Небесный принц: Безвестность

Письмо отца было не слишком длинным, хотя и это не отменяло факта его неожиданности и… неожиданности содержания. Нет, правда. Онода удивленно моргал, стоя возле комода, на котором бурая сова с аппетитом поедала корм, и отчаянно пытался вспомнить, спрашивал ли когда-нибудь отец о его делах до этого момента? И почему именно сейчас? Почему в такое время, когда у Оноды настал самый важный и напряженный период во всей его уже прожитой жизни? Как будто ему и без того не хватало нервотрепки. Письмо отца действительно заставило насторожиться, почувствовать паранойю. А что, если отец начал о чем-то догадываться? Онода, конечно, не знал, на каких основаниях это могло случиться, но совладать с тревожными чувствами было нелегко — они были глупыми и неконтролируемыми. Когда он сел на кровать и еще раз пробежался по тексту глазами, его посетила и другая мысль: может быть, отца волновали дела Манами, а не дела Оноды, просто вопрос был поставлен таким осторожным образом? Как бы странно это ни казалось, поверить в такой расклад было куда проще, потому что отцу действительно всегда было все равно. Он не думал о чувствах Оноды, когда бросил его одного с матерью-маглом, которая фанатела от магии и безустанно про нее говорила. Он не думал о чувствах Оноды, когда, вместо того, чтобы прийти лично и сходить со своим ребенком в Косой переулок для покупки школьных принадлежностей, отправил помощника с работы — совершенно чужого человека. И Онода не верил, что что-нибудь когда-нибудь изменится. Отца, кажется, больше интересовал чужой ребенок, нежели свой собственный, и иногда от мысли об этом было действительно обидно. Разве не своя семья должна волновать человека в первую очередь? Свои близкие и родные люди. Но ответ на этот вопрос Онода не надеялся узнать, потому что это, во-первых, означало бы, что ему нужно поговорить со своим отцом, чего делать совершенно не хотелось по очевидным причинам. Онода должен был совершить над собой неимоверное усилие, заставить себя перебороть чувство дискомфорта и почти отвращения, и это казалось ему чем-то просто невыполнимым. Вместо этого он решил, что проще и правильнее будет подавить свой интерес и сосредоточить все свое внимание на Манами, друзьях, маме и учебе в школе. Это казалось верным: раз уж отец определенно не считал его близким и родным человеком, то почему Онода должен? Но в такие моменты все снова менялось. — Воу, у нас гости? — бодро спросил вернувшийся из ванной Наруко. Его громкий голос разбудил задремавшего на своей кровати с книгой Имаизуми, но тот только перевернулся на бок и закрыл голову подушкой. Онода быстро свернул письмо и спрятал обратно в конверт, снова взглянув на сову. Теперь к ней присоединилась Слипи, и они, кажется, знакомились друг с другом, о чем-то тихо ухая. — Эм… Да, доставка почты, — растерянно кивнул Онода. — Письмо? — с ехидной улыбкой спросил Наруко, уже забравшись на постель и пытаясь заглянуть через плечо Оноды. — От кого? От Манами? Онода прижал конверт к груди, пряча красивую подпись и отвечая почти разочарованно: — От отца. — Уу, серьезное дело, — хмыкнул Наруко, похоже потеряв интерес, и сполз с кровати Оноды. — Не люблю получать письма от отца. Он пишет только в том случае, когда маман настолько зла на меня, что готова разнести полсвета. — Мой обычно вообще не пишет, — тихо ответил Онода. — Прости, Сакамичи. Если бы я знал, то ничего не спрашивал бы, — сказал Наруко, принимаясь тыкать в Имаизуми пальцем и мешая ему спать. У меня странное предчувствие из-за этого, — подумал про себя Онода, вновь невольно вспоминая текст письма. «Возможно, мы скоро увидимся, — писал отец в самом конце страницы. — Есть кое-что, что я должен передать тебе». Оноде очень не нравилось все это, и не потому что он не любил секреты и недосказанности. Его отец недоговаривал уже очень давно, и этот ореол тайны вокруг него уже начинал даже пугать. Отец Манами плохо кончил, с ним случилась большая и сложная беда, а если отец Оноды был как-то связан с ним и его ребенком, Сангаку, то это вряд ли позитивная история. И сейчас Онода снова чувствовал это… Желание узнать еще одну правду.

* * *

Только когда наступил март, морозные дни постепенно пошли на убыль. Эта зима оказалась очень холодной и нелегкой, по сравнению со всеми предыдущими зимами в Хогвартсе. Посещать квиддичное поле и тренироваться в холод было малоприятно, практиковаться в создании магического артефакта для Манами — еще труднее, ко всему прочему пару раз в неделю приходилось засиживаться в библиотеке допоздна, потому что профессора уже решили, что пятикурсникам пора готовиться к экзаменам в конце года. Онода мысленно мечтал о том, чтобы этот год поскорее закончился — на каникулах он сможет ненадолго забыть об учебе и отвлечься другим: ему предстояло попробовать устроиться на какую-нибудь подработку и помогать маме по хозяйству; а еще до наступления лета он с друзьями планировал осуществить свою безумную затею, за которую их троих, вообще-то, с легкостью могут исключить из школы. Тогда думать придется не о подработке, а о полноценной работе, что было тоже не самой приятной вещью. Совсем вскоре Оноде стукнуло шестнадцать, по поводу чего Наруко рвался организовать шумную вечеринку в гриффиндорской гостиной с подарками, вкусной едой и сливочным пивом из «Трех метел». Отговорить его стоило больших усилий, но в сам день рождения все же пришлось пойти с ним и со всей квиддичной командой в Хогсмид. Прошло довольно весело, стоило бы сказать, — Онода впервые за долгое время почувствовал себя обычным безмятежным подростком, который проживал нормальную жизнь, но это ощущение испарилось на следующий же день, когда, навещая Манами, он нашел его в слезах после очередного кошмарного сна. «Все это скоро закончится, я обещаю», — убеждал Онода, прижимая к себе и гладя по волосам, когда Манами сказал, что хочет сбежать отсюда, что устал чувствовать себя запертым в клетке. Он был здесь уже несколько месяцев, и Онода, как бы ни старался, не мог понять, каково это. Смог бы он сам выдержать такое заточение? Манами хоть и старался держаться, выглядеть бодрым и веселым большую часть времени, когда приходил Онода, это все равно не давало никакой надежды на то, что он действительно чувствовал себя так. А что было в другие дни, Оноде и подумать было страшно. Это означало только одно: нельзя больше тянуть. Они должны заколдовать браслеты как можно скорее, чтобы Манами разрешили уйти. Вернуться домой. И в школу тоже. Если это произойдет, он почувствует себя лучше, так ведь? Онода очень хотел надеяться на это и мысленно обещал себе, что если они оба все-таки попадут на шестой курс Хогвартса после всего, то он будет стараться проводить с Манами так много времени, как только сможет. К счастью, еще спустя две недели, на следующий день после квиддичного матча против Хаффлпаффа, который закончился нелегкой победой гриффиндорцев, Онода вместе с Наруко и Имаизуми смог достигнуть желаемых результатов в практике с магическим артефактом. Они попробовали заколдовать браслеты одновременно, и, когда получилось удачно пройти все три стадии, Онода почувствовал небывалое облегчение. В этот же день он взял у Имаизуми приготовленное заранее сонное зелье и решил, что уже в следующую встречу передаст его Манами на хранение и расскажет подробности придуманного плана. Останется только убедиться, что Манами тоже готов к этому, а потом выбрать подходящий день, а точнее, ночь. Онода был взвинченным и нервным, когда в последнюю субботу марта, как и обычно, встретился с профессором в Хогсмиде, чтобы отправиться к Манами. В кармане у Оноды был флакончик с сонным зельем, и этот факт никак не давал покоя, словно профессор Пьер мог читать мысли и видеть насквозь. Но он вроде бы не заподозрил ничего такого, хотя его улыбка была несколько странной, когда он спрашивал у Оноды, хорошо ли тот себя чувствует. Пришлось, конечно же, соврать, за что, конечно же, было стыдно. Но о терзающих ощущениях удалось быстро забыть, потому что Онода снова оказался в месте, которое Манами окрестил Горным холмом. Здесь, естественно, тоже началась полноценная весна, и тропинки были расчищены от талого снега. Онода поспешил к Манами, который сидел на крыльце и старался над новым браслетом из дерева. — Привет, Сакамичи, — улыбнулся Манами, чуть щурясь от солнца. — Кажется, ты припозднился сегодня. Онода улыбнулся в ответ, чувствуя трепет в сердце, и сказал шепотом: — Это проспал профессор, а не я. — Вот как, — засмеялся Манами. — Профессора, оказывается, тоже люди. Прости, я уже позавтракал, но мы все еще можем отправиться на кухню, — добавил он, откладывая недоделанный браслет и поднимаясь на ноги. Онода подошел к нему вплотную, чтобы обнять и поцеловать в краешек губ, и только потом заметил, что Манами выглядит усталым. — Ты плохо спал сегодня? — сказал Онода, скорее утверждая, чем спрашивая. — Снова приснилось что-то дурное? — Просто бессонница, — качнул головой Манами. — Какой-то мандраж перед тем, что случится. Онода чуть нахмурился и отошел на шаг назад. — Ты знаешь? — Ты ведь принес мне кое-что, — ответил Манами. — Что-то лежит в твоем кармане. Вспомнив о флакончике с зельем, Онода вздрогнул, а потом резко замахал руками. — Сангаку! Перестань так делать, пожалуйста, — иногда это очень жутко, в самом деле! — сказал он, снова приблизился и, обхватив ладонями лицо Манами, поцеловал. — Ты не можешь быть настолько, настолько удивительным и нереальным. Я просто ничто рядом с тобой. Но Манами засмеялся, сжав замерзшие пальцы на запястьях Оноды. — Сколько за всю историю было обскуриалов и сколько волшебников со способностями как у тебя? О таких, как ты, не написано в книжках. Так может… ты слишком строг к себе? — Думаешь, что-то может сравниться со способностью видеть будущее? — Я не хочу об этом думать, потому что не сравниваю наши магические способности, — уклончиво ответил Манами. — Ты мне не за них нравишься. — Ладно, — выдохнул Онода, перехватывая ладони Манами своими и сжимая их. — Пойдем внутрь — у тебя руки совсем как лед. С этим Манами согласился. Они прошли в маленькую прихожую, где повесили свои куртки, а потом в спальню, где, как обычно, царил беспорядок. Манами забрался на кровать и все равно закутался в одеяло, хотя в комнате горел камин. — Так, хорошо, — сам не зная зачем, сказал Онода, присаживаясь на край постели и запуская руку в карман мантии, чтобы нащупать гладкий флакончик с зельем. — Нас никто не подслушает? — Нет, — качнул головой Манами, глядя куда-то вниз перед собой. — Можешь говорить, что хочешь. Онода кивнул и, достав зелье, положил его рядом с Манами. — Ничего страшного — просто довольно крепкое сонное зелье, — сказал Онода. — Любой будет спать всю ночь, даже если за окном начнется апокалипсис. — Хорошо. И когда? — Ты даже не спросил, зачем оно, — обреченно простонал Онода, и Манами слабо улыбнулся ему. — Не нужно быть провидцем, чтобы понять это. Я должен незаметно подлить зелье дежурному, чтобы он не смог нам помешать. — Да. Верно, — напряженно ответил Онода. — Прости, что прошу тебя об этом. Это неприятный обман, но иного выхода, наверное, нет. — Я не люблю этих мракоборцев, — сказал Манами. — Не велика беда, если один из них обидится на меня. Они в самом деле очень дотошные со своей слежкой. — Если… — продолжил Онода, выдавливая из себя слова, — ты готов, то мы можем выбрать подходящий день. Но Манами грустно улыбнулся, спрятал зелье под подушку, а потом ответил: — Мне все равно. Все дни здесь одинаковы. Услышав это, Онода вздрогнул и сжал губы, понимая, что грань уже близко. Понимая, что еще полгода или, может, меньше — и Манами начнет сходить с ума не только из-за своей силы, а еще из-за этого места. Не выдержав, Онода рванулся к Манами, крепко обнял его, а потом завалил на кровать. — Все будет хорошо, — прошептал он, чуть отодвинувшись и взглянув в глаза. — Когда лето закончится, в начале этого сентября, мы поедем в школу вместе. Только представь: снова платформа девять и три четверти, снова Хогвартс-экспресс. Кругом так шумно и оживленно, и твоя мама провожает тебя на поезд. — Ммм… продолжай, — сказал Манами, слабо улыбнувшись. — Мы накупим сладостей с тележки, — сказал Онода и, наклонившись, коротко поцеловал Манами в губы. — Ты уснешь на моих коленях, потому что дорога долгая и ты всегда засыпаешь. А потом сквозь вечернюю теплую тьму фестралы отвезут нас в замок. Там устроят вкусный праздничный пир, как и всегда. Мы будем сидеть вместе. Я сяду с тобой, где захочешь, и мы вместе посмотрим распределение… — Мне нравится ход твоих мыслей, Сакамичи, — ответил Манами. — Это будет незабываемый день. — Как и все остальные, — улыбнулся Онода. — У нас их будет много. Очень много. Мы сделаем столько всего. — Мы переспим, — сказал Манами, снова улыбнувшись. — Мы переспим, — повторил Онода и, краснея, бессильно уткнулся лбом в щеку Манами. — Сангаку, о Боже. Не заводи меня сейчас. — Прямо в школе. — Прямо в школе? — вздрогнул Онода, поднимая голову. — Ты правда сходишь с ума? — Но тебе понравится, — тихо засмеялся Манами. Онода отстранился, сполз с кровати на пол и сел, спрятав лицо в коленях. Ему было стыдно, его щеки пылали, а сердце готово было вырваться из груди, но он признавал, что хочет. В школе… да где угодно. Главное, что с Манами. Одеяло рядом зашуршало, Манами перевернулся на бок, а потом сказал: — Спасибо, Сакамичи. Если все это и правда случится, можно потерпеть. — Обязательно, — ответил Онода, подняв голову и взглянув на Манами. — Я обещаю. Мы справимся — твои браслеты будут работать отлично. — Хорошо, — сказал Манами и закрыл глаза. — Хорошо. — И если все в порядке, то в следующую субботу я скажу тебе, в какой день нас ждать, чтобы ты смог выполнить свою часть. Мы прилетим сюда на метлах, — рассказал Онода. — Здорово. — Манами улыбнулся, не открывая глаз. — Я уж думал, что больше никогда не увижу, как летают на метлах. — Увидишь, — заверил Онода. — И даже сам сможешь летать. Ты сможешь… Он осекся, не зная, может ли договорить это. Ты сможешь играть в квиддич… А сможет ли Манами в самом деле? Примут ли его в команду снова, после того… что он сделал? Онода не знал и даже боялся думать об этом, хотя для Манами это, несомненно, было очень важным. — И когда-нибудь мы сходим на чемпионат мира, правда? Мы сделаем это, — сказал Манами, отвлекая, и Онода грустно улыбнулся, погладив его по волосам. — Все, что угодно. Манами, кажется, успокоился и начал засыпать, что было хорошим знаком. Он должен был поспать, если не смог ночью. Сон всегда приходил на пользу. — Поспи, если можешь уснуть, — сказал Онода, но Манами поморщился и уткнулся носом в одеяло. — Нет. Ты здесь. — Я могу уйти, — успокаивающе ответил Онода. — Как раз проголодался. Поспи, правда, а потом я разбужу тебя. Манами, видимо, слишком устал, чтобы спорить. Он засыпал. Поднявшись, Онода мягко поцеловал его в щеку и поправил одеяло. Прежде чем уйти, он еще раз обернулся, а потом бесшумно закрыл дверь в комнату. Конечно, ему не хотелось упускать время зря, но здоровье Манами было важнее, а если он не будет спать, то это может только усугубить ситуацию. Пришлось подавить свою собственную потребность быть рядом с Манами каждую секунду и уйти во второй дом, чтобы перекусить и переждать несколько часов. Поэтому, пройдя на кухню, Онода прибрал со стола то, что осталось после Манами, а потом подогрел себе пару гренок. Поесть получилось довольно быстро, потому что в этот раз не было Манами, чтобы отвлекать его, попутно играя с едой. Онода вымыл посуду, налил себе еще чаю и подошел к окну, пытаясь придумать, как скоротать несколько часов. То, что в доме появился кто-то еще, он заметил далеко не сразу. Тихие шаги заставили его обернуться. Надеясь увидеть маму Манами, Онода улыбнулся, но улыбка тут же сошла с его лица, как по волшебству, а кружка чуть не выпала из рук. Резко поставив ее на подоконник, Онода ошарашенно моргнул, не веря своим глазам, а потом неуверенно произнес: — Что ты здесь делаешь? Это было полной неожиданностью и даже больше. Мракоборцы всегда дежурили в этом месте, заходили в дом, но Онода никак не думал, что когда-нибудь увидит здесь его. Своего отца. Что это значило? И разве его работа была именно в этом? Он тоже был мракоборцем? — Привет, — тихо сказал отец, подходя к столу и присаживаясь на стул. — Извини, не хотел застать тебя врасплох, нужно было предупредить. — Да уж, определенно нужно было, — ответил Онода, вмиг почувствовав нервозность. Это было так неприятно, с какой-то стороны. Ведь это место было домом Манами, это место было особенным, и так отвратительно было оттого, что сюда вторгся кто-то чужой. Кто-то даже более чужой, чем обычные дежурившие мракоборцы, которые постоянно здесь ошивались. — Ты не ответил на мое письмо, хотя это было весьма ожидаемо, — сказал отец словно ни в чем не бывало. — Что ты здесь делаешь? — повторил свой вопрос Онода, так и не сдвинувшись с места. — Ты тоже мракоборец? — Нет, я уже давно повысился, а сейчас подменяю одного заболевшего работника. — Что же у них не нашлось другой замены? — спросил Онода, мысленно удивляясь стали в своем голосе. Неужели он все-таки умел ненавидеть? Он ненавидел своего отца? — Я думаю, ты понимаешь, почему пришел именно я, — ответил отец, взяв пустую салфетницу и начиная крутить ее в руках. Похоже, он тоже начинал нервничать. — Я хотел поговорить с тобой и передать кое-что. Не стоило утруждать очередную сову. — О чем поговорить? — тихо спросил Онода. — О моих делах, о которых ты спрашивал в письме? Кого ты пытаешься обмануть? Я прекрасно знаю, что тебе плевать на меня, так к чему весь этот цирк? — Ты не знаешь — ты веришь в это, — поправил отец, и его руки замерли. — Если хочешь, можешь остаться здесь сегодня на ночь. — Что? — опешил Онода, не зная, как реагировать. — Ты ведь хочешь провести здесь побольше времени, верно? Профессор Пьер не против, я разговаривал с ним. Он заглянет вечером — и ты скажешь ему о своем решении. Ты вернешься в школу завтра, если надумаешь остаться. Можешь побыть с ним и ночью. Непонимающе заморгав, Онода растерялся еще сильнее. Почему отец говорил ему все это? — Но ты… конечно, сказал профессору, что не разрешишь мне быть рядом с Манами целую ночь, — осторожно предположил Онода, пытаясь взять себя в руки. — Верно. Но обещание можно и нарушить, — ответил отец, и Онода не сдержался от горького смешка. — Ты делаешь это ради Манами. Господи, только ради него. Но я никак не могу понять почему? Словно… словно он твой ребенок, но это ведь невозможно. — Можешь не верить, но я делаю это и для тебя тоже, — сказал отец и, вынув из кармана своего плаща плотно набитый чем-то мешочек, положил его на стол. — Бери. Распоряжайся ими, как посчитаешь нужным. Настороженно нахмурившись, Онода заставил себя подойти и приподнял мешочек, который оказался довольно тяжелым — определенно деньги. Конечно, что еще это могло быть? — Мне от тебя ничего не надо, — сказал Онода, оставив мешочек на столе и сделав пару шагов назад. Хоть это и было глупым — отказываться от денег сейчас, когда они так нужны, но Онода чувствовал, что просто не может их принять. Только не от этого человека. — Тебе ведь недавно пришлось покупать новую палочку — тебе нужны деньги, — проговорил отец, и Онода снова напрягся. — Ты следишь за мной? Отец усмехнулся, опуская взгляд. — Забавно такое слышать. Но я твой родитель. Я не слежу, а интересуюсь твоей жизнью. В этом нет ничего удивительного. Онода мог бы поспорить, но не стал. — Может, лучше объяснишь наконец, что происходит? — потребовал он. — В чем смысл всех твоих действий? — Возможно, сейчас еще не время для этого, — недолго помолчав, ответил отец и поправил очки. — Не время? — переспросил Онода, нахмурившись снова. — В каком смысле? Чего ты ждешь? — Я и сам не знаю, чего я жду. — О, отлично. Просто восхитительно, — почти уже взрывался Онода. — Ты действительно взрослый человек или только прикидываешься им? Это, — сказал он, указывая на мешочек с деньгами, — не окупает и части того, что ты не сделал. Господи, да плевать на меня — я обойдусь без твоей помощи и твоего внимания, но ты подумал о маме? — Я помогаю ей, чем могу, — сухо ответил отец, явно стараясь не сталкиваться с Онодой взглядом. — Да? А ты в курсе, что она пьет таблетки от давления? — резко сказал Онода. — Я читал про эту хрень в интернете, это очень сильный препарат — его не выписывают просто так, и он стоит немало. На этот раз от отца последовала хоть какая-то адекватная реакция. Он был ошеломлен и, кажется, растерян. — Она ничего не говорила об этом. — Естественно не говорила, — поморщился Онода, отворачиваясь. — Я бы и сам не узнал об этом, если бы случайно не увидел таблетки. Это мама, она такая. Она не хочет, чтобы другие беспокоились, но это не значит, что у нее нет проблем. Она не молодеет. Она устает на работе, устает следить за домом. Она совсем одна, потому что я в школе, а ты черт знает где. — Я буду присылать больше денег, — ответил отец. Онода едва не застонал. — Да не деньги ей нужны, а ты! Ей нужно, чтобы ты был рядом и поддерживал ее! Она даже мужика себе найти не хочет, потому что любит только тебя, но тебе плевать на это! Ну скажи мне, что не так? — в отчаянье потребовал Онода. — Мама… она ведь прекрасный человек. Она добрая и заботливая. Она сокровище, но ты ведешь себя так, будто она ничто для тебя. Но ты ведь был с ней когда-то. Даже если не любил, то тебе она нравилась, потому что иначе не было бы меня. Так в чем дело сейчас? Тебе стыдно из-за того, что она магл? Ты нашел себе кого-то лучше? В этом причина? К неуместности отец слабо улыбнулся и, не поднимая глаз, сказал: — Это сложнее, чем ты можешь подумать, но… Если бы я рассказал тебе всю правду, ты, возможно, понял бы меня. — Так расскажи мне! Расскажи мне и маме! Разве мы не достойны ответов? Сказав это, Онода резко затих, понимая, что слишком повысил голос. Его крики могли донестись и до Манами и случайно разбудить его, а этого Онода не хотел. — Я не рассказывал об этом ни одной живой душе, — сухо сказал отец. — Чтобы открыться, в первую очередь мне придется переступить через себя. — Это ведь так сложно, да? — не удержавшись от язвительности, ответил Онода. — Зачем думать о чувствах других, когда можно заботиться о своем комфорте? А знаешь что? Неважно, что у тебя за причина — тебя не оправдает ничто! Сказав это, Онода быстро ушел с кухни в гостиную, очень надеясь, что отец не последует за ним. К счастью, так и случилось — его никто не побеспокоил. Только потом, спустя несколько минут, Онода услышал издалека, как глухо закрылась одна из входных дверей. Отец ушел, и хотелось больше никогда не видеть его, но, с другой стороны, Онода начинал думать о том, что и правда хочет остаться здесь на ночь, чтобы провести с Манами побольше времени. А профессор Пьер, вернувшись в школу, смог бы передать друзьям Оноды, чтобы они не волновались из-за его отсутствия. В самом деле, разве он будет плохим человеком, если просто воспользуется влиянием отца? Если взять в расчет все то, что Онода пережил, что переживала его мама, это еще слишком маленькое воздаяние по заслугам. Решив так и сделать, Онода взял забытый на диване учебник по трансфигурации и, включив на небольшой громкости музыкальный проигрыватель, принялся читать, устроившись в кресле недалеко от камина. Если у него было время, сейчас разумным было понаверстывать упущенное, ведь экзамены еще никто не отменял. Он должен был сдать все, чтобы на каникулах не волноваться об учебе. Манами, кстати говоря, это тоже касалось. Он тоже должен был каким-то образом перевестись на шестой курс, но, наверное, профессора просто снова примут у него экзамены индивидуально, а Манами, конечно, с ними справится, ведь он потрясающий. Улыбнувшись своим мыслям, Онода продолжил чтение, но в голове то и дело всплывал их с отцом прошедший разговор. После него было странно и неловко: Онода удивлялся сам себе и своей смелости, но все, видимо, было из-за того, что он слишком переживал о маме. Конечно, ему было бы легче, если бы ее проблема как-то решилась. Как он мог посвятить всего себя Манами, когда маминому здоровью тоже угрожала опасность? Спустя полчаса Оноду тоже начало клонить в сон. Он отключился с книгой до тех пор, пока шум дождя за окном не разбудил его. В гостиной уже к тому времени стало темнее из-за затянувших небо туч. Взглянув на часы, Онода понял, что уже почти три, и сразу подумал, не проснулся ли Манами. К счастью, в прихожей нашелся зонтик, который помог едва ли, потому что, когда Онода добрался до соседнего дома, его брюки и ботинки успели неприятно промокнуть. Манами, видимо, тоже проснулся из-за дождя, который становился только сильнее, превращаясь в настоящий ливень. Он сидел на кровати и тер глаза. Онода сел к нему, обнял и прижался щекой к его волосам. — Вааа, ты мокрый, Сакамичи, — сказал Манами и засмеялся. — Я тоже заснул, извини. А там такой дождь зарядил. — Онода залез рукой в промокший карман и вытряхнул на кровать несколько шоколадок. — Ты проголодался? — Да, немного, — улыбнулся Манами, хватаясь за сладость и разрывая упаковку. — Твоя мама будет ругать меня, если узнает, чем я кормлю тебя вместо полноценного обеда, но я не взял другой еды, затупил. Хочешь, сбегаю еще? — И промокнешь еще сильнее, — ответил Манами, жуя шоколадку. — Дождь кончится через два часа, потом и сходим. — Сангаку! — Прости-прости, я постараюсь говорить меньше. Онода вздохнул, думая, что не привыкнет к этому никогда. И чем это должно было закончиться? Тем, что Манами вообще все будет знать наперед? Спрашивай и погоду на завтра, и кто выиграет школьный Кубок, и когда в мире война начнется. Когда умрут близкие… Мотнув головой, Онода опустил взгляд, почувствовав себя очень тоскливо. Нет, он не хотел знать о таких вещах заранее. — В чем дело, Сакамичи? — спросил Манами, видимо заметив грусть Оноды. Интересно, а Манами мог знать, когда умрет он сам? — Все в порядке, — постарался улыбнуться Онода, прогоняя ненужные мысли. — Знаешь, мне можно сегодня остаться с тобой и на ночь. Я вернусь в школу только завтра. — Да? Почему? — удивленно спросил Манами, и Онода отчего-то почувствовал облегчение. Хорошо, что Манами все-таки еще мог чему-то удивиться. — Тут мой отец, — шепотом сказал Онода, словно это был большой секрет. — И он договорился с профессором. — О, а я думал, кого мне напоминает этот человек! Точно! Тебя! — Нет, мы совершенно не похожи! — возразил Онода, стыдливо краснея. — О Боже, ты с ним разговаривал? — Нет, — отрицательно качнул головой Манами. — Я его только издалека видел утром, когда происходила смена. Кстати, может, мне познакомиться с ним, раз такое дело? — Не надо, — сказал Онода раньше, чем подумал. Манами посмотрел на него в удивлении, заставляя закусить губу и отвести взгляд. Что ж, теперь от Оноды требовались объяснения. — Прости, но он жутко странный. Он что-то скрывает, но я не знаю что, поэтому… я, наверное… хочу оградить тебя. — Эм, — удивился Манами еще сильнее. — Разве не благодаря ему мы с тобой видимся? — Да, и он, кажется, всерьез интересуется тобой по какой-то причине, что тоже странно. Он ведь тебе не родственник. Хотя… — Онода осекся, вспоминая еще одну важную вещь. — Что? — нетерпеливо спросил Манами. — Он говорил… что учился с твоим отцом на Слизерине, — осторожно сказал Онода. — Может, они были друзьями или типа того? Но даже если так, это вряд ли послужило бы весомым поводом для того, чтобы так интересоваться тобой. Как будто… как будто для него важно твое выживание и комфорт. Манами задумчиво нахмурился. — И правда странно. — Вот-вот! — оживился Онода. — Моя мама не говорила, что у моего отца были друзья, хотя… она мне вообще почти ничего не говорила об отце — эта тема, можно сказать, была запретной у нас. Интересно, а она знает твоего отца? Раз уж они учились в Хогвартсе в одно время. Она была на факультете Рейвенкло. — Может, и нет, — пожал плечами Онода. — Отец говорил, что он был на курс младше твоего. Если твоя мама училась на том же курсе, что и твой отец, тогда вряд ли они с моим особо пересекались. — Все равно это так прикольно — спустя много лет встретить кого-то со школы, — улыбнулся Манами. — Ну... не знаю, — растерянно ответил Онода, все еще чувствуя неприятное напряжение. — Когда она придет вечером, я спрошу у нее. И кстати, она обещала принести заряженные приставки — мы с тобой сможем поиграть. Как насчет файтинга? — Да, будет неплохо. Раз уж мы выспались, — улыбнулся Онода. Как оказалось позже, мама Манами не была лично знакома с отцом Оноды, но между ними состоялся короткий диалог, во время которого Онода заметил еще одну, определенно странную вещь: его отец сильно нервничал. Его, конечно, можно было понять, Онода чувствовал себя так же, когда мама Манами говорила с ним, потому что она была слишком красивой и идеальной, но он был подростком, и ему казалось, что взрослые мужчины не должны так сильно волноваться в присутствии красивой женщины. Правда, волнение это было каким-то не совсем хорошим, подумал Онода, после чего пришлось отвлечься, потому что Манами за столом на пару секунд прижался ртом к его уху и прошептал: «Я люблю тебя». Онода едва не подавился ужином, закашлялся, а потом опустошил стакан воды. Его отец посмотрел на него, а потом задержался взглядом на Манами, отчего Онода по какой-то причине почувствовал почти неконтролируемое желание прижать Манами к себе и сказать: «Мое». Это что, снова была ревность? Спустя час мама Манами, прибравшись на кухне, трансгрессировала, и внутри Оноды снова поселилось неприятная тревожность. Но он был рад, что не оставил Манами одного со своим отцом, хоть это и было, наверное, неуместно. Вряд ли он хотел каким-то образом навредить Манами, да и у Манами пока еще был очень крутой защитник — обскур. Тем не менее Онода почувствовал себя лучше, только когда они ушли в другой дом и вернулись в спальню Манами, где включили приставки и, подключившись друг к другу, играли до поздней ночи возле горящего камина. Уже после они легли на кровать и снова начали фантазировать о том, что будут делать, когда Манами разрешат вернуться к обычной жизни. Онода не знал, сколько было времени, когда они оба заснули — Манами у стены, а он с краю, закутавшись с головой в мантию с щитовыми чарами. Утро наступило непростительно быстро, а потом, перед тем, как Онода собрался отнести Манами завтрак, его отец подозвал его к себе. Онода пошел неохотно, но потом оживился в удивлении, когда отец совсем тихо сказал, что готов обо всем рассказать. — Нам нужно отправиться в Министерство магии, — сказал отец, заставив растеряться еще больше. — Ты серьезно? Зачем? — спросил Онода. — Есть вещи, которые лучше увидеть своими глазами, — туманно ответил отец, и Онода недоверчиво насупился. Ему не хотелось ни в какое Министерство, но он слишком сильно хотел узнать правду, и пришлось согласиться. Поэтому, когда пришел профессор Пьер, чтобы забрать Оноду, его отец договорился о том, что позаимствует своего сына на некоторое время, а потом приведет в школу сам. В какой-то степени Онода чувствовал облегчение оттого, что Манами не видел, с кем именно он трансгрессировал. Подозрение о том, что он снова услышит что-то плохое, было сильным, и если потом Манами попросит рассказать, чем Онода занимался с отцом, Оноде придется врать или же… поведать вообще все, а он обещал маме Манами не говорить ничего ее сыну о его отце. Когда первое короткое путешествие закончилось, Онода очень удивился, оказавшись в самом обычном доме. Это, конечно, мало походило на Министерство магии. — Придется воспользоваться камином — трансгрессию не так давно запретили, — сказал отец, и Онода пошел следом, попутно пытаясь осмотреться. Но комнаты и правда были совершенно обычными. Вокруг все чисто и опрятно — наверняка у отца был домовой эльф, убирающийся в доме. Онода снова почувствовал неприятный укол раздражения, думая о том, что, если бы его отец жил с его мамой, ей тоже мог бы помогать домовой. Пройдя в большой кабинет, где уже царил творческий беспорядок, отец остановился перед камином, разжег его и снял с подставки вазу с летучим порохом. Онода застыл недалеко, бросив взгляд на заваленный пергаментом и старыми книгами стол. Казалось, что здесь его отец и проводит большую часть времени. Он работал, даже когда должен был отдыхать? — В Министерство можно попасть только через каминную сеть? — поинтересовался Онода, когда отец протянул ему вазу. — Нет. Существует еще несколько способов, но этот самый удобный, — ответил отец. — Не забудь сказать название точно. «Министерство магии Великобритании», а то еще занесет черт знает куда. Онода не сдержался от смешка, а потом виновато посмотрел на отца. — Хорошо, — сказал Онода и подставил ладонь. Сжав в кулаке горсть летучего пороха, он бросил его в камин, а потом шагнул во вспыхнувшее зеленое пламя. Когда его выплюнуло наружу, из другого камина, Онода едва не потерял равновесие от головокружения, но устоял на ногах и увидел на полу собственное отражение. Выпрямившись, он удивленно моргнул и раскрыл рот, потому что место, в котором он оказался, точно не могло предстать в его предположениях. Онода стоял внутри длинного зала, который поражал своим видом не хуже Хогвартса в день первого прибытия туда. Здесь тоже было очень красиво и удивительно. Всюду позолоченные камины, в которые то заходили, то выходили волшебники и волшебницы. Кажется, в Министерстве кипела работа даже в воскресенье. Когда на плечо вдруг легла рука отца, Онода вздрогнул, словно вырвавшись из оцепенения. — Идем, — сказал отец. — Нужно доложить дежурному, а потом я отведу тебя в свой кабинет. Онода только кивнул, ничего не спрашивая, и, пока они шли по залу, загляделся на заколдованный потолок, на котором мерцали золотые движущиеся и постоянно изменяющиеся символы. Пройдя большой красивый и не менее интересный фонтан, они двинулись к золотым воротам. Онода постарался не отставать, теперь уже бросая недолгие взгляды на людей, которые встречались на пути. Все выглядели такими серьезными и занятыми, спешили по своим делам. Где-то здесь работали и родители Имаизуми тоже, вспомнил Онода и подумал, что, наверное, здорово каждый день бывать в таком месте. Вскоре отец остановился, и Онода любопытно выглянул из-за его спины. Перед ними оказался стол с табличкой «Охрана», за которым сидел пожилой волшебник, читающий маленькую книжку. — Добрый день, сэр, — вежливо поздоровался волшебник, убирая книгу. — Я думал, вы сегодня не работаете. — Не работаю, — подтвердил отец и, развернувшись, мягко подтолкнул Оноду к столу. — Это мой сын. — О, — оживился дежурный. — Вы так похожи! Решили устроить экскурсию? — Мы не похожи, — совсем тихо буркнул себе под нос Онода, недовольно опуская голову. — Да, вроде того, — кивнул отец. — Хотите проверить его? — В этом нет необходимости — я просто сделаю отметку, — ответил дежурный, широко улыбаясь. — Спасибо. Онода быстро попрощался и снова поспешил следом за отцом, после чего они оба оказались в другом зале, где за золотыми решетками располагалось множество лифтов. Им пришлось воспользоваться одним из них, и, когда решетки задвинулись и лифт начал медленно подниматься вверх, Онода услышал доносившийся непонятно откуда женский голос, объявляющий номер уровня. Достигнув «второго», кабинка остановилась, и отец повел Оноду дальше по коридорам, где было уже намного менее оживленно. Они шли долго, Онода пытался рассмотреть все и сразу, скромно здороваясь с теми, кто бросал на него взгляд. Наконец они пришли: отец остановился возле двери, достал палочку и, направив ее на замочную скважину, прочитал неизвестное Оноде заклинание. — Проходи, — сказал отец, и Онода нерешительно шагнул в кабинет, освещенный приятным теплым светом ламп. Внутри было очень просторно и уютно: всюду стеллажи с пергаментами и папками, шкафы и два кожаных кресла, между которыми стоял круглый журнальный столик. В самом конце располагался еще один стол — большой, письменный, похожий на тот, который Онода видел в доме отца. В принципе, кабинет выглядел как обычный кабинет, за исключением разве что волшебных аксессуаров вроде парящих внутри одного стеллажа часов или вылетевшего из отверстия в стене бумажного самолетика, который явно был заколдован, потому что описал неестественную траекторию и плавно опустился на стол. Отец прошел в конец кабинета и открыл еще одну дверь, которую Онода даже не заметил сразу. Он поспешил следом и оказался в небольшой комнате, где царила необычная атмосфера. Здесь стоял полумрак, а стены словно светились слабым голубым сиянием. Маленький диван, кресло и плотно закрытый шкафчик казались почти черными, а на столе стояло какое-то удивительное приспособление, назначения которого Онода не понимал. Это была большая чаша с виднеющимися по краям рунами, а внутри парило нечто… странное. Что-то, похожее на невесомую воду, которая постоянно двигалась. — Это омут памяти, — сказал отец, бережно проведя пальцами по ободку чаши. — Крайне редкая вещь в магическом мире. — Омут памяти? — переспросил Онода, смутно припоминая, что когда-то давно Имаизуми говорил о чем-то подобном. Кажется, такая штука могла хранить… воспоминания? — Да. Эта вещь может избавить меня от потребности говорить. Я хочу, чтобы ты увидел все, чтобы почувствовал. Онода непроизвольно сглотнул. — Что… именно ты хочешь мне показать? — Когда я закончил школу, я пошел учиться в академию мракоборцев, — недолго помолчав и словно собираясь с силами, сказал отец, не отрывая взгляда от чаши. — Я думал, что дальнейшая учеба и работа помогут мне отвлечься, найти правильное место для себя в этом мире, но я ошибся. — Отвлечься от чего? — осторожно спросил Онода, но отец не сразу ответил на его вопрос. — Я не знал, что мне делать. Всю жизнь я чувствовал себя ничтожеством и трусом. Жалким подражателем, который так и не смог стать достойным последователем своего кумира. Онода нахмурился и промолчал, чувствуя неприятную тоску, разливающуюся внутри. Сейчас перед ним стоял словно другой человек. Не его отец, а кто-то потерянный, сломленный, отчаявшийся. — Ты любишь этого мальчика, верно? — спросил отец, и Онода вздрогнул. — Хотя вопрос глупый. Что ты думаешь об этом? — Как проклятие, — сказали они одновременно. Онода растерянно моргнул, отводя взгляд. — Что ты имеешь в виду? — Но в то же время он как свет. Как единственное, что может спасти тебя в трудную минуту, — сказал отец, и Онода окончательно перестал понимать что-либо. Его бросило в дрожь. Потому что это было именно то, что он думал о Манами. — Любить кого-то столь прекрасного нелегко, да? — следом спросил отец. — Но тебе повезло больше. Я не верил до самого конца, что вы вместе, но когда узнал, то, как ни странно, впервые за очень долгое время почувствовал себя счастливым. — Счастливым? — изумился Онода. — Почему? — Потому что всегда мечтал быть на твоем месте, но в другом времени, — ответил отец и, снова достав свою палочку, продемонстрировал ее Оноде. — Граб. Моя палочка из граба. Такие палочки выбирают себе в пару только волшебника, способного на одну-единственную страсть, которой будет предан всю жизнь. — Моя первая и вторая палочка из граба, — дрогнувшим голосом произнес Онода. — Ты… ты любил его? Отца Манами? Ты его любил? По какой-то причине эти слова дались легко, хотя верилось в них все еще с трудом. — Любил, — ответил отец. — Люблю. И обречен любить до смерти. И сейчас… если его сын — это единственное, что осталось после него, я не должен допустить и его смерти тоже. Этим я обязан тебе. Ты родился для этого. — Что? — невольно усмехнулся Онода. — О чем ты говоришь? Как такое может быть? Я родился даже раньше Манами. И ты не мог знать, что случится. — Я узнал случайно. Тогда мне было едва ли больше двадцати, но уже в то время я не хотел жить. Ничто не интересовало меня, кроме него, но в его жизни не было места для такого, как я. Трусливого и неспособного ни на что человека. Я не мог стать тем, кого он захотел бы увидеть рядом с собой. Именно тогда я решил отправиться в путешествие. Я отчаянно искал себя, но находил только скуку и разочарование. И именно тогда, на краю Англии, в одной глухой волшебной деревушке я услышал об удивительной старой прорицательнице, которая жила отшельницей в лесу. Я никогда не верил в предсказания, но все равно решил найти ее и спросить, что меня ждет, потому что из того тупика, в который я загнал себя сам, я не видел никакого выхода. Мне нужно было уцепиться за что-то. За что угодно… — И она рассказала тебе о Манами? — снова дрогнувшим голосом спросил Онода. Отец кивнул и поднял свою палочку, прижимая ее к виску. — Я никогда не искуплю свою вину. Я виноват перед твоей мамой. Но перед тобой больше всего. Он медленно потянул палочку вниз, и следом за ней заискрилась красивая белая нить. — Мне очень жаль, что я практически не видел, как ты растешь. Ты замечательный человек, Сакамичи, — договорил отец и сбросил нить в чашу, субстанция внутри которой резко пошла рябью. — А теперь, если хочешь узнать то, за что мне стыдно больше всего на свете, — смотри. Онода замешкался, глядя на омут памяти. Он не совсем представлял принцип его работы, не знал, что увидит, если заглянет, что почувствует. Но взгляд отца был ободряющим, и Онода заставил себя решиться. Подошел к столу и наклонился над чашей, тут же чувствуя, как погружается в нечто и словно падает. Онода зажмурился, пытаясь не паниковать, но беспокойство быстро прошло, когда он вдруг почувствовал под своими ногами траву. Он открыл глаза и удивленно осмотрелся, понимая, что пару секунд назад был в кабинете, а теперь — в незнакомом лесу. Здесь было мрачно и страшно, от ветра шумели далекие верхушки мощных деревьев. Онода развернулся и, к своей неожиданности, увидел странный каменный дом и молодого мужчину, почти юношу, прямо перед этим домом. Нет… это был не просто мужчина — это был его отец. Онода нерешительно подошел ближе и изумленно моргнул, потому что сейчас сходство между ними было гораздо сильнее. Только вот отец, похоже, его не видел и не слышал. Он неотрывно смотрел на дверь, не осмеливаясь подняться на крыльцо и постучать. Между бровей залегла складка, сжатые губы дрожали. Онода тоже посмотрел на дверь. Только тогда его отец двинулся с места, наконец решившись потревожить хозяина дома своим присутствием. Он поднялся на крыльцо, тихо постучал, и такой же тихий голос пригласил его пройти. Дверь открылась, отец прошел внутрь, и Онода едва успел проскочить следом, сразу же оказываясь словно в другом мире. В доме было очень необычно, будто попал в гости к какому-то безумному астроному: кругом карты звездного неба, увеличенные изображения созвездий и галактик, множество разбросанных книг, которые не вмещались в забитые всякой всячиной шкафы. Не так Онода представлял себе жилище мудрой прорицательницы. Сама же хозяйка обнаружилась довольно быстро. Это была очень старая пухлая женщина, своим видом слегка напомнившая Оноде профессора Пьера. Она приветливо улыбнулась, когда медленно зашла в гостиную, и Онода услышал растерянный голос своего отца. — Здравствуйте. Прошу прощения за то, что потревожил вас, но я услышал любопытные слухи в деревне, и мне стало интересно… — Конечно же вы услышали любопытные слухи, — сказала старуха, указывая рукой на диван. — Все говорят так, когда приходят сюда. Вы, как и все, жаждете узнать будущее, но это не та вещь, к которой можно относиться как к чему-то несерьезному. Отец кивнул и неспешно прошел к дивану. Онода остался стоять на месте и молча наблюдал, боясь, что его присутствие заметят, хотя это, видимо, было невозможно. Фактически его здесь не было. — Вам так же интересно проверить свою теорию о том, сбудется ли хоть одна вещь, предсказанная вам, но даже если это происходит, многие начинают утверждать, что сами привели события к этому результату, — сказала старуха, и Онода заметил, что его отец, севший на потрепанный диван, напрягся. — Может быть, это мне и нужно, потому что я не знаю, куда мне идти, — ответил он. — Могу сказать честно, что не верю в предсказания, но сейчас я готов принять почти что угодно, если это поможет мне выкарабкаться из ямы. Прорицательница улыбнулась и слегка склонила голову. — Из этой «ямы», как вы ее называете, вам не выбраться, но научиться жить в ней вполне можно. Ведь как бы ни была глубока пропасть, из нее все равно видны звезды. Отец Оноды был в явном замешательстве от этих слов, но ничего не сказал в ответ. Прорицательница снова улыбнулась. — Если вы не возражаете, я принесу чай с кухни. Все уже готово и разлито по чашкам. Отец Оноды скованно кивнул, и на небольшое время в гостиной воцарилась нервирующая тишина. Хозяйка дома вернулась с подносом и осторожно поставила его на низкий столик перед диваном, а сама опустилась в кресло. — Пейте, — попросила она. — Чай с ромашкой — успокаивает. — Так вы правда можете рассказать мне что-то? — спросил отец Оноды, взяв фарфоровую чашку с блюдцем и сделав пару глотков. — О том, что вы сделаете для того, чтобы спасти ребенка своего возлюбленного? Или о том, что вы сделаете ради того, чтобы ваш возлюбленный обратил на вас внимание? О да, — с улыбкой сказала прорицательница, и Онода напряженно нахмурился, не веря, что это действительно происходило в таком далеком прошлом. — Ребенка? — Отец Оноды тоже нахмурился. — У него нет ребенка. — Вы хотели сказать: «Пока нет», верно? У него есть красавица-жена. Она и правда безумно красивая. Отец напряженно отвел взгляд, и Онода почувствовал его боль, как свою. Невольно попытался представить, каково ему было бы, если бы Манами выбрал не его, а девушку для себя. — Осталось совсем немного, — продолжила прорицательница. — Всего два года — и в этом мире появится особенный ребенок. Такой же особенный, как его отец, за исключением, пожалуй, одного момента... Судьба этого ребенка существует в двух разных проявлениях на одной и той же ветке времени. Такие случаи невозможны, но этот ребенок будет просто олицетворением этого слова. Удивительный, — сказала она, снова улыбнувшись на последнем слове. — Он умрет в свое пятнадцатилетие. Или будет жить дальше. Услышав это, Онода задрожал, словно от сильного сквозняка. Он помнил это. Помнил пятнадцатилетие Манами слишком хорошо, чтобы сдержать себя сейчас и реагировать спокойно. Глаза заслезились, а дышать стало сложнее. Если бы Онода сделал хоть что-то не так в тот день… Если бы не пришел. Если бы не впитал в себя часть магии Манами и не выпустил ее… — Но я… — растерянно ответил отец Оноды. — Я никак не связан… — У вас есть право решить его судьбу. Сделать выбор, — сказал прорицательница. — О чем вы? Как я могу решить судьбу еще даже не родившегося ребенка? — Ваш собственный ребенок — единственный в мире, кто может спасти его. Чашка звякнула о блюдце. Онода вздрогнул, а его отец поднялся на ноги и сказал: — Простите, но это уже слишком. Я не собираюсь слушать бред. Он направился к выходу, но прорицательница снова заговорила: — Когда мать этого ребенка появится в вашей жизни, вы вспомните об этом. Отец Оноды остановился, замерев, но разворачиваться не спешил. — Вы пришли сюда не случайно, — продолжила прорицательница. — Этот ребенок еще даже не родился, но он уже очень хочет жить. Они оба. — Довольно. Это просто издевательство, — резко сказал отец Оноды, развернувшись. — Я не собираюсь иметь детей. Ваше предсказание проваливается уже на этом моменте. — Все верно. Этот ребенок не будет вам нужен. Вы бросите его, оставив в мире маглов для того, чтобы он стал тем, кто исполнит свое предназначение, — ответила прорицательница. — К сожалению, я не могу знать всех подробностей, но окончательный выбор останется за вами. Две дороги… этот мальчик должен разбиться надвое. — Спасибо за внимание, но мне пора, — сказал отец Оноды, снова зашагав к двери, однако прорицательница еще не сдалась. — Разве это не то, в чем вы нуждаетесь? Это единственное, что вы можете сделать. Благодаря вам мир не потеряет потрясающий талант. Вам будут благодарны. Отец Оноды больше ничего не ответил. Он подошел к двери и дернул за ручку. С этим Онода резко вырвался из воспоминания. Он отпрянул от омута памяти, как от огня, отшатнулся назад и едва не упал, но схватился за спинку кресла. Дыхание сбилось, а слезы застлали глаза. Он резко вытер лицо рукавом мантии и ошарашенно уставился на отца. — Так это правда? Такое бывает? — спросил Онода, но в горле вдруг пересохло, и он закашлялся. Отец ничего на это не ответил. Только двинулся обратно в кабинет и позвал с собой. — Пошли. Я налью тебе воды. Онода на онемевших ногах побрел следом, все еще вздрагивая и чувствуя ком в горле. Отец взял со стола кувшин, наполнил стакан и протянул Оноде. Онода опустошил все за несколько секунд и, поставив стакан на стол, невидящим взглядом уставился на скрученные пергаменты. — Ты сделал этот выбор. Ты выбрал Манами, — сказал он, едва соображая. — Господи, ты решил, что это правильно — создать семью, чтобы пожертвовать ей ради чужого ребенка. — Не ради него, — тихо ответил отец. — Тогда я думал совсем о другом. Я думал о том, что если это правда, что если мой ребенок спасет его ребенка, он наконец увидит меня. — Только вот отец Манами не дожил до этого, да? — сказал Онода и, поморщившись от отвращения, добавил: — Какое разочарование. Ты ведь даже не верил, что все это сбудется, и все равно поступил так… Боже. Спасибо, — продолжил он и снова заплакал, низко наклонившись над столом. — Спасибо, что дал мне возможность спасти его. — Мне тоже противно, я понимаю, — сказал отец. — Но вначале мне и правда было плевать на вас. Я был готов использовать любые методы и способы, но потом я потерял его. Самое ценное в моей жизни. Он погиб, а я даже не смог ничего сделать, чтобы попытаться помочь ему. В тот момент я решил, что мне все равно, что случится с его ребенком, я снова потерял смысл жить, но спустя много лет происходящее удивило меня. Я узнал, что с его сыном произошла такая же проблема, я узнал, что вы близки, и это словно перевернуло весь мой мир с ног на голову. Я обдумал все свои действия. — Обдумал? — горько усмехнулся Онода. — Ты использовал мою маму. Она же не заслужила этого. Она… Вот черт. Я ненавижу тебя и в то же время я благодарен тебе. — Я просто хотел его. Меня не волновало ничто другое. Но сейчас все изменилось. Я хочу, чтобы его ребенок жил, хочу чтобы хотя бы он прожил долгую и счастливую, насколько это возможно, жизнь. И для тебя я желаю того же, потому что я узнал, какой ты смелый и целеустремленный. Ты заключаешь в себе все то, чего всегда не хватало мне. Я правда горжусь тем, что ты мой сын. Онода шумно выдохнул, после чего развернулся и сел прямо на пол, прижимаясь спиной к краю стола. В мозгах был хаос, мысли не выстраивались в стройный ряд, потому что все, что он узнал сегодня, было просто безумием. Судьба написала для них план заранее, и Манами увидел его еще на первом курсе. Онода родился только для того, чтобы стать его спасителем. Пешка на шахматной доске. Способ достижения желаемого его отца. Как же это было отвратительно. И что ему нужно было делать сейчас, когда он, можно сказать, уже выполнил свое предназначение? Просто продолжить жить, игнорируя все факты? Онода переставал чувствовать себя человеком. Он думал о том, что сейчас его просто выбросят от ненадобности, потому что его работа окончена. — После всего… после всего этого… что мне делать? — спросил он, слыша страх в своем голосе. — Ты должен сделать все, чтобы постараться быть счастливым, — тихо ответил отец. — Ты по праву заслужил это. — Твоя марионетка заслужила настоящую жизнь, так, пап? — всхлипнув, проговорил Онода, вытирая нос. — Ты можешь не прощать меня, не нужно, но, пожалуйста, живи дальше, как и жил. Делай то, что я не мог сделать. Ты ведь любишь его. А он любит тебя — я видел это по глазам. Что тебе еще нужно? — Все в порядке, — чуть помолчав, ответил Онода, обнимая коленки. — Да, я думаю, я должен постараться сделать Манами счастливым. Если… если, конечно, я гожусь на это. Спасти его жизнь, знаешь, было проще, нежели заставить его искренне улыбаться. То место, где он находится, убивает его не хуже обскура. Я был слишком идиотом, чтобы заметить это раньше, хотя я должен был увидеть. — Прости. В этом я бессилен. Никто не согласится выпустить его в нынешнем положении дел. — Но если он обезвредит силу внутри себя, это все поменяет ведь? — Да, но знаешь… никто в Министерстве не верит в то, что это произойдет. Подобное еще никому не удавалось. — В таком случае Министерству лучше готовиться к сюрпризу, — сказал Онода почти со злостью и снова вытер лицо. — Ты что-то задумал? — спросил отец. — Нет, — быстро соврал Онода. — Задумал. — Кажется, в голосе отца послышалась улыбка. — Но можешь не волноваться — я не стану тебя останавливать. Делай то, что посчитаешь нужным. Ты уже спас этого мальчика, потому что твое сердце самый лучший маяк. Ты не можешь ошибиться. Онода промолчал, стараясь взять себя в руки и успокоиться. Когда немного получилось, он притянул колени к себе ближе и рискнул спросить: — Расскажи мне… каким он был. Не сразу, но позади послышались шаги отца, а потом он вдруг сел рядом прямо на пол и тоже прижался спиной к краю стола. Онода не решился поднять голову и посмотреть на него, но дискомфорта больше не было. — …Словно неукротимый порыв ветра, — тихо сказал отец, и его голос слабо дрогнул. — Непредсказуемый, своевольный… Он был тем, кем всегда боялся стать я, но так отчаянно желал. Я помню его ребенком. Помню подростком. Я помню все. И никто не был ему указом. Онода слабо улыбнулся, потому что начало рассказа ему нравилось, хотя глаза снова почему-то защипало от слез. — На первом курсе ребята учатся летать на метлах, — продолжил отец. — Я пробовал дома, но у меня всегда получалось неважно. А в первый же день инструктор пригласил второкурсников помочь с занятием. Именно тогда я впервые обратил на него внимание. Конечно, он не видел перед собой никого, но я смотрел только на него. Я был восхищен его полетом. Он летал просто потрясающе — не оторвать глаз. Капитан квиддичной команды много раз звал его в игру, но всегда получал отказ. — Ведь квиддич — это слишком банально и обычно для такого, как он? — с тихим смешком спросил Онода. — Он никогда не хотел делать то, что нравилось большинству, — ответил отец. — Это было его протестом. Он решил, что в одиночку сможет противостоять целому миру. Он подходил прямо к старосте, поднимал палочку на его глазах и выпускал в воздух фейерверк. А потом улыбался и говорил: «Ну что, сколько снимешь в этот раз?», — сказал он, и Онода увидел его полную тоски усмешку. — Мне приходилось прятаться в соседнем коридоре, чтобы просмеяться. Я боялся, что другие узнают, что я на его стороне. Боялся тоже стать изгоем. Но каким бы сильным ни был мой страх, я не мог избавиться от чувств к нему. Я писал записки с признанием, но никогда не отправлял их. Я мечтал о нем каждую ночь, но так и не смог ни разу подойти к нему. Конечно, он выбрал того, кто был достоин его. Девушку, которая тоже выбивалась из стандартов. — Ты говоришь про маму Манами? — чуть удивился Онода. — Она что, тоже была… бунтаркой? — Совсем наоборот. Они были как две совершенно противоположные крайности. Но может быть, именно поэтому они так прекрасно дополнили друг друга. Как можно было вмешаться в это совершенство? Онода отвернулся, подавленно закусил губу, а потом сказал: — Мне жаль. — Мы говорили лишь единожды, — недолго помолчав, рассказал отец. — И тот миг стал самым счастливым в моей жизни. Счастливее может быть только момент, когда я понял, что у тебя есть шанс не повторить моих ошибок. Если бы оба будете счастливы, я наконец обрету спокойствие, которое искал всю жизнь. Все же… ты, в каком-то смысле, мое продолжение. — А Манами продолжение своего отца? — спросил Онода. — Иногда дети так похожи на своих родителей, правда? — Наверное. Замолчав, Онода понял, что снова улыбается. Он чувствовал себя так странно и одновременно легко. Он был таким же, как его отец, — готовым отдать все за свою любовь. Так было ли у Оноды право упрекать его в чем-то? Разве было?