Никогда не заговаривай с чужими

Коннор находит за пазухой карманный фонарик и вешает его на ремень. — Нам нужно вниз, — говорит Трейси и направляет его в крайний справа дом. Его подвал больше похож на катакомбы и, похоже, их частью и является. Здесь сыро, темно, холодно и гуляют сквозняки. Коннор ежится и кутается в свою куртку. Коридоры запутаны, Коннор ориентируется в них, только потому что Трейси знает дорогу. Голограмма останавливается у ржавой металлической двери. — Постучите, пожалуйста. Нас там уже ждут. Коннор слушается и стучит по ней костяшками пальцев — и им тут же открывают. Скрипят петли и луч фонарика выхватывает из темноты приземистого андроида, закутанного в кусок брезента. На лице у него несколько рваных шрамов, неровно затянувшихся и оттого сияющих синим. — Хорошо, что ты пришёл, — говорит Трейси. — Ральф не мог не прийти. Ральф знает, что это важно, — отзывается андроид. Коннор морщится — снова это треклятое чувство, будто бы он должен знать это имя, но не знает. — Тебя зовут Ральф? — уточняет он. — Я — Ральф, да. Коннор трет переносицу. То, что андроид повторяет свое имя никак не облегчает процесс вспоминания. Как можно вспомнить то, что у тебя отняли? Трейси вновь приходит на помощь: — Он раньше продавал rA9, — говорит она. — Вы не помните этого, но вы это знали. И очень хорошо. — Ральф продавал rA9, да, — снова подтверждает Ральф. Переводит взгляд на Трейси, и та, сделав паузу, кивает: — Расскажи ему про rA9 все, что знаешь, Ральф. И про Сеймура. — Ральф расскажет. По пути. Если вы не причините вреда Ральфу. — У меня есть повод? — уточняет Коннор. — Сложный вопрос. Трейси вроде бы прислоняется к его плечу. Коннор видит, как складывается и топорщится рукав её платья, соприкасаясь с его рукой, но ничего не чувствует. — Но Ральф нам скорее помощник. Он не работает на Элайджу Камски. — Это уже повод его не трогать. — Пойдемте, — снова подает голос Ральф. Его трясет, и говорит он торопливо. — Идите за Ральфом, и он покажет вам, как выбраться из города. Коннор жмёт плечами, и они идут дальше. * * * Чем дальше они продвигаются, тем прохладнее становится. Капает вода, а если остановиться и прислушаться, можно услышать журчание подземных рек. Ральф идёт вперёд без фонарика, и каждый раз, когда на него попадает луч света, он вздрагивает. — Вы всё ещё хотите, чтобы Ральф рассказал вам про rA9? — не оборачиваясь спрашивает Ральф и прибавляет шаг. — Наверное… наверное хочу, — жмёт плечами Коннор. — Не знаю точно. Думаю, хотел, пока память не стёрли. Ральф оборачивается на Коннора, жмёт плечами, а потом двигается дальше. — rA9 — легендарный наркотик. Он был создан Элайджей Камски. Каждый, кто варит rA9 знает об этом. Ральф знает. Чтобы сделать rA9 нужен не просто тириум, а кровь андроидов, с побочными компонентами. И его нужно разбавить физраствором. Некоторые добавляют туда еще вещества, вроде лекарств или красителя, чтобы сэкономить на тириуме. Ральф так не делает. Коннор морщится, ему в голову вдруг приходит, что тириум, ведь, часть андроидов. Их кровь. Он даже в его жилах есть. — Как вы её получаете? Кровь? Убиваете… своих? — Нет! Нет, это ужасно! Ральф бы никогда! — Ральф шарахается от Коннора в сторону и пристально смотрит на него из темноты. — Ральф слышал, что кто-то крадёт тела с фабрики по переработке и сливает с них тириум, но он некачественный и быстро сворачивается. Ральф считает, что это ужасно. — Значит, ты не убиваешь своих, и не сливаешь кровь с трупов, — Коннор снова делает шаг к Ральфу и тот снова отступает. — Как ты делаешь свой rA9? — Единственным покупателем Ральфа был мистер Сеймур. Ральф продавал ему rA9, потому что его попросил мистер Камски, — торопливо бормочет Ральф. — Ральф использует свой тириум. — В… в каком смысле? — Коннор оборачивается на Трейси, которая идёт чуть позади. Её лицо сияет в темноте, но по нему сложно понять, как она реагирует на сказанное Ральфом. Впрочем, наверняка она и так всё прекрасно знает. — Ральф использует свой тириум, — Ральф останавливается, закатывает рукав толстовки и показывает Коннору предплечье, разрисованное шрамами от игл. — rA9 Ральфа стоит дорого, но зато он чистый, без примесей, и Ральф всегда ручается за качество. На вырученные деньги Ральф покупает новый тириум для себя. — Почему? Зачем ты это делаешь? Для одного только клиента. Из-за денег? — Коннор поднимает на него взгляд. — Ральф был для этого создан, — Ральф склоняет голову набок и приподнимает брови. — Мистер Камски меня для этого создал. Чтобы мистер Сеймур всегда получал свой rA9 вовремя. — Сеймур же был биоинженером. Продавал биокомпоненты, — вмешивается Трейси. — И когда они создавали… вас, — она запнулась. — Когда они создавали вас, Сеймур создавал ваши биокомпоненты. Синтетические органы, которые могут работать без стимуляторов. Камски боялся, что Сеймур соскочит, и нашёл способ, как сделать его зависимым от себя. Он создал для него rA9. — Ральф не знает, правда ли это. Он знает, что был создан, чтобы мистер Сеймур всегда мог получать rA9 вовремя, — повторяет Ральф. — И это объясняет, почему Камски сосёт, — не осознавая, что говорит, шепчет Коннор. А потом переспрашивает сам у себя: — Что? — Ах, вы и шутки не помните, точно, — Трейси тихо смеётся. — Сеймур не выносил Камски. Теперь мы знаем почему. — Я всё ещё не понимаю фразу. — Пароль. Это был пароль на терминале Сеймура. — Нужно идти дальше, — Ральф дергается, отворачивается от Коннора и спешит в темноту. Коннор и Трейси переглядываются и идут следом. — Почему здесь так пусто? — спрашивает через время Коннор. В темноте бессмысленно осматриваться, но он все равно крутит головой. Он ждёт нападения. — Я ожидал, что нам придется и здесь прятаться от головорезов Камски. — Многие не знают об этих туннелях. Их построили члены Иерихона, чтобы быстро перемещаться по городу. Чтобы Искатели и Бегущие не могли их найти, — отвечает Ральф дрожащим голосом. — Сейчас их почти не используют. Особенно этот ход. Никто не хочет выходить за границы города. — Ясно. Понятно. Коннор молчит оставшуюся дорогу, решив не обсуждать с Трейси rA9 раньше времени. Не сейчас. Не при Ральфе. По крайней мере ему кажется, что это будет самым правильным решением. В темноте время не ощущается, и Коннор погружается в размышления о том, как именно у Ральфа на лице появились шрамы. Спрашивать он не хочет, да это и не так интересно, как строить разные предположения, перебирать версии и фантазировать. Он представляет себе Ральфа бесстрашным воином, противостоящим дикому, большому зверю. Представляет себе, как Ральф защищает маленькую девочку от чудовища. Закрывает её собой перед взбесившейся газонокосилкой. Коннор, конечно же, знает, что скорее всего шрамы оставили люди. Но всё равно придает Ральфу сказочного героизма. Это лучше, чем помнить, что он наркоделец из детройтского элитного квартала. — Мы на месте, — прерывает его размышления Ральф. В свете фонарика появляется еще одна ржавая дверь. Ральф, перебирая в руках связку ключей, дожидается Коннора. Дверь открывается тяжело, Ральфу приходится навалиться на неё всем весом, чтобы со скрипом сдвинуть. За дверью лестница, и она ровным счётом никак не отличается от лестницы, которая привела их в катакомбы к Ральфу, из-за чего Коннор думает, что они просто сделали круг и вернулись туда же, откуда пришли. Выше по лестнице становится светлее. И свет этот такой вкрадчивый и мягкий, что глаза привыкают к нему постепенно, и не приходится учащенно моргать и устало тереть веки. Поэтому, когда они поднимаются наверх, Коннор может всё и всех хорошо рассмотреть. Они оказываются в здании бывшей ткацкой фабрики. Швейные аппараты, когда-то управляемые роботами-мотористками, разобрали и стащили в бесформенную кучу в углу, и вместо них столы занимают терминалы, горы оружия и взрывчатки, банки с краской, чтобы рисовать листовки. Помещение полно андроидов, гудит от их разговоров и — как кажется Коннору — полно жизни. «Если не мы живые существа с душами, то кто тогда?» — задумывается Коннор, но тут же одергивает сам себя: — «Люди. Люди живые. Животные. И мы. Репликанты и андроиды, как бы кому ни хотелось обратного. Мы живые, потому что точно так же сделаны из плоти и крови, пусть плоть и кровь эти искусственные». Над фабрикой революции, пришедшей на смену ткацкой, растянуто голографическое полотно, переливающееся разными оттенками красного: «Добро пожаловать в Новый Иерихон!» — Это ваша идея была, — замечает Трейси, остановившись рядом с Коннором. — Возродить Иерихон. Как память погибшим в первом восстании. — А я, похоже, был тем ещё энтузиастом. — Вы не помнили свою прежнюю жизнь, но чувствовали вину. Потому что раньше убивали девиантов. — А сейчас не чувствую. А ведь мне предстоит вернуться к истокам. — В этом весь смысл, — Трейси улыбается. — Мы рано, и Маркус не может нас сейчас принять. Но вы можете проведать Норт. — Норт? — Да, Норт. Вы с ней неплохо поладили на почве… проблем с памятью. — Ты периодически говоришь так, будто бы понимаешь, что я ничего не помню, но все равно ждешь, что я вспомню хоть что-то. Ты это прекращай. — Я никак не привыкну, — Трейси корчит виноватую рожицу, а потом поднимает сжатый кулак с оттопыренным мизинцем. — Больше так не буду. Обещаю. Мир? Коннор вскидывает брови и едва слышно хмыкает. — Да мы вроде бы и не ссорились. И все равно повторяет её движение, обхватывая своим настоящим мизинцем её голографический. — Расскажи мне о Норт, пока мы… идём, — просит он. Оборачивается на Ральфа, всё это время стоявшего в тени, будто слившегося с ней, и благодарно ему кивает. Ральф кивает в ответ и исчезает в коридоре, с лязгом закрыв за собой железную дверь. Трейси подпрыгивает, на ногах её появляются ролики — по паре колес с каждой стороны ступни — и скользит вперёд, сложив руки за спиной. Вместо платья в цветочек на ней теперь белое поло и короткая плиссированная юбка. Она улыбается, оборачивается, чтобы проверить, идёт ли Коннор за ней, и заговаривает: — Норт была одним из вдохновителей восстаний девиантов. Самым яростным лидером Иерихона. Она по-настоящему ненавидела людей, потому что натерпелась от них больше всех. Коннор морщится. Трейси не вдается в подробности, но того, как старательно она обошлась без упоминания модели Норт ясно дает понять, кем Норт была до Иерихона. «Простая модель, созданная для удовольствия». Слоган всплывает в памяти сам собой. — В первое восстание Маркус и Норт потеряли близких друзей, но сами смогли сбежать. Они долгие годы скрывались, пока не поняли, что пора действовать… А может, это был план Элайджи Камски, и они просто подсознательно подчинились программе, — Трейси жмёт плечами. — Это не важно. Маркус и Норт нашли список тех, кто создавал репликантов, и пошли по нему, надеясь найти ответы. Найти Камски. Им казалось, что если разобраться с ним, то и революция произойдет сама собой. Он просто ответит перед людьми за грехи андроидов, и перед андроидами за грехи людей, но… Что-то пошло не так. И когда Маркус последовал за вами в погоне за Камски, Норт осталась с восстанием, и попала в руки Хлои. Коннор прокашливается: — Похоже, ничего хорошего в этом не было. — Хлоя прекрасно знает анатомию андроидов и знает, как её… испортить. Она создала на основе диодов Бегущих паразита, который проникает в память и обнуляет её каждый день. — Диод? — Шрам у вас на виске. У вас когда-то был диод. Это как встроенный в вас компьютер. Система, которая паразитирует на вашей нервной системе. — Раз у меня он был, значит его можно извлечь, — Коннор несколько раз моргает, а потом щурится. — Но, видимо, сестричка сделала паразита с подвохом. — Да. Мы не можем его извлечь. Это просто превратит Норт в овощ. — Приятного мало. — Мягко говоря, — Трейси снова оборачивается и смотрит Коннору в глаза. Она пролетает сквозь андроидов, лишь изредка дергая ногами и изображая настоящую езду на роликах. — Вы с ней примерно одновременно пришли в себя. Даниэль извлек вашу память, и возился с её диодом. И у него никак не выходило с этим справиться, так что каждое утро он начинал со знакомства с пациенткой. И вы… всегда были там. В эти моменты. — Но я-то запомнил этого… Даниэля, правда? — Да, — Трейси склоняет голову набок. — Вместе с Норт вы придумали, как ей запоминать важные вещи. На ладонях она написала самое важное: свое имя, модель, в общем всё, что выглядит как набор букв и цифр. — Так. — А потом она завела альбом. Вы попросили Маркуса помочь, и он нашел ей фотоаппарат, делающий мгновенные снимки. И Норт несколько дней провела за тем, что фотографировала всех подряд и записывала их характеристики на обороте. Ваши. Маркуса. Свои. Коннор только качает головой и молчит в ответ. Они уходят в коридоры и петляют по ним, пока Трейси не замирает у одной из дверей: — Приложите руку к замку. Ваши отпечатки никто из базы не стирал. На двери действительно сенсорный замок. Коннор касается его кончиками пальцев, замок вспыхивает и дверь с шипением открывается, отъезжая в сторону. — Кто пришёл? — тут же раздается женский голос. — Проходите быстрее, мне нужно видеть ваше лицо. Коннор послушно переступает порог. Трейси проносится сквозь стену и останавливается рядом. За ними закрывается дверь, щелкает блокиратор, и Коннор вздрагивает. А потом осматривается. Комнатка небольшая, стены в ней такие же, как и везде — нагромождение красных шершавых кирпичей. На одной висит огромная карта города, разрисованная разноцветными маркерами (если присмотреться, можно заметить, что это стрелки), а на другой на веревках с прищепками висят фотографии. Под картой поднят на день матрас, а прямо под окном со старой деревянной рамой, спиной к ним, сидит девушка. Рыжие волосы собраны в небрежную косу, свитер съехал с одного плеча. Она дописывает что-то в тетради, потом щелкает колпачком, закрывая ручку, и оборачивается, наконец. — Привет, — улыбается она. Коннор не видит в её глазах узнавания. — Меня зовут Норт. А вы?.. — Коннор. Коннор Декард, — представляется Коннор. Он делает шаг вперёд и протягивает Норт руку. — А это — Трейси. — Очень приятно, — Норт стискивает его ладонь пальцами и хмурится, всматриваясь в его лицо. Отпускает и отворачивается, сразу же направляясь к стене с фотографиями. Перебирает их пальцами, привстав на цыпочки, и выхватывает, в конце концов, один снимок. Фотография с белой рамкой. Коннор не помнит её, и смотрит с удивлением. На снимке он улыбается и даже подмигивает. — Коннор Декард, — читает Норт. — Репликант. Работал на Департамент. Сражался в андроидомахии наравне с Маркусом, — улыбка исчезает с её лица и Норт хмурится. — О, тут есть сноски. Пять, двадцать семь точка три, тридцать, сорок шесть. — Сноски? — Сейчас посмотрим, что я там дописала, — Норт снова идет к столу. Трейси подплывает к снимкам. Она парит, касаясь пола одними пальцами ног. Потом тихо цокает, и когда Коннор оборачивается на звук, указывает на свою фотографию. Изображение немного плывет, но это определенно Трейси. — Пять, — снова подает голос Норт. Она присаживается на стол и не смотрит на Коннора, только в свою тетрадку. — Лежал вместе со мной в больнице и помогал смириться с антероградной амнезией, — она тихо фыркает. — Двадцать семь — подписывать фотографии было идеей Коннора. Ого, это уже интересно. Но на Коннора она по-прежнему не смотрит. — Так, тридцать… Был настоящей занозой в жопе и обмудком, но теперь настоящий душка. Он нам нравится, — теперь наоборот, Норт поднимает голову и смеряет Коннора тяжелым взглядом, который потом переводит на Трейси. — Сорок шесть — Коннор нашел свою детскую игру и вырастил её до полноценного ИИ. Её зовут Трейси… Так же ты сказал её зовут? — Да, — отвечает вместо Коннора Трейси. Мерцает несколько раз, дергается и рябит, а потом появляется рядом с Норт. — Меня зовут Трейси. Мой снимок у вас тоже есть. — Точно, — Норт кивает. — Ладно. Полагаю, ты пришел меня проведать? — Наверное. Коннор замирает после этого «наверное». Трейси привела его сюда, потому что когда-то Норт была ему важна, но сейчас он не чувствует к ней ничего, кроме удивительной, всепоглощающей пустоты. Как и раньше, когда говорили о профессоре Андерсоне, ему чудится что-то на самом краю его поля зрения, что-то скрытое слезинкой в уголке глаза, что-то ускользающее каждый раз, когда он пытается на этом сосредоточиться. Что-то важное, что раньше здесь было. Правда, которую когда-то он знал хорошо — очень хорошо, — но не смог сохранить и забыл. Правда, которой он пожертвовал добровольно. — Почему ты говоришь «наверное»? — вдруг прерывает молчание Норт. — Ты не знаешь точно, зачем пришел? И к чему вообще задаешь столько вопросов? — Не знаю, как это прозвучит. Но я ничего не помню. — Он стёр себе память. Он вам пару дней назад об этом рассказывал. Просил записать, — осторожно замечает Трейси. Она исчезает и появляется у Коннора за спиной, прижимая руки к груди. — Хм. Потерялось, наверное, — Норт хмурится. — Мы с Маркусом пару дней назад составляли план того, как действовать, если люди не пойдут на переговоры… Чтобы сказать это, Норт сверяется с ещё одной записной книжкой, ещё одним дневником. Тихо прокашливается. — Так что я могла записать и потерять в остальных записках. Со стратегией и всем таким. — Возможно, — кивает Коннор. — Мне кажется, мы были близки когда-то. — Если судить по записям, то да, — Норт снова смотрит куда угодно, но не на него. На стену с фотографиями, нервно перебирая в пальцах уголок записной книжки. — Ощущения странные. Как-будто мне… — Больно, — продолжает Коннор. — Какие-то фантомные боли. — Для меня все всегда так, — говорит Норт. — Вроде бы были времена, когда было по-другому, но сейчас… — она жмёт плечами. Коннор, всё же, подходит к ней, наклоняется и касается её волос. Норт вздрагивает, дергается, чтобы дать оттолкнуть его, но сдерживается и лишь пристально смотрит. — Чего тебе нужно? — Хочу посмотреть. Диод спрятан за небрежной рыжей прядью. Коннор заправляет её Норт за ухо и смотрит на мигающий синий огонек. — Как это работает? — Понятия не имею. Может, Даниэль мне это объяснял, но я не помню. — А есть какой-нибудь… интерфейс? Коннор не помнит о диодах ничего, но пытается интуитивно нащупать вопросы. Какие-то осколки наверняка остались в тёмных углах его памяти, и — как знать? — может и из них можно вытянуть что-то полезное. Может этот вопрос про интерфейс оттуда? — Я не… Ничего такого, только по утрам, — Норт чешет кончик носа и подозрительно щурится. — По утрам, когда я просыпаюсь, перед глазами появляется системная надпись. «Память отформатирована». — А никто не пытался эту штуку… перепрограммировать? Переустановить систему, заставить её делать что-то другое, кроме форматирования? Ты… ты, например? — Коннор поворачивается к Трейси. Та в ответ только качает головой, глядя на них из-под ресниц: — Вы пытались. И Даниэль. И я тоже. Я ведь передовая разработка, я была программным обеспечением, которое использует Хлоя, но даже мне не удалось пробиться. — Всё в порядке, — Норт улыбается и Коннору становится не по себе. — Невозможно привыкнуть к жизни без памяти, но… Я всё ещё могу сражаться. Против людей. — Мы же вроде бы пытаемся предотвратить войну? Маркус согласился на переговоры. Я ищу Камски, чтобы он не мог помешать, — Коннор склоняет голову набок. Он не помнит, какой была Норт раньше. Узнал её только что, когда она уже растеряла всю память, и понятия не имеет, чего от неё ждать. И его удивляет её резкость. — Надейся на лучшее, но готовься к худшему, — отвечает Норт. — Может, ты и справишься со своей задачей. Может, Маркус успешно проведет переговоры. Но люди нас все равно предадут. Я в этом уверена. Норт прижимает к груди кулак. Диод у нее на виске мерцает жёлтым и изредка вспыхивает красным, выдавая её истинные эмоции. Она смотрит Коннору прямо в глаза; между бровей залегла складка, так сильно она хмурится. И сейчас, не сводя с неё взгляда, Коннор уверен: она не отступится. Может, она не помнит толком причин своей ненависти к людям (но ведь и он не помнит, почему ему так тоскливо, когда он смотрит на неё), эмоции намного сильнее любой программы, которую сочинила для диода Хлоя. Поэтому она так предана Маркусу. Поэтому её мучит фантомная боль сейчас. Поэтому и сам Коннор с первого взгляда понял, что инициалы на револьвере у него в кобуре — важные. Трейси тихо кашляет: — Маркус освободился. И ждёт вас, Коннор. Коннор кивает. Смотрит на Норт в последний раз, кивает не понятно чему и встает. Он идет к выходу молча, но оборачивается, когда подает голос Норт: — Коннор… Надери Камски задницу. Из всех людей он самый худший. Бог, который отвернулся от своих детей. — Человеческий точно такой же, — замечает Коннор. — Да. И он умер, — парирует Норт. — Удачи.