько минут томительного ожидания стало совершенно очевидно, что Юуэ увяз в своей работе и напрочь забыл про Шортера, маявшегося без дела посреди комнаты. В надежде отыскать что-нибудь интересное он осмотрел все вокруг, но ничего достойного внимания так и не обнаружил. Мягкая мебель, заваленный бумагами компьютерный стол, бесконечные ряды пыльных многотомников на полках. Словом, обитель, достойная какого-нибудь гения или затворника. И нельзя было не заметить, как идеально в эту обстановку вписывался Лун, и следа его обычного коварства не разглядеть.       Неловкие шатания Шортера по комнате могли бы длиться целую вечность, но в какой-то момент он одним неуклюжим движением уронил лампу, с предательским грохотом обвалившуюся на пол. Юуэ мигом поднял на него недоуменный взгляд, привлеченный этим шумом. С лицом человека, который вспомнил о неком неприятном обстоятельстве, он прикрыл крышку ноутбука и, рассеянно оглядывая комнату, о чем-то задумался. Зацепив взглядом корешки книг, Лун ощетинился коварной улыбкой, от которой Шортеру разом стало не по себе.       — Придумал, — с неизменной плавностью в каждом движении, Юуэ привстал, стягивая с полки зачитанную книжку. Бережно смахнув с нее вековую пыль, он протянул ее Шортеру.       — Держи. Прочитай до вечера.       — Нахера? — опешил парень, не спеша принимать книгу в руки.       — Это была не просьба, Шортер, — мягко напомнил Юуэ, нетерпеливо качнув фолиантом.       С горестным вздохом Вонг опустился на мягкий ковер, привалившись к изножью кровати, и открыл том на первой странице. Страница отозвалась недружелюбным британским четырехсотлетней давности. Шортер недоверчиво покосился на Юуэ, ожидая увидеть на его лице издевательскую усмешку, но тот выглядел всерьез погруженным в работу. Все еще не очень понимая, чего от него хотят, он покорно прочел первые строки.       Солнце клонилось к вечеру, а Шортер все продирался через непроходимые дебри пьесы. Все чаще возникало впечатление, что они поменялись ролями и это Шекспир читает его, а не наоборот. Вонг силился понять персонажей, старательно кажущихся ему неживыми и картонными, но те ловко ускользали от его воображения. Когда Юуэ позвал к себе брат и тот вышел из комнаты, он смачно захлопнул книжку и ощутил это особенное, свойственное школьникам, счастье — просто видеть перед глазами хоть что-то кроме криво отпечатанных на машинке букв. Возможно, пора начать пролистывать главы целиком.       Оставшись наедине с вражьим компьютером в пустой комнате, пленник не смог справиться с любопытством (и тайным желанием быть полезным для Эша), так что, опасливо оглядываясь на дверь, он подкрался к ноутбуку… Который вполне ожидаемо отозвался окном ввода пароля. Разочарованно вздохнув, Шортер аккуратно вернул его на место, скрыв следы своего несостоявшегося преступления. Бестолково слоняясь по комнате, он вдруг услышал голоса в коридоре, звучавшие совсем рядом. Не то чтобы он привык подслушивать чужие разговоры, но почему бы не остановиться здесь, у самого порога. Невзначай. Сквозь преграду пробивался знакомый ему приглушенный голос брата Юуэ, который прежде отправлял их с Эйджи в особняк Гольцине. От одного только воспоминания об этом Шортер ощутил ненависть к этому человеку.       — Ну что ты? Снова такой нервный… — произнес брат, а в ответ затянулась тишина.       — Не игнорируй меня. Ты должен быть послушным, если не хочешь кончить как твоя мать, — повисла недолгая пауза, — Снова молчишь? Что ж… Думаю, тебе не помешает урок хорошего воспитания, Юуэ, — от слов этого мужчины мороз по коже.       — Я сделаю все, что скажешь, — наконец подал голос сам Юуэ. Жуткий: смиренный и бесцветный голос.       — Знаю. Поэтому… — собеседник понизил голос до едва различимого, — …приходи ко мне сегодня ночью. Как обычно, — Шортера словно пробило током до самых кончиков пальцев. Это снова происходило. Еще тогда, увидев алые следы на запястьях, он заподозрил нечто… Нехорошее. Теперь же жизнь буквально тыкала его в эти факты носом. Шумно вдохнув, Вонг попытался справиться с отвращением и дрожью. Он уже жалел, что вообще услышал этот разговор.       — Поразительно. Как же ты все-таки похож на нее: то же лицо, то же о-ча-ро-ва-ни-е, — медленно и сладко протянул он напоследок и послышались удаляющиеся шаги. Шортер все еще стоял в оцепенении, пытаясь переварить услышанное, пока не осознал, что Юуэ сейчас войдет в комнату… Вздрогнув, он метнулся на ковер, хватая книжку и раскрывая ее в случайном месте. Буквы плыли у него перед глазами, не оставляя возможности сосредоточиться или отвлечься.       Юуэ поправил ленту в волосах, борясь с желанием немедленно отмыться. Очевидно, что сколько бы лет ни прошло, он никогда не привыкнет к прикосновениям брата. Вот и сейчас — он неосознанно тер щеку, словно надеясь стесать ее до самого мяса, лишь бы стереть этот омерзительный след его пальцев. Клеймо. Настроение было безнадежно испорчено. Нехотя толкнув дверь в комнату, он бросил взгляд на Шортера и сразу понял, что тот все слышал. Он, наивный, пялился куда-то между строк, сжав книгу так яростно, что костяшки побелели. Думал, хорошо замаскировался. Юуэ ловко подыграл ему, как ни в чем ни бывало пройдя мимо и опустившись в кресло, скрывшись за экраном ноутбука. На душе было гадко — он слепо касался клавиш, выписывая несуразицу в ответ на деловые письма. Длинная строчка ничего не значащих знаков, бессмысленная, как и все человеческое существование. Лун был уверен: за окном сейчас моросит мелкий, раздражающий дождик, потому что иная погода этому вечеру не подходила.       Шортер не мог набраться смелости, чтобы посмотреть на него. Чувствовал, что не вынесет его эмоций.       Если тот все также невозмутим, то человек ли он вовсе?       Если тот опустошен, сможет ли он просто проигнорировать это? Книжка обиженно скрипнула, и Вонг, спохватившись, расслабил руки. Внутренние распри семьи Ли его не касаются. Зажмурившись на мгновение, он очистил свое сознание от всей услышанной грязи, чтобы погрузиться в чтение вновь. С чистого листа.       И едва он снова коснулся взглядом строк, книга затянула его как трясина — целиком и невозвратно. Персонажи дышали и бились в точеных клетках своих страданий. Вонгу было обидно и больно видеть их злоключения, но он продолжал, вновь устремляясь в ограниченную бездну чужих жизней. Предательства и смерти сплетались в устойчивый, неразрушимый абсолют, окунали в яд сердца, пролистывали года и эпохи. Конфликты разгорались и гасли по щелчку чьих-то безжалостных пальцев, но и их уносил ветер перемен. Безумие, фатализм и паранойя — вот главные действующие лица этой такой неприглядной поначалу пьесы.       Ночь. Шортер осторожно закрыл том и запрокинул голову назад, на мягкое покрывало. Он давно не читал ничего подобного и вообще не думал, что книга может пробрать его до самого нутра.       — Жизнь — словно ускользающая тень… — негромко повторил он, переводя взгляд на Юуэ, любовавшегося небом у открытого окна. Тот в ответ тонко улыбнулся и спрыгнул с подоконника, садясь на ковер в метре от него.       — Плохой фигляр, которому лишь час дали паясничать на сцене, — не задумываясь ни секунды, продекламировал он.       — Потом кричат: «Слезай», — тихо продолжил Шортер, — как ты ухитрился это запомнить?       — Мне тоже понравились эти слова. Хотя, на мой взгляд, куда лучше… — он понизил голос и добавил в него толику хрипотцы. — Почет, семья, друзья — не для меня.       — Мой удел — проклятие, — перебил его Шортер к удивлению самого Юуэ. Вонг не понимал, что с ним происходит: продолжать реплики неприятеля было так ново и странно, но волнующе.       — Это были мои слова, Шортер, — с наигранной обидой пропел Лун, забирая у него книгу.       — Почему именно Макбет? — пронзительный взгляд Вонга на мгновение смутил его. Юуэ и сам не знал точного ответа. Просто это произведение пришло ему на ум, когда он вспоминал все то дерьмо, которое приключилось с ним за последние дни. Лун видел несколько вариантов креативной лжи, но почему-то решил удивить всех.       И ответить честно.       — Я хотел, чтобы ты прочитал ее, — Шортер все еще смотрел на него в ожидании продолжения. Юуэ вдохнул этого особого дурмана ночи, который заставляет людей говорить то, что они не повторили бы утром, — чтобы ты понял, каково это — жить в моей шкуре, — каждое слово давалось ему с трудом, порождая неловкие паузы. Шортер молчал. Только когда стало очевидным, что дальнейших душевных излияний Юуэ не планирует, он наконец разжал пальцы и позволил забрать у себя книгу.       — Почему… — Шортер замер, подбирая слова, -… Ты… Черт, — он вконец растерялся, потому что все заранее заготовленные уместные фразы будто улетучились. Почесав затылок, парень хотел было вновь продолжить свои попытки связать три неудобных слова вместе, но Юуэ засмеялся и совершенно запросто спросил:       — Почему я сплю со своим братом? — он лукаво улыбнулся, словно довольный своей проницательностью, но Шортер мог только глотать ртом воздух, как рыба. Одно дело — рассуждать о чем-то подобном, невозможном, в порядке предположения, а другое — вот так запросто слышать это. Ему разом расхотелось продолжать тему, но Юуэ словно упивался этой повисшей в воздухе неловкостью.       — Знаешь, я и сам не знаю. Наверное, потому что у нас разные матери. Звучит нелогично, да? Но связь есть. Брат убил мою маму, потому что она, дескать, отравляла жизнь отцу. — Юуэ чувствовал, что совершает ошибку, но не мог остановиться. Он никогда и никому не говорил об этом и теперь слова бесконтрольно срывались с его языка, наконец найдя своего слушателя, — А я? Я был для него и остальных чем-то вроде раба или игрушки. Уверен, брат просто не может смириться с тем, как я похож…       — Хватит! — не выдержал Шортер, с ужасом глядя на Юуэ, который буквально выворачивал себя наизнанку, но делал это с таким неописуемым удовольствием, что на него и смотреть было больно. Забитый в угол здравый смысл попытался вякнуть: «Да он просто врет, не может человек так спокойно рассказывать подобные вещи!», но Вонг растоптал его не глядя.       — …На мать. Поэтому он не может оторвать от меня взгляда, поэтому… — Юуэ не унимался, и происходящее начинало все больше напоминать латентную истерику, —…Он все время касается моих волос, а я не могу отмыть их после его сальных ладоней. Думаю, моя кожа уже…! — Шортер вскочил с пола и зажал ему рот, навалившись и насильно вжав его в стену. Лун бился в руках, пытался укусить ладонь, но он был непоколебим. Глядя в его изменчивые, блестящие пеленой непрошенных слез глаза, он видел в них ту же боль, что когда-то заметил в Эше.       — Хватит, — Юуэ с какой-то контаминацией ужаса и удовольствия заметил влажный блеск в глазах Шортера, — остановись. Я понимаю, почему ты так ненавидишь братьев, но что станет с тобой самим, если ты убьешь их? — серьезно спросил Вонг, продолжая зажимать успокаивающемуся парню рот. Только когда он окончательно обмяк и его движения стали более трезвыми, Шортер медленно отпустил его и отстранился.       — Я уже думал об этом, — умиротворенно, словно и не было всей этой сцены, отозвался Юуэ, — но мне все равно, что будет после. Даже если мир потом перевернется, я буду абсолютно счастлив просто отняв их жизни, — он вновь улыбнулся, неповторимо и жутко, в изгибе его губ не было ни отблеска веселья, одна лишь чистая, ничем не искаженная жестокость.       Шортер хотел было что-то возразить, но Юуэ оборвал его приказным:       — Уходи, — вытер губы, поправил смятую чужими руками одежду. Он чувствовал себя изнасилованным, непонятым и выброшенным.       Глаза Шортера презрительно сузились, но он развернулся и вышел, подав голос только перешагнув порог:        — Я не должен был этого знать. Я не хотел. Ты поступил эгоистично, втянув меня в это. Как и всегда.       Дверь закрылась и Юуэ ощутил неостановимое желание бросить в нее что-то тяжелое, но взамен схватился за гребень и принялся усердно расчесывать волосы. Он словно привык всегда делать не то, чего ему хотелось бы. Впереди его ждала долгая ночь.       Он стянул пряди в хвост несколькими лентами, зная, как брат любит развязывать их, снимая по одной. Принял ванну и, раздевшись донага, облачился в темно-синий халат, расшитый этническими узорами. Зеркало услужливо продемонстрировало превосходство этого цвета, оттенив мельчайшие венки на бледной коже. Несколько секунд Юуэ просто стоял, глядя на себя с привычным омерзением, и набирался решимости свершить задуманное. Закрыв глаза, он прошептал:       — Мама, надеюсь, ты не смотришь на меня с небес этой ночью, — и, отвернувшись от новолуния, подвязал халат, опустив в широкий карман наполненный шприц.       Шортер распластался на холодном полу, глядя сквозь безоблачно-черное небо в окне напрямую в запределье космоса. В голове все еще путались и смешивались фразы Юуэ и Макбета, обнажая явную параллель их жизней — судеб, предначертанных и испорченных кем-то извне. Прежде образ младшего сына Ли в его голове был очень ясным: малолетний змееныш, уже не уступающий в своих хитрости, жестокости и коварстве своим соплеменникам. Парень, который пойдет по трупам, чтобы выслужиться перед своей семьей… Но теперь эта картинка дробилась, зияла белыми пятнами, странными просветами. И, даже закрыв глаза, он не мог сбежать от этих мыслей.       Пробуждение было неприятным: Шортера кто-то тряс за плечо без всякой жалости и сантиментов. Сомкнувший глаза только под утро парень боролся за последние мгновения сна, но резкий голос Юуэ быстро взбодрил его.       — Вставай! — вторя его нетерпению, Вонг, щурясь на едкое солнце, поднялся на ноги. Пока Лун вел его по лабиринтам особняка, Шортер успел прозеваться и теперь просто удивлялся, почему в доме так людно — повсюду сновала охрана и прислуга, но Юуэ словно не обращал на них внимания.       — Что происходит? — молчание. Он, впрочем, и не ожидал ответа, но попробовать стоило. Через несколько томительных минут Шортер обнаружил, что стоит у главного входа в здание. Лун остановился напротив него, и он отчетливо заметил его бледность и наметившиеся под глазами синяки: тот явно не спал всю ночь.       — Ты свободен, — вдруг выдал Юуэ и распахнул входную дверь.       — Что? — опешил Шортер, даже не взглянув на слепяще-голубое небо за ней. Все всматривался в хмурое и изможденное лицо напротив.       — Ты не расслышал? Можешь идти, — с нескрываемым раздражением повторил Лун, указав пальцем на дверь.       В голове Шортера роилась тысяча вопросов, но он решился задать только один.       — Что произошло? — серьезно и четко спросил Вонг, а в ответ черты лица Юуэ стали еще более жесткими. Но уже через мгновение он справился с собой и вернул свои привычные высокомерное спокойствие и ничего не значащую полуулыбку.       — Мой брат приболел. Думаю, он больше не сможет управлять этим особняком, — его улыбка стала чуть шире, а глаза приобрели еще более безумный блеск. — Теперь я принимаю решения. Ты здесь без надобности, можешь идти, — слегка запрокинув голову назад, повторил он и наградил Шортера взглядом свысока.       Все еще находясь в неком смятении, Вонг вышагнул из дверей особняка, продолжая ощущать какую-то неправильность, закравшуюся в это утро. Он спускался по ступеням, ссутулившись и положив руки в карманы толстовки, а шестеренки в его черепной коробке работали на пределе своих возможностей. И вот, когда парень уже шел по шуршащей свеженасыпанным гравием дорожке, в голове что-то щелкнуло.       Лаборатория, дрожь ампул в руках, когда Лун прятал их под ципао, алые следы на запястьях, разговоры за дверью, отчаяние в глазах, резко потерявший дееспособность брат.       «Рыбка-бананка!»       Пазл сложился, и Шортер обернулся в ужасе: Лун стоял в дверях, сложив руки на груди, и смотрел на него с насмешкой и вызовом.       «Ты не мог этого сделать», — пронеслось в мыслях Шортера, но в глазах Юуэ он прочел ответное: «Еще как мог». Вонг все еще стоял на дорожке, приоткрыв рот в какой-то совершенно немыслимой эмоции. Видя искаженное жестокостью лицо Ли-младшего, он не мог поверить, что это все тот же человек, с которым они провели долгое вчера. На него вдруг навалились жалость и невыразимая тоска. Опустив взгляд в землю, Шортер ушел и больше не оборачивался. Теперь не было причин оставаться здесь.       «Ты несешь смерть всему, до чего можешь дотянуться.»