«Бог заповедовал мне, — говорил Семион, — «паси овец Моих» (От Иоанна 21:17)
Руслан неприятно поёжился, вжимая голову в плечи, и болезненно зажмурил глаза. Он давно для себя отметил, что негативные мысли вызывают у него раздражение, и потому решил, что сейчас будет лучше отвлечься. Юноша вздохнул и, медленно поворачивая голову к окну, стал смотреть немигающим взглядом вдаль. Холодный, снежный вихрь кружил, вырываясь из-под колёс и вздымаясь белым облаком в небо. Грязное, пожелтевшее стекло крепкой коркой облепили маленькие льдинки. Смотреть сквозь них на бесчисленное разнообразие пейзажей было занимательно и интересно. Кривые, ледяные грани превращали стройные, мачтовые сосны в изогнутые коряги, а привокзальные здания с покатыми крышами в не похожие ни на что архитектурные строения. Мир изгибался и менялся, податливо и покорно, словно тесто, стоило лишь взглянуть на него по-другому. Поезд, между тем, мчал по равнинам, едва цепляясь колёсами за стальную колею. Он стремительно проносился мимо маленьких, никому не известных и не нанесённых на карту станций, вздымая ввысь белыми столбами снег на стареньких, позабытых людьми перронах. Зелёная полоса хвойника сменялась бескрайней снежной пустошью. Они будто бы играли в лихую чехарду, без остановки мелькая за окном. Поезд заехал на мост, и взору Руслана открылась прекрасная картина. Большое, замёрзшее озеро покоилось где-то внизу. Крепким льдом упёрлось оно в чернеющие неприкрытым дёрном берега и теперь снегом сверкало на солнце, ослепляя глаза. Идиллию и единство природы нарушали лишь еле различимые, подпирающие серое небо полосатые трубы завода, что стоял на далёком берегу и усердно дымили, покрывая всё вокруг едкой пылью. Руслан не смел шелохнуться и потому сидел как околдованный. Природа со своими тайнами за семью печатями всегда заставляла его содрогаться. Тёмные дебри и кущи манили к себе таинственными воями и стонами диких, не покорённых зверей, чья песнь стала юноше колыбелью. Он, уже с ранних лет, с замиранием сердца наблюдал за тем, как тихо поёт зелёное море тайги, с упоением слушая её голос — особенный, неповторимый. Поезд съехал с моста, озеро скрылось за очередной лесополосой, и вскоре за окном стали появляться убогие домики пригорода, над которыми тянулись белыми трубками обледенелые провода, крепко вросшей железными лапами в землю линии электропередач. Старые, почерневшие и полусгнившие стояли они в низине; обвалившаяся кровля топорщилась досками, словно иглами ёж, а чёрные окна недобро скалились осколками стекла. Всё здесь пришло в запустение и в один момент оказалось на изгибе бытия. Руслан с горестью осознал, что и его родной город — маленький, неприметный сибирский Ачинск — может стать прахом времён и печальным отголоском прошлой жизни; может стать мрачным, тихим урочищем и навсегда исчезнуть с карт. Юноша тяжело вздохнул и вынул из-за пазухи псалтырь. Он уставшими глазами взглянул на золочёный крест, провёл по шершавой обложке большим пальцем и раскрыл книгу наугад.«Я забыт в сердцах, как мертвый; я - как сосуд разбитый,» (Псалтирь 30:13)
Взгляд как будто нарочно зацепился именно за этот стих. Юноша сглотнул слюну, чувствуя сухость в горле и решив, что время молитв ещё не пришло, отложил книгу в сторону, полностью отдавая себя наблюдениям за тем, как стремительно меняется жизнь по ту сторону стекла. Поезд пересёк черту города, и оттого стал ехать медленнее. Руслан, стараясь отвлечься от так надоевших ему мыслей и переживаний, вновь уставился в окно. Он наблюдал за проносящимися домами и перронами пригородных станций, каждый раз надеясь успеть прочитать название платформы. Однако все попытки были напрасны, ведь даже на таком неспешном ходе всё, что ни появлялось за стеклом, мелькало слишком быстро, не давая глазу уловить ни деталей объекта, ни, уж тем более, надписей. Вдоль серого с красной полоской забора, что отгораживал железнодорожные пути, тянулись посеревшие панельные дома, жизнь в которых, несомненно, была унылой и горькой, словно дёготь. Но вот рельсы под колёсами жалобно заскрипели, и многотонный поезд медленно остановился на станции Центрального вокзала города Челябинск. Пассажиры в салоне поезда засуетились и, подхватив сумки, поспешили к тамбуру. Уже через пару мгновений, когда двери вагона с грохотом разъехались в разные стороны, несколько человек резво спрыгнуло на перрон. Юноша видел в окно искреннюю радость на лицах встречающих и теплоту их объятий. На душе вновь стало грустно, ведь Руслан не видел себя в этих счастливых людях и понимал, что прочувствовать их эмоции не сможет ещё долгое время — в столице его никто не ждёт. Вскоре толпы людей с чемоданами и мешками, навьюченных словно верблюды, стали расходиться. Однако машинист не спешил закрывать двери вагонов, и в поезде постепенно становилось всё холоднее и холоднее. Колкий, юркий, подобно зверю, ветер пробегал по салону, заставляя неприятно вздрагивать. В начале вагона, в проходе около котла с кипятком, возникла проводница и, оправив край серенького жилета, громко произнесла: — Уважаемые пассажиры, просим вас собрать свои вещи и покинуть вагон поезда. Мы не сможем продолжать путь из-за технической неисправности. На время ожидания подачи нового состава вы можете расположиться в зале ожидания. Приносим свои извинения за доставленные неудобства. Женщина тяжело вздохнула и, расправив плечи, двинулась в другой конец вагона, чтобы повторить свою речь. Она держала голову прямо, демонстрируя точёный профиль, и глаза её при этом были наполнены серьёзностью. Однако взгляд проводницы всё равно был опущен вниз: ей явно не хотелось встречаться глазами с недовольными пассажирами. А люди между тем и вправду уже выли от негодования. Не смотря на то, что уже кто-то обречённо собирал свои вещи, находились такие, что вступали в полемику с несчастной проводницей, до конца держащей себя достойно. Руслан тоже хотел было задать вопрос, но поймав на себе мимолётный взгляд буквально загнанной в угол десятком оглушающих голосов женщины, решил смолчать. Он накинул на плечи пальто, подхватил свою сумку и не спеша двинулся к выходу из вагона. На улице было холодно. Порывистый ветер задувал морозный воздух под одежду, кидая в лицо крупные хлопья снега. Вокруг было много людей, и все они жались на узком перроне, задевая друг друга своим багажом. Однако уже через пару минут толпа зашевелилась и медленно побрела к входным дверям. Юноша поправил лямку на плече и, теплее запахнув чёрное пальто, поспешил за остальными. Зайдя в здание, Руслан пересёк зал и, подходя к окну, опустился на холодный подоконник, за неимением других свободных мест; сумку свою он поставил в ноги. В просторном помещении железнодорожного вокзала было достаточно тепло, однако юноша чувствовал, как по телу волнами пробегает неприятный озноб. Поэтому верхнюю одежду было решено, всё-таки, не снимать. Сложив руки в замок, Руслан склонил голову набок и, спрятав нос за толстым, чёрным воротом пальто, стал с интересом наблюдать за окружающими его людьми и происходящим. В зале ожидания народу было достаточно много, и практически все из присутствующих буквально четверть часа назад сошли вместе с Русланом с одного поезда. Одни толпилась около стойки информации, возмущаясь и негодуя, что-то упорно пытаясь доказать несчастному и бессильному в данной ситуации сотруднику. Иные оккупировали все банкетки и лавки; загромождая проходы своими чемоданами, они, желая занять место получше, чуть ли не лезли друг другу на головы, забыв, наверное, о том, что недавно провели полтора дня сидя на койках в поезде. Всё это зрелище сопровождалось шумом и безумолчной болтовнёй. Каждый старался быть услышанным своим соседом, поэтому люди срывались на крик, пытаясь перекрыть собственным голосом гвалт, стоявший в воздухе. Словно на птичьем базаре сидели они, размахивая руками и что-то рассказывая наперебой; лишь единицы — редкие пассажиры, ехавшие одни и не нашедшие среди попутчиков друзей и собеседников — хранили молчание. Напротив Руслана, на скамейке, обложившись какими-то мешками и баулами, сидела пожилая пара. Укутанная в красивую шаль женщина, большая и грузная словно дирижабль, развалилась на кресле и стучала толстыми, короткими и по-поросячьи розовыми пальцами по металлическому сиденью. Она, сощурив маленькие, пытливые глазки, обеспокоенно, словно птичка-вертишейка, оглядывалась по сторонам. Рядом с ней, устроившись на одной из сумок верхом, как на лошади, сидел мужчина — смуглый и щупленький. Он беспечно, крутя пожелтевшими пальцами спичечный коробок, невзирая на все предписания, на десятки запрещающих табличек, висящих буквально на каждой стене, пыхтел и дымил сигаретой, словно паровоз. — А если поезд всё-таки сломался? — воскликнула женщина и грубо толкнула мужа в плечо, — что делать теперь? Мужчина равнодушно пожал плечами и, даже не поворачивая голову к собеседнице, сказал что-то, неясно и неразборчиво, невпопад абсолютно, и голос его поглотил гул толпы. Руслан тоже задался этим вопросом, ведь так и не понял, что произошло и почему же их всё-таки высадили с поезда. Поверить в то, что и вправду произошла поломка локомотива, юноше было почему-то сложно. Он не понимал, как устроена эта многотонная машина и что заставляет её двигаться вперёд и тянуть следом вагон за вагоном, ведь в детстве всё внимание его было приковано к другим вещам. В основном, ему приходилось изучать лишь церковную литературу и русскую классику, и только будучи подростком, Руслан впервые прочитал один из рассказов зарубежного писателя фантаста. Он отыскал эту книгу, сборник повестей под названием «О скитаньях вечных и о Земле», в одной из полок рабочего стола уже покойного тогда отца. Старая, местами затёртая, в темно-зелёной обложке покоилась она под какими-то папками, будто спрятанная от посторонних глаз. На её пожелтевших страницах оживали необычные истории о чудном, нереальном мире будущего и о путешествиях по бескрайним космическим просторам. И после прочтения правдой в его сердце стала жить сказка, напечатанная в этой книге, о свирепом драконе, дышащем белым паром, с покатыми чёрными боками и горящими огнём глазами, но никак не рассказы о том, как работают колёсные пары и из чего состоит силовое оборудование. — А вдруг это всё эти недовольные? А вдруг это они разворотили дорогу, или что-то ещё хуже? На этот раз мужчина и вовсе промолчал, даже, кажется, не обращая внимания на женщину. Он лишь хрипло откашлялся и кинул сигаретный окурок на пол, втаптывая его грубым сапогом в побитый кафель. А если всё-таки не поломка? А если и вправду люди дошли до точки кипения? Все прекрасно знают, что нет ничего страшнее доведённого до отчаяния народа и его беспощадного суда. Руслан напрягся и, потупив взгляд в пол, задумался о том, насколько вообще серьёзными могут быть последствия протестов; насколько может быть опасен бунт. Но мысли его прервали, не дав погрузиться в омут переживаний и загнаться окончательно. Где-то наверху раздался еле различимый шорох помех, сквозь которые прорывался голос диктора. Толпа не сразу услышала объявление и потому первая его половина была полностью поглощена стоявшим гвалтом. Однако к концу речи многие люди уже молчали, устремив свой взгляд под потолок, туда, где висели старенькие колонки. «Повторяю. Уважаемые пассажиры, сошедшие с поезда дальнего следования номер 079 Иркутск-Москва и направляющиеся в Казань. Повторяю, Казань, — с тихим треском послышалось из динамиков вокзального радио, — просим пройти вас к выходу из здания вокзала, для согласования дальнейшего продолжения пути. Остальных убедительно просим оставаться в зале ожидания. Приносим свои извинения за доставленные неудобства». Диктор замолчал. Руслан тут же полез в карман пальто, чтобы ещё раз взглянуть на билет и удостовериться в том, что в радиовещании говорили именно о его поезде. Однако не успел он и руку сунуть в карман, как его прервали. Сидевший рядом мужчина неожиданно и даже излишне грубо перехватил руку юношу и криво улыбнулся. — Да успокойся ты! Про наш это поезд говорят, про наш. — Забасил он, чуть наклоняясь к Руслану и упираясь в его плечо. — Мы тут на вокзале одни такие невезучие. Руслана бросило в жар и сердце с силой заколотило по рёбрам от накатившего волнения и страха. Юноша, не произнося ни слова, чтобы вдруг не спровоцировать ненужного конфликта, попытался отодвинуться от незнакомца, однако тот крепкой хваткой держал его за предплечье — кажется, даже пальцы на руке начало немного покалывать. Мужчина вёл себя странно, как-то слишком уж нахально и бойко. Юноша даже подумал, что, быть может, незнакомец пьян. Однако вслух свои догадки, естественно, озвучивать не стал. — И вот что у них там произошло, а? — Не унимался собеседник, всё ближе и ближе пододвигаясь к Руслану. — Поломка, наверно... — горло будто бы стянули раскалённым железом и это единственное, что смог выдавить из себя юноша (хотя стоило бы сейчас промолчать, не давая развития беседе). Мужчина, услышав эти слова, отпустил руку юноши и звонко шлепнул ладонями по коленкам, заходясь в каком-то неестественном, как будто наигранном, хриплом смехе. — И ты всерьёз думаешь, что это сломался локомотив? Это ж всё чушь! Стали бы нам менять состав из такой хуйни. — Слегка наклонившись вперёд, он задумчиво, с желчью в голосе, добавил: — Я уверен, что это как-то связано со всеми этими митингами, которые устраивают какие-то полоумные придурки. Руслана будто окатили холодной водой. Он был человеком, не привыкшим к таким навязчивым и дерзким людям, и уж тем более к брани (не только в свой адрес). Его растили под сенью чистых небес и мирной тишины, окружая любовью и заботой, неся сквозь года на руках, словно хрупкую птицу. Птицу, которой теперь приходится бороться с агрессивной действительностью. Нахождение рядом с этим незнакомцем сильно нервировало Руслана, в очередной раз, заставляя вздрагивать от каких-то случайных прикосновений, или излишне громких криков. Да и к тому же, как назло, именно в тот момент, когда юноша всё же отважился покинуть компанию этого мужчины (надеясь и веря в то, что после этого он за ним не увяжется), единственный его путь отступления загородили пришедшие откуда-то люди. За спиной, как и прежде, было холодное стекло, однако в впереди теперь выросла неприступная стена из чемоданов. Оставалось только смириться с безысходностью и ждать. Но вот вновь затрещало радио и это стало для Руслана спасением, ведь неугомонный собеседник, наконец, перестал приставать с расспросами, замолчал и, навострив уши, прислушался к очередному оповещению. Голос диктора то пропадал в помехах (из-за чего половину важной информации люди прослушали), то вновь появлялся, однако продолжал неизменно вещать. Из объявления стало понятно, что оставшихся на вокзале пассажиров посадят на поезд, который поедет не через Казань, как это было изначально, а через Ульяновск. Руслану был не так важен путь. Его скорее волновала цель, к которой он неуклонно идёт. Поэтому юноша, недолго думая, подхватил сумку и медленно, вслед за остальными, поплёлся к выходу на холодную улицу. Проводницы приветливо улыбались, проверяли документы и пропускали людей в вагоны, из-за сильной непогоды стараясь не задерживаться подолгу на одном человеке. Поданный состав был пустым, однако пассажиров всё же просили занимать места, согласно посадке в прошлом поезде — во избежание конфликтов и недопонимания. Руслан расположился так же, как и раньше — где-то в середине вагона, на нижней полке сбоку. Напротив него, уже успев распаковать свои вещи, сидела всё та же семья с двумя детьми; а на соседних местах всё те же говорливые женщины заправляли себе койки. Он с радостью подумал о том, как всё-таки хорошо, что тот мужчина едет не в его вагоне. Устроившись на матраце поудобнее, юноша и привалился плечом на стену и принялся ждать отправления, которое обещало быть не скорым. На станции уже зажглись яркие фонари, освещая снующих туда-сюда по перрону рабочих и нахохлившихся военных. Было слышно, как с грохотом и стуком уезжают и приезжают другие поезда. Жизнь вновь текла и бурлила, то и дело, меняя свое направление, но это было только там, за стеклом. В салоне же все вновь замерло, закостенело, остановилось. Руслан вышел из уборной и на секунду замер. Поезд значительно замедлился и теперь каждый удар на стыке полозьев был в разы громче. Юноша быстрым шагом, протискиваясь между бодрствующими, блуждающими по вагону людьми, вернулся к своей койке и глянул в окно. В вечернем полумраке за стеклом было видно лишь небольшую полоску земли — дальше простиралась заледенелая Волга. Всей своей силой и ширью упиралась она в подточенные берега, уходя ледяной пустошью за горизонт. "Наверное, к мосту подъезжаем," — подумал Руслан и, повинуясь любопытству, высунулся в проход , стараясь разглядеть окрестности через окно на противоположной стене. Однако всё это было напрасно — стоило ему обернуться на соседей, и он тут же увидел плотно зашторенные стёкла. Юноша тяжело вздохнул и опустился обратно на матрац, задумавшись о чём-то. Но мысли его были прерваны. Послышался глухой стук и шум, в тамбуре с грохотом открылась дверь, ведущая из вагона в вагон, и в следующее мгновение поезд резко затормозил, со скрипом и визгом. Заискрили тормозные колодки, из-под состава, под давлением, повалил пар, и многотонный поезд намертво прирос к железным полозьям. В проходе, между котлом и отсеком проводников, показался рослый человек, обмотанный в какие-то шарфы и тряпки, подобно арабу в чёрном бурнусе. Он чётким, резким, отточенным движением взвёл затвор автомата и громовым голосом произнёс: «На выход!»