Ultraviolet

Choir of Cicadas

Раскаленный воздух оседает на коже тяжело смываемой пленкой из пота и пыли, и Марко недовольно морщится. Ему хочется заползти в прохладную воду и остаться в ней жить, уйти на глубину, словно кит, и забыть про все невзгоды, но через десять минут машина отъедет с парковки, увозя их обратно в Хельсинки, и им нужно погрузить аппаратуру. Краем уха прислушиваясь к перешучиванию парней, он думает о том, чтобы сменить группу. Никто из его команды не хочет связать жизнь с музыкой всерьез, и Марко не понимает их. В его жизни музыка была всегда. Музыка и есть его жизнь, и он любит то ощущение безграничной свободы, которая она дарует. Когда хитросплетения слов будто сами собой связываются в завершенный, идеальный и прихотливый узор, когда ноты становятся драгоценными камнями на этом кружеве — только тогда он ощущает себя счастливым. Цельным. Но такие моменты редки, ведь нет рядом кого-то, кто понял бы и помог, когда нитки расползаются, а камни тускнеют и выпадают из своих оправ. — Чувак, господи, у тебя потрясный голос! Отличный концерт! Звонкий голос звучит чужеродно в отвратительно густом воздухе. Голос будто не отсюда — он больше подойдет тенистой прохладе сада, в котором разбит небольшой, красивый фонтанчик с прозрачной, сладкой водой, сводящей зубы своим холодом, а не вытоптанной, потрескавшейся земле и клубам пыли из-под колес автобусов. Он лениво оборачивается и натыкается на яркий, сияющий взгляд. Совсем еще молодой паренек — такой низкий, что Марко невольно улыбается — стоит рядом и восторженно пялится на него. Резкие, но все еще округлые черты лица и светлая копна густых волос — Марко думает, что парень чем-то смахивает на ангела. Очень маленького, очень беспокойного и нервничающего ангела. Но поди ж ты, нашел смелость, отыскал его и теперь изливается восторгом, буквально смотря в рот. — Спасибо, — Марко хмыкает и заталкивает в машину последний чемодан с аппаратурой. Неприкрытое восхищение вызывает стаю мурашек по позвоночнику, и он слегка хмурится, рассматривая своего юного поклонника внимательнее. Худющий, угловатый и невероятно улыбчивый — Марко не понимает, как в этом тщедушном теле умещается столько наглости. Неподалеку топчется еще одна малолетка, но, похоже, смелости хватило только у этого мелкого. — Я бы хотел еще раз увидеть тебя в деле! Где и когда будет следующий концерт? Я тоже кстати хочу стать музыкантом! Только петь не буду — у меня явно получается хуже, чем у тебя, — паренек бешено улыбается, и у Марко невольно тоже приподнимаются уголки губ. Слишком много солнца рядом с ним — от этого трудно живется. — Найдешь меня, как станешь. А концерт… это вряд ли, но спасибо за поддержку, мелкая фангерла, — он посмеивается в ответ на недовольное выражение лица подростка и отворачивается — все погружено и им пора паковаться в салон. — Да не вопрос. Я Олли кстати! — кричит ему вслед паренек, и Марко почему-то верит ему. Верит в то, что найдет. Найдет и больше не отпустит. — Марко, — обернувшись на мгновение, представляется он, а затем юркает на сидение и смотрит вверх, на пышные, белоснежные облака, навсегда запоминая этот странный день.