— Джехён? — Джехённи, тебя к телефону! А кто его спрашивает? — Т-п-по... — Марк? Это Марк. Я слушаю, дружище. Что стряслось? — Алло? — Ма-арк?
- Что-то со связью...
/гудки/
— Я, кажется, опоздал, — я внезапно перешёл на шепот. Это был голос Беатрис, наверное — если да, то он сильно изменился. Возможно именно из-за сказочной совместной жизни он звучит ещё звонче и приятней. — Ты о чем? — Алиша подпирает подбородок кулаком и склоняется ниже, дабы уловить мои слова. — Она взяла трубку. Они, кажется, вместе. — Не стоит делать поспешных выводов. Кто знает, может телефон был с её стороны и она просто решила ответить. — Джехённи. Она называет его Дж... Я помню, как впервые назвал его так. Он тогда уже знал Беатрис. В один из поздних вечеров он вернулся до ужаса усталым и свалился на диван прямо в ботинках. Я, проснувшись на кухонном подоконнике из-за упавшей на пол сумки с железной пряжкой, двинул мышкой, дабы беспрепятственно проложить путь к нему под свет монитора. Снял с него обувь, стащил шарф, от чего он спросонья стал что-то шептать мне.— Спи, спи, спи. — Тэён. — Завтра снова рано вставать, а ты сегодня так- — Тэён, — громче. — М? — В сумке сырок. Два. Тебе. Я теряюсь сначала, глаза аж из орбит вылезают, когда открывая, чуствуюется запах вишни. — Джехенни..., — и не планировалось, что Джехён услышит, но он улавливает, улыбается и даже смеётся. — Чего ты? — Это звучит даже лучше, чем спасибо.
Может быть, он рассказывал ей об этом, может быть теперь она называет его так не только вместо "спасибо". Я совершенно не знал, что думать и Алиша с попытками переубедить меня заставляла верить в это ещё сильнее. — Тебе нужно с ним поговорить. — Совершенно не знаю о чем. Не хочу. — Не хочешь? — Не хочу, чтобы он со мной разговаривал. Я надеюсь, он этого тоже не хочет. — Остынь, — её рука мягко ложится на мою кисть. — Ты хочешь с ним поговорить? Я могу сейчас позвонить Марку, он даст номер и ты позвонишь с моего. — Я не знаю, что говорить. — Что ты хочешь узнать. — Не хочу, чтобы он ненавидел меня. Не хочу, чтобы всё заканчивалось так. Так неправильно, будто я всё это... Я не сбегал. Я не бросал его. — Он не ненавидит тебя. Я поднял на неё глаза. Её голос звучал очень убедительно. — Он искал тебя долго, звонил Марку почти каждую ночь узнать не объявился ли ты. Раз пришел в стельку пьяный, правда я не хотела его впускать. Это был вечер и Шерил была дома... Я осталась с ним в подъезде. Он плакал. Нет, он не ненавидит тебя, — и чуть погодя, задумчиво добавляет: — Может быть только себя за тебя. — Тем более. — Это исправимо. Пока человек что-то чувствует, всё можно исправить. Я прикладываю ладонь ко лбу, вытирая собравшийся пот и запускаю пятерню в волосы, прикладывая голову к столу. Её слова действительно дарили мне много надежды и доводов против я найти не мог. Она была права. Ненависть это ожидание. Хуже, когда ничего нет. Я держал во вспотевшей ладошке её телефон и, внимая гудки, прокручивал эту мысль у себя в голове.Хуже, когда ничего нет. Хуже, когда ничего нет. Хуже, когда нич-
— Алло? — Привет.
Я сказал это так легко, что даже не верится, как голос ни на толику не вздрогнул. Последовало долгое молчание. — Я пойму, если ты не захочешь со мной говорить, я хотел просто- — Привет, — совсем шепотом. Мне становится страшно продолжать. Я вслушивался в задний фон, но там совсем тихо. Я даже не слышал его дыхания. — Мне нужно много чего тебе рассказать. Ты...выслушаешь меня? Он выдыхает. — Да. Я рассказываю всё вперемешку. Сейчас этот монолог напоминает мне тот самый день, когда я наспех у порога протараторил ему о существовании Марка. Та самая точка отчета - день, когда меня пригласили на вечер и Джехён пошел со мной. Получилось на одном дыхании — рассказывать было особо нечего — травма, больница, восстановление; Джехён слушал не перебивая, после чего на его фоне стало много шума и я остановил себя. — Прости, я могу позвонить позже, если ты занят, — измятая в прах кухонная салфетка летит в мусор и я сжимаю вместо неё своё колено в ожидании ответа. — Не занят. — Не знаю, что ещё сказать, если честно. Надеюсь, у тебя... Как твоя работа? — Я в порядке. Работа в порядке. — Хорошо... Я бесшумно выдыхаю и немного паникую оттого, что наш разговор заходит в тупик. Что нужно было спросить, чтобы услышать его голос снова? Он изменился, также как и Беатрис, только вот наоборот стал холоднее. Может быть, это из-за меня? — Знаешь, я...— мы говорим это почти одновременно после молчания и оба замолкаем в ожидании, что кто-то из нас продолжит. —Ты первый, — успеваю сказать я. — Ладно, — он прочищает горло и голос его превращается в прямой официоз. — Я много думал о том, что произошло между нами, долго винил себя за всё, что произошло, и было очень сложно отпускать тебя.Было сложно отпускать тебя
Я стараюсь слушать дальше. —... Мне нужно было двигаться дальше и я всё время вытягивал себя, потому что... было страшно потерять с тобой всё то, что я строил годами, — он сглотнул и тяжело вздохнул, — Я рад, что с тобой всё хорошо. Марк рассказывал, у тебя появился новый друг. Надеюсь, ты с ним хорошо ладишь.Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет
— Мы с ним не- — Неважно, Тэён.Неважно.
— Ты прощаешься со мной,— мне не хотелось говорить это вслух, но это вырывается с горла и я неосознанно покачиваюсь всем телом, убаюкивая себя. — Я не хочу этого делать. — Тогда зачем ты это делаешь?— срывается крик и я бью себя по губам за это. — Потому что я здесь, а ты — там. Я не знаю, вернусь ли вообще. Я не хочу совершать ошибок и рисковать всем ради того, чтобы... — Вернуться и не застать меня здесь. Джехён выдыхает. — Я понимаю. Тебе есть что терять. Ладно. — Тэён, пожалуйста... — Я не обижаюсь на тебя, Джехён, — сдержанно продолжаю я. — Любой нормальный человек поступил бы так же, потому что... я... ты прав. И я не хочу... Я бы никогда не хотел, чтобы ты терял что-то из-за меня. Я-ты-ты... — Тэён, нет, нет, не говори, что ты... Я убираю телефон в подушку, чтобы тихо вытереть нос и выходнуть. — Ты знаешь, как я всегда хотел, чтобы ты сделал это для себя. И я очень тобой горжусь. Я всегда, — я снова делаю это. — Я всегда гордился тобой. — Ты издеваешься, — он скулит на том конце трубки и я бью себя в колено от невыносимого желания обнять его до беспамятства. — Перестань. — Беатрис очень хорошая девушка- — Причем здесь... — рычит он отчаянно. Я останавливаю свой монолог и немного прихожу в себя. На другом конце всхлипывают. — Это то, что я хотел тебе сказать. — Ты хотел меня убить, я понял. — Я не хотел, чтобы ты ненавидел меня. — Я? Я ненавидеть тебя? Придурок, — с истерическим смехом. — Тэён, ты... Я ведь л- Дыхание перехватывает. — Я никогда не... думал об этом, — говорит он в конечном итоге. Сколько секунд он думал, прежде чем сказать то, что собирался. И он не сказал этого. — Если так, тогда всё в порядке, — заключаю я. — Я много переживал из-за этого. Джехен ничего не отвечает. — Всё, наверное. — Наверное. — Просто брось трубку, потому что я не- Гудки следуют сразу же. Всё как-то неправильно; Никакого болезненного укола в солнечном сплетении, никаких больше слёз: день превратился в сплошную тоску. Кажется, все самое худшее случается внезапно. Сидя за пустым столом и перемешивая ложкой не положенный в чай сахар, я даже не мог переосмыслить тот факт, что всё, чего я боялся так долго, уже произошло. Думать было не о чем: всё встало на свои места и ничего не мешало по привычке положить болт и пойти дальше. Но я застрял. Марк вернулся с работы в приподнятом настроении, с порога начал расспрашивать о новостях, но Алисия расстроено поджала губы, приговаривая угомониться, и Марк ко мне даже не заходил. Меня оставляют на кухне одного до самых сумерек, а потом снова следует звонок, и мне стоит усилий взять трубку с умоляющей руки Марка. На том конце провода молчат и я ничего не говорю в ответ. Проходит больше минуты умеренного дыхания в унисон, но я держу телефон прижатым к уху со страхом пропустить секунду. — Телефон разряжается, — вру я. — Так много хотел сказать тебе, но ничего не получается. Я ничего не отвечаю. Это уже не имеет значения. — Я не хотел ссориться с тобой, слышишь. — Мы не ссорились. — Верно. Ты можешь звонить мне, если что... Я пускаю смешок. — Ладно-ладно. — Один процент. — Ладно. Может быть, я поступил неправильно, сбрасывая на полуслове, но по большому счету разговаривать с ним было больше не о чем. Я не обижался вовсе, не ощущал укора совести за чистый эгоизм, о котором ему наверняка не раз заливал Марк; вместо этого - просто пустой вакуум в моей башке, который не может выдавить ничего, кроме молчаливого принятия. Я отдал телефон Марку и даже без труда с улыбкой попрощавшись с Алисией, в тот же вечер вернулся к себе восвояси. Причин для тревоги больше нет. Мне всего лишь нужно немного времени на передышку, после чего моя жизнь, я знал, вернётся в прежнее русло.