Obsession

— Куда мы уходим? — Уилл лениво следовал за ангелом, наблюдая, как его крылья приминают жесткую траву, волочась по невысоким зарослям. Ганнибал шел быстро, но как-то неловко, точно старик, покачивающийся в своей нетвердой походке. Ответа на вопрос юноши не последовало, и Уилл, обиженно надув губы, переключил свое внимание на дико неудобный, корсетом стягивающий пояс на своей талии; ангел облачил его в юбку, подобную своей. Юноша капризно отказывался от «женского» одеяния, пока не понял, что в его жизни для предрассудков более не осталось места. — Путь. Вся наша жизнь — вечная дорога, — неожиданно отозвался он. Уилл раздраженно теребил пояс, стремясь его ослабить. — Значит, мы идем в никуда? — Не совсем. Я знаю, куда мы идем, но вместе с тем я знаю, что мы никогда не придем. Пейзаж вокруг казался Уиллу однотипным, словно они идут по краю музыкальной шкатулки, в стенках которой вырезаны шаблонные силуэты деревьев и звезд, подсвеченные изнутри. Но глаза его все больше привыкали к темноте, начинали различать оттенки и блики, движения вокруг. Прибрежный ландшафт постепенно сменился степью, на границе которой виднелись горы. Уилл не помнил, чтобы когда-нибудь видел горы в окрестностях своего дома или где-нибудь еще, но сейчас острые вершины, подсвеченные солнцем так, будто их контур был обвит раскаленной проволокой, выглядели настоящими; такими, словно он все еще бродил по миру смертных. — Никогда не видел горы, — произнес юноша и не заметил, как ангел замедлил шаг и вскоре оказался рядом. — Никогда не видел горы, никогда не видел море или океан. Не знаешь, каким прекрасным бывает небо там, где вечный холод, и как оно умеет плакать там, где вечный зной. Теперь тебе хватит времени… — рассуждал Ганнибал, украдкой поглядывая на Уилла, жадно разглядывающего новые образы. — Ты видел весь свет? — И этот, и тот, — усмехнулся ангел. — Да, я спрашиваю глупости, потому что мне кажется, что я сплю, а мой сон никак не закончится. Я хочу говорить, чтобы знать, что существую. — Мне никогда не понять того, что ты чувствуешь. Каково вдруг отречься от одного мира, перейти черту и погрузиться в иное существование? Я не был человеком: не рождался и не умирал. Я не знаю, сколько времени прошло и сколько еще осталось. Но, как и ты, я сомневался, существую ли в действительности. С твоим появлением все изменилось, я ощутил острое желание жить, — Ганнибал остановился и продолжил шепотом, будто опасаясь, что их могут услышать: — Теперь я точно знаю, что имею смысл, имею начало и конец, и все это — ты, Уилл. Дальше они шли молча, едва касаясь друг друга кончиками пальцев. Багровый диск медленно катился к горизонту; за ним неспешно, будто преследуя, кралась луна — белая, размытая, как отсвет в водной ряби. Когда они дошли до гористой местности, ангел остановился, прислушался и, указав юноше на небольшую пещеру, велел ему остаться там. Уилл не чувствовал усталости, ровно как и голода, потому недоумевающе посмотрел на Ганнибала. — Рядом есть душа, которую я должен забрать, — пояснил ангел. — А как же я? Почему не могу пойти с тобой? — Ты хочешь это увидеть? — Я… я не знаю, хочу ли, но я должен. — Эта душа безгрешна: должна погибнуть лишь потому, что окончательно отчаялась. Это будет освобождением, об этом не стоит жалеть. — Тогда я пойду! — уверенно произнес Уилл, и ангел заметил, как что-то опасное — точно первая, беззвучная молния, сверкнувшая вдалеке, предвещающая страшную бурю — блеснуло в голубых глазах юноши. Обогнув холм, утыканный каменными глыбами, прораставшими будто из самых недр земли, Ганнибал замер, молча указав на силуэт, в темноте видневшийся полностью черным сгустком. Опираясь о камень, неестественно сгорбившись, сидел человек. Его голова была опущена так низко, что едва не касалась исхудавших колен, торчащих уродливыми шишками. Руки плетьми лежали на земле, будто из последних сил держались на теле, втиснутые в угловатые плечи. Телеса сидящего в общем походили на истесанное ветрами и дождями погибшее деревце — гладкое, скрипящее. Уилл пригляделся и увидел, как голова человека дергается. Послышались тихие всхлипы. — Что с ним произошло? — прошептал юноша. — Он остался один. Уилл взглянул на Ганнибала и ясно осознал, что виной этому одиночеству и есть его ангел. Ганнибал неотвратимо глядел на человека вдалеке, но, ощутив на себе взгляд спутника, скривился в ухмылке. — Да, я забрал у него всех. Теперь должен забрать и его. Нет, я не сделаю ему больно — он просто заснет, — он ласково коснулся волос Уилла и направился к человеку. Когда ангел оказался рядом с мужчиной, тьма вокруг них рассеялась; снова можно было увидеть живой, серебристо-голубой свет сумерек, тех сумерек, которые еще жили в памяти Уилла вместе с восходами и закатами. Человек продолжал тихо плакать: теплые капли скатывались с щек на кончик носа, задерживались там, а затем медленно, тягуче падали вниз. Ганнибал опустился на колени напротив несчастного страдальца и коснулся его лба подушечкой большого пальца. Человек будто проснулся, дернулся всем телом и уставился вперед, смотря сквозь ангела. — Кто здесь? — встревожено произнес он в пустоту. На его лице на короткий миг отразились страх и ужас, будто он осознал, что смерть пришла за ним. — Засыпай, — прошептал ангел и поцеловал пересохшие, искусанные в кровь губы человека. Мужчина обмяк, выражение ужаса сменилось мягкой улыбкой. Он закрыл глаза, чтобы более их не открывать. Ангел встал, и свет вокруг них погас; тьма затянулась подобно ране, силуэт человека пропал. Уилл наблюдал за происходящим, медленно приближаясь. Когда все закончилось, он обнаружил себя стоящим в паре метров от Ганнибала. — Видишь, он был счастлив, — будто оправдываясь, произнес ангел. — Почему же для меня ты видел мучение? — злость, которая вдруг подступила к горлу, точно приступ тошноты, заставила с силой ударить ангела в плечо. Его рука была мгновенно перехвачена, сильные пальцы сжали запястье до хруста. — Потому что подобное нужно заслужить, — прошипел Ганнибал и, ослабив хватку, нежно провел ладонью от запястья вниз по венам. — Грех жаловаться тому, кто получил бессмертие. — Ты тоже кое-что получил, — фыркнул юноша, ощущая дрожь от прикосновений. — Это правда, — как-то по-особому радостно отозвался Ганнибал, — получил скверного, капризного мальчишку! Идем, у меня есть для тебя работа. Не думаю, что ты готов причинить боль, поэтому попрошу только подтолкнуть. — Что?.. — не успел договорить юноша, как вдруг ангел подхватил его на руки и закинул на спину, легко, точно ребенка. Крылья расправились со знакомым треском и, гулко прорезая небо, понесли их вверх, в густую темноту. Уилл рассмеялся звонко, но хрипло, глотнув холодного воздуха. Это было так похоже на их первый полет вместе, тогда, восемь лет назад: те же щекочущие ощущения где-то в животе, тот же легкий страх с толикой азарта. Ангел позволил себе пару опасных кувырков в воздухе; правда, только для того, чтобы почувствовать, как Уилл льнет к нему. Когда полет стал спокойным и ровным, Уилл начал вглядываться в горизонт. Сейчас это было еще сложнее, чем тогда, в детстве. Тонкая, красноватая полоса озарялась светом заходящего солнца, давала возможность взгляду зацепиться хоть за что-то, но и это было непросто. Ее контур дрожал как дымка, как жар над костром, и юноша никак не мог понять, край ли это земли или же размытые блики на водной глади. Постепенно полоса начала ползти вверх, — ангел полетел к земле. Опустившись мягко, точно кошка, он увяз в рыхлой почве. Запах мокрой земли резко ударил в нос; захотелось дышать глубже, пробовать освежающий аромат на вкус. — Был дождь, — помогая Уиллу спуститься, произнес Ганнибал. — Жаль, мы его не застали. Тьма обступила их со всех сторон, луны не было видно. Единственное, что позволяло Уиллу ориентироваться — два красноватых огонька взволнованных глаз ангела вкупе с тонкой багровой нитью горизонта. — Почему так темно? — раздраженно спросил юноша и почувствовал, как Ганнибал берет его за руку. — Это пройдет, как только ты увидишь его. Вон там, смотри, смотри… — горячее дыхание обожгло ухо. Руки ангела легли на плечи, а затем пальцы мягко коснулись дрожащих век и повели невидимые линии вдаль, призывая смотреть. Уилл зажмурился; когда же он распахнул веки, увидел человека, стоящего у обрыва. Он дрожал, то приближаясь к краю, то отступая назад. — Видишь его? Эта тьма вокруг из-за него. — Ты хочешь, чтобы я… — Да, не дай ему остаться. Я вижу его мысли: не умрет сам — погубит других. — Как я должен это сделать? Ангел обошел его и обхватил испуганное лицо руками. — Только прикоснись, ничего более. Он поцеловал его, смазано коснувшись губ губами. Скоро поцелуй превратился в пытку: Уилл пьянел и таял, ощущая, как горячий язык напористо толкается в его рот, обжигает небо. Юноша прильнул к груди ангела, вжался сильнее, маняще постанывая. Ангел лишь улыбнулся, поспешив оттолкнуть его от себя. — Позже, — поглаживая Уилла по волосам, прошептал Ганнибал. — Иди. Он ждет. Юноша послушно направился в сторону человека. Тьма рассеивалась, размывалась как акварельное пятно. Когда Уилл подошел вплотную к своей жертве, он вновь увидел живой мир — он был совсем близко, точно за тонкой пленкой зыбкого льда; надави — и она раскрошится. Обрыв вспыхнул яркими красками: рыжеватая скользкая земля, влажная жухлая трава, медвежьими лапами свисающая вниз, а там, внизу — шумные иссиня-черные волны. Уилл вдохнул глубже, позабыв на мгновение, зачем он здесь, и почувствовал новый запах, отличный от знакомого аромата пресной реки возле его дома. Воздух пах чем-то незнакомым, жгучим, оседающим в носу и на языке. Небо дрожало, готовясь вновь разорваться и пролить кровь. Тучи жались друг другу, спускаясь все ближе к земле, будто на небе им было тесно. Человек стоял впереди, теребя край рубашки. Уилл подошел ближе, втянул воздух сильнее, глубже и почуял, что человек пахнет молоком. Он вспомнил слова ангела о том, что и он хранит на себе этот «аромат человека», и улыбнулся. Мужчина пошатнулся и шагнул ближе к обрыву. «Только прикоснись» — слова Ганнибала витали в воздухе, но Уилл решил, что этого мало. Он обошел человека, встал сбоку и принялся шептать ему что-то на ухо. Ангел наблюдал издалека, и, когда Уилл ослушался его указания, насторожился. Он опасался, что человеческое в его избраннике победит, и он вздумает отговорить несчастного от смерти. Но вот человек на обрыве тянет себя за волосы, разрываясь рыданиями, бьет ногой о землю, точно взбешенный бык, и кидается вниз. Свет угас — человек и океан стали едины. Уилл оставался там, наблюдая, как океан превращается в нефтяной сгусток — движущийся, тяжелый, как сама Земля. — Что ты сказал ему? — вопрос ангела вернул его в реальность. — Сказал, что его никто и никогда не любил, что он никому не нужен, даже себе самому. — Зачем? — Хотел, чтобы у него был повод, а не иллюзия красивой смерти. — Жестокий мальчишка, — улыбнулся Ганнибал. — Неужели это я сделал тебя таким? — Я не уверен. — Тебе понравилось? Понравилось забирать жизнь? — ангел встал перед ним, ровно на то место, где минуту назад стоял еще живой человек. — Я знал, что ты смотришь на меня. Я хотел, чтобы ты был мною доволен. Ты доволен? — в его глазах вновь задрожали огоньки, губы расплылись в улыбке. Ганнибал задумался, а после и вовсе забыл вопрос, потому что юноша, опустившись перед ним на колени, запустил руки под его длинную юбку. Ангел чувствовал, как тонкие пальцы дрожат, выдавая волнение, но продолжают напористо двигаться вверх. Уилл слепо ощупывал ноги, ощущая выпуклые вены, гладкие шрамы. Наконец он добрался до главного: уже напряженный член становился тверже с каждым новым неловким прикосновением. Ангел шумно выдохнул, когда юноша распахнул полы его юбки, обнажая ноги до бедер. Он нетерпеливо подался вперед, обхватив теплую плоть губами: слишком напористо, жадно, стараясь заглотить как можно глубже. В уголках глаз застыли слезы, скользкие блестящие пятна покрывали подбородок и ползли на нежную шею. Член был слишком большим, горячим, приносящим дискомфорт, заставляющим задыхаться, но Уилл не хотел остановиться; точно одержимый, он сжимал бедра Ганнибала до боли и продолжал свои ласки. Ангел не смел его прервать, наслаждение было сильнее воли: настолько прекрасным, опьяняющим было открывающееся ему зрелище. Ганнибал терял самообладание, чувствовал, как слабнут ноги. Он покачнулся и замер, осознав, что он все еще стоит на краю обрыва. Он знал, что его крылья не допустят падения, но на краткий миг он почувствовал страх — почти человеческий страх от мысли, что способен погибнуть. Он почувствовал себя по-настоящему живым. Наслаждение стало острее, ангел зарылся в кудрявые волосы юноши и потянул его на себя, заставляя взять глубже. Губы Уилла распухли, покраснели, но даже сейчас будто продолжали улыбаться. Улыбались и глаза, блестящие от слез. Еще несколько движений и Ганнибал, рыча, обмяк и упал на колени, вжимаясь в хрупкое тело юноши. Уилл пытался перевести дыхание, порывисто глотая воздух, хрипя. Соль океана оседала на языке; сейчас ее вкус ощущался еще острее. — Ты не ответил на мой вопрос, — укоризненно произнес Уилл, касаясь крыльев ангела. Ему так нравилась эта мягкость, под которой ощущалась жесткая кость, твердое за нежным. — Я доволен тобой. Но я знаю, что придет время, когда мое одобрение более не будет иметь для тебя значения, а я стану слеп и глух пред тобой, ибо стану твоим рабом — рабом наслаждения. — Я ничего не знаю, не умею, — смутился Уилл. — Это не так: ты знаешь и умеешь все, только не помнишь об этом…