Небесный принц: Безвестность

Последнее утро в школе в этом году для Оноды было очень привычным. В этот день ученики, как обычно, вставали рано, но вовсе не для того, чтобы пойти на уроки. После завтрака всем давался еще час на сборы и последние подготовки, после чего уезжающих домой ребят отвозили к станции. Но в этот раз Онода не возвращался вместе с остальными. Он проснулся к завтраку только для того, чтобы провести это время с друзьями, после чего, вернувшись в спальню, они заранее обменялись рождественскими подарками, как делали это всегда — что-то вроде традиции. Наруко и Имаизуми едва не поссорились, что тоже было ‘как обычно’, но Онода все равно чувствовал легкое облегчение оттого, что отношения между этими двумя вернулись к их норме. Всем троим вскоре предстояло расстаться до начала нового семестра и провести праздники в кругу семьи и близких, и Онода ждал этих праздников гораздо сильнее, чем раньше. Все потому, что это будет впервые, когда он сможет провести полноценное Рождество с Манами. Онода мечтал об этом дне долго, и вот наконец осталось совсем немного. Еще месяц назад ему, конечно, пришлось предупредить свою маму насчет этого и попросить разрешения. Было очень неловко и немного тоскливо бросать маму в самый праздник, который они всегда встречали вместе, но мама в ответном письме убедила его не беспокоиться по пустякам и сказала, что проведет рождественский вечер с подругой, чья семья отправится в путешествие. По словам мамы, у них обеих были праздничные смены на работе, с которых было очень трудно вырваться, но зато платили в эти дни в три раза больше, что становилось вполне себе приятной компенсацией. Все это немного утешило Оноду, и вскоре он перестал чувствовать себя предателем, хотя ему все еще было немного грустно из-за того, что они не могли встретить Рождество все вместе. Было бы очень здорово, если бы, например, Манами со своей мамой смог приехать к ним в гости, или наоборот. Они бы помогли своим мамам с готовкой ужина и сервировкой стола, а потом вместе бы посмотрели телевизор и отлично провели время. Это было бы самым потрясающим и самым лучшим подарком на Рождество, но, к сожалению, сейчас могло оставаться только мечтой. Сейчас Онода мог довольствоваться лишь одним и быть благодарным хотя бы за ту возможность, которую ему предоставили. Впервые он сможет остаться с Манами так надолго. Не на один жалкий день, который всегда пролетал одним мгновением. Ему предстояло провести с Манами два дня и две ночи. Подготавливаясь к этому заранее, Онода быстро понял, что перенервничал, когда забил вещами свою сумку доверху так, что она стала напоминать раздутую хэллоуинскую тыкву. Он пытался взять все, что могло показаться Манами интересным. Комиксы, сувениры из «Зонко» или новые сладости из «Сладкого королевства». Ко всему этому нужно было уместить и обязательные подарки для Манами, и Онода несколько раз перекладывал вещи, отсортировывая явно лишнее, прежде чем его сумка стала хотя бы подъемной и приняла приличный вид. Сейчас она стояла возле кровати, на которой Онода разместился вместе с Наруко и Имаизуми, чтобы изучить подарки, которые они получили друг от друга. До отъезда из замка оставалось менее чем полчаса. — Кстати-кстати, — вдруг оживился Наруко, крутя в руках новую фигурку дракона, подаренную Онодой. На этот раз это был венгерский хвосторог. В коллекции Наруко уже была парочка таких, но эта фигурка была больше размером и могла испускать огонь, если случайно дотронуться до живота. — Сакамичи, на этот раз ты действительно останешься там на ночь? — поинтересовался Наруко, поднимая чуть удивленный взгляд. Онода немного опешил оттого, что его друг вспомнил об этом прямо сейчас, но быстро взял себя в руки и пожал плечами. — Вообще, даже на две. — А это точно нормально? — спросил Наруко. — Кажется, ты говорил, что он опаснее, когда спит. — Это не я, а Манами так считает, — неловко посмеялся Онода. — Хотя я думаю, что волноваться не о чем. По крайней мере, я ни разу не видел, чтобы что-то случалось, пока Манами спит. Кажется, обскур спит вместе с ним и вряд ли может проявлять какую-то активность... Онода вдруг замолчал и моргнул. — Что? — спросил Имаизуми, явно напрягшись. — О, — произнес Онода, возвращаясь к реальности, и неловко покраснел. — Мне показалось, что мы говорим об этом так, словно это в порядке вещей. Так странно… Это вовсе не то, к чему хочется привыкать. — Ну да, — согласился Наруко. — Вряд ли я когда-либо думал о том, что «обскур» войдет в список постоянных тем для разговоров с друзьями. — Простите, — поник Онода. — За что ты извиняешься? — изумился Наруко, а Имаизуми тяжко вздохнул. — За то, что втянул вас в это, вероятно. Втянул вообще в свою жизнь, — тихо ответил Онода. — Мне в самом деле очень неловко, что вы беспокоитесь из-за моих проблем и из-за меня. — Что я слышу? Это такие глупости, — простонал Наруко, а потом бодро хлопнул Оноду по плечу. — Разве мы не друзья, Сакамичи? Твои проблемы — и наши тоже. Мы поддержим тебя в любом случае — это наша обязанность. К тому же, что бы ни было, вместе бороться легче, правда? Онода слабо улыбнулся, взглянув на Наруко. — Ну… да, — ответил Онода, а потом, вспомнив предыдущую тему разговора, попытался успокоить друзей хотя бы тем, чем мог на данный момент. — Насчет безопасности… Мне, конечно, никто не разрешит оставаться с Манами каждую минуту. Спать придется в другом доме. Кажется, его защищают магическим щитом на время ночи, поэтому… совсем уж неожиданной атаки не случится. Обещаю вернуться живым и невредимым. — Ты уж постарайся, — хмыкнул Имаизуми и улыбнулся. — А то одна рыжая мелочь потом не сможет заткнуться и снова вживется в роль мамочки. — Если завидуешь, то завидуй молча, — ухмыльнулся Наруко. — Я всегда готов позаботиться о Сакамичи, и подарок он мне подарил лучше, чем тебе, — похвастался Наруко, показал Имаизуми язык, а после приподнял перед своим лицом фигурку дракона и погладил ее пальцем прямо по животу. — Нет, Шокичи, только не там! — всполошился Онода, слишком поздно вспоминая о том, что не успел предупредить Наруко о сюрпризе фигурки. Дракончик открыл рот — Онода едва успел схватить ладони Наруко и развернуть фигурку в сторону от его лица, — а потом из пасти вырвалась небольшая струя огня, которая попала в перевязанную шнурком красную занавеску кровати, поджигая ее. В спальне тотчас же началась паника и крики. — У кого есть палочка? — Потушите это сейчас же! — Мы спалим всю комнату! Имаизуми оказался их спасителем. Он первым добрался до своей волшебной палочки и погасил огонь заклинанием, но теперь в спальне пахло паленым, а занавеска превратилась в обгоревшие лохмотья, с которых теперь еще и капала вода. — Если Тешима узнает, нам влетит, — хмуро сказал Имаизуми, все еще сжимая в руке палочку, словно был готов снова применить ее в действии. Онода быстро спрыгнул с кровати и открыл окно, надеясь выветрить запах. — Это я виноват, — сказал он. — Я совсем забыл предупредить, что фигурка выдыхает огонь, если дотронуться до живота. Извини, Шокичи. Наруко, кажется только теперь отойдя от шока, вдруг улыбнулся, а потом и вовсе засмеялся. — Это потрясающе. Отличный подарок, Сакамичи! Ну, хотя бы кто-то из них троих остался довольным ситуацией. Они спустились в гостиную раньше, чем староста факультета созвал всех уезжающих и тех, кто вызвался их проводить (на Гриффиндоре таким был только Онода), и Наруко принялся поправлять одежду своего младшего брата, который в этом году поступил на первый курс. Позже их отвезли на станцию, где учеников уже ждал Хогвартс-экспресс с прямым рейсом до Лондона. — Счастливого Рождества, Сакамичи, — пожелал Наруко, на время посадив свою кошку на плечо недовольного Имаизуми, и в почти удушающих объятиях сжал Оноду. — И спасибо еще раз за подарок, это просто улет! — Рад, что тебе понравилось, — улыбнулся Онода, когда его отпустили и снова позволили дышать. — Вам тоже хороших праздников, ребят. И тебе. Повеселись с семьей. — Он достал из кармана большой леденец и протянул мальчику, который так напоминал ему самого Наруко, только непослушные волосы, торчавшие из-под шапки, были более естественного оттенка. Мальчик радостно улыбнулся и громко поблагодарил Оноду за угощение. Попрощавшись с друзьями еще раз, Онода посадил их на поезд, а сам остался на пустом перроне. Когда паровоз тронулся, Наруко вместе со своим младшим братом высунулся из окна, чтобы еще раз помахать Оноде, и Онода поднял в ответ ладонь, улыбаясь, но чувствуя, как глаза немного пощипывает от слез. Он не любил прощания. К этому было невозможно привыкнуть — до сих пор каждый раз было больно. Но уже вскоре поезд скрылся из виду, и стало чуточку легче. Онода вытер сопли и двинулся в сторону больших экипажей, которые возвращались обратно в школу. Еще в начале второго курса Имаизуми сказал, что те существа, которые возили повозки, называются фестралами, — они были жутковатыми, и Онода старался не вспоминать о них, так, будто бы никогда и не видел. В скромной компании двух мальчиков с Хаффлпаффа Онода приехал обратно в школу, но после того, как оказался на первом этаже, возвращаться в спальню он не спешил. Сейчас все еще было немного рано, а с профессором Пьером они договорились встретиться в три, чтобы отправиться в Хогсмид, а потом оттуда прямо к Манами. Онода, если честно, не особо представлял, как провести оставшиеся часы в опустевшей школе, но что-то поманило его в комнату для метел. Там он увидел то, что совсем не ожидал увидеть. Знакомая фигурка с обмотанным вокруг шеи рейвенкловским шарфом сидела на корточках перед метлой, полируя рукоять, и, кажется, она была настолько увлечена, что даже не услышала, как открылась дверь, и не услышала шагов Оноды. Это была Мияхара. Мияхара, которую обычно можно было увидеть только на уроках, в Большом зале или в библиотеке. Мияхара, которая любила книги и учебу, кажется, больше всего на свете. Мияхара, которая сейчас сидела в комнате для метел и возилась с метлой. Онода моргнул и потер глаза под своими очками. Но даже когда он опустил руки, картинка не изменилась. Мияхара все еще была здесь, бормотала себе под нос что-то едва слышное, а ее длинные волосы были собраны в два неаккуратных пучка и заколоты кучей заколок. — Эм. Привет, — нерешительно поздоровался Онода. Мияхара вздрогнула от неожиданности, потеряла равновесие и упала назад. Забеспокоившись, Онода уже рванулся к ней, чтобы извиниться и помочь подняться, но девочка вскочила на ноги раньше. Она спрятала руки за спину и, как показалось, покраснела. — О, Сакамичи, привет, — сказала Мияхара, нервно посмеиваясь, да и в целом ее поведение было очень странным. Разве она не уезжала на Рождество домой каждый раз? В прошлые годы Онода вроде бы почти всегда видел ее на станции среди других учеников и потом на вокзале Кингс-Кросс. Что-то изменилось? Онода почувствовал острое любопытство по поводу этого вопроса, но решил все же сдержать свой интерес и спросить другое, менее личное: — Собираешься на утреннюю летную прогулку? — проговорил он, стараясь дружелюбно улыбнуться. — Да, точно. Захотелось немного полетать, — кивнула Мияхара. — Ты тоже? Я думала, ты поехал домой, как и все остальные ребята. — Ах, нет, в этом году немного другие планы, — ответил Онода, теперь почувствовав себя неловко. На самом деле, он совсем не хотел рассказывать Мияхаре о том, что собирается провести Рождество с Манами, зная, что это, возможно, расстроит ее, потому что она не могла. — М, понятно, — сказала Мияхара, улыбаясь, а потом спросила: — Ну так что, ты летишь? Онода растерялся и быстро замахал руками. — Наверное, нет. Сегодня довольно холодно. Я передумал. Не хочется проснуться в канун Рождества с простудой. — Тогда до встречи, — ответила Мияхара, после чего быстро схватила свою метлу и вышла из комнаты на улицу, оставляя Оноду наедине с его изумлением. Насколько он заметил, у Мияхары была классная метла. Определенно модель из серии «Молний», и стоила она, скорее всего, головокружительно дорого. Онода все еще был в удивлении, то ли потому, что никак не ожидал, что девочке, влюбленной в учебу, лучшей ученице их курса нравились полеты, то ли потому, что узнал об этом только сейчас. И если глаза его не обманули, то была еще одна странная вещь в том, что он увидел сегодня. Кажется, поверх обычных перчаток на руках Мияхары были надеты кожаные перчатки для квиддича, которые обычно использовали все игроки. Может быть, она планировала вступить в команду своего факультета? Онода пожал плечами и посмотрел на ряды самых разных метел. Как бы то ни было, это уже не должно волновать его: он не собирался играть в квиддич в следующем году. Но взгляд все равно зацепился за то самое место, где Манами обычно оставлял свою метлу. Сейчас это место пустовало, потому что его мама забрала метлу из школы. Потому что в метле… больше не было необходимости. Сжав кулаки и прикусив губу, Онода поморщился. Именно эта несправедливость мучила его больше всего. Обскур внутри Манами лишал многих возможностей, но самая главная потеря была в квиддиче. Конечно, в квиддиче. В чем же еще? И Онода чувствовал, что должен сделать все, преодолеть все, чтобы вернуть Манами обратно в школу. Чтобы Манами снова смог жить обычной жизнью, ни в чем себе не отказывая. Все же поднявшись в спальню, Онода заметил, что занавеска приобрела прежний вид, а окно закрылось: похоже домовые эльфы не теряли время зря и уже потрудились здесь. Довольный таким раскладом дел, Онода разместился за письменным столом и потратил пару часов на домашнее задание, которое задали на каникулы, а потом насыпал для Слипи убойную дозу корма. — Поешь и лети домой, — наказал он сидевшей на спинке стула сове. — Я буду там через два дня. Если прилетишь раньше, мама тебя накормит, хорошо? Слипи немного приподняла крылья, а потом снова сложила их, и Онода ласково погладил ее под клювом. Приоткрыв окошко, чтобы птица смогла вылететь потом из спальни, он снова надел зимнюю мантию поверх своей мантии с щитовыми чарами, замотался шарфом и, закинув сумку на плечо, пошел к выходу. Они с профессором встретились на первом этаже недалеко от главного входа и вместе отправились в Хогсмид. В этот раз Онода не стал брать метлу, потому что не хотел оставлять ее не пойми где на все каникулы. Даже если защитные чары и не позволяли посторонним прикоснуться к ней, он все равно решил, что будет лучше, если она останется в школе и ему не придется идти за ней в Хогсмид, когда в конце каникул Хогвартс-экспресс привезет его обратно. В разгар дня на улице было совсем светло, даже несмотря на пасмурное небо, — чистый белый снег все еще отражал свет и хотя бы не так слепил глаза, как бывало при солнечной погоде. Первую часть пути они шли в молчании, и Онода, думая об артефакте, постоянно сдерживал себя от вопроса, может ли он помочь Манами в создании. Конечно, профессор бы сказал, что это исключено. Оноде и так было позволено слишком много. Он мог видеться с Манами, и такое положение дел вряд ли радовало Министерство, даже если они сами согласились на это исключение. Но разрешить несовершеннолетнему волшебнику заниматься практически темным колдовством, да и вообще колдовством вне школы, — это было бы тем еще абсурдом. Онода понимал, что, если он и поможет Манами, делать это придется скрытно и осторожно, а если он собирается участвовать в этом вместе с Наруко и Имаизуми, то это будет еще сложнее. Нельзя, чтобы профессор Пьер заподозрил о его планах. Но профессор, кажется, и не собирался думать ни о чем подобном, даже несмотря на хмурое настроение своего спутника. Он был безмятежным и довольным, а потом снова принялся расспрашивать о магловских изобретениях. Забывшись и почти смеясь, Онода рассказывал о том, как работает тостер, когда они вдвоем подходили к деревушке. Улицы Хогсмида к тому времени были красиво украшены к празднику, а жители веселились, покинув свои дома. Почти каждый второй желал им счастливого Рождества, и под конец путешествия Онода уже устал повторять ответные слова, но вот наконец они добрались до «Кабаньей головы». Здесь тоже было оживленно — даже у бедняков было праздничное настроение и желание напиться. Из-за этого пришлось уходить подальше, чтобы трансгрессировать, а потом Онода полной грудью вдохнул свежий горный воздух. Манами встретил его спустя пару минут. Выскочил из своего домика, словно почувствовав прибытие Оноды, подбежал и крепко обнял. — Привет, Сакамичи. Я так рад, что ты смог прийти. — Сангаку, — выдохнул Онода, обнимая в ответ, но потом резко отстранился и посмотрел с укором. — Что ты делаешь? Хоть бы пальто накинул. Пошли быстрее в дом, пока ты не простудился. Манами, естественно, только беспечно засмеялся.

* * *

Первый день прошел вполне в привычном духе. Онода вместе с Манами поиграли на приставках, прогулялись вокруг замерзшего озера, поужинали, когда пришла мама Манами и в честь наступающего праздника принесла им мясную пиццу, а потом, ближе к ночи, Манами решил, что они должны оставить горящей только одну свечу и пугать друг друга страшными историями. Онода, естественно, пугался сильнее Манами, когда слушал его леденящие кровь жуткие хогвартские легенды. — Это мне Аракита рассказал, когда я был еще на первом курсе, — объяснил Манами после того, как закончил свою последнюю историю, от которой Оноду мелко трясло. — Но я немного сомневаюсь в ее правдивости. Вряд ли дементор мог напасть на ученика прямо во время квиддичного матча. Хотя… — Манами в задумчивости покусал губу, глядя куда-то вверх. — В Хогвартсе может случиться всякое, даже несмотря на то, что это якобы самое безопасное место в мире. Вряд ли бы о Хогвартсе так говорили, если бы случайно вырвавшийся обскур разрушил ползамка, подумал про себя Онода, но вслух ничего говорить не стал. Он все еще немного дрожал, потому что после встречи с Эли, кажется, любые истории о дементорах могли произвести на него такое впечатление. Но на этом, к сожалению, им пришлось расстаться. Онода вынужден был покинуть дом Манами и вернуться в соседний дом, где ему была выделена одна из спален, в которой еще днем он оставил свою сумку. Здесь было тепло и уютно, но засыпать на новом месте было сложно, и ровно до того момента, пока сон все же не взял свое, Онода думал лишь о том, как здорово было бы сбежать отсюда и уснуть где-нибудь под одеялом Манами, обнимая его. Стоило ли чему-то удивляться, когда Онода увидел сон о них двоих? О том, что они снова в школе, вместе сидят на уроке, а потом вместе идут по коридору, разговаривая о чем-то и смеясь. В другом коридоре Манами зажал Оноду к стене, поцеловал, а потом… Естественно, Онода проснулся с пылающим лицом и по яркому солнечному свету досадно понял, что уже довольно поздно. Как выяснилось чуть позже, Манами поддерживал его стремление проспать все на свете. Когда Онода закончил с утренними водными процедурами, оделся и вышел из дома, на улице было немного морозно и очень-очень светло. Коротко взглянув на небо, он чихнул несколько раз и направился в дом Манами. Зайдя в комнату, Онода быстро понял, что Манами и сам только что проснулся, потому что он все еще был в постели и пытался спрятаться под подушкой от беспощадной полоски света, которая через занавески, похоже, падала прямо на его лицо. Онода этому зрелищу только улыбнулся и подошел к окну, чтобы впустить в комнату больше солнца. Манами жалобно застонал. — Садюга. Лучше бы ты лег и поспал со мной еще немного. Онода снова улыбнулся. — Кажется, кто-то был против того, чтобы я приближался к тебе, пока ты спишь? К тому же сейчас поздно. Уже почти двенадцать. — Так выходные же. Праздник, — пожаловался Манами, неловко принимая сидячее положение. Вид у него был сонным, волосы торчали в разные стороны, а на щеке отпечаталась складка от наволочки. Онода не сдержал смешка. — В последнее время я даже в выходные не спал, — сказал он. — По воскресеньям рано утром Тешима устраивал нам тренировки, и ему было все равно, что выходной и холодно. Почему только один я должен страдать? Манами приподнял руку, оттянул нижнее веко левого глаза пальцем и высунул язык, выказывая все свое недовольство подъемом. Совсем как Наруко, устало подумал Онода. Но, говоря о квиддиче, он случайно вспомнил то, что видел вчера утром, и понял, что все еще озадачен этим. Он уже хотел было открыть рот, чтобы спросить, увлекается ли Мияхара квиддичем, но подумал, что совсем не хочет снова говорить о ней с Манами. Поэтому, решив перевести тему, Онода заговорил о подарках, но вопреки традициям Манами почему-то решил подождать с этим до вечера. Онода пожал плечами и согласился, после чего он дождался, пока Манами сходит в ванную и переоденется, а потом они пошли завтракать. Там, на кухне второго дома обнаружилась большая картонная коробка с положенной сверху запиской. Манами прочитал ее, и на его лице расплылась довольная улыбка. Он быстро открыл коробку, внутри которой лежало что-то пушистое и пестрое. Гирлянда? — Мама принесла рождественские украшения! — радостно сказал Манами. — Целую гору украшений. Мы сможем развесить их по всему дому! Онода тоже улыбнулся, понимая, что у них теперь есть занятие на день. Манами вдруг подпрыгнул на месте и убежал в гостиную, откуда вскоре послышался его восторженный голос. — Она и елку поставила! Смотри, Сакамичи! Здесь даже есть подарки. Тот пестрый с длинной ленточкой — от Тодо, я уже чувствую! Онода прошел в гостиную и убедился во всем сам. Здесь и правда была красивая зеленая елка, высотой почти до самого потолка, а под ней были коробочки, обернутые красочной бумагой. Манами получил много подарков, и Онода подумал, что там неплохо бы смотрелись и два его подарка и подарок от его мамы, но он решил, что вручит их лично. Вернувшись на кухню, чтобы рассмотреть украшения, они едва не забыли про завтрак, а потом наступило время долгой работы. Начать Манами решил с елки, к украшению которой он подошел с такой серьезностью, что они потратили на это почти два часа, продумывая каждый шаг. Сначала выбор пал на разноцветные стеклянные шарики, потом на заколдованную светящуюся гирлянду. Манами перевешивал украшения несколько раз, но в конце результат был довольно классным. Чтобы установить на самую верхушку рождественского ангела, Оноде все же пришлось достать палочку и использовать магию, и теперь перед ними предстала очень красивая елка, украшенная маленькими ярко-красными шарами и обернутая пушистой фиолетовой гирляндой, кончики которой светились едва заметными белыми огоньками. После этого они приступили к украшению дома, и это было настолько весело, что даже увиденная из окна далекая фигурка мракоборца, который курил, прогуливаясь по территории, не могла испортить Оноде настроение. На самый конец они оставили дом Манами, который хоть и был маленьким, но отнял последние силы. Вместе они перенесли туда коробку и развесили оставшиеся украшения, совершенно не скупясь. После спальня начала походить на мини-версию зала, где прошла шумная вечеринка, и Онода с нервной улыбкой понял, что для начала следовало прибраться здесь. Только вот прибираться никто из них не хотел. Манами, кажется, и так был доволен. Поставив пустую коробку в угол, он обнял Оноду одной рукой за плечо и, оглядывая плоды их трудов, бодро сказал: — Отличная работа, Сакамичи. Теперь здесь совсем уютно, прямо как дома. И такой же бардак, как дома, хотел добавить Онода, но сдержался. Вместо этого он сказал другое. — Сангаку… — нерешительно позвал он. — Ты… все еще хочешь сделать артефакт? Манами замешкался, словно удивленный вопросом, а потом ответил: — Мм… Ну да. Думаю, после праздников буду пробовать снова… — сказал он и исправился: — Мы… Правда, делать это придется очень осторожно, но, к счастью, я чувствую, когда за нами следят, а когда нет. — Это хорошо, — сказал Онода, хотя язык повернулся с трудом. — Если все получится, тебе ведь разрешат вернуться в школу? Манами отпустил его плечо и кивнул. — Не сразу, но да. Так говорил директор. Министерству будут нужны весомые доказательства того, что я на самом деле не разнесу Хогвартс и никого не убью. Придется убедить их, что браслеты работают как следует, но для этого их нужно сделать такими. — А что с последней формой обскура? Он не сможет полностью вырваться? — спросил Онода. — Пока сложно сказать, — пожал плечами Манами. — Это тоже нужно будет выяснить. Но по сути, браслеты должны сделать обскур и любую его форму бесполезными. Больше он не сможет вредить или разрушать. По крайней мере... я на это надеюсь. — Но тебя самого… от его воздействия браслеты не смогут защитить, — сухо сказал Онода, понимая одну неприятную правду. — Это так, — подтвердил Манами. — Когда-нибудь он убьет меня, но пока что со мной все в порядке… более-менее. Часть моих магических способностей все-таки нейтрализует его вред, причиненный моему организму, и если не позволять обскуру расти… я выиграю себе немного времени? — Немного? — вздрогнул Онода. Думая об артефакте и мечтая о том, что Манами вернется в Хогвартс, он совсем забыл о том, что все это не избавит от губительного воздействия обскура на самого Манами. А сколько вообще времени было у Манами теперь? Даже если он вернул контроль над магией, это не меняло того факта, что обскур медленно убивал носителя. — Процесс… умирания, — сказал вдруг Манами и запнулся, — может растянуться на годы. Я не знаю, если честно. Никто не может сказать это точно. Мне просто нужно постоянно наблюдаться у целителей — они заметят, если станет хуже. — Сангаку, — произнес Онода и понял, что его бьет дрожь. Он обхватил себя за локти, пытаясь не расплакаться. Нет, нельзя было плакать в такой день. Нельзя было портить праздник. — Ничего страшного. В конце концов, никто не живет вечно. Все когда-то умирают. Манами сказал это так легко. С таким спокойствием, что у Оноды скрутило в желудке. Он был готов поклясться, что все это ложь, потому что видел своими глазами, как дрогнули пальцы Манами. — А что, если это случится очень рано? — едва слышно проговорил Онода. — В тридцать. Или в двадцать пять. Или, что еще хуже… в двадцать. Манами вздохнул, переместился, чтобы встать перед Онодой, и положил ладони на его подрагивающие плечи. — Значит, я должен быть благодарен судьбе, что смог провести это оставшееся время с тобой, — сказал Манами, и это, наверное, было последней каплей. Онода не выдержал. Расплакался, зажав рот рукой и пытаясь подавить всхлипы. Манами обнял его, прижимая к себе, и погладил по спине. — Ну чего ты? Сейчас все в порядке. Не думай о будущем. Слишком рано, Сакамичи. — Я не допущу этого, — сказал Онода, все-таки всхлипнув. — Что угодно, только не это. Я не дам этому случиться. Я спасу тебя. — Хорошо, — ответил Манами. — Я не против. Спаси меня, Сакамичи. Ты только этим и занимаешься, верно? Спасаешь меня. Он осторожно отодвинул Оноду от себя, достал из кармана платок и вытер его мокрые щеки. — Ты такой удивительный, — сказал Манами, и он улыбался. — Я правда очень рад, что встретил тебя. Онода кивнул, стараясь успокоиться. — А знаешь, я расскажу тебе одну приятную вещь, — вдруг оживился Манами, убирая платок обратно. — Я уверен, это успокоит тебя. — Что? — удивился Онода. — Браслеты гарантируют мне не только возвращение в школу. Есть еще кое-что. — Манами приподнял ладонь и взглянул на нее. Онода удивился еще больше, ничего не понимая. — Я смогу прикасаться к тебе, — сказал Манами, чуть улыбнувшись. — К твоей коже. Не через одежду. К твоей обнаженной коже. Где угодно. Онода моргнул и снова задрожал. Но теперь уже совсем по другой причине. — Здесь, — произнес Манами, дотронувшись указательным пальцем до ворота свитера Оноды. — Здесь. — Он опустил руку немного ниже, ведя уже всеми пальцами по груди и спускаясь к животу. Онода забыл дышать. — И здесь тоже, ага, — добавил Манами, положив ладонь на ширинку брюк, а затем осторожно сжал. Краска резко прилила к лицу. Онода отскочил назад, размахивая руками и чувствуя бесконечный стыд. — С-сангаку, это… это… — Это то, чего ты хочешь, — улыбнулся Манами, не сдвинувшись с места. — И чего хочу я. Мы с тобой одно целое, да, Сакамичи? Поэтому можем делать друг с другом что хотим. — А… Да, — ответил Онода, все еще не зная, как реагировать на столь резкую откровенность, но это, если честно, действительно здорово помогло отвлечься. До начала вечера они занялись чтением комиксов, за которыми Онода сбегал в свою комнату и принес сюда. Читать вместе с Манами было всегда интереснее и веселее, потому что он комментировал многие моменты, придумывая к ним смешные шутки, и хорошее настроение понемногу начало возвращаться. Когда за окном стемнело, пришла мама Манами и позвала их двоих к ужину. Во втором доме теперь негромко играла затейливая музыка — вероятно был включен заколдованный проигрыватель, — а на кухне все было приготовлено к праздничной трапезе. Но прежде, чем сесть за стол, Манами потратил какое-то время, чтобы разобрать подарки в гостиной, оставив свою маму наедине с Онодой, которому, краснея от неловкости, пришлось рассказывать о том, что они изучают сейчас на трансфигурации. Уж очень она интересовалась Хогвартсом и всем, что там происходит. В частности учебой, конечно. Рассказывать ей о квиддиче было практически бесполезно: Онода видел, как гаснет ее интерес и она начинает думать о чем-то своем. К счастью, вскоре к ужину присоединился Манами и сам принялся болтать без умолку на разные отвлеченные темы, и Онода с облегчением вздохнул, потому что с него сняли эту ответственность. Втроем они вкусно поели, а потом Манами взял Оноду за руку и повел в гостиную. Мама Манами осталась на кухне, складывая грязную посуду, чтобы помыть ее, а сам Манами посадил Оноду прямо на пол возле горящего камина. — Так будет теплее, — объяснил Манами. — И я сейчас вернусь. Он кокетливо подмигнул и на пару минут оставил Оноду одного обниматься с бумажным пакетом, в который были сложены подарки для Манами. — А разве мы не должны помочь твоей маме убраться? — спросил Онода, когда Манами вернулся. На его голове теперь был непонятно откуда взявшийся красный рождественский колпак. Манами поморщился, выражая свой отрицательный ответ на вопрос, а потом достал руки из-за спины. — Смотри, что у меня есть, — улыбнулся он, демонстрируя в одной руке бутылку с янтарной жидкостью, а в другой — два стакана. — А? Что это? — изумился Онода. Манами опустился на пол напротив него, скрещивая ноги, и расставил все принесенное между ними. — Медовуха, конечно. Я же говорил. — Ты все спланировал? — изумился Онода еще сильнее. — Нет, — улыбнулся Манами. — Я просто увидел будущее. — Тебе мама это дала? — спросил Онода, подозревая, что его предположение очень глупое. — Нет, — снова улыбнулся Манами. — Профессор Пьер. Мне не нравится алкоголь, но он сказал, что это самый вкусный алкоголь. Думаю, пора проверить это. Онода моргнул, а потом, когда до него дошло, засмеялся. — Мне кажется, или профессор Пьер сторонник бунтарства? — Возможно, — ответил Манами, после чего открутил крышечку и разлил напиток по двум стаканам. Он сделал первый глоток, видимо сгорая от любопытства, а потом на его лице появилось удивление. — Это и правда вкусно. Онода улыбнулся и, взяв свой стакан, тоже немного отпил. Медовуха была сладкого и насыщенного вкуса, но Онода быстро подумал, что сливочное пиво ему нравится все-таки больше. — Да, здорово, — сказал он после того, как сделал еще один глоток. Манами выпил почти половину стакана, поставил его на пол возле бутылки и полез в большой карман своей толстовки. Он вытащил оттуда маленький плоский пакетик и поднял его на уровень своего лица. — Подарок Тодо, — довольно, почти хвастаясь, сказал он. Онода тоже поставил свой стакан на пол и немного приблизился, чтобы лучше разглядеть очень уж маленькую вещицу в прозрачной упаковке. Это была тонкая металлическая палочка с шариками на двух концах, и смысл ее тут же ускользнул от Оноды. Хотя… что-то она все-таки напоминала. Пирсинг? — Это что? — спросил Онода, решив не гадать. — Ты видел пирсинг в ушах Тодо? — задал встречный вопрос Манами. Онода растерянно моргнул. — Тодо проколол ухо? — Оба уха. Уже давно, — поправил Манами, отчего Оноде стало неловко. Когда он видел Тодо в последние разы, он, честно признаться, не заметил ничего такого, хотя… тогда ему вряд ли было дело до разглядывания чужих ушей. Онода в то время был обеспокоен только одним — попытками оттащить Манами от самого края. — Так вот, — продолжил Манами, разглядывая подаренное украшение. — Я сказал ему, что тоже хочу сделать где-нибудь пирсинг, но не в ушах. — Не в ушах, — глупо повторил Онода, чувствуя себя растерянным. — Да, но Тодо сказал, чтобы я не смел трогать что-то на своем лице, поэтому мы пришли к компромиссу. — К компромиссу. — Верно, — снова улыбнулся Манами, покачивая пакетиком в воздухе. — Господи, — чуть не взорвался Онода. — Скажи уже, куда вставляется эта штука. — А ты не знаешь? — разочарованно протянул Манами, посмотрев на него. — В язык, Сакамичи. Конечно, в язык. — О, — выдохнул Онода, моргая. — Вот как. Он попытался представить себе это. Эту штуку в языке Манами. Как бы он выглядел, когда показывал язык, на котором лежал бы серебристый шарик. Как бы этот шарик ощущался, когда они целовались… Тихо сглотнув, Онода уставился в пол, чувствуя, что краснеет. Кажется, Манами будет круто с пирсингом. Боже, да ему все будет круто, потому что это Манами. Он был идеальным. Ничто не могло испортить его. — Думаю, я проколю язык, когда выберусь отсюда, — сказал Манами, пряча упаковку с пирсингом обратно в карман. — О, круто, — выдохнул Онода, пытаясь прогнать свои смущающие фантазии. — Ты хотел мне что-то подарить, верно? — спросил Манами, и Онода мигом встрепенулся, вспоминая про пакет, лежащий рядом. — Точно, ты прав, — сказал он, первым делом вытаскивая самый крупный подарок, обернутый в шуршащую бумагу, и протягивая его Манами. — Это от моей мамы. Она спросила меня про цвет, который тебе нравится, и я сказал, что это голубой. Манами с любопытством взял подарок, развернул бумагу и вытащил содержимое. — О, Сакамичи, как здорово, — улыбнулся он, приподнимая перед собой голубой свитер, который мама Оноды любовно вязала почти полгода. Быстро сняв рождественский колпак и толстовку, Манами надел подарок поверх футболки и поправил высокий ворот. Его волосы снова растрепались и были в беспорядке. — Он мягкий. Очень мягкий и теплый, — довольно сказал он. — Передай своей маме огромное спасибо от меня. Она не перестает меня радовать. — Хорошо, обязательно передам, — улыбнулся Онода и протянул следующий подарок, который был завернут в обертку уже поменьше. — Дай угадаю, — сказал Манами, потянувшись к нему рукой, но застыл. Он несколько секунд подумал, забавно хмурясь, а потом вдруг засиял от счастья. — Правда? Выхватив подарок, он быстро открыл его и вытащил баночку колы. Прижав ее к своей щеке, он блаженно закрыл глаза. — Спасибо, Сакамичи. Я ее сто лет не пил. — Только не показывай своей маме, а то она обидится на меня, — хихикнул Онода и снова протянул Манами пестрый сверток. — Это последний, обещаю. — Сейчас, — сказал Манами и, спрятав баночку газировки, дотронулся до другого подарка. — Ммм… Конфетки «Берти Боттс»? — И снова верно, — улыбнулся Онода. — Прости, что так банально. — Нет, мне нравится, — покачал головой Манами. — Мы можем весело поиграть с ними. — Поиграть? — Но прежде… У меня тоже кое-что есть для тебя. Онода с любопытством пронаблюдал, как Манами снова запускает руку в карман своей толстовки, которая теперь лежала на полу, и вытаскивает оттуда небольшую вещь, у которой были… крылья? — С Рождеством, Сакамичи, — сказал Манами и протянул Оноде вырезанный из дерева снитч. — Ух ты, — изумился Онода, с осторожностью принимая подарок. Разглядев его поближе, он понял, что фигурка была выполнена с аккуратностью и мастерством. А каждое перышко, которое обычно было из серебра, идеально совпадало по размеру со всеми остальными. — Сангаку, это же потрясающе, — восхитился Онода. — Когда ты говорил, что начал вырезать из дерева, я не думал, что у тебя получается настолько здорово. — Я делал его целых два месяца, — улыбнулся Манами. — Жаль, крылышки не двигаются. Я бы мог попробовать их заколдовать, но боюсь испортить. — Нет, он и так прекрасен, — покачал головой Онода. — Я буду бережно хранить его. — Хорошо, — кивнул Манами и, распечатав коробочку конфет «Берти Боттс», протянул ее Оноде. — Держи. Вытаскивай, какая понравится, и давай мне. Я буду пытаться угадать вкус. — Э? Серьезно? — удивился Онода. — Да, давай, интересно будет, — энергично кивнул Манами, с готовностью протягивая ладонь. Онода подумал, что делать нечего. Вынул первую конфетку красивого фиолетового цвета и положил ее на ладонь Манами. Манами сжал ее, подумал несколько секунд и поморщился. — Не, эта тебе не понравится. Это брокколи, — сказал он и бросил конфетку в мусорное ведро, попав точно в цель. — Оу, — удивленно произнес Онода и полез за следующей конфеткой. Про нее Манами сказал: «Мята», и улыбнулся. Когда Онода положил конфету в рот, вкус и правда оказался таким. Манами угадал. — Круто! — оживился Онода и дал Манами следующую. — Что-то кислое. Лимон или какой-то другой цитрус. Онода сунул конфету в рот. — Апельсин, — кивнул он. Следующая конфетка, к сожалению, отправилась в мусорное ведро, а за ней и еще одна. Потом Манами угадал ванильный вкус, вкус жареной картошки, шоколадный вкус и вкус клубники. Онода так увлекся этой игрой (уж больно понравилось ему есть только вкусные конфеты), что он совершенно забыл думать о том, что Манами может ошибиться или… сказать неправду специально. — Здесь мята, — улыбнулся Манами, протягивая очередную конфетку обратно, и Онода даже не вспомнил о том, что такой вкус уже был. Он с желанием закинул конфету в рот и раскусил ее, но вкус оказался совсем не таким, как он ожидал. Резко зажав рот ладонью, чтобы не выплюнуть все на пол, Онода сгорбился, и Манами засмеялся. — Прости, Сакамичи, я не смог удержаться. Онода вскочил на ноги и побежал на кухню. Там он нагнулся над раковиной и прополоскал рот водой, кашляя и почти задыхаясь. Откуда-то появился встревоженный голос мамы Манами: — Что случилось? Сакамичи? — Н-ничего, — ответил Онода, закрывая кран и вытирая рот запястьем. — Просто конфетки «Берти Боттс». Это была… тухлая рыба. — Оу, — выдохнула мама Манами и улыбнулась. — Мне всегда нравились эти конфетки. Никогда не знаешь, что попадет на этот раз. Мы с ребятами даже пытались составить теорию, которая позволяла бы вычислить вкус, опираясь на цвет и форму, но, к сожалению, не преуспели в этом. Манами вот не требовались никакие теории, подумал Онода. — Да уж. Очень весело. Он вернулся в гостиную и устало опустился на свое место возле камина. Манами все еще сдавленно хихикал, прикрывшись ладонью, и Онода обиженно толкнул его в плечо. — Это было жестоко. Я же действительно настроился на мяту. — Прости, — снова повторил Манами и начал смеяться еще громче. — Видел бы ты свое лицо. Никогда не доверяй слизеринцам. Ладно, я шучу. Онода надулся, складывая руки на груди и отворачиваясь к огню. Манами пододвинулся к нему и коротко поцеловал в щеку. — Ну ладно тебе. Давай выпьем еще немного, а потом я покажу тебе наш с тобой подарок от моей мамы. — Подарок от твоей мамы? — заинтересовался Онода, мигом забыв об обиде. — Да, — кивнул Манами и снова наполнил их стаканы. — Выпьем за то, чтобы у нас все было хорошо и чтобы мы прожили долгую жизнь. Тост Оноде понравился. Они опустошили стаканы почти синхронно, и, когда, одевшись, снова вышли на улицу, Онода начал ощущать приятное головокружение. Хотелось смеяться без повода, и он понял, что все-таки опьянел. Вдвоем они зашли в кладовую комнату во втором домике, и там Манами, порывшись в какой-то коробке, достал две пары белых коньков. О нет, подумал Онода, увидев этот кошмар. Кошмар для него. — Я-я не умею кататься, — признался он, прежде чем Манами успел что-то сказать. Для Оноды даже вид коньков казался пугающим. Он честно не представлял, как люди держатся и едут на этих штуковинах, а некоторые и вообще вытворяют какие-то сумасшедшие трюки. Его мама очень любила фигурное катание, она смотрела его по телевизору довольно часто, а вот Онода, глядя на спортсменов, хотел закрывать глаза при каждом их прыжке, потому что невольно представлял, как это больно — упасть на лед, да еще и со скоростью. — Это несложно, — улыбнулся Манами, разбивая все надежды Оноды отвертеться. — Не сложнее, чем летать. Ты пробовал хоть раз? Онода опустил взгляд и отрицательно помотал головой. — Ну вот. Я буду держать тебя за руку, если хочешь, так что ничего не случится. Уверен, ты быстро научишься. Манами сказал все это с такой уверенностью, что у Оноды просто не хватило духу противиться. Обреченно распрощавшись с целыми коленями, он кивнул и позволил Манами взять его за руку, чтобы снова вывести на улицу. На этот раз они направились в сторону озера, на котором теперь был лед с тонким слоем чистого снега. Когда они остановились на берегу, Онода невольно заметил длинные ломаные линии на поверхности — следы от коньков. Манами, видимо, уже катался здесь не так давно. Возможно, на этой неделе. — Сегодня замечательная погода и вполне светло. Я еще никогда не катался так поздно, — сказал Манами, и Онода только теперь осознал, что на дворе, вообще-то, поздний вечер. Он вроде думал, что будет очень темно, но небо было ясным, переливающимся от звезд, а почти полная луна сияла прямо над ними. Заглядевшись, Онода едва не выпал из реальности, но Манами вручил ему пару коньков. — Надевай, — с безжалостной улыбкой сказал он. Онода взял коньки, ощущая их приличный вес, и обреченно вздохнул. Манами тем временем подошел к скамейке, смахнул с нее снег и принялся переодевать свою обувь. Онода сел рядом и, на время сняв перчатки, завозился со шнурками на своих зимних ботинках. — Это кошмарная идея, я сразу говорю, — решил предупредить он. — Если я упаду и уроню следом еще и тебя, не жалуйся. — Все будет в порядке, Сакамичи, просто доверься мне, — посмеялся Манами. Вскоре с приготовлениями было закончено, хотя для Оноды это «скоро» растянулось едва ли не на час, потому что зашнуровывать коньки оказалось делом не таким уж и простым. Манами сказал, что их нужно затянуть как можно крепче, и, когда Онода наконец закончил и выпрямился, у него болело в спине и пылали щеки. Манами стоял рядом и протягивал ему руку. Тихо сглотнув, Онода взялся за нее и встал, осторожно двигая ногами. И пока они шли ко льду по снегу, все казалось не так уж и плохо. Онода мог держать равновесие, потому что лезвия коньков утопали в снегу, но перед самым льдом он испугался и потянул Манами за руку. — Нормально, — улыбнулся тот, посмотрев на Оноду. — Я держу тебя, так что ты не упадешь. — Упаду, — упрямо заявил Онода. — Нет, — засмеялся Манами и все же дернул за собой. Онода зажмурился, понимая, что он переместился в пространстве, а когда все-таки решился открыть глаза, то понял, что они стоят на льду. Он стоял. Прямо на льду. В этих чертовых коньках, которых боялся до смерти. — О, — удивленно выдохнул он, глядя себе под ноги. — Ну я же говорил, — улыбнулся Манами, все еще крепко держа за руку. — Не страшно? — Вроде не особо, — ответил Онода, но быстро пожалел о своих словах, потому что Манами оттолкнулся одной ногой и поехал, утягивая его за собой. Онода завизжал как девчонка. — Не так быстро! — Это медленный темп. Очень медленный, — сказал Манами, даже не притормозив, и Онода вцепился в его ладонь обеими руками, смешно наклонившись. — Так не пойдет, Сакамичи. Ты должен держаться прямо. Как я. Да, легко ему было говорить. Оноде потребовалось еще несколько секунд, чтобы пересилить себя и опустить одну руку. Потом он выпрямился, стараясь смотреть только на Манами, и так паника понемногу начала отступать. — Хорошо, — сказал Манами. — А теперь отталкивайся ногами. Плавно, не сильно. Осторожно. Онода кивнул и постарался сделать, как сказано. Он оттолкнулся одной ногой, затем второй и обомлел, понимая, что все еще не упал. — У тебя отлично получается! — с восторгом сказал Манами. — Для первого раза просто отлично! — Правда? — нервно улыбнулся Онода, думая, что Манами льстит ему, чтобы просто подбодрить. Хотя Онода действительно двигался, у него получалось. Они проехали немного так, держась за руки, а потом Манами попытался высвободить ладонь. — Нет! — снова испугался Онода, сжав пальцы сильнее. — Ты сам поедешь, все нормально, — засмеялся Манами. — Нет, держи меня, пожалуйста. — Не бойся, Сакамичи. Когда Манами все-таки добился своего и высвободил ладонь, Онода снова зажмурился. Он хватал пальцами воздух, но поддерживающей руки не было. — Сакамичи, открой глаза, — снова засмеялся Манами, и Онода рискнул посмотреть, что происходит. Теперь он стоял на льду сам и, кажется, даже не падал. Это было правдой? Он двинул ногой, потом другой. И поехал вперед. — Ого, — сказал он. — Если хочешь, можем поиграть в догонялки, — предложил Манами, улыбаясь. Он ехал спиной вперед, глядя на Оноду и улыбаясь. И держался на льду Манами так уверенно и круто, что даже стало завидно. — Ох, нет. Я не смогу быстро, — отказался Онода, но Манами все равно развернулся и ускорился. — Если догонишь, я тебя поцелую. — Это тоже жестоко, — выдохнул Онода и попробовал ускориться следом. Сначала у него вроде бы неплохо получалось, но везение быстро ушло. Онода упал на колени, поморщился, поднялся, поехал снова, видя, как Манами ловко кружит на одном месте, а потом снова уезжает дальше. — Как думаешь, стоит ли дать имя этому месту? — спросил он, когда вернулся спустя минуту. Он был рядом, но не подъезжал совсем близко — Онода бы не дотянулся — и снова двигался спиной вперед. — Что? Имя? — спросил Онода, почти запыхавшись. Он успел упасть и подняться еще раз. — Ну да. Я живу здесь уже довольно долго, и мы с тобой постоянно встречаемся здесь, — кивнул Манами, смахивая со лба прядь волос. — Это место заслуживает названия. — И как ты хочешь его назвать? — Ммм… Не знаю. Может быть, Горный холм? — Горный холм? — удивленно переспросил Онода. — Но почему именно так? — Потому что это наше с тобой место, — улыбнулся Манами и, развернувшись, проехал немного вперед. — Наше с тобой особенное место. Назвать его в нашу честь было бы лучше всего. «Горный холм» — это наши имена. — Ну да, — посмеялся Онода. — Назови так, если хочешь. Я не против. — Договорились, — ответил Манами и ускорился снова. Оноде пришлось поторопиться, но он все равно не мог догнать, потому что слишком часто падал и тратил на это время. К счастью, Манами вскоре сжалился над ним, замедлился, а потом и вовсе остановился, позволив Оноде мягко врезаться в него и вцепиться руками в пальто. — Поймал, — улыбнулся Манами, обнимая в ответ. — Ты мне поддался, — улыбнулся и Онода. — Ну, иначе было бы нечестно. Ты ведь первый раз на коньках. У тебя правда здорово получилось. Онода кивнул и прижался лицом к шарфу Манами, надеясь постоять так еще немного, но Манами потянул его к берегу. — Поехали назад. Пока ты себе еще что-нибудь не расшиб. Онода почти расстроился, что эта приятная близость так быстро закончилась, но вернуться к скамейке казалось тоже приятной идеей. И Манами держал его за руку всю дорогу, пока они оба снова не сели на надежную твердую поверхность. Онода наконец с облегчением вздохнул, но потом едва не вскрикнул от боли, когда Манами немного сжал его колено. — Ауч. — Ой, прости, — извинился Манами, убирая руку. — Просто проверял, насколько все плохо. Нужно было попросить для тебя наколенники. — Да, было бы неплохо, — согласился Онода, потерев больную коленку. Вообще, болели обе коленки, и наверняка на коже уже налились некрасивые синяки, но… Наверное, это стоило того. — Было весело, — тихо сказал Онода, глядя на свои ноги. — Даже мои фееричные падения на лед. Мне правда весело, Сангаку. Это замечательное Рождество. Вместо ответа он вдруг почувствовал чужие пальцы в перчатках на своем подбородке, а потом его лицо потянули в сторону. Онода развернулся и почти сразу же встретился с губами Манами своими. Манами нежно поцеловал его, на секунду проник горячим языком в рот, а потом провел по нижней губе. — Это замечательное Рождество, — повторил он, чуть отстранившись. — Мое лучшее Рождество. Я счастлив, что ты здесь со мной. Счастлив, что ты со мной. Манами поцеловал снова, и Онода закрыл глаза, отвечая. У него кружилась голова. То ли от выпитой медовухи, то ли от губ Манами, но все это было не важно. Важным было то, что Онода хотел, чтобы такое счастливое Рождество у них повторилось еще много, очень много раз. Рождество, в которое они могут быть вместе.

* * *

Как бы сильно Онода ни хотел, чтобы сказка не заканчивалась, на следующий день ему пришлось вернуться домой. Расставание с Манами вышло довольно тоскливым и почти плаксивым, но Онода сдержался, ободряя себя мыслями о том, что вскоре они встретятся вновь. Было немного непривычно — профессор Пьер трансгрессировал не в Хогсмид, а прямо в дом Оноды в Лондоне, и это оказалось, конечно, куда быстрее, чем Хогвартс-экспресс. Правда, на этот раз профессор все-таки не смог отвертеться, и ему пришлось пить чай с мамой Оноды, чем Онода, в принципе, был доволен, потому что у него появилось такое необходимое сейчас время, чтобы подняться к себе в комнату и перевести дух. Слипи была уже там. Сидела на изголовье кровати Оноды и дремала, а под ней… — О, ты издеваешься? — простонал Онода, подходя к постели. Подушка была вытащена из-под покрывала, мало того, она была разодрана едва ли не в клочья, и теперь везде валялись мелкие перья. Онода устало сел на кровать, смахнул несколько вниз и с укором посмотрел на проснувшуюся птицу. — Да ладно. Я тебя один раз попросил прилететь самой. Привыкла, что тебя на поезде в Рождество возят? Совсем обленилась. Вредная птица. Слипи ответила ему что-то на своем, на совином, и Онода закатил глаза. — Она еще и отвечает. Знаешь, и без тебя проблем хватает. Не докучай мне. На это сова, кажется, обиделась и спрыгнула на подоконник, принимаясь стучать клювом по оконной раме, требуя выпустить ее на улицу. Онода подошел к ней и осторожно погладил по оперенью. — Ну перестань. Я не хотел. Извини. Повернув голову в его сторону, Слипи внимательно посмотрела на хозяина и сдалась. Она вернулась на изголовье кровати и принялась наблюдать за тем, как Онода собирает перья — следы ее вандализма. Когда он наконец закончил уборку, заменил подушку и спустился вниз, профессора уже не было. Он ушел, и мама Оноды теперь вовсю хлопотала с ужином. Позже она, конечно, снова расцеловала сына, говоря о том, как сильно соскучилась, и Онода почувствовал себя спокойнее, наконец сумев сказать тихое «я дома». Остаток дня он провел вместе со своей мамой. Он помог ей приготовить ужин, потом они вместе поели, обсудив его школьную жизнь и как прошло Рождество, и посмотрели телевизор. Онода уснул рано, потому что проснулся тоже рано, надеясь побольше времени провести с Манами, и новая ночь пролетела для него одним мигом и без сновидений. Когда на следующее утро он спустился на кухню, его мама собиралась на работу. Она оставила для него завтрак в микроволновке, но вот рядом с ее собственной тарелкой стояла подозрительная баночка таблеток, которую мама почти сразу спрятала в один из шкафчиков, видимо подумав, что Онода ее не заметил. Но это было не так. И Онода, если честно, не помнил, чтобы его мама когда-либо принимала какие-то таблетки. Когда она уходила, он, как обычно, пожелал ей удачного дня и подставил щеку, позволяя поцеловать. И стоило только двери захлопнуться, как он тут же вернулся на кухню и достал из шкафа белую баночку. Он понимал, что так делать неправильно, но в то же время понимал и еще одну вещь: если спросит прямо, мама утаит от него все, заверив, что беспокоиться совершенно не о чем и что с ней все в порядке. Поэтому, прочитав название на этикетке, Онода поставил таблетки на место, а сам пошел в комнату за телефоном, чтобы зайти в интернет и пробить лекарство по поиску. Как выяснилось, это были таблетки для понижения давления, хотя раньше его мама никогда не жаловалась на здоровье. Или не жаловалась специально, поправился про себя Онода и невольно поежился. Его мама была еще довольно молодой для проблем с давлением. Значит, причина была в чем-то другом? Может быть, так сказывалось на ней перенапряжение? Она часто меняла работу, уходя с одного места на другое. На новой ей вроде бы платили больше, но и работать приходилось тоже больше. Не одно, так другое, подумал Онода и обреченно выдохнул. Он не стал ждать и решил попробовать поговорить с мамой уже этим вечером, но до этого сделал в доме уборку и попытался приготовить съедобный ужин. Еда немного пригорела и в целом, кажется, получилась пересоленной, но, когда в девять вернулась мама, она была удивлена и благодарна, заверив Оноду, что все вышло не так уж и плохо. Правда, сам Онода есть не спешил, когда они расположились за столом. То ли у него не было аппетита, то ли просто не хотел есть свой кошмарный ужин. Вместо этого он налил себе сока из кувшина и осторожно позвал: — Мам. — Да, солнышко, — бодро отозвалась мама, отрываясь от тарелки. Онода помешкал несколько секунд, пытаясь настроиться, а потом все же сказал: — Прости. Я сделал очень некрасивую вещь. Я не должен был так поступать, но… зная тебя, я сделал это. — О чем ты, Сакамичи? Что-то случилось? — озабоченно спросила мама. — Я видел твои таблетки, — признался Онода, сжав кулаки. — И знаю, от чего они. Давно…? Давно ты их принимаешь? — Ах, это? — как ни в чем не бывало сказала мама. — Мне их совсем недавно выписали. Для профилактики, скажем так. Ничего особенного. — Ничего особенного? — переспросил Онода, скрипнув зубами. — Может быть, ты скажешь правду? Это из-за новой работы, да? Ты слишком устаешь? В этом дело? Ему показалось, что он был слишком резок. Мысленно обвиняя себя, он замолчал и отпил немного сока из стакана. Его мама тоже молчала, а потом она отложила вилку и попыталась улыбнуться. — Я справляюсь, Сакамичи. Правда, — сказала она, но Онода понял, что это ложь. — Тебе не стоит переживать обо мне. И… я была бы рада, если бы ты посвятил себя тому мальчику, который болеет. Посвяти себя Сангаку, не думай ни о чем другом. Онода прикусил губу, низко склонив голову, а потом ответил: — Я твоя семья, мам. В первую очередь твоя семья. И мне больно, когда ты говоришь не беспокоиться о тебе. Когда скрываешь от меня свои проблемы. Почему нельзя все обсудить и подумать вместе? Ведь можно найти выход. Если платить налоги тяжело, можно продать дом и купить поменьше. Мы можем пожить и в квартире. — Ты же знаешь, — сказала мама, опустив голову. — Это дом моих родителей, и я обещала заботиться о нем. — Ладно, другой вопрос, — решился Онода. — Ты не… Ты не хочешь начать встречаться с кем-нибудь? Может, кто-то нравится тебе? Слушай, я совсем не против, если ты найдешь себе партнера. Я не против, даже если он будет жить здесь и даже если он не будет мне нравиться. Все что угодно, если это облегчит тебе жизнь. Его мама удивленно моргнула, а потом тихо рассмеялась. Онода нахмурился, не понимая, что смешного в этом может быть. — Ох, Сакамичи, — сказала мама, перестав смеяться. — Мы с твоим папой хоть и не женаты, но я его люблю. — Что? — опешил Онода. — Ты… Как ты можешь так говорить? Ты любишь этого человека? Который бросил тебя и меня? — Ну, — выдохнула мама, и ее улыбка стала грустной. — Я видела достаточно боли в его глазах, чтобы понять, что он тоже не рад этому, но почему-то вынужден это сделать. — Боли? — поморщился Онода и резко вскочил со стула. Бедром он случайно толкнул стол. Стакан опрокинулся, и сок вылился на белую салфетку, но Онода этого и не заметил. — Что он знает о боли? Да какая причина может быть у человека, чтобы бросить свою семью? Если бы кто-то из нас был хоть чуточку дорог ему, он бы так не поступил! Знаешь, кто он? Он безответственный мудила! Любить такого просто отвратительно! — Сакамичи… — испуганно и грустно произнесла его мама. — Ты не должна жертвовать своим здоровьем ради него, — отчаянно сказал Онода. — Не ради человека, которому плевать. Мама опустила голову, ничего на это не ответив, и только теперь Онода пришел в себя. Он увидел, что наделал, и быстро поставил упавший стакан. — Прости, — сказал он, тоже испугавшись. — Прости, пожалуйста. Я не хотел так срываться. Я сейчас же все уберу. Быстро подбежав к раковине, он вынул из нижнего шкафчика ведерко и принялся набирать в него воду. Мама так ничего и не сказала, пока он вытирал пролитый сок с пола и стола. Салфетку пришлось бросить в стирку, а потом уйти к себе в комнату, так и не притронувшись к ужину. Только поздней ночью, когда Онода так и не смог заснуть, он поднялся с кровати и, включив настольную лампу, сел за стол. Достав из ящичка старую тетрадь, он вырвал листок, взял ручку и почти принялся писать, но остановился. Это бесполезно, подумал он про себя и сжал пальцы так сильно, что побелели костяшки. Какой был смысл писать отцу, если он пропустит все его слова мимо ушей? Если так и останется эгоистичным придурком, которому ни до кого нет дела… Хотя… Онода вспомнил это неохотно, но факт игнорировать было сложно. По какой-то причине, неизвестной для Оноды, его отца волновала ситуация Манами, и настолько, что он даже дал свое разрешение на посещение места, от которого все должны были держаться подальше ради собственной безопасности. Наверняка это было нелегко — добиться такого разрешения в Министерстве, потому что Онода как-никак был несовершеннолетним, но… его отец сделал это. Так почему…? Ты что-то скрываешь, — подумал Онода, плотно сжимая губы и глядя на чистый лист. Скрываешь что-то очень важное… Почему… тебя так беспокоит Манами? Кто он тебе? Вопросы были серьезными, и Онода понимал, что впервые за долгое время снова задумался об этом. Если бы он мог спросить… Разговаривать с отцом, конечно, не было никакого желания. И не было никакой гарантии, что он скажет правду. Тем более тому, на кого наплевал с тех самых пор, когда тот родился. Он бросил меня, — проговорил про себя Онода и уткнулся лбом в сложенные на столе руки. Его отец бросил его, а потом в жизни Оноды, пока он был еще ребенком, случилось ужасное происшествие, из-за которого он, возможно, заставил свою магию иссякнуть. Заставил свои магические способности измениться. И его магические способности потом помогли Манами. Если все это действительно так, могло ли это быть… спланировано? Ужаснувшись собственным мыслям, Онода вздрогнул и поднял голову. Нет, это слишком сложно и безумно, это случайность, сказал он себе и взглянул на свою спящую сову. Без очков любое изображение дальше метра расплывалось, но Оноде не нужны были очки, чтобы написать письмо. Письмо, в котором, как он чувствовал, не было никакого смысла. Бесполезное письмо, суть которого так и не дойдет до адресата, потому что адресат решил игнорировать все, связанное с его настоящей семьей. Какая причина может быть у человека, чтобы бросить свою семью? — вспомнил собственные слова Онода, и у него заболела голова. А что… если причина действительно была?