о моих апрелях

Я не ставлю клеймо на людях – я ко всем одинаково равнодушен. Моя жизнь вне зависимости временных рамок не позволяла мне держать кого-то ближе вытянутой руки, и это была вынужденная предосторожность, потому что, будучи дитем, я боялся, что меня где-то проиграют или отдадут за штуку баксов, а став рослым юношей я просто сохранял дистанцию, чтобы не забывались: как я и пришел в их жизнь, так и уйду. История про рынок должна была повернуться немного по-другому, но зато теперь вы знаете немного о моём прошлом, что тоже неплохо, так что сейчас я, наконец, расскажу, наверное, что-то важнее просто теоретического меня. Это была середина мая, когда я снова притащил свои длинные карманы спортивок в преддверии нагрузить их арахисом и семгой. Здесь работал мой старый знакомый, с которым мне довелось пересекаться в том самом клубешнике по субботам, которые выпадали на мою смену. Парень приезжий, обустраивался у нас в городе, искал, куда припихнуть свой зад, ну и я, так и быть, разрешил ему парочку дней перекантоваться у себя, предварительно предупредив, что надежды о хотя бы одной звезде моего убежища могут быть только буквальными. Хотя, когда мы в первый день вернулись после моего рабочего дня, та самая звезда еще даже не показалась на горизонте. В те выходные он познакомил меня со своим рабочим местом, то, что оказалось на этом самом рынке, и даже спустя время, когда он нашел себе комнату в общежитии, обустроился и всё прочее, мы как по прописной виделись каждую неделю начиная с третьей недели мая и до самого нового года. Дела в это время, как я говорил, налаживаются, поэтому видеться с ним мне было удобно и не совестно. Хоть у меня и было всегда денег в запасе, чтобы купить у него рыбы, он всегда скидывал мне её просто так, и я этим пользовался не скрывая. И сегодня, в первый день на рынке, направляясь по славоизвестному маршруту, я чувствую себя брошенным. Не могу сказать, сколько кругов я намотал, пока окончательно не удостоверился, что прилавка больше нет, а вместо них реально продают женские колготки. За мной последовала горькая усмешка и то выражение лица «разочарован, но не удивлен», потому что да, Тэн – этот паршивый таец – успел как-то прижиться ко мне, и я не хотел так просто терять возможность поболтать ни о чем и кусок семги. Поджав губы, сдерживающих неприятную улыбку, я уже вышел из рынка с пустыми карманами, которые казались мне более пустыми, чем были, как я только пришел. – А дружок твой лавочку прикрыл, да, – закряхтело что-то сзади пренебрежительным тоном. Я застопорился и заставил себя обернуться на неприятный голос. То была согнутая в три погибели бабка, продававшая тыквенные семечки и сушеные грибы. Мой голос застрял где-то в районе кадыка, трусливо сдерживая любопытство. Сколько я так глупо простоял не знаю, но она мне улыбнулась как могла и снова проскрипела: – Он теперь где-то в центре работает, – причмокивая, – Новое занятие нашел. Много про красную вывеску какую-то говорил, хвастался. Я несколько раз кивнул, даже не осмелившись выдавить «спасибо» и широким шагом ушел прочь. Центр мегаполиса, в котором я живу, всегда был для меня выходом в другой свет, и я даже не расстроился, когда в первый день скитаний потерялся и ничего не нашел. Согласен, очень глупо расхаживать по городу, имея в приметах только красную вывеску, но! я не терял надежду: Сеул достаточно серый город, и красный неон уже не проскользнет мимо моих диоптрий. Приблизительно неделю я продолжал свои поиски, включая в список дел поход ко врачу, который каждый раз уговаривал меня лечь к ним и отлежаться. – За Вами присмотрят наши врачи, – толерантно настаивая, почти шептал старик. – Я лично готов поручиться за Ваш комфорт и скорейшее выздоровление. Он тянулся за моей рукой, хотел было приложить к ней свою, но, знаете, на мне мои приемы не работают. Никакой лояльности от меня ему ждать не приходилось, потому что как такового материнского прикосновения я не видел, и не с чем мне было ассоциировать эти касания-уговоры. Джехён никогда не занимался подобным, стоя за спиной у своего наставника без единой эмоции. После того инцидента с батончиком мы максимум обменивались легким кивком, а когда мужчина принимался пересчитывать мои болячки, говорить о помощи, Джехён умело перехватывал на себя мое внимание каким-нибудь движением головы или переходом с ноги на ногу, после чего всё время монолога престарелого мы смотрели друг на друга. Он будто хотел мне что-то сказать, но его взгляд был абсолютная табула раса – простой и не глубокий. И, всё-таки, я что-то чувствовал. Во время таких вот посиделок в их кабинете, слушая наставления и параллельно играя в гляделки, я рисковал предположить, что Джехён меня понимает и в отличие от меня, читать у него получается. Осмелюсь подумать, он смог догадаться о моих главных беспокойствах в первый день нашего знакомства, иначе, зачем ему было помогать мне с каплями? Наверное, он думал, я бедный студент или бомж из центрального района, думал, я подросток-неудачник, а тут вот как оказалось. Мне не было жаль, что наш единственный разговор с моей стороны был скомкан и нагло выброшен, потому что не надо меня недооценивать и жалеть. Может быть, теперь он не знает, как ко мне подступиться или еще что придумал, но это лучше, чем воспринимать меня как беспомощного котенка с улицы. Только я могу себе позволить так о себе думать, другие должны знать меня пусть фриком, пусть отшельником, странным придурком, конченым торчком – но не слабым. Нет-нет-нет, это красный свет. Больше всего меня беспокоил тот факт, что хожу я в одном и том же тряпье, и то, что я стираю белье с носками – никто не оценит, зато дырку у рукава худи уже все выучили. Наверное, вся округа в больнице уже заметила мое материальное положение, кроме настырного терапевта, продолжающего предлагать мне палату. Когда-нибудь я точно сменю врача. Но пока здоровье мое застревает где-то на шкале «жить можно», я не могу так просто забрать свою мед карточку и плюнуть в лицо всем, кто работал со мной. Мне действительно нужно немного полежать, восстановить температуру тела, чтобы забыть, что такое утренний озноб и ночная лихорадка, но вместе с тем мне нужно найти работу… и моего приятеля, потому что мне чертовски не хватает общения. Я поставил свои приоритеты и не готов их менять: скоро принимать клиентов и я должен выглядеть хоть немного презентабельным. Интересно, кто со мной остался с прошлого года… я был бы не против новых лиц. Я иногда думал об этом, составлял в голове бесконечно длинные диалоги и представлял свою теорию на практике. Вот так мне было скучно, да. По утрам я стал вставать еще раньше – почти вместе с солнцем – и ходил еще дальше, потому что спустя почти месяц каждодневной прогулки по одноименному маршруту реально наскучивает, да и полезно, в конце концов, научиться ориентироваться в собственном районе. У меня не было никаких измерителей шагов и всякого такого иногда нужного барахла, но позвольте похвастаться, я всего квартал не доходил до центральной площади. А это очень большой путь! Просто так вышло, что по случайности именно на той улочке я наткнулся на интересное местечко, которое, я убежден, держит какой-то неместный. Это вроде как прилавок с книгами, только ты за них ни копейки не платишь. Пользуешься и возвращаешь. Такая удобная штука никогда не имела популярности в наших краях, хотя бы потому, что район больше походит на спальный: обычно там просиживаю только я и еще один случайный прохожий. Не знаю, как владелец платит за аренду, но надеюсь, что условие платить потерпит до того момента, как я найду себе работу, иначе жаль терять такое гнездышко. Там я ненадолго перестаю вести монологические диалоги и читаю. Иногда это пособия для молодых инженеров, иногда мне интересно пролистать кулинарные журналы, могу часами залипать на модные журналы со всякими прическами и крутой одеждой, но если говорить о чем-то серьезном, то мне ну прям очень нравятся автобиографические романы. Вот сейчас, к примеру, у меня Сальвадор Дали. Читаю я, к слову, долго, вдумчиво, не без монологов в уме, но я в любом случае сердечно благодарен этому месту, которое отвлекает меня от насущного быта и немного от унылого себя. Я чувствую, что наполняюсь. А еще по большой удаче в этом же районе мне выпало на руку встретиться с этим чертовым тайцем. Спустя почти месяц я едва ли забыл о нем и смирился, но он очень вовремя столкнулся со мной при выходе из булочной. – Ён, ты? – ему как обычно пришлось задеть меня рукой в плечо, чтобы я удосужился откликнуться. Я тогда немного сматерился то ли от испуга, то ли от счастья за такую встречу, когда он мне искренне улыбнулся и зажал в медвежьи объятья. Хотя Тэн и не умеет крепко обнимать, но я отчетливо помню, что впервые за все это время речевой спячки ощущал этот трепет ожидания, когда, наконец, смогу чем-то поделиться с тем, кому интересно. Мы засели в моем «книжном», где перед началом беседы он засунул мне в рот кусок какого-то чертовски вкусного хлеба с изюмом. Я жевал и слушал о его скучной зиме, новой влюбленности и сумасшедшей идее о новой работе. Я чуть не пустил фонтан из крошек, когда он назвал своё новое хобби. Я сконфузил лицо так, что он сам, сдерживая довольный смешок, повторил: – Специалист по тайскому массажу. У него заметно горели глаза от этой аферы, хотя какая-то его часть и правда верила, что где-то в его подсознании умение этому мастерству точно заложено. Я, конечно, поддержал его и для лучшего эффекта попросил показать местечко. Меня мучило любопытство взглянуть на славоизвестную красную вывеску, которая в конечном итоге меня очень порадовала: действительно внушающая голограммка ярко красного цвета вдоль длинных окон. – Заглянешь? Я пожал плечами. – Хочешь, сделаю тебе массаж? Бегло взглянув на миленькие баночки с кремами (скорее всего маслами) вдоль по всем стенам, я присел на край кушетки, что стояла в самом центре и немного застопорился. Что меня останавливает? Правильно: ничего. И Я снова пожал плечами. – А можно мне только не больно? Тэн вернулся, наверное, после мытья рук, когда я уже полуголый лежал животом приклеенный к теплой кроватке. Он застыл где-то около меня и долго молчал, отчего даже в такой хорошо прогреваемой комнатушке мне стало прохладно. – Ты чем-то болеешь? – его голос старался звучать невозмутимым. – Ч-то? – Встань. Я перепугано послушал его и последовал за его ладонью, что жестом подозвала меня к зеркалу. – Смотри. Нет-нет, повернись. Я сощурился, еще немного… и еще немного – ничего не видно. – Что там? – Не видишь? – Очки забыл. – Ты в очках ходишь? С каких пор? – Ну… – Ладно, ложись. Виноград или белый чай? – Э…и то и то? – Идет. Пока смесь масел мягко текла по моему хребту, он снова поднял эту тему. Я рассказал ему о своих болячках, о том, что ищу работу, и он, к сожалению или счастью, стал читать мне всё те же морали. В его интерпретации звучало не так безнадежно и по матерински, как от Марка, но я всё равно заставил себя просунуть голову глубже, чтобы стенки кушетки закрыли мне уши. – Так, слыш, – его маслянистая рука прилетает мне по губам. – Я тебе это говорю. Или мне с тобой за ручку идти? – Не слышу ответа, – резко тыкает пальцами в ребра так, что я вздрагиваю. – Да, блять, что! – Раз уж ты не видел своих пятен на спине, то не знаешь вообще, к чему они тебя приведут. Вдруг это аллергия или… Я молчал. Он снова на меня гаркнул конечно, я до боли закатил глаза, но пообещал узнать, что это за дичь такая. Тэн сразу же подобрел, перестал меня больно разминать и потом я не помню, наверное, уснул. – Это не аллергия. Я терпеливо поджал губы, ожидая диагноза. Джехён отвел от меня взгляд, как только я к нему повернулся и позволил мне без стеснения надеть свитер обратно. – Что со мной? Парень выдержал паузу и очень тяжело вздохнул, заметно подбирая слова. – Слушай, я не вправе влезать в твои дела, но… такие пигментные пятна появляются не из-за проблем со здоровьем. Это проблема с окружающей средой. То, где ты живешь. Хмм…я тебе ничего выписать не могу. – Они опасны? Джехён поднял глаза, понимая, к чему я клоню. – Возможно, ты плохо переносишь пыль. Я проигнорировал. – Оно может покрывать всё тело. Шелушение, грибок, такое прочее. Он снова взглянул на меня, ожидая соответствующую гримасу, а я отвернулся. – Никаких мазей нет? – Есть конечно, но используются только в крайнем случае. При твоей стадии это без надобности. – И…что мне делать? – М- – А? – Может, расскажешь мне?