Небесный принц: Безвестность

Когда выпал первый снег, растаяв после этого за один день, своя собственная жизнь начала казаться Оноде затяжным крепким сном. Еще никогда его дни в Хогвартсе не были такими однообразными и словно проходящими мимо. Онода чувствовал себя выпавшим из реальности, действующим лишь на автомате, будто грызун, бессмысленно бегающий в колесе. Конечно, он, как и раньше, ходил на уроки, делал домашнее задание, посещал тренировки — выполнял все, что от него требовалось, иными словами, — но теперь все это казалось совершенно другим. Имаизуми и Наруко стали странно себя вести, а Манами не рассказывал ни о каких новостях. Каждый раз, когда Онода пытался заговорить о магическом артефакте и поинтересоваться, как продвигается процесс создания, Манами мрачнел и переводил тему или наигранно улыбался, но так же направлял разговор в другое русло. И дураку было ясно, что все проходит далеко не так, как того хотел Манами, и Онода в том числе. Тем не менее Онода помнил, что Манами попросил дать ему время, и если это было единственной мелочью, которую Онода пока что мог сделать для него, то он был готов попробовать, даже если и беспокойство иногда становилось слишком тяжким грузом. Больше всего ему, конечно, хотелось, чтобы все наконец встало на свои места, но это до сих пор было недоступной роскошью. Оноде оставалось только верить в светлое (хотя бы более-менее светлое) будущее и подавлять свое стремление помочь хоть в чем-нибудь, даже если он и понимал, что процесс создания артефакта, по-видимому, был слишком неприятным. «Все зависит от того, какой цели будет служить заколдованный предмет и какие функции выполнять», — сказал Имаизуми, когда Онода обратился к нему с вопросом после одной тренировки. Это было еще в начале месяца — в то время надежда была сильна как никогда, но позже снова начала затухать. Онода думал о том, чтобы сходить в библиотеку и изучить хоть что-то о создании магических артефактов, но позже решил пожалеть свои мозги и сэкономить время, спросив обо всем Имаизуми, который мог объяснить любой вопрос самым простым способом. Из того рассказа Онода узнал, что безобидные и просто полезные артефакты создаются без вреда для волшебника-изобретателя (нужна была лишь искусность и хороший ум), но, как было известно всем, у магии имелась и вторая сторона. Далеко не все гении ограничивались созданием «хороших» вещей — для некоторых было куда интереснее создать что-нибудь проклинающее или смертоносное. Для создания темных артефактов требовалась Темная магия, а еще часто… жертва. Услышав об этом впервые, Онода почти сразу же вспомнил лицо Манами, его напряженность, когда он показывал Оноде браслеты. Неужели для того, чтобы заколдовать их, требовалось прибегнуть к Темной магии? Но разве цель этого артефакта была не в пользе? Онода ничего не понимал, и ответы были для него пока недоступны, хотя он и предполагал, что рано или поздно Манами все расскажет и… покажет, наверное. До этого момента задача Оноды была простой — оставаться поддержкой, делать все, что в его силах. Когда в последнюю субботу ноября он снова пришел навестить Манами, пожухшая трава вокруг двух домов была покрыта тонким слоем чистого мокрого снега, который громко похрустывал под ногами при каждом шаге. Погода стояла не морозной, и ветер здесь, в отличие от Хогсмида, дул с юга, заставляя Оноду снова почувствовать себя так — оторванным от реального мира. Дверь открылась, и на крыльцо основного дома вышла мама Манами в накинутом на плечи длинном пальто. Она чуть улыбнулась, поднимая ладонь в приветственном жесте, и Онода не смог не подойти к ней. Он вежливо поздоровался, чуть наклонив голову, и они обменялись парочкой шаблонных фраз. — Сангаку практически не спал ночью, так что, если он все-таки уснул, дай ему немного отдохнуть, — сказала мама Манами, после того как Онода убедил ее, что Хогвартс все еще стоит на месте, а он все еще справляется с учебой. — Что-то случилось? — обеспокоенно спросил Онода, увидев напряженную улыбку. Мама Манами едва заметно качнула головой. — Ты ведь, наверное, знаешь, что Сангаку не особо откровенен со мной, хотя это моя вина. Я думаю, что его снова мучают кошмарные сны, и думаю, что у тебя больше шансов узнать правду. Поговори с ним об этом, если получится. — К-конечно, я сделаю это, — заверил Онода, нервно выпрямляясь в спине, а потом, взглянув на изящное ожерелье на тонкой шее женщины, случайно вспомнил о другом волнующем его вопросе. — Простите, но могу я спросить?.. — тихо произнес он, и мама Манами кивнула. — Да. Что угодно. — Это насчет магического артефакта, который хочет создать Манами. Вы… знаете, как он делается? Лицо мамы Манами стало мрачнее после этого вопроса. Она опустила взгляд и молчала несколько секунд, за которые Онода успел десять раз пожалеть о том, что вообще открыл рот. — Я… — произнесла она, словно собираясь с духом. — Я разговаривала с директором вашей школы по поводу этого, и, честно говоря, я была против, но решила позволить Сангаку самому делать выбор. Против? — подумал Онода, напряженно нахмурившись. Это ему уже совсем не нравилось. — Это ведь не Темная магия, правда? — спросил он, и его голос был готов сорваться на любом слове. — Полутемная, — ответила мама Манами, взглянув куда-то в сторону. — Порой тьму можно победить только тьмой, а мы имеем дело с самой ужасной силой, которая может появиться в этом мире. — Но постойте, — задрожал Онода. — Что Манами приходится делать ради этого? Ему нужна… жертва? — Он жертвует каждый раз, когда пытается пройти первую стадию, — последовал тихий ответ. — Это… больно. Это очень больно. — Вы… — выдохнул Онода, чувствуя, как покалывает пальцы, — имеете в виду физическую боль? Мама Манами кивнула. — Нет ничего хуже, чем знать, что твой ребенок страдает, и быть не в силах остановить это… Но если единственное желание Сангаку заключается в том, чтобы вернуться в школу, я должна поддерживать его. Онода крепко сжал кулаки и опустил голову. От него требовалось то же самое? Поддерживать Манами, пока он осознанно мучил себя? Как он мог сделать это? — Простите, — извинился Онода, прежде чем уйти и оставить маму Манами с профессором позади себя, а потом поспешил вверх по холму. Он старался действовать как можно тише, когда заходил внутрь дома. Если Манами действительно спал, Онода не хотел случайно разбудить его, но хотел побыть рядом. В комнате оказалось прохладно, когда он медленно открыл дверь и перешагнул через порог. Манами даже не шевельнулся в ответ на вторжение, а значит, его сон был достаточно крепким. Онода тихо подошел к кровати и посильнее укутал Манами в воздушное пуховое одеяло. Заметив чуть приоткрытую створку окна, Онода плотно закрыл его и двинулся к камину, подумав, что нужно согреть помещение, чтобы Манами ненароком не простудился. Поэтому, осторожно положив еще дров в камин, Онода присел на корточки и, достав волшебную палочку, прошептал заклинание призыва огня. Когда пламя разгорелось и тонкие поленья тихо затрещали, Онода недолго погрел замерзшие руки, а потом вернулся к кровати. Опустившись коленями на пол недалеко от изголовья, он потянулся рукой к волосам спящего Манами, желая погладить хотя бы на секунду, но остановился. Манами спал, как могло показаться с первого взгляда, спокойно, но это было не так. На его ресницах застыли капли слез, и Онода, положив ладонь и голову на одеяло, попросил едва слышно: — Не закрывайся от меня снова, Сангаку. Я могу бороться вместе с тобой — я живу ради этого. Вскоре в комнате стало теплее, и вместе с тишиной это не способствовало бодрому состоянию. Оноде пришлось вспомнить, что он и сам не очень хорошо спал ночью, а потом его глаза начали закрываться. Найдя ладонь Манами, Онода осторожно сжал ее пальцами и, почувствовав себя немного лучше, удобнее устроился головой на одеяле. Он отключился, даже не заметив того, что засыпает, а потом, когда проснулся, было уже поздно думать о своих действиях. — Сакамичи. — Его привел в себя слишком встревоженный голос Манами. Онода открыл глаза, сонно моргнул, а потом поднял голову. Манами все еще был рядом, под одеялом, но теперь полусидел, отодвинувшись практически к самой стене. На его лице был едва ли не ужас, а еще он прижимал свою ладонь к груди. Ту, которую держал Онода всего несколько секунд назад. — Что? В чем дело? — спросил Онода, ничего не понимая и потирая глаза под стеклами очков. — Как долго? — почти неслышно спросил Манами. — Как долго что? — Сколько ты держал меня? Ты не надел перчатки. Онода удивленно посмотрел на свою ладонь, которая выглядела совсем как обычно, а потом снова на испуганного Манами. — О, да, я забыл про них, — сказал Онода, пытаясь улыбнуться. — Но не думаю, что прошло много времени. Все в порядке, Сангаку, правда. Ничего не случилось. Вот. — Онода продемонстрировал свою ладонь, повернув ее к Манами и доказывая, что на коже не осталось ни единого черного пятна. Но Манами этот факт, кажется, не мог успокоить. — Просто везение, — сказал он полузадушенным хрипом. — Нам просто повезло, но ты не должен так делать. Хватит быть таким беспечным. Онода изумленно моргнул. Это происходило взаправду? Манами говорил кому-то не быть беспечным? Но страх в его глазах быстро отмел все изумление. Онода ощутил беспокойство и потянулся вперед, но Манами снова сделал это — отодвинулся дальше, почти вжимаясь в стену за своей спиной. Что такое? Ему снова приснился кошмар? — Сангаку… — осторожно позвал Онода. — В следующий раз все может быть по-другому, — поморщившись и опустив взгляд, сказал Манами. — О чем ты думаешь? Ты не думал, что я снова могу сделать тебе больно или моя магия перетечет в тебя? Ты не думаешь, что рано или поздно удача отвернется от нас — и ты… Тяжело вздохнув, Онода поднялся на ноги, но получилось это с трудом. Колени ныли, а мышцы затекли. Кажется, он проспал, сидя на полу, далеко не пятнадцать минут, а час или даже все два. — Что плохого в том, что я хочу прикасаться к тебе? — спросил он, глядя на сжавшегося Манами, который кутался в одеяло и дрожал, хотя теперь в комнате было практически жарко из-за горящего камина. — Ты контролируешь свою магию, и даже если что-то вырвется, энергии не будет достаточно, чтобы серьезно навредить мне. — Это ты так думаешь, — тихо ответил Манами. — Что? — нахмурился Онода. — Что слышал. С чего ты вообще вбил себе в голову, что я смогу контролировать это всегда? — резко спросил Манами, наконец посмотрев на Оноду. — Не надо играть с ним в игры, Сакамичи. Он может убить тебя, потратив на это лишь несколько секунд. — Ты не позволишь ему этого, — решительно ответил Онода, но Манами снова поморщился и покачал головой. — Если я отключусь, то ничего не смогу сделать. А он только и ждет, когда я стану достаточно слаб, чтобы лишиться возможности противостоять ему. Из-за этого… я боюсь засыпать. — Все будет в порядке, Сангаку, — сказал Онода, присев на кровать и потянувшись к плечу Манами. — Ничего не случится. — По-твоему, это стоит того, чтобы так рисковать? — спросил Манами, и Онода опустил руку. — Прикосновения? — удивился он. — Я люблю тебя, если ты забыл. — Почему ты не слушаешь меня? — снова повысил тон Манами, жмурясь и прижимая ладони к голове. — Я не слушаю? — спросил Онода, вновь поднимаясь на ноги. — Ты это серьезно? С твоей памятью все в порядке или я чего-то не понимаю? С самого нашего знакомства я только и слушал тебя. Практически всегда делал то, что ты говорил. Как идиот, у которого нет своего мнения. Но знаешь, слишком много раз мне было больно. Мне приходилось переступать через свою боль, через себя, лишь бы выполнить то, что ты хочешь от меня. Лишь бы не потерять тебя. И даже сейчас… я продолжаю делать это. — Я больше ни о чем не прошу тебя, — покачал головой Манами. — О да? — нахмурился Онода. — Играй в квиддич. Не мешай мне создавать магический артефакт одному и мучиться. Что еще, Сангаку? Теперь ты скажешь «не прикасайся ко мне»? Ты только о себе и думаешь. Делаешь все, лишь бы тебе было комфортнее, потому что не можешь выносить чувство вины. — Я совершал ошибки, но я пытаюсь исправить их, разве ты не видишь? — спросил Манами, и его голос чуть не сорвался на отчаянный крик. — Я вижу человека, который решает все в одиночку и готов заставить страдать кого-то близкого только из-за этих своих решений. Манами задрожал, кажется уже готовый заплакать, и Онода испугался собственных слов. Он захотел взять их назад, извиниться, но не смог, потому что слишком сильно верил в них. Больше ничего не сказав, он развернулся и поспешил к выходу из комнаты, а потом и из дома. Онода не знал, почему ему так сильно хотелось сбежать сейчас. Возможно, потому что он был последним трусом, но тем не менее он не мог противостоять себе в данную минуту. Он торопливо шел в сторону деревьев, а потом дальше и еще дальше. Только когда его ноги устали от нескончаемых подъемов и спусков по склонам, он замедлился, а после остановился возле поваленного дерева. Онода не знал, почему оно упало, он не мог ни о чем думать, просто сел на жесткий ствол и прижал замерзающие ладони к щекам, только теперь замечая, что кожа мокрая от слез. Я идиот, — подумал Онода, сгибаясь пополам и утыкаясь лицом в колени, — Боже, зачем я только открыл рот? Манами и без того чувствовал себя плохо здесь, а он, Онода, сделал только хуже. Испортил все окончательно. Он не имел никакого права вести себя как последний придурок в такой момент. Он должен был найти другой подход. Должен был избежать еще большей боли. Не было смысла винить Манами в чем-то. Он не манипулировал Онодой — Онода сам делал выбор, который порой приводил к разрушительным последствиям. И сейчас он опять хотел сделать его, хотя ни в коем случае не должен был заставлять Манами испытывать тревогу. — Я и правда не достоин тебя, Сангаку, прости, — прошептал Онода, обхватывая себя руками. Ему становилось все холоднее, словно температура вокруг упала на несколько градусов, хотя быть такого не могло. Прижав ладони ко рту, Онода выдохнул на них, пытаясь согреть, и заметил, что его дыхание превратилось в облачко пара. Это показалось уже странным, а потом Онода почувствовал себя не в своей тарелке. К чувству вины прибавилось чувство тоски и начало расти, словно под действием какой-то невидимой силы. Онода моргнул и опустил голову ниже, сгибаясь сильнее и пытаясь согреться. Он не понимал почему, но сейчас он вдруг вспомнил о своей маме, а потом и вовсе ощутил себя словно втягиваемым далеко в прошлое. В свое детство. Туда, где ему всегда было плохо. «А папа пойдет с нами?» — услышал Онода собственный детский голос в голове. «Ты же знаешь, что у твоего папы очень много работы», — ответил мамин голос, словно доносящийся из длинного тоннеля, и Онода отчаянно помотал головой. Он не понимал, что происходит, а когда все-таки поднял голову и увидел перед собой нечто, то застыл от ужаса. Маленькая тонкая фигура, облаченная в длинные черные лохмотья, парила в воздухе и медленно приближалась. Лицо было скрыто глубоким капюшоном, но Онода все равно успел заметить отвратительную бледную кожу, покрытую трупными пятнами, а потом тощая маленькая рука с такой же отвратительной кожей потянулась к нему. Упав назад, Онода что было сил принялся отталкиваться руками и ногами, чтобы отползти дальше. Дементор! — понял он, чувствуя, как конечности постепенно начинают неметь. «Эй, очкастый зубрила, а где твой отец?» — послышался в голове новый голос, и Онода зажмурился, с трудом хватая открытым ртом ледяной воздух. «Все пришли со своими родителями. Думаешь, ты особенный?» «М-мой отец занят на работе», — сказал детский голос Оноды. Мотая головой и пытаясь остановить это, Онода развернулся и пополз вперед, цепляясь пальцами за замерзшую колючую траву. — Нет, нет, — взмолился он, но воспоминание в его голове становилось только сильнее, а голоса — громче. Он уже не видел земли и деревьев перед собой. Перед его глазами стояла совсем другая картина: высокие мальчишки с жестокими улыбками, которые смеялись, смеялись. «Где же он работает, интересно?» «Мой папа работает в Министерстве магии», — отвечал Онода, вспоминая, с каким самодовольством говорила об этом мама. «Что, в самом деле?» — спрашивали мальчишки. «Чем там занимаются? Расселением лесных фей?» «Нет, это правда. Мама сказала мне», — обиженно говорил Онода. «Да? А я слышал от своих родителей совсем другое. Знаешь, как это называется? Трахнуть и бросить!» «Твоя мама рассказала тебе детскую сказку, чтобы ты не чувствовал себя ущербным из-за того, что ты не нужен собственному отцу!» «Моя мама не врет! И мой отец волшебник!» «Ты серьезно в это веришь? — смеялись мальчишки еще сильнее. — Ты что, идиот? Магии не существует!» — Заткнись! — закричал Онода, скорчившись на земле и закрывая уши руками. — Заткнись! Заткнись! Отстань от меня! Жестокий смех все еще звучал в его голове, когда где-то вдали он услышал другой голос. Знакомый, но почти неразборчивый. Чуть позже он приблизился, и это был Манами. Он тоже кричал. Он кричал… на дементора? — Не смей! — услышал Онода, все еще не в силах пошевелиться или хотя бы открыть глаза. — Уходи отсюда! Я сказал тебе уходить! Проваливай, Эли! Чужой смех в голове затих, картинка воспоминания наконец развеялась, и Онода почувствовал себя так, словно резко вынырнул из ледяного озера, в котором едва не утонул. В плечи вдруг вцепились руки, помогая привстать, а потом Онода открыл глаза и увидел перед собой испуганное лицо Манами. — Ты как? Порядок? — Д-да, — неуверенно ответил Онода, хватаясь за запястья Манами и только теперь чувствуя себя наконец в безопасности. Онода огляделся по сторонам, но никого больше не увидел. Ушел? Дементор ушел? Но как? Насколько знал Онода, чтобы прогнать дементора, нужен хороший Патронус, но ни он, ни Манами не умели выполнять такое заклинание. Оно было слишком сложным для изучения в школе. — Прости. Я не должен был отпускать тебя, зная, что он где-то поблизости, — сказал Манами. — Я пошел за тобой почти сразу, но немного опоздал. Прости. — Что здесь происходит? — все еще не в состоянии прийти в себя, спросил Онода. — Что здесь делает дементор? — Не знаю. Родился здесь, по-видимому, — отведя взгляд, ответил Манами. — Он совсем маленький, ты видел. Обычно они достигают трех метров в росте, а этот едва ли дотягивает до одного. — Родился… здесь?.. — с трудом проговорил Онода. — Ты имеешь в виду, в этом месте? — Да, — кивнул Манами и помог Оноде встать на ноги. — Пошли. Не сиди на земле, иначе простынешь. Онода все еще едва мог двигаться, но до сваленного дерева все-таки дошел с помощью Манами и сел обратно на ствол. Манами опустился рядом и, обняв одной рукой за плечо, осторожно потер его. — Скоро придешь в себя. Отдохни немного. — Я ничего не понимаю, — тихо сказал Онода, вытирая сопли из-под носа. — Знаю, мне тоже трудно в это поверить. Прости еще раз за то, что не предупредил, — снова извинился Манами. — Но ты… Ты назвал его… Эли? Это что? Имя? — ошарашенно спросил Онода, вспомнив об одной странной вещи. — А, да, — кивнул Манами. — Эли. Сокращенно от Элиан. Я дал ему имя. — Ты дал дементору имя? — опешил Онода, отодвигаясь и в ужасе глядя на Манами. Манами тихо засмеялся. — Тебе кажется это странным? Хотя, наверное, так оно и есть. Но он тоже живое существо и, думаю, имеет право на имя. — Это существо живет для того, чтобы причинять страдания и забирать радость, — сказал Онода. — Это зло во плоти. — Прямо как я, да? — улыбнулся Манами. — Нет, ты не зло, не говори так, — возразил Онода. — Но внутри меня самое что ни на есть зло, — покачал головой Манами. — Зло, у которого есть собственные желания. Которое хочет вырваться, занять мое место. Оно считает, что так будет лучше. Мне будет лучше. — Что? — непонимающе нахмурился Онода. — Прости, что обидел тебя, — сказал Манами, глядя вниз. — Но представь, каково мне. Что я буду делать, если потеряю тебя? Я не могу этого допустить. Ты не должен погибнуть просто потому, что находишься рядом. Если… Если он все-таки станет мной, он придет за тобой первым. И если я почувствую, что уже близок к этому, если я скажу тебе бежать от меня как можно дальше, сделай это. Сделай, даже не задумываясь. Спаси хотя бы себя. — Сангаку… — обреченно позвал Онода, глядя на него. — Пожалуйста, — попросил Манами. — Я понял. Хорошо, — сказал Онода через силу. — Ты думаешь… что он все-таки достаточно силен, чтобы высвободиться полностью? Манами неохотно кивнул. — Он был достаточно силен еще тогда. Когда в апреле я вернулся в школу на квиддич. Я понял это позже. Но тогда я не дал ему вырваться окончательно. Господи, я такой идиот. Я мог подвергнуть опасности всех учеников. Если бы он освободился, одним квиддичным полем не ограничилось бы. Он разрушил бы всю школу. Невольно, но Онода попытался представить себе эту картину. Он мог действительно умереть тогда. Все могли умереть. Его товарищи, друзья. Каким же кошмаром это было. — Хорошо, что все обошлось, — сказал Онода, опуская голову. — Мне страшно, когда я думаю об этом, — признался Манами, и теперь Онода обнял его за плечо. — Не надо. Не вспоминай то время, — попросил он. Манами не ответил, но потом вздрогнул, убрал руку Оноды с себя и развернул обе его ладони. Онода моргнул, только теперь замечая кровь. — Ты поранился, — сказал Манами. — Царапины, — согласился Онода, вспоминая, как цеплялся руками за обледеневшую траву, пытаясь сбежать от дементора. — Ничего. Они не болят — я их даже не заметил. — Вот. Держи. — Манами вытащил из кармана своего пальто белоснежный платок. Ткань была настолько чистой, что жалко даже пачкать, но Онода взял платок, чтобы не обижать Манами, и принялся осторожно вытирать кровь. — Ты тоже прости меня, — сказал Онода. — Я сорвался и наговорил тебе всякого. Я не хотел. — Я не злюсь и не обижаюсь, Сакамичи. Так что не надо извиняться. Все, что ты сказал, — правда, — ответил Манами. — Я эгоист. И я привык решать все в одиночку, хотя это всегда было моей ошибкой. Но если речь идет о твоей безопасности, я правда не могу позволить тебе рисковать своей жизнью. Онода слабо кивнул, не отвечая. — Что… тебя заставил увидеть дементор? — тихо спросил Манами, но тут же добавил: — Хотя нет… Не говори. — Это было воспоминание из детства, — тем не менее сказал Онода, сжимая в руках испачканный платок. — Я был тогда младшеклассником, и у нас в школе проводилось какое-то мероприятие для учеников и родителей, я уже не помню, какое именно, но дело не в этом. Помнишь, я рассказывал тебе о своем отце? — Да, — кивнул Манами. — Ты говорил, что он не общается с тобой. — А еще он волшебник, — добавил Онода. — Единственный волшебник в моей семье, который бросил меня, оставив с кучей вопросов. Какие-то придурки сказали мне, что моя мама придумала весь этот бред про магию и работу отца, потому что хотела скрыть от меня правду о том, что я не нужен своему отцу. На самом деле, я ему и правда никогда не был нужен, не важно, где он работает и является ли волшебником. Но я… Я верил своей маме, а другие ребята сказали, что магии не существует, и высмеяли меня. Я чувствовал себя просто ужасно. Впервые в жизни мне было так больно. Я тогда решил, что мама обманывает меня, а потом решил, что у нее вообще не все дома. И только после письма из Хогвартса я понял, как ошибался. Ошибался все эти годы. Боже, это просто кошмарно — я никогда не смогу простить себе… — Это не твоя вина, ты же понимаешь, — недолго помолчав, сказал Манами. — Моя тоже, — не согласился Онода. — У меня был выбор, и я выбрал неправильно. Я должен был остаться на стороне мамы. Я должен был почувствовать, что все то, что она говорит, — правда. — Но ты не чувствовал магии в себе, — сказал Манами, и Онода кивнул. — Никогда. На первом курсе Хогвартса если только… после того, как ты научил меня делать чары левитации. — А ты не думал… — уже тише проговорил Манами с напряжением во взгляде, — что у тебя травма? — Травма? — переспросил Онода. — Примерно как у меня, только другая, — попытался разъяснить Манами. — Изменения в психике, особенно в детском возрасте, могут влиять на магические способности волшебника. Это ты и сам знаешь. — Ты думаешь, та ситуация, которая произошла в моем прошлом, могла как-то повлиять на мою магию? — удивился Онода, задумавшись об этом впервые. Это казалось таким странным, но в то же время, с какой-то стороны, выглядело даже логичным? — У тебя необычные магические способности, — сказал Манами. — Ты можешь впитывать чужую магию, использовать ее, делать своей. Я никак не мог понять, почему это происходит. Словно… в тебе есть свободное место. Но быть может, еще в детстве ты… заставил свою магию иссякнуть, потому что слишком упрямо отрицал ее существование. Онода моргнул, пытаясь обдумать услышанное. Объяснение казалось здравым, если… можно было так говорить. В голову тут же полезли самые разные мысли, начиная с той, что без этой травмы (если она действительно есть) Онода не смог бы спасти Манами, и заканчивая той, что без этого поведения своего отца, которое Онода всегда так ненавидел, он бы вообще никогда не пережил настолько ужасное событие. Все это казалось сущим безумием, но, с другой стороны, Онода уже каким-то образом принимал его и даже… был благодарен? — Кажется… ты прав, — сказал Онода, невидящим взглядом смотря вперед. — Я и подумать об этом не мог. — У каждого следствия есть своя причина. Ничего не бывает просто так, — ответил Манами. — Я тоже кое-что вспомнил. Хотя… это сложно назвать воспоминанием. — Из-за дементора? — спросил Онода. — Да. Впервые я увидел Эли в этот вторник, — рассказал Манами. — Я был в лесу и, встретив настоящего дементора, очень удивился. — Ты успел удивиться? — озадачился Онода. — Немного. Потом все изменилось. Я не знаю, что это за воспоминание — я ничего не понял. Я не видел образов, не слышал звуков. Я… почувствовал только боль. — Боль? — выдохнул Онода, начиная снова дрожать. — Да. Как будто все тело пронзило острыми шипами. Пронзило насквозь. Мне было так больно, что я просто… закричал. Онода замер, застыл, не в силах пошевелиться или что-то сказать. Он вспомнил это почти сразу — рассказ профессора Пьера, который теперь казался очень-очень далеким, словно услышанным много лет назад. Когда-то… когда семья Манами еще была полноценной, его отец захотел наложить заглушающие чары на кроватку своего совсем еще маленького сына. Но вместо этого… Вместо этого он заставил его кричать еще громче, понял Онода и в ужасе сжал платок в своих ладонях. Порезы защипало, боль заставила его очнуться. — Ай, — тихо произнес Онода, раскрывая правую ладонь и глядя на снова выступившую кровь. — Может, я был слишком маленьким, чтобы запомнить что-то еще, — предположил Манами. — Правда, мне не очень хочется об этом думать. Сакамичи? Ты в порядке? — Да. Да, — ответил Онода, хотя это была кошмарная ложь. Кошмарно было чувствовать себя так, как сейчас, зная правду, но не имея возможности все рассказать. — У меня был выброс магии из-за этого, — сказал Манами. — Я не смог ее удержать. Я даже не хотел, наверное… Эли испугался тогда и ушел. — Так вот почему… — понял Онода. — На несколько секунд я потерял сознание, а когда очнулся, я видел его… Обскур. Он был вокруг меня, а потом снова спрятался внутри. Наверное… он мог убить Эли. Если дементоры, конечно, умирают на самом деле. — Поэтому теперь ты боишься? Ты думаешь, что он снова вырвется. — Он хочет уничтожить все, что может причинить мне боль, — кивнул Манами. — Это… его справедливость. Он чувствует все то же, что чувствую и я. Между нами лишь одно различие — у него нет правильной морали или жалости. Убийство для него — это что-то вроде блага. — Уничтожить все, что может причинить тебе боль, да? — произнес Онода, невольно улыбнувшись. — Я первый в списке? — Я не хочу, чтобы это было так, ты же знаешь, — покачал головой Манами. — В моей голове такой хаос иногда, — тяжело вздохнул Онода. — Только подумай… Если бы мы не сблизились, я бы не причинил тебе столько боли, сколько я сделал. Но если бы мы не сблизились, как бы я смог спасти тебя? Хотя… может быть, без меня спасать никого и не пришлось бы. Что думаешь? Манами усмехнулся, а потом снова обнял Оноду за плечо. — Знаешь… если бы мне пришлось обучаться заклинанию призыва Патронуса, моим оружием было бы воспоминание о тебе. — Что? Правда? — не поверил Онода. — Ты прав, боли было много, Сакамичи, — ответил Манами. — Но, наверное, ты единственный, кто может сделать меня по-настоящему счастливым. Почувствовав неожиданную волну радости, Онода развернулся и крепко обнял Манами, прижимаясь лицом к его плечу. — Я тебя люблю, — смущенно сказал Онода. — Я тебя тоже, — ответил Манами, поглаживая рукой по спине. — Поэтому не умирай, хорошо? — Постараюсь, — хихикнул Онода, неохотно расцепляя руки и отодвигаясь. Стало гораздо лучше. Теперь Онода окончательно пришел в себя и, достав палочку, смог залечить порезы на своих ладонях. После они вернулись в дом, согрелись возле камина и немного перекусили в молчании до тех пор, пока Манами снова не заговорил. — Насчет квиддича, — сказал он, выбрасывая яблочный огрызок в мусорное ведро, поставленное недалеко от стопки дров. — Если ты действительно не хочешь играть, то не нужно. Я не буду заставлять тебя. — Правда? — оживился Онода, доедая свое яблоко. — Не занимайся тем, что приносит тебе дискомфорт. В конечном счете это только твоя жизнь — тебе ей распоряжаться, — кивнул Манами. — И ты не обидишься? — Не обижусь. Обещаю. Онода улыбнулся, чувствуя облегчение, а потом решил признаться. — На самом деле, я думал об этом. Тешима сказал, что передаст свое место капитана Имаизуми, а Имаизуми не станет заставлять меня играть. В следующем году я буду свободен, если и ты не против этого. — Хорошо, — ответил Манами. — Чем займешься? — Ну… — смутился Онода. — Я подумал… я разговаривал с нашим деканом, и она сказала, что в следующем году я могу попробовать себя на роль старосты факультета, хотя она тоже хочет, чтобы я остался в квиддичной команде. — Староста? — удивился Манами, а потом засмеялся и обнял Оноду, перехватывая поперек живота. — Я взорвал полшколы, не снимайте с меня баллы, пожалуйста, мистер староста. — Прости, у меня нет таких привилегий — я гриффиндорец, — посмеялся в ответ Онода. — Ох, чуть не забыл. У меня есть для тебя новость, хотя для нее, наверное, немного рано. — Что там? — заинтересовался Манами, неохотно отодвигаясь. — Через месяц Рождество, — напомнил Онода, а потом снова смутился. — И… профессор Пьер сказал, что я, в принципе, могу провести этот день здесь. — Правда? — обрадовался Манами. — Вот это да — Рождество с Сакамичи. Я буду просто счастлив. Мы откроем подарки, выпьем медовухи и будем веселиться всю ночь! — Прямо так? — растерянно посмеялся Онода. — Тебе понравится, — заверил Манами. — У нас будет самое настоящее крутое Рождество. — А ты обсудишь это со своей мамой? Она не будет против? — спросил Онода. — Она? Против? Издеваешься? — засмеялся Манами. — Да она в тебе души не чает. Иногда мне кажется, что она хочет, чтобы ты был ее сыном, а не я. — Нет, не шути так, — усмехнулся Онода, но улыбка быстро исчезла с его лица, когда он вспомнил недавний разговор с мамой Манами. Манами заметил это и обеспокоенно поинтересовался: — Что? Что-то не так? — Твоя мама… — произнес Онода, взглянув на догорающие поленья в камине, — сказала мне, что создание магического артефакта, который ты пытаешься сделать, — очень болезненный процесс. Манами напряженно замолчал и тоже отвернулся. — Понятно. Значит, ты говорил с ней об этом. — Прости, — извинился Онода. — Но не нужно было утаивать это от меня. — Я не хотел, чтобы ты беспокоился за меня еще больше. Какой в этом смысл? Разве я не достаточно отравляю тебе жизнь? Онода вздохнул. Это опять начиналось. И почему он никак не мог избежать разборок? — Сангаку… Моя жизнь без тебя — ничто. Я не разделяю нас, понимаешь? Что твое — то и мое тоже. Поэтому я хочу участвовать. Если тебе приходится переживать боль, я хочу переживать ее вместе с тобой. — Куда я, туда и ты? — чуть улыбнулся Манами. — Кажется, так я говорил на первом курсе? — Да. Именно так. — Хорошо. Но я взял перерыв. — Перерыв? — удивился Онода. — С артефактом, — пояснил Манами. — Не могу больше. Я устал. — Хорошо, — напряженно кивнул Онода. — В таком случае… когда ты вернешься к нему, сделаем это вместе? — Да. Твоя взяла, — согласился Манами. Онода улыбнулся и погладил его по колену. — И еще один вопрос, — сказал он. — Про дем… Эли кто-нибудь знает? — Кроме нас пока нет, — ответил Манами, качнув головой. Онода изумился. — Почему ты ничего не сказал? Мракоборцы прогнали бы его. — Мм… Наверное, потому что я не хочу этого, — сказал Манами. — У меня тут, знаешь ли, нет друзей. — Дементор не может стать твоим другом! — почти в отчаянье сказал Онода. — А если он снова нападет на кого-нибудь? — Не нападет, — ответил Манами. — Он слушается меня, если… я на него немного покричу. К тому же я смог с ним немного пообщаться. Правда, он говорит лишь через мысли, но я понимаю его. — Понимаешь? — опешил Онода. — О Господи. Что? — Он хочет есть, — улыбнулся Манами. — И не хочет уходить отсюда. Он сказал, здесь его дом. Онода сглотнул и подумал, что если услышит еще одно слово, у него точно поедет крыша. — Сумасшествие, — сказал он, видя, как в глазах Манами появляется совершенно неуместный блеск, словно тот нашел себе не друга, а домашнего питомца.

* * *

Наверное, это было в первый раз, когда Онода возвращался в Хогвартс с желанием. Честно говоря, из-за встречи с дементором (которая тоже была в его жизни впервые) он ощущал себя неважно: у него болела голова и, вообще, до самой школы, летя на метле, Онода испытывал неприятное чувство обреченности. Словно это последний день его жизни, а завтра он неизбежно умрет, простившись со своими близкими. Когда он вошел в спальню, Имаизуми почти сразу заметил его подавленный внешний вид. Онода остановился перед комодом, глядя на бутерброды, которые принесли его друзья с ужина, потому что по субботам он всегда его пропускал. — Где Наруко? — спросил он, дотягиваясь рукой до проснувшейся Слипи и поглаживая ее перья. Имаизуми в комнате был один и, сидя за письменным столом, что-то писал на куске пергамента. — Не знаю, — было ответом. — Я не видел его после ужина. Эй, что с тобой? Онода развернулся, сталкиваясь с озадаченным взглядом. Имаизуми уже не писал и теперь, отложив перо, внимательно разглядывал Оноду. — Что? — Выглядишь так, будто повстречался с дементором, — сказал Имаизуми, видимо, в шутку, хотя Оноду от такой шутки бросило в нервную дрожь. — Так и есть, — ответил Онода, отворачиваясь и насыпая сове корм. — Ты шутишь? — Что ты знаешь о дементорах, Шунске? — вздохнул Онода, после чего убрал пачку корма в комод и сел на кровать. — Все, что написано в книгах. Лично мне не доводилось видеть их, — ожидаемо ответил Имаизуми. — Как они появляются? — спросил Онода, сидя к нему спиной и глядя в пол. — Вырастают в месте, где было много боли и страданий. Как грибы. — Насколько много? — Послушай, в чем дело? — обеспокоенно спросил Имаизуми, и Онода услышал, как ножки стула проехались по полу. — Просто скажи, Шунске, — попросил Онода, обернувшись и увидев на лице друга взволнованность. — Сколько нужно боли, чтобы это спровоцировало появление дементора из ничего? — Много, — тихо ответил Имаизуми, опуская глаза. — Многих людей. Что-нибудь… вроде Азкабана. — А что… если там есть только один человек? — едва слышно спросил Онода, чувствуя, как упало его сердце. — Я не знаю. Вряд ли такое возможно, но не могу быть уверенным на все сто, — сказал Имаизуми. Онода рухнул на подушку, снимая очки и закрывая лицо руками. — Я больше не могу. Я не знаю, как продолжать. Я устал терпеть все это. — Да что случилось? Ты можешь объяснить? — потребовал Имаизуми уже настойчивее и поднялся со стула. — Он там один, — сказал Онода, едва заставив себя. — Манами там один. И если его боли хватило, чтобы вырос дементор, то я не знаю, насколько велика она должна быть. Ты можешь себе представить? — Ты… — произнес Имаизуми, но оборвал себя на половине фразы. Он хотел спросить, серьезно ли Онода — это было очевидным, но понял, что ответом будет «да». — Мне жаль… — Порой я думаю… Я думаю все чаще, что это мы во всем виноваты. Я, и Наруко тоже, и остальные ребята. Все, кто что-то говорил. Манами не заслужил всего этого, — с трудом выговорил Онода, а потом свернулся на покрывале клубочком и попытался задушить в себе слезы, хотя они все равно вырвались наружу. — Этого всего не должно было случиться, понимаешь? Мы не должны просто жить и радоваться жизни, зная, что натворили! За такое не прощают! Онода заплакал сильнее, не в силах сдержаться, и даже не почувствовал, как матрас на кровати промялся сзади, когда сел Имаизуми. Позже его рука легла на плечо, но это вряд ли могло успокоить сейчас. — Я просто хочу… чтобы у него все наладилось, — всхлипнул Онода, давясь слезами. — Я больше не вынесу его страданий. — Создание магического артефакта к этому тоже имеет отношение, верно? — тихо спросил Имаизуми. — Да, — ответил Онода, вытирая глаза. — Он даже не сказал мне, представляешь? Он не сказал, что это очень больно, и хотел продолжать в одиночку. Я так и не добился того, чтобы он не боялся открыться мне полностью. Он собирался продолжать мучиться один. Кто я для него, скажи мне? Он говорит, что любит меня, а я чувствую себя монстром. — Прости, — недолго помолчав, извинился Имаизуми. — За что? — За то, что не знаю, как помочь тебе. Я правда очень хотел бы, но сложившаяся ситуация слишком… сложная. Онода снова постарался взять себя в руки. Он снова вытер слезы, а потом сел. Кошка Наруко запрыгнула к нему на колени, принимаясь ластиться, словно тоже хотела успокоить и поддержать. — Не извиняйся, — слабо улыбнулся Онода, надевая обратно очки. — Ты делаешь достаточно и даже слишком. Спасибо, что слушаешь мое нытье, и прости за то, что я порчу тебе настроение. — Мы друзья, — ответил Имаизуми. — Поэтому я в любом случае выслушаю все, что ты говоришь. Если хочешь, мы с Наруко пойдем с тобой и вместе создадим этот несчастный артефакт, неважно, насколько это больно. — Нет, — покачал головой Онода. — Ваши родители вам не позволят приблизиться к Манами, а без его силы ничего не выйдет. Только моему отцу плевать на то, что со мной будет. А вы не должны рисковать, но спасибо. Я правда очень благодарен за это предложение. — Мы можем что-нибудь придумать, — сказал Имаизуми. — Найдем выход. Нарушим парочку школьных правил. Парочку законов и что там далее по списку. Как обычно. Ради Манами. Нам ведь не впервой делать это. — Шунске, — тихо выдохнул Онода, только теперь начиная понимать. Теперь он понимал, почему Манами не хотел втягивать его в это. Онода и сам был готов отдать все, лишь бы вместе с ним не страдали и его друзья. — Ладно, — тем не менее ответил он. — Я скажу Манами об этом. Но… есть небольшая проблема. — Какая? — Я попадаю к нему, когда профессор трансгрессирует, взяв меня с собой, а точных координат я даже не знаю, и, если спрошу, боюсь, что это может вызвать подозрения. Но Имаизуми в ответ на это улыбнулся. — Ты волшебник, Сакамичи, поэтому не стоит рассуждать как магл. Тем более ты первый придумал это гениальное решение. — Я? — непонимающе спросил Онода. — Возьмем почтовую сову. Она укажет путь, а сами полетим на метлах, — сказал Имаизуми. Онода не выдержал и засмеялся. — Если мы сделаем это, нас точно исключат из школы. — Если это ради спасения чьего-то мира, то, может быть, нас и простят, — снова улыбнулся Имаизуми. — Знаешь, мне кажется, нужно обсудить это с Наруко, — улыбнулся и Онода. — Наверняка он снова будет орать и бояться своей мамы. — Первые пять минут, — кивнул Имаизуми и погладил кошку на коленях Оноды, которая тихо урчала, свернувшись клубочком. — Эй, Шунске, — позвал Онода, теряя улыбку. — Что между вами происходит? — Между мной и Наруко? — Да. Только не отрицай ничего, я ведь вижу, что что-то изменилось. Наруко словно сам не свой в последнее время. Имаизуми вздохнул, убирая руку, а потом отвернулся. — Мои родители любят трепаться, — сказал он с неохотой. — Кажется, они рассказали уже всем своим знакомым о том, что я познакомился со своей… будущей невестой. — Кем? — удивленно моргнул Онодой. — Невестой? Тебе всего пятнадцать. — Кого это волнует? — пожал плечами Имаизуми. — Отец и мать фанаты старых традиций. Их союз был создан по прихоти их родителей. Для продолжения чистокровного рода. И мне они подобрали невесту с такой же идеальной родословной, как у меня. — Но так… рано, — опешил Онода, опуская взгляд. — И что, тебя устраивает это? — Конечно нет, — ответил Имаизуми. — Я уже говорил родителям, что буду решать сам, как мне жить, но… это вылилось в такой скандал, что я подумал, лучше молчать. Выждать время, может, в конце концов они одумаются, хотя в этом я тоже сомневаюсь. На самом деле, я не знаю, что делать. Отец сказал, что он отвернется от меня, если я посмею… опозорить его. Общество, в котором живут мои родители — не самое приятное место. Гиблое место. Я бы бежал от этого куда подальше, но я… пока еще никто. У меня нет ничего, кроме громкого имени. И я боюсь, что без влияния родителей просто не смогу выжить. Если мой отец захочет, никто не даст мне хорошую работу. Если он захочет, я останусь без гроша и на улице. Оноду окатила неприятная волна дрожи. Он и подумать не мог о том, что некоторым детям из чистокровных семей приходится так тяжело. У Наруко, казалось, ситуация была прямо противоположной. — Летом к нам приезжала Милена с ее родителями, — продолжил Имаизуми. — Это девушка, на которой я должен буду жениться после двадцати. Она как ребенок и даже не понимает, что ее пытаются затянуть в змеиное гнездо. Мои родители были так довольны, что уже в день знакомства послали сов своим близким друзьям. — Последнее слово Имаизуми выделил явным презрением и поморщился. — Дети некоторых тоже учатся в Хогвартсе. Кто-то из них пустил эту новость дальше. Парочка даже пыталась меня подколоть, потому что это действительно ужасно старомодно и, Господи, так неловко. Наруко узнал об этом. — Ох, — озадаченно произнес Онода. Наруко узнал. И Наруко нравился Имаизуми. Да что там, они нравились друг другу взаимно. А теперь… все оборачивалось таким образом? Онода хоть и был до сих пор слишком далеко от понимания жизни некоторых чистокровных семей, но ума ему хватило, чтобы догадаться, что ситуация Имаизуми далеко не из приятных и… легко решаемых. — Ты говорил об этом с Наруко? — спросил Онода, на что Имаизуми ответил горьким смешком. — Пытался, но он и слушать не хочет. Он посмеялся, сказав, что ему плевать на это. Ты же его знаешь. — Он врет, — напряженно сказал Онода. — Но… я думаю, что, может, так оно и лучше… — тихо проговорил Имаизуми, заставив вздрогнуть. — Нам незачем думать о том, что мы с ним можем… я не знаю, это даже представить трудно. Мы не станем парочкой или кем-то в этом роде. Ничего не получится. Наруко никогда не перестанет вести себя как вредный засранец по отношению ко мне, а я… У меня просто не хватит смелости, наверное. Онода уныло опустил голову, чувствуя себя так, словно Эли снова рядом с ним. Тянется своей страшной маленькой рукой, забирая все самые приятные и радостные эмоции. — Наруко успокоится. Всегда успокаивался, — сказал Имаизуми, обернувшись и пытаясь улыбнуться. — Так что не забивай себе голову этим — тебе и так хватает проблем и переживаний. Давай лучше разберемся с ситуацией Манами. Сжав губы, Онода смог только кивнуть, мысленно признавая один безжалостный факт. Жизнь была дерьмом. Для всех них четверых.