Shallow

— Какого хрена?! — выкрикивает Чимин и со всей злости швыряет телефон о пол. Он, ужасно уставший, еле не засыпающий от простого моргания, накаченный кофеином, который ни черта не помогает, невероятно раздражён и морально убит. До конца его смены оставались каких-то полтора часа, когда ему позвонили и начали что-то объяснять про тело, лежащее на кухне с двумя вилками в глотке. «Мать жертвы говорит, что её дочь в последнее время была не совсем стабильна, но полагает, что прирезать себя она точно не могла. Думаю, дело рук всё того же психа», — говорит в трубку телефона полицейский, сидящий на посту и принимающий заявки от пострадавших. Чимин не находится от злости и безысходности. Ещё даже не воскресенье, а уже два трупа на неделе. Какая же заноза в заднице этот, что возомнил себя судьёй и решил наказывать псевдно-самоубийц за их игры с жизнью и смертью. Выезжать пришлось немедленно. Чимину, двоим полицейским, из тех, что ещё не валились с ног, да судмедэксперту удалось добраться до места преступления за каких-то десять минут и в силу своих возможностей осмотреть квартиру до последнего сантиметра. Впрочем, ничего, кроме уже известного трупа девушки на кухне, они не находят. Оставляя коллег с безжизненным телом наедине, Чимин направляется в светлую гостиную, где сдержанно и горько плачет женщина — мать погибшей. Он садится напротив неё, потирает переносицу и, честно говоря, совсем не находит сил и слов, чтобы успокоить её. Да и возможно ли это сейчас? Уместно ли? Она всего лишь с какой-то час назад нашла свою дочь мёртвой. Ничто ей сейчас не поможет, кроме неё самой. Чимин прекрасно это понимает, но он должен расспросить свидетеля, пока всё ещё свежо в его памяти. Тяжело. Морально слишком тяжело каждый раз делать это, однако, такая уж работа. Ничего не поделать. — Госпожа, я понимаю, что вам вовсе не до этого сейчас, но, пожалуйста, прошу вас ответить на несколько вопросов. Всхлипывая, женщина неуверенно кивает, не поднимая головы. — При каких обстоятельствах вы обнаружили труп дочери? — Вчера, — начала женщина, изо всех сил старающаяся не дать голосу задрожать, — я улетела в Пусан по работе. С дочерью осталась сиделка, которая должна была присматривать за ней. С пару часов назад я прилетела обратно и сразу же поехала домой, а там, — указывает кивком на кухню, — она… — Сиделка? — удивлённо говорит Чимин, присматривая из гостиной за работой, ведущейся на кухне. — А где она, собственно говоря? Женщина мотает головой. Понятное дело, что времени у неё не было на то, чтобы узнать, где главная подозреваемая. «Тогда этим нужно будет заняться в первую очередь», — думает Чимин и наконец снова обращает внимание на женщину, молчаливо плачущую, дрожащую вовсе не от холода. Ему так жаль её и так стыдно перед ней за собственное бессилие. Почему он такой? Почему он не может избавить эту женщину от боли? А Чонгука? Потому что он человек, и силы Бога в нём нет! Только вот сможет ли даже Бог даровать успокоение, забрать все печали? Чимин этого не знает. — По телефону вы сказали, что ваша дочь не совсем стабильна. Она была больна какими-то психическими заболеваниями? И поэтому вы наняли сиделку? — Да, господин полицейский, — говорит женщина, стушёвываясь и отворачиваясь от Чимина. — Она часто калечила себя, но не так, чтобы до смерти. Потому когда я была на работе, с ней оставалась сиделка. Эта женщина уже несколько лет присматривает за моей дочерью. Неужто она могла с ней сделать такое? За что же ей?.. — не справляется с собой, и голос женщины начинает предательски дрожать, а слёзы накатывают с новой силой. — Мы в этом разберёмся, госпожа, — положив руку ей на плечо, говорит Чимин. — Только не могли бы вы дать номер телефона этой сиделки? — Конечно. Женщина поднимается с дивана и идёт к столику, на котором стоит её сумочка. Какое-то время ищет в ней что-то и наконец выуживает маленькую бумажку. Подходит к Чимину и протягивает ему визитную карточку, на которой красуются номер телефона и над ним небольшое изображение психиатрической клиники со знакомым названием. — Вот. Я звоню всегда сюда.

* * * * *

— Ты преследуешь меня, что ли? — улыбаясь, удивлённо вскрикивает Тэхён, как только видит выходящего из машины Чонгука. — Вовсе нет! Всего лишь стечение обстоятельств. — парень неловко улыбается, чешет затылок, мнётся на месте, не зная подойти к Тэхёну с Сухо или нет, но те сами направляются к нему. — Так вы знакомы? — смотря то на победителя гонки, то на своего пассажира, говорит Сухо и похлопывает кивающего Чонгука по плечу. — Тогда чего это ты здесь, собственно, делаешь? — спрашивает Тэхён, не обращая внимания на вечно донимающего и слишком энергичного парня. — Друг позвал посмотреть на гонки, но вот этот вот, — Чонгук насмешливо смотрит на Сухо, — усадил меня в свою тачку и гнал просто как сумасшедший! — А что я? — удивлённо и наигранно обиженно говорит Сухо. — Сам же знаешь, как мешают эти девчонки. А я, между прочим, надеялся тебя сегодня обогнать. Тэхён закатывает глаза и показывает другу средний палец, мол, хрен тебе, и вдруг начинает смеяться. — Пока я на этой дороге, тебе не выиграть. — заигрывающе показывает Сухо язык и поворачивается к Чонгуку. — Давай ко мне, Чонгук-хён. Почувствуешь настоящую скорость. — Ну уж нет! А с кем на второй заезд поеду я? — недовольно говорит Сухо. — С Суён? — приподняв одну бровь, говорит Тэхён, словно это самая очевидная вещь в целом мире. — Ты что?! Посадил к себе в машину мою сестру?! — на лице Сухо появился страх, но вовсе не из-за переживания за члена семьи. — Я с ней не поеду! Вообще хочешь лишить меня шанса обогнать тебя? Суён же все мозги перемолотит. И это мы ещё даже не тронемся! — Ну не знаю. — Тэхён пожимает плечами. — Со мной она довольна мила. — Это потому что ты не её брат! — Зато брат её жениха. — Вот! Потому-то эта мегера с тобой такая милая. Задобрить хочет. Тэхён и Чонгук смеются, а Сухо совсем не до веселья. Если его старшая сестре и правда сядет с ним в одну машину, то он прямо сейчас готов провозгласить себя королём дураков. Боже, проще убиться, чем согласиться на заезд с Суён в качестве пассажира. Да и кто вообще взял за правило, что гонщик без человека на соседнем сиденье не имеет право участвовать? Просто невозможно. Нечестно! Подстроено! Сухо, конечно, любит свою старшую сестру: у него нет выбора. Она член семьи, по сути, близкий человек. Но хотя Сухо обычно только и ворчит на неё, на самом деле правда дорожит ей. Суён немного бывает вредной, но это только от того, что она для Сухо сестра. Разве так и не должно быть между братьями и сёстрами? А ведь Суён действительно понимающая, заботливая, трудолюбивая. Сухо переводит взгляд на Тэхёна, и ему думается, что, пожалуй, его брат, Сокджин, подходит Суён как никто. Тоже трудолюбивый и заботливый. Такому сестру доверить можно. Только вот дело не только в нём. Сам Тэхён. Сухо знает, какой этот парень проблемный, но в тоже время замечательный человек, пожалуй, слишком открытый в своих чувствах для такого лживого мира. Это не могло не притягивать. И всё же от сестры Сухо Тэхёна старается держать чуточку подальше. Понимает, конечно, что они все теперь семья, что проблемы одного становятся проблемами другого, и у него нет возможности уберечь Суён от всего, но он постарается, чтобы её затронуло не так сильно. Такую близкую и дорогую сердцу мегеру. — Ладно, — сдаётся Сухо и направляется к тэхёновой машине, открывает пассажирскую дверь, делая недовольный вид, подаёт человеку, сидящему внутри руку, и тот выходит из авто. Чонгук видит красивую девушку, ростом со своего брата, тоненькую и изящную. Когда она подходит, он неловко кивает ей, приветствуя, и старается не смотреть на неё: сегодня с Тэхёном уже так просчитался, откровенно засмотревшись на его слишком красивое лицо и не заметив, что это вовсе невежливо. О чём-то говорят. Чонгук не слушает, и только смех доносится до его сознания. Не тихий смех Суён порой с высокими нотками. Не заливистый смех Сухо. А его голос, его замученный, но по-настоящему искренний смех. Чонгук не понимает, почему именно Тэхёна слышит в целой музыке всевозможных, окружающих его звуков. Он просто слышит. И это не становится чем-то неправильным, лишь чуточку странным для него. Ощущения становятся слишком похожими на те чувства к Юнги. Но они были давно, может быть, Чонгуку просто показалось. Может быть, и нет. Из сознания выдёргивает рука Тэхёна, сжавшая рукав чонгуковой кожанки. — Идёшь? Чонгук оглядывается: Суён и Сухо оказывается уже успели отъехать обратно к старту, а Тэхён с несколько минут терпеливо ждёт, пока его пассажир пойдёт за ним. Чонгуку не хочется снова садиться в машину, прижиматься к двери, надеясь, что она не откроется, не хочется зажмуривать глаза и бояться за собственную и чужую жизни. Но его зовёт Тэхён, а ему отказать он не может. Просто не может. Успокоившись и найдя в себе силы сделать уверенный шаг вперёд, Чонгук делает ещё один и ещё. Вместе с Тэхёном садится в авто, на этот раз пристёгивает ремень безопасности и шумно выдыхает, настраивая себя на гонку со смертью. Когда машина трогается, Чонгук не сводит глаз с дороги. Тэхён это замечает, но ничего не говорит: если скажет он, будет говорить и Чонгук, задавать вопросы. Тэхён посадил его сюда не для этого: хватило душевных разговоров с Суён. Гонщик поворачивает к старту. Снова окружают пьяные, энергичные крики, от которых, если честно, становится слишком неловко. Но что поделать? Это ведь шоу. Моторы рычат, возбуждённая толпа начинает шуметь только громче, кровь закипает в жилах всех присутствующих, будь то гонщик, его пассажир или только зритель, и когда слышится сигнальный гудок, машины срываются с места и мчат по дороге. Чонгук старается не закрывать глаза, внимательно следит за всем происходящим на трассе и порой поглядывает на Тэхёна, но тот только безумнее Сухо. Он не улыбается и не глядит сумасшедшими глазами — его взгляд невидящий, спокойный. От этого разве не страшнее? Чонгуку страшнее. Он вжимается в сиденье, цепляясь ногтями за колени, и дышит, глубоко и нервно. Голос не слушается: хочется закричать, чтобы Тэхён остановился, но разве он остановится? Чонгук так не думает. Но когда гонщик слишком близко подъезжает к другой машине и никак не может её обогнать: та попросту не даёт этого сделать, — Чонгук всё же не сдерживается и кричит: — Тэхён, мы разобьёмся! Тот, конечно, не слушает и продолжает гнать на смертельной скорости. В конце концов ему удаётся поравняться с соперником, но тому явно не хочется уступать. Скоро поворот, а там до финиша совсем недалеко. Тэхён думает, что если не обгонит сейчас, то потом шанса не будет. Он прибавляет скорости. Чонгук не пытается остановить его: даже слова произнести не может, — но всё ещё пристально следит за дорогой, приказывая себе не сметь закрывать глаза. И только Тэхёну кажется, что он отрывается от соперника, как вдруг чувствует со стороны резкий толчок, и его машина начинает скользить по дороге. Тэхён не справляется с управлением, пытается вырулить, но авто неуклонно стремится к обочине. Другого выхода нет: остаётся только ударить по тормозам. Понимая, что легко сейчас не отделается, Тэхён вдруг возвращается в сознание и вспоминает, что рядом Чонгук. Он может пострадать! Но Тэхён вовремя замечает на нём ремень безопасности и, уверенный, что с Чонгуком будет всё в порядке, а остальное неважно, резко тормозит, не дав машине врезаться в заброшенное бетонное здание. Чонгук зажмуривает глаза, его резко кидает вперёд, однако, ремень безопасности не даёт ему удариться о лобовое стекло или панель, и он также резко вжимается обратно в сиденье. Решается открыть глаза лишь с минуту спустя, когда в ушах перестаёт звенеть, и он понимает, что не слышит ничего со стороны. Чонгук отстёгивает ремень и смотрит на Тэхёна, а тот упирается лбом в руль и не подаёт никаких признаков жизни. Паника и страх поглощают слишком быстро. А затем всё как в тумане. Чонгук оттягивает Тэхёна на сиденье, пытаясь в свете редких, неярких уличных фонарей разглядеть его лицо. Оно всё в крови, нос, скорее всего, разбит, лоб тоже. Тэхёну срочно нужна медицинская помощь. Чонгук выскакивает из авто, не зная, как успокоиться и начать наконец трезво мыслить, ходит вокруг машины и всё же наконец догадывается позвонить в скорую помощь. Дозвонившись, что-то невнятно говорит, но, видимо, девушка, ответившая ему, понимает, что Чонгук имеет ввиду, и сообщает, что машин нет и пострадавшего нужно осторожно и как можно скорее доставить в больницу. — Ох, правда?! — раздражённо выкрикивает Чонгук и бросает трубку. Злость на бездействие тех, на кого и была вся надежда, возвращает Чонгуку рассудок. Теперь он ясно знает, что должен сделать. Принципы приходится перебарывать быстро, засовывая гордость и эгоизм как можно дальше: Чонгук обещал себе больше не садиться за руль, но если он сейчас ничего не сделает, Тэхён может умереть от потери крови. Чонгук открывает заднюю пассажирскую дверь, только затем водительскую, аккуратно, стараясь не ударить Тэхёна головой о авто, вытаскивает его и перекладывает назад. Садится на место водителя и с несколько секунд пытается заставить себя нажать на газ всё ещё заведённой машины. Поглубже вдыхая, Чонгук сжимает руль и наконец вдавливает педаль. Ехать приходится быстро и настороженно. К счастью, машин по пути почти не попадается, и это успокаивает Чонгука, потому до больницы он доезжает за каких-то семь-восемь минут. Небрежно припарковывается, заботясь больше о том, как быстрее донести Тэхёна до больницы. Словно фарфор, словно самую драгоценную вещь на свете, Чонгук подхватывает Тэхёна за плечи, следя за тем, чтобы его голова не запрокидывалась назад, потом берёт его под колени и стремительно идёт ко входу в больницу, даже не задумавшись над тем, чтобы остановиться и закрыть двери машины. Передав Тэхёна мигом среагировавшим врачам, Чонгук остаётся в коридоре не потому, что считает: всё возможное он уже сделал, — а потому, что санитары не дают пройти следом. Только тогда на неудобном стуле в коридоре он начинает дрожать и обхватывает себя руками. Чонгук говорил, чтобы Тэхён остановился, надеялся, что они всё же доберутся до финиша благополучно, и что теперь? Страха нет. С головой накрывают лишь беспокойство и напряжение. Чонгук убеждает себя, что он сделал всё правильно, что врачи помогут, что Тэхён выкарабкается. Рана не должна быть смертельной, но сомнения всё равно не хотят оставлять. «Тэхён будет в порядке», — под плёнкой у Чонгука, но он сам себе не верит. Звонит телефон, оказывается, что его собственный. Чонгук достаёт мобильник из кармана, тупым взглядом смотрит на экран, на котором высвечиваются знакомые имя и фотография. Он ясно помнит, как сделал это фото. И почему-то это воспоминание кажется сейчас важнее всего. В голове до самой ничтожной детали видится комната, светлая и полупустая, в которой Хосок, Чимин, Юнги и Чонгук устроились поиграть в детективную настольную игру…

/двенадцать лет назад/

… — Ты же собираешься стать детективом, — насмешливо говорит Юнги, наблюдая за тем, как Чимин хмурится, в упор глядя на игральную доску, — а не можешь справиться с какой-то детской игрой. — Хён, ты ужасно ворчлив и бестактен, — говорит Чонгук, толкая Юнги в бок. Лето. Слишком жаркое и влажное для того, чтобы можно было затеять прогулку. Потому парни и порешили провести время дома у Юнги. Но детективная игра оказывается зануднее, чем должна была быть, и серьёзно к ней относится разве что Чимин, просто неспособный смериться с проигрышем каким-то там карточкам с логическими заданиями. Остальные, разморённые солнцем и накалённым воздухом, от которых не спасает даже кондиционер, лениво пытаются о чём-нибудь поговорить, но замолкают, как только языки, губы, глотки снова пересыхают. — Я так больше не могу, — тянет Хосок, в темпе оттягивая и отпускаю свою футболку, чтобы хоть немного охладиться. — Юнги, у тебя есть что-нибудь холодненькое? Иначе я так скоро расплавлюсь. Чонгук согласно кивает, а Юнги молча встаёт и выходит из комнаты. Возвращается с замороженными грибами в руках и прямо с порога кидает их в Хосока. Тот, не ожидавший этого, получает упаковкой по лицу и побеждёно падает на спину. — Ээээй, — жалобно доносится от Хосока, — ты чего? Всё это время не обращавший ни на что внимание Чимин вдруг поднимает голову и, потирая свой подбородок, многозначительно поднимает палец вверх, призывая парней обратить на него внимание. — Я думаю, дворецкий — убийца. Он ведь всегда первым оказывается на месте преступления, потому у него достаточно времени для того, чтобы уничтожить улики. Так что очевидно: это дело рук дворецкого. Как же просто! Молчание, а затем резкий всплеск хохота наполняют комнату, и Чимин дует губы, не понимая, почему друзья так несерьёзны. Юнги сквозь смех что-то бормочет, Хосок, совсем позабыв о горящем от удара носе и быстро тающих замороженных грибах, снова валится на спину, заливаясь своим солнечным смехом. Чонгук, конечно же, тоже смеясь, поднимает с пола рядом лежащий телефон и фотографирует всё вокруг без разбора. Фото получаются смазанными и до ужаса нелепыми, но Чонгуку думается, что такие кадры он уж точно не удалит. Ни за что на свете. Воспоминания важны, и всё же нельзя упомнить каждую секунду своей жизни. Потому Чонгуку хочется запечатлеть если не все, то хотя бы часть счастливых мгновений. Только знал бы он тогда, что именно эти мгновения не дадут ему двигаться дальше, навстречу другим радостным воспоминаниям…

/сейчас/

… «Двенадцать? Этой фотографии так много лет?» — думает Чонгук и горько усмехается, в конце концов нажимая на кнопку принятия вызова и сразу же прерывая попытки друга расспросить о чём-либо: — Хосок, кажется, я облажался.