Художники по небу

      Он до сих пор помнит сон, где Шуга его облизывал. Но время не стоит на месте, и технологии идут вперёд, вот и мозг его тоже прогрессировал. Теперь Шуга не только облизывал. Да и не только Шуга облизывал. Он без конца смотрел на эрегированную плоть его знакомого и, прежде чем решиться, долго думал, рассматривал, оценивал. Мозг подал сигнал, что можно вобрать в рот и смачно так распробовать. Не сладко, чего все описывают это как нечто вкусно-сладкое? Очень солёно и немного горько. Не умеет он отсасывать, как же быть? Жмурит глаза и сосёт глубже, языком пробует и так и сяк, абы угодить. Только вот глаза бы открыть, чтоб увидеть реакцию, что даст понять – как нравится больше. Но ссыкотно малость.       Народ, как научиться отсасывать, чтоб не облажаться перед вашим партнёром, но не изменять ему? Для Чимина этот вопрос сейчас очень актуален.       Да, это всё происходит в фазе быстрого сна. И ему во сне нисколечко не мерзко, но страшно опозориться своими скудными умениями перед Юнги. Если бы он был в чуть адекватном состоянии, то понял бы, что это гордость – не уметь парню отсасывать другому. Но мы сейчас говорим об извечно закомплексованном, но целеустремлённом Паке, так что...       Сцена внезапно меняется: теперь Пака скрутили в неудобной позе и трахают в сухую. Ну не совсем трахают, тыкаются в зад. И только спустя немалое время мозг прогружается, но картинка не включается, погружая Пака в лёгкую панику.       Ведь что-то было в его рту.       – Сюга?       Недавний опыт со сна можно воплотить в жизнь, но только на длинных, худых пальцах. Член всё больше напрягается, а стыд уходит к экваториальному забвению. Сон продолжается или ему это всё и не снилось? Он не понимает, серое вещество наполовину залито спермой, которая разбавляет ясность желанием. Он возжелал Шугу ещё пару минут назад, и всё будто по щелчку пальцев. Хотели? Получите – распишитесь.       Ну не думал Чимин раньше, что сам захочет быть нагнутым, поставленным раком и сдержано стонать от наслаждения. Пусть абстрактно, но он почти смог представить в своём собственном заде шугин член. И не было в этом ничего кошмарного, просто сексуальный акт двух взрослых парней. После того, как Юнги помог ему кончить, напоследок страстно поцеловал и сам пошёл в ванную завершать личные последствия. Младший, честное слово, не хотел дожидаться его. И не стал. После того, как сердечко успокоилось, а дыхание возобновилось, позволил себе уснуть новорожденным котёнком.       Но утро пришло, хоть его и не ждали. Чимин проснулся как всегда – один. Если раньше он ложился один и просыпаться, по логике, один, то сейчас... Воспоминания накрыли с первых секунд пробуждения. И радоваться бы стоило, что старший сбежал, не заставляя своими насмешками краснеть аж до кончиков волос.       Мин Юнги всегда так: сначала по-французски, потом по-английски.       Чимин, ты ещё не привык?       Повернулся на спину и рукой накрыл ту половину кровати, где лежал его знакомый. «Знакомый». Приходится давить из ниоткуда взявшуюся грусть и жмурить глаза до дискомфорта. Вот раньше, в школе, когда мальчик и девочка держались за руку, все понимали – они встречаются. А сейчас трахаетесь-трахаетесь и просто «знакомые». Делает глубокий вздох и поднимается с кровати. В комнате всё еще ночной запах. Восемь утра. Холодная осень. Через закрытую дверь слышно, как кошка пытается войти внутрь. Скребёт не по двери, а по струнам души. Открывает ей и не успевает забрать ногу, та врезается с разгону и запрыгивает на кровать. Вылизывает заднюю лапу. Пушистая вроде довольная, ну хоть кто-то в этом доме будет в хорошем настроении. По дороге в ванную чешет затылок и так и замирает в гостиной. Пахнет специями и кашей.       – Долго спишь. Я уже собирался тебя... – мятноволосый не успевает договорить, потому что Пак чуть не впечатывается в старую дверь ванной комнаты.       Долго не выходит; парень уже закончил сервировать стол и в одиночку сел завтракать. Съев несколько ложек, поднимает глаза и наблюдает за кирпичной физиономией младшего. Тот садится напротив и несколько секунд открывает и закрывает рот, пытается что-то сказать, но кусает себя за язык и дальше мнётся с ложкой в правой руке. Пока умывался и принимал душ, раздумывал как себя вести. Почему Шуга всё ещё в его доме? Почему не ушёл? Он приготовил им завтрак? Шуга готовит? Этот факт, словно пинок под зад.       – Говори. – Юнги уже подзадолбала эта нерешительность. Для этого он даже опустил столовые приборы и опёрся о спинку стула, смотря глаза в глаза. А те опущенные и растерянные.       – Ты реально умеешь готовить? И правда из клуба ушёл, потому что забыл плиту выключить?       Шуга смотрит, как на дурачка, и смех свой не сдерживает. Говорит тому есть и делает самое невозмутимое лицо, пока шатен восхищается его кулинарными талантами. Мало ты о нём знаешь, Чимин, почти ничего.       – О, это ведь говядина?! – парень выколупал из каши самый большой кусок мяса и пробует его. – Я её не покупал, и фунчозу тоже. И болгарский перец, вроде, пару дней назад закончился. – Он разглядывает содержимое завтрака из трёх блюд. – Ты в магазин ходил?!       – Конечно, у тебя ведь в холодильнике мышь повесилась.       – Пф, – мог бы и не напоминать, что Чимин типичный бомжарный студент. Выпендриться что ли перед Паком решил? – Так зажарил бы её.       – Я так и сделал. Вкусно?       Чимин перестаёт жевать и округляет свои глазки-щели. Почти анимешный. Шуге нравится издеваться над парнишей, тот ведётся, как дитя малое. А Чимину нравится его открытая улыбка. Это заставляет мыслить очень тепло. Даже еда становится вкуснее.       – Ты реально глупый? Я же пошутил, – спустя время объясняет Юнги.       – Да кто таким тоном шутит?! – Младший всё ещё не может отличить юморные тональности голоса старшего от обычных.       Они не будут раскрывать свои карты, их игра на правах покера. Что бы ни случилось – скрыть все эмоции. Ночь была ночью, словом не обмолвиться, виду не подать. Блефовать. Неловко будет двоим. Один не намеревался – но сделал, второй хотел – но не признаёт. Будто обязательно проиграют, если поднимут ставку. Вынуждены вечно коллировать. Повышение ставки одного приведёт к фолду второго.       – У тебя есть на сегодня планы? – вроде интересуется Шуга, а вроде и нет.       – Я собирался порепетировать, ещё сходить в зоомагазин. А, и в парикмахерскую тоже.       – Значит, нет, пойдешь сегодня со мной.       – Эй!       – В планетарий, – перебивает возмущённые возгласы шатена.       – Зачем?       – Доклад по учёбе.       Универ Чимина не задаёт таких интересных заданий, максимум, что их просили посетить для написания курсовой: кинотеатр для одного фильма и национальный дворец-музей. Хотя, он только первый год учится, может, будут ещё какие занятные задания в будущем.       Поев, Чимин собирает всю посуду со стола и кладёт её в раковину. Замачивать нет времени, скорее всего, они весь день проторчат вне дома. А ответственная хозяюшка, что живёт внутри парня, не допустит залежавшейся посуды в грязной воде. Пока он моет, слышит резкое движение позади себя, и вскоре чужие руки обвивают его торс. На пару секунд Чимин замирает и хочет повернуть голову, но передумывает. Из-за быстрого жара, что подкатил к щекам. Слишком интимно вот так. Внезапно. И не похоже на Шугу. А ещё лизание по ушной раковине мешает заниматься важным делом. Щекотно же!       – Продолжай.       Тихий шёпот в самое ухо неприятно дразнит ушные перепонки. Руки прижимают его тело крепче, уничтожая даже малейшее расстояние между ними. Чимин почти не дышит, то, что творит парень с его ухом и шеей – блаженное наслаждение. Какое мытьё посуды? Скоро не только его руки и влажная дорожка от поцелуев на шее будут мокрыми.       Старший любит кусаться. Но больше любит слушать недовольные вздохи парня в своих руках на вонзание острых зубов в мягкую шею. Оставляет глубокий засос на плече и гладит грубыми руками по прессу через ткань тонкой кофты. Чимин не смеет слова сказать, ему было приказано не отвлекаться и домывать посуду. Приходится немного толкать локтем сзади стоящего парня, чтоб чистую посуду отправить в кухонный шкафчик, что над их головами, но даже этого не дадут сделать спокойно. Перехватывают тарелку в свою руку и самостоятельно ставят её к чистой посуде, при этом прижимая Чимина к углу столешницы. Придавливают с двух сторон, ещё надёжней рукой прижимая к себе. Чимин выть готов, он с каждой посудой, с каждым зажиманием всё ярче чувствует, как чужой выпирающий, но ещё спящий член упирается ему в зад, а он сам – к кухонной гарнитуре. Было большой ошибкой поскорее перемыть оставшиеся миски и тарелки, дабы закончить это извращение со стороны старшего: чем быстрее он домывал посуду – тем быстрее его «случайно» зажимали, чтоб дотянуться к шкафчику. От этих хитрых манипуляций сейчас, в который раз, вспомнилась ночная... а что это было? Чимин ловит себя на мысли, что ему нравится быть подчинённым, ему нравится повиноваться грубым приказам Юнги и ночью нравилось раздвигать перед ним ноги. Только перед Юнги. А ведь ещё полгода назад он мечтал потерять свою девственность с какой-нибудь красоткой. Уборка заканчивается, и Юнги отступает, как ни в чём не бывало. Ополоснул свои руки и сказал Чимину собираться уже.       Ненависть к Юнги растёт параллельно с паковой неудовлетворённостью.       Теряя пять минут в ванной комнате, Чимин летит одеваться, злобно зыркая на спокойно стоящего парня. Чимин не хочет в очередной раз делать вид, будто ничего такого не случилось, но Шуга тут диктует правила. Наигранно физиономией удивляясь, почему младший так долго торчал в уборной, заставляя того ожидать у входа.       Вот мудак!       Но приезжают они к дому Юнги. Там он переодевается в свежее, пока Чимин попивает банановое молоко из чужого холодильника. Ранее было сказано: «мой дом – твой дом», и сейчас Шуга об этом ему напомнил, роняя напоследок – «весь холодильник в твоём распоряжении», прежде чем скрыться в своей комнате. И пусть они позавтракали совсем недавно, молочко на халяву – всегда вкусно. Так как знакомый очень долго пропадал в своём царстве, Пак решил просканировать все продукты на полке. Многие из них вообще себе никогда не позволит из-за высокой цены. Вообще-то, тут куча всего, что вот-вот испортится. А йогурт и листья салата вообще сдохли ещё до их приезда. Дней так шесть назад. Чимин шокировано стоит перед холодильником и глазами ищёт дату своего уже допитого молока. Шуге крупно повезло, избитым сегодня не будет.       – Я оставил тетрадь в студии, пошли.       – Мусор бы вынес. У тебя тут, к твоему огромному сведению, мышь в холодильнике не только подохла, она отравилась бы. Ты почему испорченное не выбрасываешь?       – Я тут практически не живу, – смотрит, как Чимин выбрасывает то, о чём сам вообще не вспомнил бы никогда. Тот завязывает и тащит мусор за собой на выход. Вот же хозяюшка.       Опять им предстоит долгая дорога к тому району, откуда они приехали. На нужном этаже выходят из подъезда и доходят до двери студии, Юнги ключом открывает и, войдя внутрь, ключом же и закрывает. Теперь они вдвоём заперты в маленьком помещении. Чимин даже этому значения не придал, наверняка они с Намджуном всегда так делают, чтоб левые не пробрались. И у каждого свой ключ. Ну, или парню просто пофиг, сел на диван и осматривается, будто хозяин свои владения. Почти ничего не изменилось. Шуга запускает технику и выдвигает ящик стола, среди парочки своих учебников находит нужную тетрадь. Учатся в Корее круглосуточно, и если ты работаешь, то приходится повсюду за собой таскать учебные принадлежности. И только двум рэперам известно, что почти всё нужное для универа Юнги держит в этой студии, а не у себя дома.       Они некоторое время разговаривают об учёбе, потом о Хосоке и его девушке, потом смеются, что скоро будут гулять на свадьбе этой парочки, и разговор заходит в тупик. Чужие отношения куда легче обсуждать, чем свои. Но есть ли «отношения» у них?       Неловкое молчание и звуки сирены скорой на улице.       Юнги усаживает Пака на своё место и рассказывает, как провёл неделю. В доказательство даёт послушать последний трек. Тот восторгается и улыбается, хвалит командную работу и всё выпытывает пока что засекреченное имя певицы. Юнги как партизан. Предлагает когда-нибудь записать и самого Чимина, ведь у него редкий тембр голоса, будет интересно поработать. Обещает полагаться только на вкусы младшего, но тот скромно отнекивается. С толикой грусти в словах. И они оба понимают, почему. Разговор плавно перетекает к остальным талантам парня, и он рассказывает, что хочет записать новый танец. На подаренную камеру. И это могло бы быть сегодня, если бы не Юнги со своими планами. Естественно, Чимин только и рад проводить время вместе, ведь они так редко видятся, но построить недовольную гримасу – как закон.       – Не хочешь записаться без маскировки?       Парень неуверенно мотает головой и с сомнением отвечает, что не знает. Возможно, потом, как-нибудь позже. Инкогнито он танцует явно не потому, что не любит признание. На это есть свои весомые причины. Рад бы показать миру своё лицо, но боится.       Стрелки часов наворачивают круги, тихая музыка на фоне. А они сидят на диване и продолжают разговаривать. Знакомятся, узнают друг друга. Вкусы, любимые числа, цвета, запахи, стили музыки и любимую еду. Как-то не с того у них знакомство началось, пора наверстать упущенное. Юнги внезапно хватает за руку Чимина, их браслеты соприкасаются, издавая характерный звук, и старший настойчиво спрашивает:       – Почему ты не снимаешь его?       Хотелось бы отшутиться или скинуть на плохую память, мол «вечно забываю снять» или «не мешает», но захват тёплой рукой на своем подбородке и глаза в упор заставляют отфильтровывать ложь.       – Потому что ты сказал не снимать.       – И как долго собираешься его носить?       – Пока не захочу забыть тебя.       Вот думайте, что хотите, но для Юнги это звучало как признание. А Чимин не жалеет о сказанном, ведь каждый думает в меру своих желаний, вряд ли такой, как Шуга раздует с простых слов что-то ценное или заметит настоящие эмоции другого человека. Такие, как он – бесстрашны, независимы, прямолинейны и грубы. Полная противоположность Пака. Ничего не ценят, ни во что не верят, никому ничего. Верны себе и не подчиняются чужому мнению. Чимину бы кусочек его характера. Он презирал таких людей, пока не понял, что это гораздо лучшие качества, чем доброта, которой все пользуются; страх чужого мнения, из-за которого держишься в прописанных рамках «чтоб нравиться»; вера всему живому, которое врёт тебе чаще, чем дышит.       Старший пальцем давит на нижнюю губу, обнажая дёсны нижнего ряда зубов. Сокращает каждый миллиметр расстояния между их лицами. Оставляет сухой чмок на уголках пухлых губ, губами продолжает водить по коже, к виску. Второй чмок. Нежный. Ещё выше, в лоб: ласковый. Заглядывает в затуманенные и жутко смущённые от ласки глаза, рукой хватает за затылок и чуть жёстче сжимает волосы у корней. Шуга непредсказуем: и лаской, и таской. От порывистого и грубого поведения Пак раздражённо шикает и закидывает голову назад. Всё, как хотел Юнги. Припадает губами к открытой шее, которую недоласкал утром. Находит тот самый «цветок», уже слегка красноватый, и рядом с ним оставляет второй. Двойная метка усиливает власть хозяина. Хозяин доволен, вдыхает естественный запах тела и утопает в своих чувствах. Его затягивает, как зыбучие пески в пустыне. Но он не против, закрывает глаза и позволяет себе отдаться на волю судьбы.       Тянет Чимина за собой, укладывая на своё жёсткое, но сильное тело. Тот упирается руками в диван по обе стороны головы старшего и облизывает свои уже сухие губы. Нервничает. А если кто придёт? Даже просто для романтичных держаний за руки – это не самое безопасное место. Чимин робкий и всё еще считается с чужим мнением. Он зависим от него.       Тем временем Шуга лапает бёдра и грубо целует в облизанные и покусанные губы. Недовольно вздыхает, когда младший воротит нос. Колеблется или стыдится? Это напрягает жутко.       – Тебе завязать глаза или руки? – недовольно спрашивает. Снимает с себя свободно завязанный галстук на сливовой рубашке.       – Что? – парень сделал попытки подняться, но его руки тут же были перехвачены и до боли сжаты худыми пальцами.       – Ты не сбежишь от меня. Никто сюда не войдет. И ключ только у меня. Но ты всё равно трусишь, – отпускает одну руку и, наконец, снимает с себя белый галстук. – Руки или глаза?       Они понимают, в чём дело. Чимин не может принять самого себя. А своими желаниями брезгует против своего же тела. Вон: зрачки расширены, блестят, руки дрожат, дыхание сбито. И покорность. Шуга не смог бы его в такой позе удержать, если бы тот реально хотел сбежать. Мин Юнги, третий курс, в первом десятке по успеваемости среди всего университета Ёнсэ. Лучший студент, пока все зубрят домашку, он развращает малолетнего. Пак Чимин часто ведёт себя по-детски. Ещё совсем недавно рукавом вытирал молочные губы и бегал под столом со словами «дядя, подвиньтесь», а сейчас... Именно из-за незрелости он такой пугливый. И из-за неё же любопытный. Открытый ко всему новому, хоть и коленки трясутся.       – Глаза, – стыдливо и тихо, но этого достаточно, чтобы быть услышанным. В тот же миг его глаза накрывает плотная ткань, и он расслабляется. Психологи бы поставили диагноз: Эффект страуса.       Паковы руки фиксируют у себя за головой, надвигая всё тело парня выше себя, чтоб удобно дотягиваться и мять упругий зад. Впрочем, лечь на себя не позволяют. Целуют по разному, вылизывают тоже. Юнги собрался научить Чимина целоваться по-настоящему. По-взрослому. Так чтоб до покалываний в кончиках пальцев и головокружения. Чтоб дыхание перехватывало и внизу живота завязывалось тугое ощущение.       Через десять минут Чимин уже горячий, влажный и согласный на всё. У него только одно на кончике языка – «хён, сделай уже что-нибудь». Но хён этого не услышит, их рты заняты друг другом. Тонкая ниточка сплетённой слюны иногда тянется между их губ. Двое тонут в ненасытной страсти.       Юнги вынуждено поднимает с себя парня, приказывает тихо ждать, затем через минуту возвращается. Сам усаживается на диван, толкая под свою спину подушку, и чуть укладывается на неё. Дежавю накрывает память; парень улыбается. Но сейчас будет наоборот, тогда, в ту ночь, в паковом доме, Чимин лежал на диване, сейчас очередь старшего. Поэтому утягивает на себя смиренно стоящего парня, чужие колени опускает по обе стороны себя и ладонью давит на спину, чтоб тот прогнулся, выпячивая свой шикарный зад, – Шуге ранее удалось в этом убедиться. Вновь несколько минут целует парня, чтоб тот расслабился и снова доверился. Позже, выцеловывая ключицы, пальцами цепляется за пряжку ремня чужих штанов и расстёгивает её. Бегунок молнии быстро поддаётся; аналогично – пуговица и приспущенная к ляжкам одежда. Сквозь тихий протест над своей головой, просовывает руки в бельё и жмёт ягодицы до покрасневших отпечатков. Приникает сухими губами к шее и нежно-нежно, насколько умеет, целует, даруя вкусный «пряник» перед больным «кнутом».       Чимин ойкает и ёрзает, пытаясь вытолкнуть чужие руки от своей задницы. Он не ожидал ощутить что-то новое в запретном месте, там, где табу.       А Шуге как соловью, этот плохо сопротивляющийся парень – его. Ещё и помечен, значит, может делать с ним всё что пожелает. Стягивает паковы трусы к штанам и шикает, чтоб тот не брыкался и доверял. Берёт в руки ранее вытянутые из сумки тюбик и блестящий квадратик. С интересом наблюдает, как Чимин вертит головой на звуки вскрывающегося презерватива и лубриканта. Он с улыбкой на лице запоминает последнее безмятежное лицо младшего и двумя пальцами, обтянутыми презервативом и в смазке, играется с тёмным колечком мышц. Свободной рукой давит на поясницу и приказывает оставаться в открытой позе как можно дольше. Чимин сжимается и пыхтит, руками крепко мнёт мягкую обивку спинки дивана. Проникновение поощряется нежными ласками в губы, но чаще – по подбородку – куда дотягивается в такой позе. Дабы расслабить своего очень напряженного, но покладистого Чимина, ему приходится поглаживать эрегированный член, что от дискомфорта в другом месте обмякает. Шуга вообще не жалеет смазки на напряжённый анус. Круговыми движениями ласкает и по чуть-чуть входит смазанным пальцем. Благодаря латексу растяжка проходит с меньшей болью, как и писали на форуме в одном сайте, куда Юнги зачастил в последнее время. Это можно понять по обкусанным до алого губам, но без всхлипов и протестов. Много минут занимает полностью войти одним пальцем, ведь при проникновении до второй фаланги, Чимин бился лбом о стену позади дивана, но ни писка не проронил. Терпел и акцентировал внимание на мастурбации своего члена. Шуга запретил ему прикасаться к себе, сам всё делал. У самого стоит колом, даже пришлось расстегнуть ширинку, когда Чимин начал громко дышать над ухом, ведь Юнги начал двигать пальцем. Взад-вперёд, круговыми движениями растягивал стенки и быстро выходил, чтоб потом вновь войти медленно-медленно и мучить теми же действиями. Он хочет Чимина. Прямо тут и сейчас. Завалить и оттрахать. Не рукой, а своим членом, из которого болезненно сочится, а венки вздулись и требуют хоть какого-нибудь вмешательства.       Долгие минуты длились, и Чимин начал уставать в этой позе, колени то и дело скользили и дрожали от напряжения. Мятноволосый проникал уже двумя своими длинными пальцами: полностью и очень часто. Шатен, превозмогая боль, кусал свою руку, но держался стойко и без лишних звуков. Это совсем не круто, он всё ещё не может понять, почему геи получают удовольствие от анального секса и почему он кроме боли и мерзкого желания вытолкнуть инородное тело из себя – не ощущает ничего. Но доверится Шуге, потому что иначе не может.       Юнги продолжал стимулировать чужую плоть, дабы Чимин потерпел ещё чуточку и не сбежал. Немного повозился с презервативом и уже податливым колечком мышц, обильно смазывая их лубрикантом, и тем самым давая немного передохнуть младшему. Принялся к своему теперь любимому занятию с оптимизмом и новыми силами. Трёх пальцев достаточно, дабы понемногу подготовить парня к будущей близости, которую он, несомненно, планирует. Несколько ночей. Десятков ночей.       Мин не торопился и запоминал каждый рваный вдох, сдержанный стон и мурашки по коже. Как капли пота стекали по лбу и растворялись в жёсткой ткани галстука. И то, когда Чимин начал дышать через раз. Грубый толчок до предела тремя пальцами и укус в выступающий через кофту сосок заставляет младшего вскрикнуть от боли и послевкусия наслаждения. В висках обоих пульсирует, во рту пересыхает. Пак, как обычно, сдержан, но стыдливо двигает бёдрами навстречу длинным пальцам. Ему теперь нравится? С каких пор? Юнги что-то важное пропустил? Тот утыкается лицом в мятные волосы и дышит с заминкой в три секунды. Юнги левой дрочит себе, правой трахает в зад раскрепостившегося парнишу, который максимально расслабляется, понимая, что так приятнее, а позже и сам насаживается. Юнги казалось, что он не нашёл ту самую блаженную точку, про которую абсолютно каждый педик на форуме писал, и что Пак больше удовольствия получал в своей голове, нежели телом. Но как же он ошибался.       Позу пришлось менять, потому что ноги шатена от возбуждения дрожали так, что просто сползали с дивана, грозясь прервать приятную процессию. С Чимина полностью сняли низ, как-то незаметно и верх куда-то улетел, оставляя его полностью нагим и беззащитным. Закинули правую ногу себе на плечо, придвинулись плотно, резко вошли тремя влажными и укусили за чувствительный сосок. Чимин давно закусил свою руку и уже просто не смог сдержать высокий и протяжный полустон в свою конечность. На ней красно-белые следы от зубов и куча слюны. Он утопал в своём наслаждении. Внутри него, где-то под прессом, разжигались вулканы, распуская реки горячей лавы по растянутым стенкам нутра, к которым прикасались не менее горячие пальцы. Он этот день запомнит навсегда.       А Шуга запомнит миг, когда его Пак Чимин на пике возбуждения стягивает галстук со своих глаз и жмётся ближе, тесней, глубже, прося поцелуй. Сам. А получает в губы шепелявое «молодец» и тремя точно по простате, активной рукой на члене и позже посасывания стоящих бугорков сосков. Диван запоминает глубокие вмятины пухлых пальцев, а выброшенная почему-то под спину одежда сворачивается гармошкой и впитывает пот и запах удовлетворённого тела. Чимин обмякает, случайно задевая и размазывая рукой на своём животе белесый след миновых стараний, и очень устало наблюдает, как Юнги и себе дрочит. До Пака только сейчас доходит, что только он один всё это время получал боль и наслаждение, Юнги же терпел. А теперь с рыком кончает, пачкая и свою сливовую рубашку, и внутреннюю сторону бедра младшего. Чимин улыбается, замечая две родинки на члене старшего. Сейчас ему это кажется до ужаса мило.       Сегодня хён старался, как в последний раз. Чимину крышу сносило от одной только мысли, что он хочет Мин Юнги. И если он ещё недавно был будто на седьмом небе, то каким будет настоящий секс с этим парнем? Очень хочется знать. И попробовать прямо сейчас. Но не можется. В пятой точке такая адская боль, что он боится просто пошевелиться, продолжая лежать на диване. О планетарии уже никто и заикаться не посмеет. Остаётся только убрать то свинство, что они развели, и себя привести в порядок.       Благо Юнги сообразительный: предугадал все повороты еще у себя дома. Вместе с презервативом и лубрикантом, в сумку затолкнул сменную одежду и влажные салфетки. К несчастью, второй презерватив размером побольше не пригодился.