Ладан и напалм

      Белые снежинки невесомой накидкой лежали на его одежде, а с краёв ткани, покрывшейся тонкой коркой льда, медленно капала холодная вода. Всё вокруг как-то вмиг замерло и подобно лесу в ожидании охотника погрузилось в гнетущую тишину. Капли, что в любой другой миг били бы по полу тихо и незаметно, сейчас звучали дикой барабанной дробью.       Всё это, должно быть, просто глупый сон. Дурное наваждение, пришедшее от тупой, гнетущей одури, одолевшей тело за долгое время пути, и не более того. Это не может быть правдой.       Руслан не мог заставить себя поверить во всё то, что происходит вокруг, в эту какую-то безумную, ненастоящую реальность. Он отказывался понимать и принимать всё это, в то время как налетчик, вполне себе материальный, внушающий настоящий ужас, вновь, словно громом, разрезал тишину немого страха и всеобщего непонимания.       — Живо! На выход!       Его басистый голос жутко хрипел, проносясь по вагону трепещущим рокотом и вырывая людей из свинцового оцепенения. В нём чувствовалась дикая неконтролируемая агрессия, готовая в любой момент вырваться наружу жестоким насилием и тиранией.       Он нетерпеливо шагнул вперёд, барабаня пальцами по корпусу автомата, и хищнически оглядел пассажиров. Чёрный металл оружия играл бликами в свете тусклых, жужжащих ламп, и будь налётчик не человеком вовсе, а диким зверем, то блеск этот непременно был бы безумием в его глазах. Однако внешне на животное он не был похож, даже отдалённо. Зато вот натура у него точно была волчья, потому как уже через пару мгновений мужчина рывком приблизился к первому отсеку с койками и, ухватив какую-то женщину за плечо, с силой выволок её в проход так, что та повалилась на бок, распластавшись на полу.       — Что не ясно? — он пренебрежительно ткнул пассажирку в спину холодным дулом. — Тряпьё в зубы и живо из вагона!       Началась настоящая паника. Люди впопыхах хватали и запихивали свои вещи в сумки и чемоданы, вздрагивая от одного только брошенного на них взгляда бандита. Страх охватил и Руслана. Он дрожащими руками старался как можно скорее закрыть свою сумку, но молния, зажевавшая ткань, упорно сопротивлялась. Дикий страх бил изнутри, не давая покоя, накаляя ситуацию всё сильнее и сильнее. Воспалённый ум уже не мог думать ни о чём другом. Ужас, граничащий с безумием, заполнил пустую голову и теперь с силой давил на стенки черепа, пытаясь вырваться наружу.       В вагон зашло ещё несколько вооружённых человек. Они стремительно пробегали между плацкартными полками и выводили пассажиров на улицу, не давая опомниться и прийти в себя. Один из налётчиков подошёл к койкам, что находились напротив Руслана, и вытолкнул в проход женщину. Она вскрикнула и, пытаясь пробраться к своему мужу и детям, упорно вырывалась из цепкой хватки. Однако бандит был непреклонен. Он жестом подозвал напарника, и тот, заламывая руки, повёл пассажирку к тамбуру, сам же, направив оружие на детей, приказал мужчине идти к другому выходу. Тот повиновался и, прижимая к себе дочерей, поспешил поскорее уйти. Семья разделилась.       Следующим на очереди оказался Руслан. Его схватили прежде, чем он успел собрать свои вещи. Бесцеремонно, так же как и всех прочих пассажиров, вцепившись в ворот подрясника, его вытолкнули в проход и грубым пинком направили к выходу. Юноша поднялся и, вцепившись обеими руками в сумку, уже собрался спешно уходить, но в последний момент заметил висящее на крючке в изголовье кровати пальто. Он остановился и попытался снять его, однако толпа людей, успевшая образоваться за его спиной, неудержимая, словно волна, оттеснила Руслана от койки. Петелька на одёжке порвалась и юноша, не удержав пальто в руке, уронил его на пол, где оно в ту же секунду было растоптано десятком ботинок.       Ноги у юноши заплетались, и, кажется, не поспевали за ним. Шёл он, ударяясь о койки; его бросало от одной стены к другой, словно вагон попал в сильную морскую качку, а напирающие сзади люди всё толкали и толкали вперёд, не давая одуматься. Но находясь уже практически в тамбуре, пришлось остановиться. На Руслана тут же пахнул холодный уличный воздух. Юноша с горечью подумал о своём утерянном пальто.       Впереди, хватаясь за отцовские руки и полы куртки, плакали те самые дети, что ехали всю дорогу напротив Руслана, а сзади, утыкаясь друг другу в спины надутыми, словно шары, животами, жались какие-то говорливые, не умолкающие даже в эту секунду женщины.       С каждым мгновением толпа становилась всё больше, и никакого движения там — впереди, — не происходило. Налётчик, что стоял в проходе, опершись на верхнюю койку, громко бранился и жутко нервничал от нетерпения.       — Да что за проблемы, мать вашу!       Зычный голос его утонул в общем шуме и смешался с многоголосым воем пассажиров. Это, кажется, ещё больше подстёгивало его, заставляя действовать. Он сделал шаг и после, навалившись на спины людей выставленным вперёд коленом и автоматным прикладом, принялся проталкивать толпу к выходу. Колонна тут же уплотнилась, и места стало катастрофически мало. Руслану стало тяжело даже дышать. Ему казалось, что если он выдохнет, то в следующий раз вдохнуть воздух уже не сможет. Его словно взяли в металлические тиски и с каждой секундой сдавливали всё сильнее. Раскрытая сумка, что прежде была в руках, теперь оказалась зажатой между каким-то человеком и стеной; дотянуться до неё не представлялось возможным.       Где-то впереди послышались приглушённые крики и вся стоящая в тамбуре толпа резко зашевелилась. Люди напирали, давили друг друга, падали и, словно пробка из бутылки, вылетали из вагона. Поток человеческих тел понёс Руслана к выходу, не давая даже возможности сопротивляться. Юноша же старался устоять на ногах, и когда вдруг перед ним возникла высокая ступенька на низкий, заполненный перепуганными пассажирами перрон, резко остановился. Однако идущие сзади люди не дали ему и секунды на размышления. Они лишь притормозили на мгновение, чтобы потом повалить, кажется, с удвоенной силой.       Руслан в последний момент попытался ухватиться рукой за металлический поручень, но сорвался и вместе с остальными полетел прямо из вагона на припорошённую снегом платформу. Дальше всё было как в замедленной киносъёмке. Юноша вскрикнул в полете и после уже грузно упал на холодный бетон. Даже выставленные перед собой руки не спасли от удара; ладони в ту же секунду разъехались в разные стороны и голова, насажанная на шею, будто на шарнир, с силой ударилась об землю.       Густая мгла с треском разорвалась в глазах у Руслана и всё вокруг помутнело. К горлу тут же подкатил ком, и на языке появилась неприятная, тошнотворная горечь. Юноша то проваливался, то вновь выныривал из какой-то глубокой бездны забытья. Шум толпы пропал и теперь в ушах был лишь мерно нарастающий гул бегущей по сосудам крови. Резкая боль пронзила место удара и после жаром пронеслась по всему телу, схватывая в спазме мышцы.       Руслан болезненно застонал, но не был никем услышан. Его протяжный вой влился в общий шум толпы и в унисон ему взмыл куда-то вверх, в серое небо. Он, дрожа телом, попытался опереться руками и приподняться, однако кто-то в суматохе наступил тяжёлым каблуком сапога прямо ему на пальцы. Руслан вскрикнул и, схватившись за руку, отполз в сторону, тут же упираясь во что-то спиной. Юноша медленно обернулся и увидел лежащего на животе мужчину. С другой стороны его с силой и неистовством трясли, хватаясь за рукава куртки два маленьких ребёнка.       Боль, кажется, на мгновение притупилась и невидимый обруч, стягивающий голову, ослабил давление, однако ясность слуха так и не вернулась. Всё внутри было как-то предательски заторможено, и мысли в голове копошились лениво и неспешно. Руслан сидел с приоткрытым ртом, часто моргал и продолжал сжимать попавшую под сапог руку. Он упорно пытался вернуться в настоящее и, наконец, покинуть это гнетущее состояние. Осознание происходящего постепенно вырисовывалось, но приходило всё равно как будто неохотно. Юноша ещё раз взглянул на лежащего человека и на уже знакомых ему детей. Белокурые девочки, размазывая по щекам слёзы, продолжали толкать мужчину. Их лица исказила гримаса боли, и в покрасневших глазах можно было видеть истинное отчаяние. Они что-то кричали, громко и надрывно, словно раненые звери, но Руслан видел лишь их открывающиеся широко, словно у рыб, рты. В его голове по-прежнему шумела кровь и, тихо шурша, роились мысли.       Поморгав ещё пару секунд, юноша медленно перевёл взгляд на обращённое к нему лицо мужчины и через мгновение оцепенел. Его голова, повернутая чудно и неестественно подрывала рассечённым, красным лбом сырой, перемешанный с грязью снег, а из носа и приоткрытого рта стекала горячая кровь, чёрной лужей расползаясь на холодном, покрытым настом бетоне.       Руслан вновь посмотрел на детей и потом опять опустил взгляд на мужчину. На его шее, за отогнутым воротником куртки, хорошо было видно, как плотно натянув изнутри покрасневшую кожу, выпирала кость. Все реявшие в голове сомнения вмиг пропали так же, как и шум крови. На сознание волной обрушился рёв перепуганной толпы и вместе с тем дикий, животный страх. Юноша вышел из оцепенения и быстро попятился назад, сталкивая людей, в тщетной попытке подняться на ноги. Перед глазами застыло серое, перемазанное кровью, потерявшее всякие черты лицо. Эта картина била словно бичами, загоняя в пучину безумия и отчаяния всё глубже и глубже.       Руслану хотелось закричать, но не получалось издать даже малейшего звука. Всё внутри сковало страхом, лишь сердце бешено, без остановки колотило о рёбра. Взгляд бегал из стороны в сторону, пытаясь зацепиться в многолюдной толпе хоть за что-нибудь; найти спасительной круг и выбраться, наконец, из этого страшного омута.       Среди бесчисленного количества ног юноша заметил свою сумку. Её пинали без разбору и вещи, которые когда-то находились в ней, теперь были разбросаны по перрону. Ближе всего к Руслану лежала его ряса. Он, собрав все свои силы, бросился к ней и, сбивая людей с ног, уклоняясь от увесистых ботинок, наконец, добрался до вымоченного в снегу чёрного одеяния. Юноша принялся отряхивать ткань от грязи и капелек воды, как вдруг где-то в толпе он заметил одного из налётчиков, остановивших поезд. Кто-то из людей вцепился в него и отчаянно тряс. Бандит сначала просто пытался толкнуть нападавшего, но потом рассвирепел, будто сорвавшийся цепной пёс. Он вскинул оружие и выстрелил в толпу; тот человек, что держал его за руку, повалился на землю, окутанный облаком порохового дыма. Но на этом схватка не закончилась. Головорез начал с яростью избивать лежащего, что-то выкрикивая и ударяя то тяжёлым сапогом, то прикладом.       Толпа завопила, забурлила, и, сталкивая друг друга, люди с диким ужасом побежали в разные стороны. Руслан попятился назад и практически тут же уперся спиной в намертво приросшие к рельсам, испещрённые царапинами колёса состава. Юноша, не думая ни секунды пополз под поезд и забился между колёсной парой. Он глухо и часто дышал, пытаясь успокоиться, но страх не хотел отпускать — мёртвый хваткой вцепился в загривок и, рыча, скрёб когтями где-то в подсознании. Пальцы на руках пытались ухватиться за промёрзлую землю и шпалы, но сжимая, в ладонях оставался лишь холодный и колючий снег. Внезапно, под рукой возник какой-то до боли знакомый, прямоугольной формы предмет. Руслан в полумраке шарил ладонями по земле и в какой-то момент, разгребая грязный снег, обнаружил перед собой выпавший из распотрошённой сумки псалтырь. Он схватил его и прижал к груди. Кажется, даже на душе стало чуточку легче.       Руслан ещё раз взглянул на снующих по платформе людей, а после обернулся назад — с другой стороны под вагоном белела полоска снега. Юноше понадобилось несколько секунд на размышление. Всё внутри него замерло в томящем ожидании, лишь жар, окутавший тело, усилился, кажется, в тысячу раз. Руслан зажмурился и, еле шевеля губами, произнёс:

«Даруй мне рано услышать милость Твою, ибо я на Тебя уповаю. Укажи мне, путь, по которому мне идти, ибо к Тебе возношу я душу мою.» (Псалтирь 142:8)

      После, открыв глаза, он уже знал, как будет спасаться.       Проползая по-пластунски под вагоном и перелезая очередную линию стальных рельс, Руслан вскочил на ноги и побежал что есть сил прочь. Он утопал в снегу, спотыкаясь о шпалы запасных путей, но не останавливался ни на секунду. Обернуться было страшно, но ещё страшнее было обнаружить за спиной погоню. В воздухе всё ещё слышались хлопки и гром выстрелов. Юноша же не останавливался; позади были поезд и треклятые бандиты, впереди — спасение.       Он начал взбираться на гору и мельком бросил взгляд на маленькое здание станции, больше похожее на каменный сарайчик. На нём ржавыми буквами виднелось название — «Заволжский». К сожалению, оно ни о чём не говорило.       Руслан скользил по крутому склону. Он пытался хвататься за высохшие, скрюченные растения, что тут и там выглядывали из-под снега, но руки были заняты спасёнными вещами. Только сейчас юноша, кажется, почувствовал, насколько критичным было его падение из вагона. Исцарапанные ладони горели, и ныли тупой болью; книгу и комок из скрученной в несколько раз одежды держать было неудобно и неимоверно тяжело.       Взобравшись на земляной вал, коим был огорожен железнодорожный путь, Руслан бросился с него вниз, ведь за спиной он продолжал слышать отчаянные крики людей. Впереди за неровным, покосившимся забором виднелся частный сектор. Он, будто бы нахохлился старыми деревянными домами и, пыхтя печными трубами, тихо дремал. Не останавливаясь, юноша вбежал на территорию посёлка и стремительно, пересекая улочку за улочкой, пробежал его насквозь.       Сердце больно покалывало, и во рту появился неприятный горький привкус, когда Руслан вышел за забор, огораживающий низкорослый пригород, и оказался на широком проспекте. Вывески, что некогда были яркими, выцвели и посерели. Витрины и оконные стёкла первых этажей тут и там были выбиты и теперь доживали свой век, сотней осколков зарывшись глубоко в землю. Улицу практически не освещали фонари. Лишь несколько желтых пучков света, выхватывая из полумрака островки холодного асфальта, виднелись где-то вдалеке.       Руслан перешёл на шаг. Теперь он медленно плёлся по какой-то дороге, силясь восстановить дыхание и, ко всему прочему, понять, где он находится. Юноша озирался по сторонам, но ни названия улицы, ни, уж тем более, города так и не смог найти.       Сердце в груди щемилось к рёбрам и продолжало болеть. Тело, что всё время до этого было охвачено жаром, неожиданно покрылось мурашками, и мышцы протяжно заныли на холоде. Руслан передернул плечами и зашагал быстрее, надеясь согреться, но от этого стало ещё хуже: морозный воздух проскользнул за ворот и осел где-то между лопаток. Юноша вдруг вспомнил про скомканную рясу в своих руках и, недолго думая, развернул её и надел на себя через голову. Она была тяжёлой и в некоторых местах до сих пор мокрой, но, несмотря на это телу стало чуточку теплее. Убрав псалтырь в карман, и спрятав туда же свои руки, он, не разбирая пути, побрёл вперёд.       Через какое-то время вдалеке показалась толпа людей. Они шли тихо, кажется, даже не разговаривая, растянувшись в длинную цепочку. Юноша замер и огляделся, стараясь понять, куда направляется вся эта колонна. Через пару минут люди свернули, кажется, в какой-то сад. Руслан прищурил глаза и увидел возвышающуюся среди деревьев башню с колоколом. Он тут же понял что это, поэтому тронулся с места и, ускоряя шаг, обогнал медленно плетущуюся вереницу людей, буквально вбегая на территорию церкви.       Около храма уже толпилось несколько человек. Все они были людьми преклонного возраста и выглядели как-то жалко и немощно. С дюжину человек обступили стены и что-то тихо причитали; некоторые из них беззвучно плакали, роняя слёзы.       Руслан неуверенно топтался перед ступенями крыльца. Он плохо понимал, откуда вдруг в нём появилась такая прыть, и почему храм тянет его к себе, будто магнит. Не понимал, однако душой и телом чувствовал острую необходимость прийти под эти стены и обрести покровительство.       И вот теперь юноша видел, как несколько человек зашли в помещение церкви, сам же сделать это как-то не решался. Он ещё раз взглянул на покосившиеся деревянные двери, на побитые облупившиеся стены и, наконец, медленно вошёл в храм.       Сердце его, кажется, тут же успокоилось и затихло; оно перестало стучать бойко и сильно, как это было до этого. Вместе с сердцем успокоилось и бунтовавшее сознание. Какая-то святость, царившая в этом месте, укутала, словно в саванн. Тьма, скопившаяся где-то под высокими сводами, таила в себе что-то приятное и необычайно таинственное.       Юноша подошёл к одной из стен и еле заметно нахмурился. Большой подсвечник с песком был повален на пол, и висевшая когда-то над ним икона была кем-то выдрана из золочёной рамы. На её месте белел не выцветший, прямоугольный кусок стены. Руслан обернулся и заметил, что весь храм пребывал в разрухе.       — Кто это сделал?       Но никто из присутствующих не обратил на него внимание. Его голос растаял в воздухе, в то время как люди тихо перешептываясь между собой, подбирали с пола опрокинутые подставки для свечей, погнутые сосуды разных форм для святой воды и разорванные в клочья, исшитые золотыми нитями ткани плащаниц и различных ковров. Они оплакивали жертву нападения — храм, — практически беззвучно, и единственные срывающиеся с их губ слова были молитвами.       Тихие перешептывания людей прервали доносившиеся откуда-то с улицы крики. Некоторые обернулись, устремив взгляд на покосившиеся входные двери, и замерли на мгновение. Шум только нарастал. Казалось, будто бы за стенами церкви большой песчаный бархан неспешным валом перекатывается с одного место на другое, неумолимо приближаясь к храму; даже земля мелко дрожала. И уже через пару секунд вдалеке, в полумраке между балками металлической ограды, замелькали люди. Они растянулись во всю ширину улицы и что-то громко кричали. Силуэты их едва ли можно было разглядеть, однако уже через пару минут, когда толпа с диким гвалтом свернула с улицы к храму и, ломая ворота, ворвалась во двор, стало ясно, что там, по меньшей мере, десять человек.       Руслана бросило в дрожь. В сдавленном от волнения горле тут же стало сухо. В ушах громко шумела кровь, заглушая и уличный шум и голоса людей вокруг него. Но это, кажется, было уже не так важно, ведь юноше и без этого было ясно, чем может закончиться встреча с этими людьми. Людьми дикими и беспощадными, агрессивными и неимоверно жестокими.       Истинные преступники царившего в стране неспокойствия шли стеной словно войско, сметая всё на своем пути. Маленький деревянный забор-штакетник с треском ломался и, извиваясь будто змея, валился на землю. Молодые, высаженные когда-то деревца и кустики, гнулись под напором врага, опуская свои ветви в чистый холодный снег, и фигурки ранее прятавшихся в зарослях зверей ковчега, теперь блестели своими металлическими боками. Люди выдирали из промерзлой земли красивые статуи рогатых оленей и больших грациозных кошек и валили их на бок. Теперь вся эта таинственная и манящая красота лежала в перемешанном с грязью снегу и, кажется, угасала с каждым мгновением.       Несколько человек добрались до церковной лавки и открыли по ней огонь из оружия. Висевшая над окошком, вырезанная из дерева птичка с веточкой в клюве вмиг лишилась своих крыльев — шквал свинцовых пуль быстро превратил её в груду щепок.       Руслан вздрогнул и от неожиданности закрыл глаза, а женщины, что стояли вокруг, вскрикнули и в страхе бросились вглубь храма, в помещение ризницы и алтаря. Юноше же двинуться с места было неимоверно тяжело. Ноги будто корнями ушли в землю, и завораживающие рыжие всполохи выстрелов только усиливали этот эффект.       До оставшихся на своих местах людей — мужчин по большей части, — донесся горький запах пороха, и они тут же, кажется, почувствовав надвигающуюся опасность, принялись искать выход — искать спасение. Сначала, пару секунд, все просто стояли в раздумьях, не смея сделать и шага, и только озирались, пугливо всматриваясь в уличную темноту. Однако потом, кажется, осмелев и почувствовав в себе храбрость и силы, несколько человек, как ни в чём не бывало, двинулись к выходу из церкви, надеясь, наверное, так скрыться от безумной банды разбойников. Руслан сначала медлил, но потом, поняв, что это его единственный шанс спастись и избежать всех нафантазированных уже им самим ужасов, двинулся за остальными к распахнутым входным дверям. Но плану суждено было пойти крахом.       Как только они вышли на порог здания, налётчики отвлеклись от разграбления и уничтожения церковного двора и двинулись на них с оружием, выходя из полумрака, словно стая голодных волков. В воздухе повисло гнетущее напряжение. Сердце в груди у Руслана отбивало бешеный ритм, с силой ударяясь о рёбра, а когда мужчина, стоявший рядом с ним, неожиданно сорвался с места и бросился бежать, кажется, начало стучать ещё быстрее. Этот незнакомец, нашедший в себе столько храбрости, надеялся таким образом спастись, однако это было напрасно. Оглушительная автоматная очередь сразу из нескольких оружий остановила его. Он громко вскрикнул и с болезненным стоном провалился на землю, исчезая во тьме. Несколько секунд он ещё бился в судорогах, сотрясая мрак, но после замолчал, затих.       Теперь все, кто намеревался бежать, уже со страхом попятились назад, налётчики же только наступали и наступали. В какой-то момент они все, разом, рывком преодолели расстояние в несколько метров и с силой стали заталкивать людей в храм. Они грубо и дерзко, ударяя прихожан то ногами, то кривыми металлическими арматурами, загоняли толпу в помещение и, когда кто-то начал сопротивляться, открыли огонь.       Люди с оружием стояли на входе и поочерёдно стреляли. На головы несчастной, загнанной в ловушку толпы с треском осыпалась пыль и штукатурка, когда пули попадали в колонны и своды храма. Стрелки смеялись и что-то выкрикивали, но голос их утопал в непрерывном шуме пальбы и гуле заводящегося автомобильного мотора. За их спинами мелькнул синими покатыми боками дырявой бочки старенький водовоз, что когда-то возил сюда на освящение воду. Он развернулся перед храмом, ещё сильнее вдавливая в землю щепки от заборчика, и загородил выход из церкви. Стрельба прекратилась, и голоса бандитов приглушились.       Люди затаились и, задержав дыхание, тихо озирались по сторонам. Тусклый свет, что лился из небольших окошек и щелей перегороженного выхода едва ли мог осветить помещение.       На улице, кажется, тоже стало тихо. «Неужели всё закончилось?» — Пронеслось в голове у Руслана, но мысли были ложными. Со стороны выхода послышался звон бьющегося стекла, треск, шум и ещё какая-то странная возня.       — Что они там удумали? — хрипло произнёс кто-то из присутствующих, и по толпе рокотом прокатилась волна пугливого шёпота.       И уже через несколько минут, когда по полу начал стелиться едкий, сизый дым, каждому, кто находился здесь, в одно мгновение стало всё понятно — налётчики подожгли церковь.       В одно мгновение всех, кто находился в стенах святой обители, обуял страх. Из глаз женщин тут же градом плелись солёные слёзы и к высоким сводам нескладной песней стали подниматься слова молитв.       За спиной послышался звон стекла, и после в тусклом свете, оглашая пленников треском, ярким заревом вспыхнул огонь. Он плясал где-то в глубине, за облезлыми стенами, и между битыми колоннами и клиросом виднелись его рыжие языки. Позже вновь с оглушительным звоном разбилась об облупившееся перекрытие бутылка с едким, чёрным напалмом, влетевшая через просеявшие стены ризницы. Горючая жидкость густым сжигающим ядом растеклась по полу и теперь гневно скалила разящие зубы.       Он был неумолим и страшен. С какой-то немыслимой быстротой пламя, подобно голодному хищному зверю, сжирало дорогие ткани церковных риз, поломанный аналой и щедрые запасы свечей, кадильных углей и золотистого ладана.       Тут же, перекрикивая треск, из ризницы выбежало несколько женщин. Они спрятались там, когда только завидели налётчиков и теперь, попав под обстрел коктейлями Молотова, заживо горели. Их крик был надрывен и жалобен; он срывался на визг и жуткий истеричный плач. Женщины падали на пол, били руками и ногами, но не могли справиться с ненасытным, яростным огнём. Кожа пузырилась и чернела, лоскутами слезая с их измученных тел.       Глядя на это зрелище, никто так и не решался подойти и хоть как-то помочь. Хотя, поздно уже было помогать.       Всё вокруг было в едком чёрном дыму, что коварным змеем пробрался в лёгкие и теперь больно душил, сжимая железными тисками горло. Люди уже не кричали, а если кто и подавал голос, то его заглушал треск лопающихся под натиском огня кирпичей. Пламя наступало со всех сторон. Находились люди, у которых ещё, видно, остались силы, что до сих пор метались по залу храма, силясь отыскать в этом, кажется, нескончаемом лабиринте выход. Однако большинство уже давно лежало без чувств на полу.       Подобно лошади из старой доброй сказки, захлебнулись они густым, горьким дымом и утонули.       Руслан, тяжело дыша, опустился на пол. Страх какой-то невиданной силы охватил его и надломил, словно ветер тростинку. Всё внутри находилось в смятении; стихия бушевала и вокруг, и где-то глубоко в его сердце. Теперь святая обитель, место, что было для него пристанищем и нерушимым щитом, грозило стать могилой.       Юноша полез в карман, бездумно открыл псалтирь и в отчаянии, надеясь, что это поможет ему спастись, попытался прочитать выведенные на страницах строки. Но едкий дым не дал это сделать; он больно щипался и обжигал глаза.       Дрожащими руками Руслан убрал книгу обратно в глубокий карман рясы; по щекам его потекли солёные слёзы, то ли от боли и жара, то ли от страха и беспомощности. В этот миг он успел пожалеть обо всём: и о том, что сбежал со станции, и о том, что вообще вздумал покинуть родной город и ввязаться в эту авантюру.       Но сквозь оглушительную канонаду грохота и треска прорвался трелью звук бьющегося стекла, и, через плотную пелену дыма, зал осветил мутноватый луч мощного фонаря. Он несколько раз пробежал по стенам и полу, попадая на Руслана, и исчез. В юноше на мгновение вспыхнула какая-то надежда; она заставляла его открыть глаза и хотя бы попытаться позвать на помощь. Но прежде чем он успел это сделать коварный, дымовой змей взял вверх и утянул на дно глубокой пропасти небытия и беспамятства. Руки и ноги окончательно ослабли, и Руслан провалился в бездну, не надеясь больше проснуться.