Поводок

      Как и было обещано, Мстители разошлись на следующий день после инцидента в спортивном зале. Причем последней ушла не Ванда, как обговаривалось раньше, а Наташа, задержавшись при этом на добрые полтора дня и не подпуская к морально выжатому Старку ни Роджерса, ни Барнса. Под конец второго дня русскую выпроводил уже сам Тони, утомившись принимать каждые два часа «успокаивающий» ромашковый чай, на который миллиардер уже просто не мог смотреть. Терапия полезна лишь тогда, когда применяется в меру, но страдающая максимализмом Наташа считала, что хорошего не бывает много, к тому же сушеную ромашку некуда было больше тратить. Старк порыва сбагрить ему годовой запас чая не оценил.       После ухода Романовой воцарилось относительное спокойствие. Желания подраться оба солдата больше не выказывали, как и попыток поговорить с Тони, а уж тем более ненавязчиво тронуть его руку или попытаться разговорить. Тони просыпался в тишине, завтракал в гордом одиночестве в пустой кухне и проводил большую часть времени в мастерской, снова один. О своем присутствие солдаты напоминали только вымытыми тарелками и звуками работающего телевизора по вечерам. Гнать непрошеных гостей Старк больше не пытался, как и пытаться избегать встречи с ними, ведь это делали сами мужчины, причем довольно профессионально — Тони согласен был лично выписать им дипломы скрытности, красные.       После недавнего морального потрясения сил и желания что-либо изобретать в холодной мастерской просто не находилось, и Тони предпочитал сутками-напролет валяться на стареньком, но еще добро служащем диванчике, и просматривать старые записи с почившим отцом. Бередить старые раны выходило как-то само собой, а кроме того, Тони просто забавлял тот факт, что его отец все эти годы искал человека, который потом утаит от его сына правду о гибели гениальных и любимых родителей. Парадоксом это назвать можно было с большой натяжкой, но вот злой игрой старушки-судьбы — вполне. Черно-белые записи, датированные 1943 годом, демонстрировали что-то увлеченно обсуждающих Роджерса и Говарда — к сожалению, звуки пленки того времени воспроизвести попросту не могли. Стив рассказывает Говарду определенно забавную вещь — плечи его отца вздрагивают, а рот растягивается в довольной улыбке, отчего и самому Тони хотелось улыбаться. Лучшие друзья, несомненно, ведь ради постороннего человека Говард никогда не перевернул бы мир с ног на голову в поисках и ущемлении тем самым маленького сына, которому всего пять, его первая материнская плата осталась без отцовского внимания, который тщательно изучал океан. Все же это была жестокая ирония судьбы, слишком жестокая для обычного восприятия.       Где-то на заднем фоне маячит Барнс — Тони едва узнал в улыбающемся и ухоженном солдате угрюмого Баки — его загребущие руки тянутся пощупать каждый миллиметр щита Капитана Америки, именно руки, никакого бионического протеза или надломленной нотки в чистых серых глазах. Старку даже становится смешно — кто мог подумать, что этот славный малый через пятьдесят лет станет палачом для уважаемой четы Старков? — Тогда он был славным малым, — Старка буквально вырывает из раздумий бархатный голос Роджерса. Он немедленно приподнимается и поворачивает голову назад — Стив улыбался во время просмотра старых пленок, слишком вымученно для вспомнившего былые времена человека, — Помогал бездомным, подкармливал бездомных котят… Меня от хулиганов защищал, даже в то время хватало ублюдков.       Тони в ответ лишь фыркает и немедленно отодвигается, стоило только Стиву присесть на край дивана. Роджерс, впрочем, ожидал этого, не предпринимая больше попыток приблизиться к проглотившему язык гению. — Знаешь, единственная, кого побаивался твой отец, была Пегги, — меж тем продолжил Роджерс, улыбнувшись намного мягче прежнего, когда на экране показалась привлекательной наружности женщина, в чем-то отчитывающая сконфуженного Говарда — даже по губам можно было различить, что она была очень и очень недовольна, — Вы бы поладили — оба такие взрывные по характеру, что успевай только прятаться. — А мне кажется, что она перед тобой рисовалась, — хмыкает непонятно откуда взявшийся Барнс, устраиваясь на полу у дивана подобно преданной собачке рядом со сварливым хозяином. Тони, впрочем, желание потрепать «песика» по голове успешно подавил, — Во всяком случае, со мной она была обычной, ничем не примечательной женщиной… — Когда ты стал разбираться в женщинах, Баки? — моментально нахохлился Стивен от замечания лучшего друга. — Раньше тебя, во всяком случае, лет этак на… — Барнсу хватает пары секунд на раздумья, — На семьдесят, точно.       Просматривать пленки стало просто невозможно — переругивающиеся солдаты разрушали всю атмосферу старины и приятных воспоминаний в целом, так что Тони честно пытался привлечь спорящих красноречивым кашлем ровно два раза. На третий же лопнуло терпение его самого. — Вы мне больше нравились, когда держали дистанцию в десять метров. Порадуйте меня тихими деньками еще немного, черт возьми!       Тони даже не удивился, когда оба солдата смиренно заткнулись и уставились на него кроткими щеночками. В любой другой ситуации это рассмешило бы или даже умилило, но веселиться Старку совершенно не хотелось. — Выметайтесь из моей мастерской, — наконец, бормочет хрипло мужчина, указывая взглядом на дверь, когда заметил неловкие колебания солдатов, — Пошли вон!       Мужчины удалились быстрее, чем ожидалось, даже не бросив на Старка взгляда. Тони это вполне устроило. Слишком много потрясений за один месяц, балансирующая над пропастью психика начала давать сбой. А может, это не он сходит с ума, а окружающие вокруг?       Отец на экране добродушно улыбался в камеру, о чем-то увлеченно рассказывая — Тони едва различал по губам смысл сказанного. Кажется, что-то вроде про окончание войны и начала новой эры Капитана Америки. Тони только фыркает, подталкивая к центру мастерской мусорную урну и коробку с пленками. Надежда Америки, пожелавшая похоронить правду о гибели гениального ума двадцатого века. В могилу рядом с отцом такую Надежду, от которой коробило просто до дрожи.       Закончившаяся пленка демонстрировала белое подрагивающее изображение, так что Тони предпочел выдрать ее из проектора с мясом, оставив пару зажёванных кадров в пыльной бобине. Оставшуюся в коробке пленку Старк небрежно пересыпал в мусорную урну и отряхнул ладони от толстого слоя пыли. Выцветшие бобины с лаконичными подписями: «Говард Старк и Стив Роджерс, 1942 год», «Захват фашистской базы Капитаном Америкой, зима 1942 года»… Миллиардер перестает бегло читать названия уже после второй бобины, поджигая выуженную из кармана потертых брюк зажигалки — язычок пламени показался только с третьей попытки.       Минусом Тони было то, что он слишком тщательно анализировал прошлые ошибки, слишком походя этой отвратительной чертой на своего отца.       Брошенная в урну зажигалка сделала свое дело на ура — пленка вспыхнула моментально, тихонько затрещала и распространила вокруг себя отвратительный запах. Почти в эту же секунду сработала пожарная сигнализация, пустив холодный душ по всей мастерской, однако затухать урна пока не планировала, продолжая ярко гореть и обжигать стоящего неподалеку гения своим теплом даже несмотря на льющуюся с потолка воду. Пленка почти догорела, почернев и обуглившись, отчего Тони почувствовал некое расслабление и умиротворение, стирая ладонями лезущие в глаза капли воды и наблюдая, как догорают последние ниточки, связывающие его с далеким и вместе с тем таким близким прошлым.

***

      Барнс и Роджерс по части послушания достигли больших высот — теперь они ночи напролет пропадали в спортзале, чем вполне был доволен Тони. Подожженные пленки сгорели дотла, душа Старка испытывала смешанное облегчение, схожее с причинением телесного вреда злейшему врагу, так что рано радоваться мужчина не спешил. Пока всё было вполне тихо, никто не тревожил больше нежданными визитами, а солдаты предпочитали опрокидывать на друг друга на маты, а не его на кровать, так что по части собственной сохранности Тони и здесь немало преуспел.       Зато участились ночные кошмары — Тони постоянно просыпался в холодном поту и долго выл в подушку, будучи ошарашенный кошмарными видениями. Снилось абсолютно всё и сразу: вырванный из груди реактор, Роджерс с занесенным над ним щитом, полет в космос с атомной бомбой, всхлипывания матери и ее робкие просьбы о помощи… В такие моменты Старка сильно колотило в плечах, а легкие словно сжимались от нехватки воздуха, и приходилось дышать с нажимом, пропуская в себя кислород через силу, дабы не задохнуться.       Сегодня Тони снилось падение Мстителей, насланное в виде морока Вандой во времена создания Альтрона. Снова сердце сдавливало жгучее чувство вины, а в голове эхом проносились слова обвинений и вопросов о том, возможно ли спасение в случае нагрянувшей опасности. Слишком много потрясений и слишком мало путей к отступлению.       Горло попросту раздирало от жажды, и Тони, пусть не сразу и с большой неохотой, но поплелся в сторону кухни, тихонько шлепая босыми ногами по полу. Свет он предпочел не включать, дабы не тратить время на привыкание к яркой лампочке — Роджерс недавно вкрутил новую. — Пятница, — севшим спросонья голосом позвал Тони, набирая в стакан прохладную воду из-под крана, — Который час? — Два часа ночи и сорок семь минут, мистер Старк, — равнодушно замечает Пятница, после добавив, — Не только Вам не спится сегодня, сэр…       Тони как раз успел сделать два глотка, тут же отстраняя от губ стакан после сказанного Пятницей и резко поворачиваясь к двери лицом — в дверном проеме зависла чья-то фигура. «Барнс», — подумал Тони, заметив в темноте контур длинных прядей волос и отблески луны на бионическом протезе. Баки делает шаг к Тони, и тот машинально делает шаг назад. Наступление, впрочем, быстро завершается, стоило Тони вжаться поясницей в край кухонной тумбочки. — Ты чего, лунатик? — решил подать голос Старк, тут же уставившись в сонные глаза Барнса. Зимний Солдат спал, что немало радовало, — Счёт овечек не помог? — Ты кричал, — коротко бросает Баки, и Тони против воли прикусывает себе нижнюю губу, — Что-то снилось? — Крушение акций Старк Индастриз, — бормочет едва слышно Тони и честно предпринял попытку юркнуть в сторону, но Джеймс словно прочитал мысли Старка, немедленно упираясь ладонью в тумбочку с правой стороны от бедра мужчины, так что пришлось смирно притихнуть и дожидаться добровольного отпущения, — Сержант, всё в порядке. — Нет, не в порядке, — отрезает слегка раздраженно Барнс, пальцами свободной руки на ощупь находя область груди притихшего Тони, где подобно ударам отбойного молотка билось сердце мужчины. Баки глянул в настороженные глаза всего на мгновение, но и этого хватило, чтобы пустить стайку мурашек по напряженному телу, — Ты кричишь ночью. Долго. Громко. Иногда несколько раз.       Тони только шумно сглатывает, когда Баки, с каждым предложением сокращая расстояние между их лицами, наконец робко касается его губ своими и едва слышно бормочет: — В кошмарах нет ничего страшного, пока ты отделяешь их от реальности. — Тебе-то откуда знать? — хрипло выдыхает наконец Старк, находя в себе силы упереться ладонью в плечо Барнса и сжать его в своих дрожащих пальцах — футболки на сержанте не оказалось, так что Тони даже вздрогнул, когда ощутил под шершавыми подушечками гладкую, будто неживую, кожицу шрамов у края протеза, — Что-то ты не стремишься следовать своим советам, судя по пробуждениям Солдата.       Баки роняет только одну фразу, настолько равнодушную и пропитанную холодом, что Тони ясно ощущает выступившую гусиную кожицу на своих предплечьях: — Потому что Зимний Солдат и есть мой кошмар.       Тони пытается сказать еще хоть слово, пытается возразить слишком прямолинейным словам Барнса, да хоть попробовать оставить последнее слово за собой, но Баки не дает ему это сделать, накрывая его губы своими, и Тони немедленно вспоминает подходящее для этой ситуации слово «дежа вю». Только другая локация и обстоятельства, но в целом — одно и то же.       В этот раз Баки целуется куда настойчивее: больше никакого намека на побег, только тупой напор и необузданная страсть, в которой Тони боится расплавиться, но еще больше — пробуждения Зимнего Солдата. Губы у Баки сухие, обветренные долгими дорогами и искусанные — Старк часто видел, как Барнс кусал их во время избиения боксерской груши в спортзале. Но потенциальная роль бревна ему быстро наскучила, Тони прихватывает губами нижнюю губу сержанта и, немного оттянув на себя, с характерным шлепком отпускает. Баки от такого фокуса едва слышно стонет, быстро теряет интерес к губам гения, спускаясь быстрыми мимолетными поцелуями к смуглой шее, и Тони едва не задыхается, когда сержант шустро подхватывает того под ягодицы, будто Старк и не весил свои добрые семьдесят килограмм, тут же опуская мужчину на кухонную тумбочку, а сам поудобнее устроился меж колен гения.       Теперь Тони запаниковал по-настоящему — Барнс стремительно отрезал последние нити к отступлению, втягивая своими блядскими, по-настоящему блядскими из-за столь ярко-розового цвета, губами смуглую кожу на изгибе шеи Старка с подрагивающим от напряжения кадыком, дабы оставить как больше своих меток, перекрыть старые, давно сошедшие засосы Роджерса и показать ему, что благородством Баки в этот раз отличаться не собирается, желая забрать то, что посеял сам Стив своими ошибками и недосказанностью. — Баки, хватит, — сначала мягко пытается достучаться до сержанта мужчина, когда Барнс на мгновение замирает, уставившись на новую преграду в виде спальной футболки Старка. Останавливается всего на мгновение, чтобы с треском разорвать лишнюю в данный момент ткань, — Баки, мать твою!       Разумеется, Тони боится. Он видел Зимнего Солдата в действии — зрелище не самое приятное, а вспомнить тот факт, что сержант без труда смял дверцу лифта, как клочок бумаги, легче от этого не становилось. Барнс же предпочел думать о чем-то другом, сомкнув ряд белоснежных зубов на ровно очерченной правой ключице взвывшего от боли Старка, и кажется, это стало спусковым крючком для более решительных действий. Под рукой не оказалось ничего другого, кроме кофеварки с остатками остывшего кофе, и Тони даже, казалось бы, такой бесполезный предмет, принял как спасение Божье. Старк тут же до побелевших костяшек сжимает ручку кофеварки и немедленно ударяет ею Барнса по голове. Удар выходит такой силы, что емкость с кофе разлетается на мелкие кусочки при соприкосновении с головой сержанта, а холодный кофе ручьем заструился по волосам замершего Барнса к лицу, а уже с него закапал крупными каплями на пол. — Тони, ты кричал и… — щелкнул выключатель света, и вбежавший на кухню заспанный Роджерс замер, словно вкопанный — спросонья блондин принял капающий с волос Баки кофе за кровь, — Господи, что произошло?!       Баки не ответил. Он оттолкнулся ладонями от края тумбочки и, утирая капающие с кончика носа капли кофе и бросая напоследок пытливый взгляд на замершего с ручкой кофеварки Старка, так же бесшумно поплелся на выход из кухни, ощутимо при этом толкнув плечом ничего не понимающего Стива. Только когда его тень скрылась в темном коридоре, Тони смог выдохнуть спокойно и угрюмо покоситься на блондина. — Тони, ты не ранен? — задал не вполне логичный вопрос Роджерс, попытавшись помочь Старку слезть с тумбочки, но тот немедленно выдернул локоть из рук заботливого капитана, — Тони, мне так жаль, правда… — Скажи, в чем я согрешил? В чем, мать ее? Я много прошу? — ровно процедил сквозь зубы Тони и, покосившуюся на оставшуюся от кофеварки пластмассовую ручку в руке, не придумал ничего лучшего, кроме как швырнуть ее на пол и взреветь, — Я просил только о спокойствии! Это так много?!       Стив лишь поджал губы в линию. Тони взбесился окончательно. — Поговори со своим другом! Объясни ему, что не следует пробовать присунуть своему бывшему, черт возьми! — Тони, я знаю, что это пугает и отталкивает… — Стив запустил подрагивающие пальцы в пшеничного цвета волосы и устало выдохнул, неопределенно ведя плечами, — Но у него и так психика балансирует на честном слове… Понимаешь… Он не принимает слова «нет»… Я пытался с ним поговорить, честно. Но ты его, вроде как, умиротворяешь… К тому же он мой лучший друг и… — Погоди, притормози… — оторопел Тони и взмахнул руками, окончательно потеряв логическую нить в происходящем, — То есть… Ты готов положить меня под него, только потому что он твой лучший друг и у него шарики за ролики заехали? — Ты не так понял, Тони, я… — Я всё прекрасно понял, — хрипло пробормотал Старк себе под нос и, раздраженно, полным ненависти взглядом покосившись на сглотнувшего Роджерса, поплелся в сторону выхода из кухни, бросив скупо напоследок, — Твоя проблема в том, что ты хочешь быть самым лучшим, самым идеальным со всех сторон. Но ты никогда не сможешь хоть раз поставить меня на ступень выше, чем Баки.       Стив вздрогнул, когда с грохотом захлопнулась дверь кухни, и со вздохом опустился на стоявший неподалеку стул, принимаясь сосредоточенно массировать пальцами ноющие от стресса и внезапного пробуждения виски. Стараясь примириться со Старком, он все больше увеличивал пропасть недопонимания между ними, и теперь окончательно запутался. Не хотелось терять лучшего друга, как и бывшего возлюбленного, но обстоятельства требовали принятия единственного, но не кажущимся правильным, решения.       Назревало новое противостояние: сердца и долга. Но в этот раз Стив совершенно не знал, принятие какой стороны было бы верным выбором.