Художники по небу

      – Что такое? Накрылась?       Хосок копается в камере в попытке её исправить. Спасти не удаётся. Камера издаёт последние вздохи своей студенческой жизни и отправляется в мир иной. Хосок чуть не взвывает и вскидывает руки к небесам, чтобы те вернули душу его технике.       – Даже моя камера против того, чтобы работать сверхурочно во время сессии. Ты изверг, Пак Чимин.       Тот пожимает плечами и поникает. Именно сегодня на него накатило вдохновение записать новый танец. Разучивал его ещё в начале весны, но только сегодня созрел для записи. Кажется, придётся снова записывать видео как первобытные – на сотовый телефон с разрешением в 1080р. После монтажа в программе оно снизится, а потому этот вариант брюнета не радовал.       Вытягивает из рюкзака свой телефон и замечает малый заряд батареи. Если с первого раза записать – потянет. Но когда это он записывался с первого раза? Хоть и плясал перед камерой уже двадцать минут, ничего путного не вышло, точнее то, что можно было бы гордо залить в сеть. Настроение опускается, как и руки.       – Сходи к Юнги, возьми его камеру.       – Я-то?! – Чимин очень удивляется и уже мотает головой в знак несогласия.       – А кто ещё-то! Я пытаюсь починить её, или ты хочешь платить за её ремонт?       – Ну чего ты сразу, не кипятись, – хохотнул и сделал отступление, а сам скис, нет никакого желания вновь видеться с этим.       Очередной вечер и очередная встреча в танцзале. «Город засыпает, танцоры просыпаются» – вот как это выглядит. Только в этот раз Хоби не горел желанием помогать другу с его хобби, но тот его уговорил. Чимин с первой своей сессией сам успевает разобраться, и красноволосый сейчас ему по-чёрному завидует, он-то старше него будет – предметы потяжелей.       – Ты ещё здесь?! – широко улыбается, выпроваживая друга из зала. Чимин же не в курсе, что Юнги никому свои прелести чудо-техники не даёт. А Хосоку до уссачки интересно, принесёт Чимин чужую камеру или его с матами выставят за дверь. Он его не подставляет, просто Хоби Юнги бы точно не дал свою прелесть, а тут уже пятьдесят на пятьдесят.       Парень всё-таки идёт к своей цели по микрошажочкам и обдумывает, как ему выпросить камеру на один вечер. Что бы он ещё и просил этого парня о чём-то? Год назад пнул бы себя за такое, честно слово. Гордость гложет, гордость потерпит разочек.       Стоит под дверью в студию и прикладывает ухо к деревянной поверхности. Тишина. Он-то думал, что раз студия, значит, всегда музыка играет. По крайней мере, всегда, когда он там тусил, играла какая-то песня на фоне. Окей, наверное, его нет. Дабы убедиться в этом и с сомнительной радостной душой уйти отсюда, толкает дверь и та почему-то открывается...       – Хосок, блять, свали нахуй отсюда, – действительно, кто ещё так беспардонно врывается? У Юнги день не задался, всё нервирует.       Он в царской позе сидит на диване: ноги вытянуты и покоятся на кофейном столике; руки лежат по обе стороны на спинке дивана; голова опущена на спинку и упирается в стену макушкой. Балдеет с закрытыми глазами. Курит.       – Эм... ладно, – Чимин не ожидал быть посланным с порога, растерялся малость.       Резко закрывает дверь и уходит обратно в танцзал. Юнги, узнавая голос Чимина, кое-как тушит сигарету и срывается с места, за пять секунд ловит того уже на коридоре и оборачивает к себе, случайно выпуская табачным дым в лицо Пака. Тот морщит лицо, будто целиком съел кислющий лимон, и отворачивается. Машет рукой перед своим лицом, прогоняя остатки ядовитого дыма от себя. Кашляет, аж слёзы наворачиваются, а в горле перчит.       – Эй, придурок! – сердито взвыл Пак и взглянул на сконфуженное от удивления лицо Мина. – У меня аллергия на табачный дым.       – Аа, – виновато прогоняет эту информацию в своей голове. Даже такое бывает? – Всё нормально? – опускает руку на паково плечо и заглядывает в глаза. Он плачет что ли? – Я не знал... ммм, – мычит и вытягивает со рта что-то сладкое.       Пока Чимин страдал от кашля, сунул руку в карманы своей куртки, которую отрыл в своём шкафу специально для сегодняшней съёмки, и нашёл чупа-чупс. Лучше бы деньги. Как он конфету не почувствовал во время танца, он не знает, и не столь важно. И пока Юнги извинялся, Пак уже открыл леденец и нагло всунул тому его в рот.       – Вместо сигарет, – объясняет и глазами злорадно улыбается. Месть за ор в студии. Мин сначала недовольно хмыкнул, а потом смирился и всунул конфету обратно, перекатывает её во рту. Со вкусом Чимин угадал.       – Так что ты хотел?       – Одолжить твою камеру. Для видео.       – Зачем?       – Мне надо снять один танец, а камера Хосока... села, – врёт, боится спугнуть правдой.       – Окей, – улыбается во весь рот, а у Чимина глаза округлились, – но я пойду с тобой, – прозвучало неуверенно, а потому быстро добавил: – Не доверяю её кому попало.       Юнги тихо сидел в уголочке и залипал на танцующего Чиmini. Тот, как обычно, облачился в одежду, которая максимум скрывала его кожный покров; кепка, маска, перчатки даже. С невозмутимым лицом фанатично глядел и периодично поглядывал в свой телефон – он же этот танец потом посмотрит в ютубе, зачем палиться? Сейчас он восхищается умениями младшего и понимает, что танцы Хосока его никогда раньше не цепляли. По технике хороши, но не заставляли сердце биться чаще и с жадностью смотреть, боясь упустить хоть крохотное движение.       – Для чего вы это записываете? – как бы интересуется Мин.       – Чимин ютубер, его смотрят сотни тыс... – гордо было начал Хоби, а сам Чимин уже прекращал глотать воду, дабы поспешно перебить друга:       – Сотни человек, всего-то.       Юнги с этой ситуации улыбнулся. Хосока почему-то заткнули, от чего тот возмущался, а сам Пак с готовностью поднялся продолжать запись и уже начал разминаться.       Да ты удивляешь ещё больше, Чимин. Другие на твоём месте бы уже распинались.       – А почему кусками не запишешь, потом воедино слепишь, – Юнги не устал смотреть, как Чимин мучается, но жалость к мелкому просыпается. Уже почти час пляшет.       – Мне лень монтировать, – уже выдохся, а без промахов никак не получается станцевать. Хосок смеётся, Пак ему раньше на этот же вопрос ответил слишком пафосно. И всё-таки, ещё через пятнадцать минут шатену удаётся сделать хорошую запись.       – Завтра после пар залью, спасибо, – Чимин потрепал по красным волосам друга и попрощался с ним. Теперь только эти двое остались наедине. Вместе, в который уже раз, пересматривают видео, и Юнги решает, что вот оно – самое подходящее время для извинений.       – Ты это, – чешет затылок и отводит глаза, не любит он это дело, – прости за то, что обозвал тебя тогда педиком. И вообще, что такое о тебе подумал.       Пак глазами не отлипает от камеры, слишком неловко.       – Там скрытые камеры стояли, я всё видел.       – Что?! – Чимина шокирует этот факт, его позор был записан на видео. Тот японец ещё и хотел сделать хоум-видео в свою коллекцию? Проглатывает болезненные воспоминания и поднимает глаза на Мина. Злость накрывает. – Знаешь, Юнги. Всегда, когда смотрю на тебя, вижу твои белые волосы и тот злой взгляд, так и хочется врезать тебе. Тогда я был не в том в состоянии, но полтора года только об этом и мечтал.       Юнги не замечает за собой, как кусает губы и слушает.       – Я слишком долго ненавидел тебя, что бы сейчас поменять свои чувства. Я прощаю тебя и безмерно благодарен за то, что спас меня тогда, и что выкупил меня, и что долг простил... и за камеру тоже, – младшему за слишком многое хочется поблагодарить, – но, как вижу тебя...       – Я понял, – перебил и засмеялся Юнги, – тогда завтра пойдём и перекрасим меня.       – Чего?       – Того. Цвет мне выберешь, какой тебя бесить не будет, – брюнет только хлопает глазами и пытается понять, тот шутит сейчас или на полном серьёзе. Если второе, то с чего бы?       – А если я выберу яркий цвет, тебе в универе позволят появляться? Ты же вроде на юрфаке учишься.       – Да хоть в зелёный, мне всё позволено, – кривит губы в ухмылке. Это Юнги его впечатлить собрался? Главное, чтобы тот согласился завтра погулять. Хочется узнать о нём побольше, слишком много тайн хранит Пак Чимин, которые так и манят к себе.       И брюнет-таки соглашается. Ну, раз Юнги не против, то и Чимин не против. Уже вкушает свою месть, но немного боится, не убьёт ли его тот прямо в салоне. Если что – тот сам так сказал. Жаль, разговор не записан, чтоб подтвердит броские слова блондина.

♦ ♦ ♦

      Когда-то очень давно, один человек совершил непростительную ошибку, глупость на пьяную голову. Его злоба и обида были слишком велики, чтобы алкоголь размыл их в сознании и заставил забыть хотя бы на время, на одну ночь. Как бы того не хотелось, именно в ту ночь всё случилось с точностью наоборот. Выпивая стакан за стаканом, соджу за виски, язык становился развязней и рассказывал не нужные вещи не тому человеку.       В 2:45 ночи этот человек вынес приговор другому. Помня он всё на утро, помчался бы исправлять свою ошибку, но в его алкоголе крови не было обнаружено, а потому память на утро отшибло начисто. О страшном инциденте он узнал из новостей.       Любовь делает людей злыми и жадными. Безответная любовь готова рушить чужие жизни. Их отцы были повязаны деловыми отношениями ещё задолго до их рождения. Всё детство они провели вместе, заботясь друг о друге как братья, все беды делили поровну. Им нравилось одно и то же: мороженое, фильмы, время года и даже спать на животе при открытом окне. Их вкусы пересеклись и в двадцать с лишним лет, когда на горизонте появилась прекрасная девушка. Столь хороша собой, что не только эти двое влюбились, кажется, каждый второй мечтал о такой женщине.       Когда первый пытался заполучить её сердце деньгами своей семьи, второй заполонил её внимание настоящим собою. Верным решением было стать друзьями, понять, что она любит, что ей нравится, какого мужчину она хочет видеть перед собой. И он подражал её мечтам. Он не стал фальшивым, он только поменял себя в лучшую сторону, для неё.       Она влюбилась.       Они дружили втроём, пока совсем не повзрослели. Она родила первенца и стала настоящей хранительницей домашнего очага. Она была всем для своего ребёнка, как и для любящего и верного мужа. Друг со временем немного отделился от них. Не хотелось мешать новоиспечённой семье. Все были рады их браку по любви. Кроме того, кто никак не мог понять, почему она выбрала другого. Не его.       Из-за семейного наследства пришлось поддаться напору председателя и подкорректировать холостяцкую жизнь – усыновить ребёнка. Вот только, спустя время гордость задевало то, что его друг при нём часто нахваливал свою жену с двумя сыновьями. Будто специально царапал ногтями по израненному сердцу друга, которое уже не столько любило ту женщину, сколько зациклилось её заполучить. Любыми путями.       И вот почему рухнули жизни двух семей. Женщина получила слабое ранение, но из-за большого стресса потеряла своего третьего ребёнка под грудью. А чужой мужчина получил смертельное ранение, отчего через несколько дней в больнице умер. Он даже не пришёл в сознание, он не успел попрощаться с женой и своим ребенком. Он не видел их слёзы, может, это и к лучшему.       Виновник кровавых разборок отправил своего слушателя пьяных откровений в другую страну. Избавился от единственного доказательства своей причастности к испорченному празднику в Пусане. Он всё время провёл в больничной палате жены своего друга детства. Вина была настолько тяжёлой, что казалось, он теперь своей жизнью обязан этим двоим. Каялся изо дня в день, но хранил этот секрет от всего мира. Годами заглаживал свою вину, помогал другу в карьере, женщине справиться с депрессией и растил своего приёмного сына хорошим человеком. Не таким, каким являлся сам. А муж свою жену со старшим сыном отправил жить в Европу, сам растил младшего. Это было решением двух родителей. Женщина была всё ещё испуганной, и её безопасность оставалась на первом месте. Младший сын имел не гладкий характер с рождения, потому не захотел жить в чужой стране, в чужом доме, пусть и с любимой матерью, в которой души не чаял.       Они никогда не узнают, что много лет назад целью являлся муж, а не жена.

♦ ♦ ♦

      Чимин идёт по центральной улице Сеула и выглядывает Юнги. Тот стоит, облокотившись на Бентли на обочине дороги, и курит, смотря по прохожих. Пак забегает в магазинчик и покупает один леденец со вкусом йогурта. Старается незаметно подойти со стороны к блондину, задерживает дыхание и выхватывает из тонких пальцев фильтр почти докуренной сигареты. Тот сначала удивляется дерзости какого-то смертного, но, когда узнаёт в нём Чимина, хмыкает и послушно открывает рот, когда шатен подносит к губам распечатанный чупа-чупс. Курил потому, что волнительно. Фильтр в ту же секунду тушится и выбрасывается неподалёку в урну. Пак теперь может спокойно дышать, не боясь прослезиться посреди города от очень неприятного дыма.       – Долго ждал?       – Да.       – Прости, – говорит Чимин и улыбается. Хорошее настроение?       – Не прощу.       В первые секунды между парнями нервная тишина и недоумённый взгляд Пака, а потом они начинают улыбаться друг другу. Вот и разрядили обстановку, а Мин волновался, когда сюда ехал. Потому, что встреча с Чиmini и потому, что боится нового образа. Вдруг тому в голову взбредёт перекрасить Юнги в красный? Он же неделю будет биться головой об стену, не хочет быть копией Хосока. Не любит он красный цвет.       Не любил, пока не увидел его в красном.       Пак вырядился, будто на свидание, как обычно. Сегодня его ярко красные брюки держал тонкий чёрный ремень. Рубашку цвета мокрого асфальта приукрашивал принт в красные сердечки. Передняя часть рубашки была заправлена в брюки, а верх расстегнут на две пуговицы, открывая вид на выпирающие косточки ключиц. Образ дополнялся длинной свисающей серьгой в левом ухе, подкрашенными уголками глаз и красноватыми губами, что были пухлее, чем обычно.       Вообще-то Чимин тоже почему-то волновался, поэтому в метро кусал губы и гадал, какая истинная причина в их сегодняшней встрече. Не может человек так быстро измениться, всё же Мин из элитной общины. Какой-то он подозрительный и двуличный. Но вроде пока что опасности собой не представляет.       Юнги, наслаждаясь йогуртным вкусом, поспешно отводит глаза в толпу, потому слишком долго разглядывал Чимина, и тот это просёк. Неловко. Если бы сладость во рту не образовала много слюны, продолжал бы витать в своих мыслях, которые с недавних пор стали очень странными. Он целый вечер и целое утро думал об этом парне. Он не его друг, он не пострадал по вине Мина, он не его заказчик, даже не родственник и вообще никто. Почему все мысли только о нём? И почему утром надушился тем самым запахом, который раньше сражал наповал всех девушек в клубах?       – Передумал? – Чимин приподнял одну бровь и расплылся в издевательской улыбке. Мин так долго смотрел на него, наверное, захотел Чимина уговорить забыть вчерашний разговор. Ну уж нет, Пак своё получит, твёрдо решил в зелёный. Пусть теперь все поржут от души над бедным Юнги. И Чимин будет самым первым добровольцем.       – Я-то? – фыркает и смело заходит в дверь салона, где впервые перекрасил волосы в блонд. Размазнёй никогда не являлся и всегда держал свои слова. Пусть даже такие необдуманные. Он доверяет Чимину.       И зря.       Пак попросил работников для интриги накрыть все зеркала. И в нужный момент торжественно снял накидку с одного зеркала перед лицом Мина. Тот долго злобно всматривался в своё отражение и пятерней растрепал свои волосы. Зелёный...       – Нет, это мятный! – игриво издевается.       Мин закрывает глаза и считает до десяти. Открывает и снова считает с нуля. Сдерживает гнев и про себя матерится, сам повёлся, сам доверился, сам виноват. «Умный учится на своих ошибках, хитрый – на чужих» – говорил ему отец. Пора стать хотя бы умным.       – Мятный?! – «позитивно» переспрашивает. Пак просто троллит его, какая нахуй разница, лучше уж красный.       Держит свои нервы при себе. Сейчас хочется прихлопнуть шатена, но не тут. Ничего страшного, ему правда пофиг, как на него отреагируют в новом амплуа, но главное, чтобы цвет самому понравился. Он надеется на это, а потому уже около пяти минут крутится возле зеркал и пытается привыкнуть. С ослепительно-яркого дневного света очень даже ничего так. А ночью шик будет. А если быть слепым – так вообще.       Вздыхает от горя и тянет Чимина в машину. Внутри салона пахнет кожей и цитрусом, и Пак ворочается на переднем сиденье, рассматривая Бентли со всех сторон. Восхищён, он такую красоту видел только в дорогих голливудских фильмах. Теперь самому можно и пощупать и понюхать. Недолгую дорогу даже удаётся поговорить об учёбе, и Пак радуется, когда притормаживают возле самого обыкновенного кафе, в нём он уже однажды был, и тут чачжанмён на вкус почти как мамин. Уже предвкушает и слюнки пускает. Вот только они пошли не в него, а в другое кафе, что рядом. Это его карма настигла, да?       Когда Юнги отправляет шатена за столик, то в очередной раз за сегодня убеждается, что Чимин популярен среди девушек. Те постоянно смотрят в его сторону, некоторые школьницы аж взвывают, когда он проходит мимо них. Вот только, теперь и на него косятся, именно косятся, потому что мятный цвет макушки не очень часто увидишь средь простого народа. Сначала так и хочется выколоть глаза смотревшим, а потом Юнги успокаивается и думает, что сживётся и свыкнется. Пока что цвет менять не хочется. Сам не знает, почему. Не сказать, что уже понравился, но и портить волосы дважды за день нет нужды.       – Знаешь, как по-английски будет сахар?       – Шуга. К чему это? – мятноволосый Мин удивляется резкой перемене тем за вкусной трапезой, ведь ещё пару секунд назад они так необычно по-дружески смеялись.       – Верно, – восклицает Пак и издевательски продолжает: – Теперь ты будешь Шугой, как твоя улыбка.       Чимин люто дразнится, инстинкт самосохранения полностью отключился, когда Мин так откровенно улыбался его шутке. И до этого пару раз. Он раньше бы даже не подумал, что этот матершинник вообще способен на такую эмоцию, но улыбка с дёснами редкость и на неё приятно смотреть. А Шуга отчего-то роняет десертную ложечку и прикрывает кулаком свой рот. Ему до одури приятно почему-то и хочется дать себе пощёчину, дабы притормозить свои гормоны, что лезут к кончикам ушей.       Давится пирогом и откашливается. Он и сахар? Улыбка? Чего, бля?!