* * *
Мистер Реддл не успел окончить затянувшуюся пару, как почувствовал странное неприятное чувство, словно что-то пошло не так. Леденящие душу ощущения опасности. Том прикасается к столу, с трудом выдыхает, не пугаясь теплого пара от собственного дыхания. Смотрит вниз, а под ним все замерзло. Он хочет немедленно и как можно скорее найти свою дочь. — Мистер Реддл, — распахивается запертая дверь, к нему в кабинет вбегает профессор Слизнорт, Том сразу же почти инстинктивно оборачивается, ощущая и наблюдая, как коллега приходит в ужас, скорее всего, от его собственного выражения. — Да? — загадочно протягивает, напоминая больше душевно больного, чем перетрудившегося преподавателя. — Вас просит зайти к себе профессор Дамблдор. Сказал, что ждет вас у себя в кабинете, — Слизнорт смотрит на расползшуюся ледяную корку по всему помещению. — Что-то случилось? — Том подозрительно не спускает с декана Слизерина глаз, начиная стремительно подходить, от чего тот ошарашенно делает шаг назад, он аж весь задергался, а голос его заметно просел. — С чего вы взяли? — Слизнорт уставился ему в глаза, когда профессор Реддл оказывается столь опасно близко. Он внимательно и очень недолго рассматривал Тома вблизи. — Что от меня нужно Дамблдору? — Том срывается на отчаянную злость, произнося это почти на парселтанге, но все же — на родном английском, создавая совершенно новый смешанный язык. — Откуда же мне знать? — выпучился Слизнорт, — Мне сказали передать вам, так как я все равно проходил мимо. — Где моя дочь? — Том уже был не в себе. — Вроде бы сегодня она собиралась идти на дополнительное занятие по Астрономии. Хорошая девочка, мистер Реддл, вам не о чем беспокоиться, — заверяет он Тома, замечая, как странно и нездорово тот опекает столь юную и послушную девочку. Вот кто-кто, а именно Силие не требуется ни наказание, ни наставление, она очень обязательная и всегда старается выполнять задания по мере возможности, поэтому такая маниакальная слежка, уже больше походившая на преследование — заставляет Слизнорта встревожиться, он делает в опаске шаг назад. Но от сказанных слов Тому лучше не становилось. — Мерлин всемогущий, а я и не замечал… — рассматривает волосы коллеги, — что вы седеете. После этих слов Том схватился за собственные виски, медленно проводя пальцами по волосам, ощущая их новообретенную жесткость. Седина — отсутствие пигмента, такие волосы всегда сухие, более ломкие и жесткие на ощупь. Том немедленно выходит, почти вырывается и даже можно сказать — выбегает из своего кабинета, начиная пробираться сквозь лениво расхаживающий народ. Том злится и не понимает, что надо Смерти от него, почему она не может оставить его в покое? Будучи окрыленным в мире маглов, Том Реддл и сам не понял, как его выманили к опасности, причем вынудив сделать это добровольно. Он был уверен, что все под его собственным контролем, но оказалось — он каждый раз как на иголках. — Оставь меня в покое! — врывается в кабинет к Смерти, смотря на фигуру Дамблдора, что была повернута спиной. Тому даже стало жутко — немедленно смотрит в пол, пряча взгляд, не зная, как поступить, чтобы успокоиться. — Я отдала тебя в хорошую состоятельную семью, — Смерть заговорила, Том медленно поднимает на нее глаза, потому что отчетливо слышит чужой приятный голос, от чего приходит в еще больший ужас. — Думала, так будет лучше, но я ошиблась, как потом оказалось — я во многом ошибалась. Ты вообще потерял себя, превратился в жалкого сопляка, — Смерть повернулась к нему. Но на Тома по прежнему смотрел Альбус Дамблдор, у которого неповторимо притягательный голосок. — На подсознании я всегда ненавидел тебя! Хотел скрыться! Во всех своих жизнях, даже не зная, что ты есть, — сильно распереживался, теряя спокойствие, все еще храня в воспоминаниях тот момент, как Смерть бесчувственно и откровенно домогалась его. — Ты боялся смерти как явления, увядания, исчезновения. Но бежал ты от меня. Ты изуродовал себя. Знаешь в чем загвоздка? Это все было бесполезно. Этим миром управляю я. Том не понимает, что происходит, почему она так резко вырвала его со своего места, неужели чтобы поболтать о извечном прошлом? Конечно же нет, он понимает: Смерть преследует какую-то цель, пытаясь втянуть в бесполезные провокционные разговорчики. Но пока еще не понимает какую именно цель Смерть преследует. — Ты трахаешься с людьми! — бросает это ей в лицо как упрек. Она отворачивается от него, на глазах меняясь в облике. Ее одежда стала соответствовать женскому полу, как и фигура, что резко изменилась. Спутанные рыжие волосы выпрямились, удлинились и поседели. Она резко повернулась к нему, улыбаясь самой гадкой ухмылочкой, встречая со злорадством реакцию Тома. Том смотрел и видел Силию, прямо ту, что была когда-то давно. Высокая, белые волосы. Она неспеша, но очень уверенно попыталась приблизиться к нему. Но он знал, что это не его дочь, у Смерти походка другая, а ещё она ростом с Тома, даже та Силия — все же была ниже. — И не только. Мой дорогой Том, секс — начало жизни, — подходит к нему почти вплотную. — Он мне настолько же нравится как и тебе, — звонко засмеялась. — Сынок, ты должен знать не понаслышке, — протягивает к нему руки, мягко касается, гладит, прямо так в открытую любуется и любит. Мистер Реддл не испытывает к этому существу ничего, но Смерть знает, как к себе привлечь, а еще умеет быть неповторимой — ее желаешь, ее хочешь совершенно по-новому, по-особенному. Смерть изо всех сил пытается его поцеловать. — Что власть кольца интимных мышц над теми, кому довелось там побывать совершенно не пальцем, хотя бы единожды — велика, — нагло и красиво провоцирует, хватает его и пальцами гладит по щеке, по шее, чтобы затем вцепиться ему в волосы. Том стоит неподвижно, Смерть касается его своими губами, начинает насильно целовать. Её руки словно запутались в его волосах, мистер Реддл ощущает прикосновения везде, будто бы множество рук сразу ощупывают. — Ты изнасиловала меня будучи Меропой! — Это тебе моё наказание, а то ты слишком горд собой. — Кто я? — Ты однозначно не наследник Слизерина, ведь это Слизерин наследник моего дара. Змеиный язык перешёл тебе от меня. А это, как ты понимаешь, немного другое, — продолжает страстно и с любовью нацеловывать. — Мне противно, — отталкивает ее от себя. — Ты не она, незачем притворяться? Ты просто хочешь трахаться, — сказал это с каким-то осуждение и даже отвращением. — Уверен, что имели тебя многие, — желает сделать неприятно. И у него это получается, лицо Силии исказилось отчаянием и горечью. Том импульсивно оскорбляет. Смерть отворачивается, проводит рукой по своим волосам, а они становятся тёмного насыщенного цвета. Медленно поворачивается. Он был уверен, что это истинное лицо Смерти. Черты её невероятные, тонкие, аккуратные, точеные, но грубоватые. Они очень похожи с Томом. У неё тёмные, даже чёрные глаза, очень светлая кожа, на контрасте с волосами. Это была совершенная и обратная форма Меропы Мракс. У нее длинные узкие ногти розово-фиолетового оттенка, при этом они были некрашенные. Черты Силии были намного круглее и мягче, особенно теперь, когда она проходит стадию взросления. Эта женщина напротив Тома была опасна на один только вид, всего лишь её взгляд будоражил что-то внутри и переворачивал, особенно, если она начинала ухмыляться. Невероятно правильная и ровная линия бровей, тёмные ресницы, что удлинялись к внешнему уголку глаза. Он так хотел увидеть её, не сдержался и улыбнулся. Она стала снова подходить к нему, даже как будто подкрадываясь, Смерть целует его в матовые горячие губы жадно и несдержанно, кажется, вся исходит от пробудившегося в самых недрах желания. Ему так сложно, он не питает к этой женщине никаких прелестных и вопиющих чувств — грубо отрывает её от себя, сильно прижимаясь к её спине, почти вжимаясь. Он вовсю уже ощущает, как Смерть взволнована, вроде бы, даже напугана. Задирает её короткую чёрную юбку, образ которой был нагло стащен у Силии. Смерть все ещё была одета как его дочь. Слушает, как тяжело дышит это неизведанное и неизвестное существо. Он в припадке уныния, поиске заботы и сострадания — прижимается лицом к её длинным слегка волнистым волосам, поглаживая бедро, задирая плотную ткань ещё выше. — Споёшь мне, мама? — Том саркастично и без смущения подмечает, уже вовсю чувствуя страстные и предательские томления своих чресел — его развращенная струна все натягивалась, твердела и растягивалась, бесцеремонно толкает Смерть на кресло. Она вытянула руки и вальяжно растянулась по сиденью, опираясь и расползаясь на подлокотнике всем телом. Тому нравится её вид. — Подожди немного, — ухмыляется, торопливо расстёгивая штаны. — Скоро я вставлю и тебе, — не может перестать восхищаться собой. Бесцеремонно и нагло лапает ее, раздвигает сомкнутые ляжки, таращится на полуобнаженные ягодицы. Она там вся скользкая и мокрая — какая-то черная неизведанная ранее слизь, Том польщен, но вместе с тем и обескуражен, но чем больше она показывала ему что она — не человек, и те самые свои нечеловеческие реакции, как Том вдруг страстно и неумолимо влюбляется в нее. Ему не терпелось войти туда — всем сердцем желал сделать больно. Смерть протяжно заныла, стоило ей прочувствовать всю твердость намерений Тома, — расставила ноги пошире. Том притягивает Смерть к себе, плавно и резко заскальзывая дальше и глубже внутрь, в какой-то момент не понимая куда и во что вошел его разгоряченный и взбудораженный член — очень странные и неописуемые ощущения, Том стягивает маму в полюбовных и почти искренних объятиях, тогда как у себя внутри она все также сильно и страстно обжимала и обхватывала его там. Эта женщина была невообразимо приятна и очень тверда прямо по всему основанию своей полой мышечной трубки, Тому даже подумалось, будто он сам прорубил себе путь в ее внутренних органах. На какой-то романтической ноте Том взревновал даже ее — Смерть, ему не нравилось осознавать, что маму поимели многие: маглы, маги, дементоры, собственный сын. Всю свою обиду он вкладывал в свои совершённые или пока нет — действия, беспощадно срываясь на ней, от чего Смерть только обильнее течёт, окрашивая свои и его бедра в прозрачно-черный, будто бы она была как спрут — течёт и пенится. Когда он входит в нее, Смерть аж вся податливо прогибается, вперед поддается, мягко покачивается, чуть слышно изнывая, — совсем не скрывая того, какое сильное наслаждение ей приносило их немного грубое и поспешное соединение. Том все гадал: куда он ей вошел — что это такое? — совершенно четко ощущая, какое оно там твердое, эластичное и горячее, со всех сторон жидкое и рельефное, оно прямо точь-в-точь повторяет контуры его особенного и неповторимого члена, словно там какой-то растопленный тягучий силикон. Тому так до мурашек приятно, так незабываемо хорошо, он аж теряется в неистовстве и хватает Смерть за острое горло, слыша ее сдавленные вздохи, ощущая выпирающую трахею, абсолютно точно не придавая этому значения — не сейчас, не сегодня, без сожаления царапает ей кожу на ноге. Она утробно и очень мягко завыла на парселтанге милые романтичные словечки — это было так мелодично, гипнотично и красиво, Том никогда бы раньше не подумал, что парселтанг может быть таким прелестным, Смерть поспешно убирает его удушливую руку со своей шеи, вроде — начинает четче напевать, прямо как от соития с дементорами. Тому смешно, ведь это признак того, как сильно ей нравится. Он качает ее то терпеливо и неспеша, прощупывая все внутри, исходя на истомную пробирающую сладкую дрожь, то резко толкает ее и толкает, наблюдая лишь ее спину, рассматривая, как раскачиваются и рассыпаются ее локоны по спине: туда-сюда туда-сюда. Он скользил в ней так легко, ярко и прекрасно, что аж сам не мог сдержаться, — постанывая в тот самый миг, когда щекотливые потирания обо что-то внутри распускались невыносимым удовольствием и пошлым грязным наслаждением, которое вытесняло все мысли и желания. Смерть срывает на мучительные протяжные полустоны-полушёпот свою загробную маленькую песню, затем отвратительно высовывает длиннющий язык, начиная дышать как вспотевшая собака. Тому показалось, что даже внутри они были чем-то похожи с Силией — структурой? — ему нравится, но все равно ощущение, будто что-то не то. — У кого больше: у меня или у Геллерта? — сильно сжимает пальцы на её предплечьях. — Особой разницы не чувствую, — прикрыла Смерть глаза, продолжая жалобно тихо скулить, постоянно срываясь на змеиный язык. — Мистер Грин-де-Вальд любит трахать меня в образе твоей дочки, Том, — а Смерть смеется и насмехается. Он прекрасно понимал, что Смерть все нагло врет, она почти сбила его шаткую и относительную эрекцию своим жестоким и безобразным выпадом, он все слушал и внимал ее стонам — горячим маминым стонам. Он заерзал в ней посильнее, желая это уже побыстрее и ярче закончить, чем больше он старался, тем судорожнее его хватало и окольцовывало не только внутри Смерти, но и в самом сосредоточии собственной похоти и разврата. Том внезапно и с ужасом понимает, что сейчас уже точно все — он больше не может. В такой самый противоречивый и глупый момент он почему-то проникается к Смерти теми нежными чувствами, которые мальчик испытывает к своей маме еще в самом раннем детстве, начиная сладко обнимать и ласково прижиматься, гладя ее по оголенной ягодице, упираясь маме в выпирающую лопатку. Смерть под ним очень беспокойно дышит и вздыхает, как будто ее что-то тревожит, будто бы она что-то все время постоянно и через силу терпит, он смотрит на её бледный чудесный в своей контурности и изящности — неповторимый профиль. У неё красивый прямой нос, даже чересчур длинный. Она похожа на Силию, а еще ей, кажется, нравилось, когда он трогал ее загадочные внутренности своим налитым и разбухшим в похоти членом. Том стал мягко и романтично наглаживать Смерть то по спине, то по плечам, то в волосы ее длинными пальцами и носом зароется, вдыхая терпкий и неповторимый аромат, все ещё на последних толчках нервно урывками дергаясь, весь внутри сотрясаясь и в окончании сокращаясь, на одном инстинкте крепко в нее вцепляясь и с наслаждением и почти детским стоном — выталкиваясь; и выталкиваясь, — заливая всё ее напряженное и твердое мясо. Кажется, в этом действии он только сильнее проникся к ней. — Выйди из меня, пожалуйста, — теперь Смерть была уже чуточку раздражена. Том приходит в равновесие, выводя себя из сосущего и обманчивого беспамятства, ощущая легкость и вялость в икрах, выдергивается из нее почти с силой. Том выскользнул, желая посмотреть на свои старания и труды, но Смерть резко выпрямилась, гордо оттолкнула его, одернула прямую юбку, быстро оборачиваясь. — Ты тянула время! — Том осознает, что осел у нее надолго, потеряв час точно. В этой неповторимой женщине он видел опасный и недобрый оскал, после чего Смерть невозмутимо и как ни в чем не бывало — села за свое рабочее место, начиная рутинно и бесстрастно подписывать какие-то бумаги. — Вы свободны, профессор Реддл. Сбегая из лап этой опасной ехидной женщины, Том понимает, что родители порой бывают самыми страшными врагами, они сводят с ума, не имеют жалости и полностью лишены понимания. Смерть ужасная мать, вернее — она даже не мать, а просто та, кто родила сына на свет, совершенно не придавая ему ценности, неужто какие-то Дары для нее важнее? Что из-за них она вступила в войну с собственным чадом, убивая его столько раз, сколько Том оступается, а потом замыкает круг, превращая в вечную пытку или попытку. Подконтрольная жизнь, в которой ты не имеешь права выбора, его мало того что никто не спросил, так еще решают за тебя и не посчитают нужным сообщить, что «твои» планы поменяли курс. Том абсолютно точно уверен, что не поступает с Силией точно также, каждый раз себе повторяя: я забочусь о ней. У нее есть хотя бы кто-то, кому она может пожаловаться и рассказать о своих чувствах, Том же лишен этих привилегий, вынужденный туго перевязаться поясом невозмутимости, холодности и бесстрастия, держа все невысказанное в себе, прежде всего от чувства глубокого ядовитого стыда, что разъедает любую сильную личность. Он уверен, что его должны видеть только невозмутимым и сильным. Том с ужасом наблюдает в своей комнате наглый погром, его идеально ровные, почти что с творческим порывом разложенные кофточки, брючки и мантии скомканные и вывернутые — валялись по всему помещению, — кто-то нагло и без сожаления разрушил привычный четко выверенный уклад, убил красоту, к которой Том так старательно стремился, ведь он корпел долгие дни, перекладывая каждую брючину или рубашку — он пытался достигнуть совершенства. Его взгляд тотчас же натыкается на ворох мятых рубашек, прямо в отодвинутом раскуроченном ящике мерцает его Египетская палочка, рядом с ней цепь Воскрешающего камня. Тома всего трясет мелкой дрожью, он понимает, что все было напрасно, земля с треском ушла из-под ног. Силия окончательно и совершенно точно бросила его. Его лицо резко становится неестественно и даже пугающе равнодушным, он распахивает самый нижний ящик, доставая припрятанную бутылочку и тонкий витиеватый шприц. Судорожно и наспех набирает прозрачную жидкость, затем трясущимися пальцами жмет на выталкивающий рычажок, выпуская смертельный пузырек воздуха, закатывает рукав, пережимая верхнее предплечье, дожидаясь пока не покажется долгожданная спрятанная вена, Том бездумно вонзает в нее иглу, не реагируя на моментальную сильную боль, словно в одночасье он лишился способности ее испытывать. Боль усиливалась по мере выдавливая содержимого в его взбухшую вену, Том аж весь побледнел, скривился, стискивая зубы, закусывая внутренние части щек. Впрыскивает сильный ядовитый наркотик, чувствуя, как его мимолетно и тут же отпускает. Не остается переживаний, Том безучастно опускает руки, выдергивает и роняет шприц, а сам падает на пол, испытывая слабость во всем теле, испытывая тепло, в глаза будто бы светит мягкое ласковое солнце, все такое яркое и согревающее. Том глупо улыбается, ощущая легкость и невесомость, а затем полностью закрывает глаза.* * *
Трансгрессируя прямо в Коукворт, Силия видит грязный от промышленности невзрачный городок, высокие кирпичные одинаковые постройки — серы и суровы, в самом конце неизвестной улицы виднеется огромный завод, из возвышающейся конусообразной трубы над всем городом идет черный грязный пар. Неприятным запахом пропитан весь стоячий воздух этого места, Силия зажимает нос рукой, а затем смотрит в клочок загадочной бумаги, вычитывая вновь и вновь: «Паучий тупик», — она резко останавливается. «Я что иду в гости к Северусу?», — моментально вспоминает, но не понимает, вспоминая своего бывшего коллегу. Разглядывает одинаковые постройки, лицезрея удручающий пошарпанный вид, какая-то женщина с лохматыми сухими волосами, прямо в сорочке выскочила на свой открытый узкий балкон, вешая длинную серую простыню. Простынь, скорее всего, имела ранее белый цвет, но повисев пару раз при таком насыщенном и концентрированном воздухе — спустя пару сушек впитала неприглядные, возможно даже ядовитые пары в себя. Силия ужасается, не понимая, как так можно жить. Женщина смотрит на незнакомку, подмечая ее непривычный для английских школьниц вид. — Простите, — обращается к ней Силия, — не могли бы вы мне подсказать, где я могу найти Паучий тупик? — подходит поближе. Лицо женщины моментально приобрело озадаченный вид. — Хм, ну вам пройти сейчас прямо, а потом свернуть. Видите завод? — указывает прямо на него, — так вот, с правой стороны от него будет эта улица. Но я бы не советовала туда идти, — сощурилась она. — Там проживает всякий опасный сброд, район для маргиналов, понимаешь о чем я? Ну там, наркотики, проституция… — тетка резко замолчала и стала осматривать Силию с ног до головы, а потом махнула на нее рукой. Силия моментально догадывается, что местная жительница подумала одно из двух: либо Силия идет устраиваться в проститутки, либо покупать дурь. Тяжело вздохнув, она принимает пару пристальных взглядов и бредет дальше, смотря только на возвышающуюся трубу. — Мисс, — поворачивается Силия внезапно к женщине, что все еще вешала невзрачную, почти дырявую простынь, — подскажите сколько времени. — Сейчас три тридцать дня, — вновь на нее посмотрела. Силия тут же понимает, что уроки закончились как двадцать минут назад, папа, наверное, уже идет ее искать, а она все так и не нашла нужное место, указанное в записке. Решает не торопиться, догадываясь и абсолютно точно зная, что Том увидит погром в ее комнате, а следом поймет, что Силия все знает и подумает, что она бросила его. Пытаясь себя защитить и хоть как-то оправдать, она решает будто так ему и надо, совершенно забывая фигуру под именем — Альбус Дамблдор, под чьим чутким и загадочным взором резко поняла, что нужно делать. На улице было мало народу, на глаза попадается еще совсем молодая женщина с детской коляской, Силие почему-то становится не по себе, а еще немного грустно. Она жалеет ребенка, думая, что тут очень плохое место для заведения потомства, тут же закрывает нос мантией, не желая вдыхать ядовитые пары, боясь, что это скажется на ее здоровье и она точно никогда не сможет никого родить. Идя прямо к заводу, до которого разделяет маленькая речка, Силия понимает — пора сворачивать. Данный район выглядел устрашающе: бродящие беспризорники, полуголые девицы и дети, что шоркаются по углам, кажется, она попала в криминальный район. Но неужели Дамблдор действительно решил подсадить Силию на наркотики или отдать в сексуальное рабство? Улочки меж домами как назло узкие и темные, дома стоят близко друг к другу, из-за близости к заводу здесь застыл тонкий невыветриваемый смог, из-за чего все как в слабом сером тумане. Накидывает на себя капюшон, пряча лицо, не желая вызывать к себе интерес, зная, как любят ее насиловать особо опасные личности. Силия слышит какой-то странный звук, поднимая вверх глаза — скользит взглядом по вызвышающемуся подозрительному дому, сразу же отпрыгивая в сторону, — замшелая и укуренная проститутка выливает со второго этажа балкона какую-то воду, та с треском соприкасается с мощеной улочкой, в ту же секунду пенясь и растекаясь, запах алкоголя вдарил в нос. Смотрит на эту рыжеволосую хохотушку, которую обнимает толстый лысый мужик, что полез ее целовать. Женщина кричит косые извинения, громко смеясь. — Подскажите какой это номер дома? — на свой страх и риск обращается к ним, не видя нигде никаких обозначений на зданиях. — Пятнадцатый, — кричит радушно румяная куртизанка. — А где двадцать восьмой? — не отстает. — Тебе прямо вглубь этой улицы, дом с зеленой дверью, там, вроде номера дальше будут, — отвечает ей, после чего Силия настороженно огляделась, продолжая свой путь, слыша в свой адрес пьяные зазывания от того мерзкого мужика. Он звал Силию составить им компанию, говоря, что заплатит триста долларов, потому что слышит по голосу, что она молода, а если она еще и согласится продать свою девственность, то целых пятьсот долларов. Силия приходит в ужас от услышанного, кому вообще приходят в голову такие мысли? Продавать девственность? Кем надо быть, чтобы такое покупать и продавать? Она поежилась от таких слов, все еще прокручивая услышанное в голове, ей становится моментально страшно, считает, что маглы падают и катятся в неизбежную бездну губительного черного разврата, считает Тома благовоспитанным, по сравнению с ними, он не платил ей ни разу за возможность побывать в ней первым, теперь она поняла, что, оказывается, многое потеряла, а ведь могла многое поиметь — будь она посмышленее. Спустя пару коротких перекрестков между промышленными и жилыми постройками, Силия видит, что на зданиях действительно стали появляться номера, вот уже дом под номером 23, — с облегчением идет дальше, понимая — скоро этот кошмар закончится. Вот уже 26 дом, а напротив него нужный 28, — бесшумно, практически задерживая дыхание, подходит к двери. Готова постучаться, но что-то останавливает прямо в тот момент, когда рука соприкасается с холодным дверным деревом. А дверь-то действительно зеленая, интересно, почему какая-то шлюха знала даже цвет, в который окрашена эта дверь? А что если там живет какой-то сутенер и он сразу же вколет Силие транквилизатор, затем продаст на органы или изнасилует, наградив сифилисом или чем похуже? Она в страхе достает волшебную палочку, решая не церемониться, ведь с маглом разберется в два счета… Но сразу же вспомнила Генари с огнестрелом, который ее же и застрелил, а если там и вправду какой-то бандит, он наверняка с пушкой или ножом. «Аллохомора», — моментально командует заторопившаяся Силия — если она и дальше будет рисовать в своей голове различные образы — то точно никогда не решится. Она наблюдала, как дверь бесшумно отворилась. Узенький и немного пыльный коридор, открытая дверь упирается в косую лестницу на второй этаж, Силия видит, что по правую руку от нее другая комната. Бесшумно и очень осторожно закрывает за собой дверь, разглядывая неухоженное и неприветливое помещение. Все было достаточно старым и пошарпанным на вид, Силия все еще не избавилась от пугающих мыслей, поэтому продолжала палочку держать при себе, медленно приближаясь к арочному проему единственной комнаты напротив боком стоящей лестницы. Она отчетливо слышит какой-то шум: кто-то говорит, много кто говорит, голоса разные, потом она понимает, что это всего лишь работающий телевизор. Не может решиться вбежать без оглядки и быстро, или вообще заглянуть хотя бы одним глазком. По стеночке, еле переставляя ноги, Силия приближается к тайне, все же беря себя в руки — осторожно заглядывает и видит как кто-то сидит спиной и смотрит ящик. Черно-белые передачки пропускают на малюсеньком экране помехи и периодический белый шум, две антеннки торчат в разные стороны, одна из них немного кривая. Этот кто-то — кто-то незнакомый Силие ранее: с черными лохматыми волосами, в которых проступает сухая скрученная седина, житель все еще не замечает чужака в своей обители. Это была женщина. Окружение, в котором она прибывала достаточно замусоренное и тусклое. Мебель очень-преочень старая, плошки и миски стоят на кофейном столике, шторы грязные, тюль серая, обои замусоленные, свет только тот, что падает из окна, видимо экономит — лампы накаливания очень много потребляют энергии. Значит, эта женщина бедна, вся обстановка кричала об этом. Силия опускает палочку, уже более спокойно проходя в комнату, половица скрипнула, оповещая о незваных гостях, но хозяин дома словно не заметил этого. Силия с ужасом представила, что прямо сейчас застанет чей-то давно забытый труп. С опаской осторожно огибает кресло, видя, что женщина жива, она моргает и дышит. Заметив, как свет от окна преломился — обеспокоенно поворачивается. Силия скидывает скрывающий капюшон, рассматривая, как не меняется лицо измученной жизнью женщины. Ее лицо кажется знакомым. Она сидела спокойно, ровно и непоколебимо, будто к ней всегда так на вечерок заглядывают. Силия обращает внимание на сморщенные, покрытые пигментными старческими пятнами руки, глубокие морщины на лице и шее, кожа совсем очахла, волосы непричесаны. Одежда — самая простая затасканная ночнушка. — Мама? — Силия с удивлением протягивает и садится в кресло рядом, без промедления узнавая. Не может поверить что это правда, слезы подкатили внезапно, она лишь по прошлой жизни знала о Мариус, которая работала в борделе и сбежала от мистера Реддла. — Вы ведь Мариус Блэк? — продолжает говорить с ней. — Мари, — кратко бросает та в ответ. Она вообще не выказывает никаких эмоций в сторону появившейся дочки. — Ты вся в него, — с какой-то досадой говорит наконец. — Одно лицо, даже голоса похожи. Ты тоже левша? — тянется к сигарете, начиная поджигать. Комната резко наполнилась вонючим дымом. Весь ее дом пропах этой затхлой горечью никотиновой радости. — Нет, я правша, — Силия хочет найти различия и доказать маме, что она ни разу не похожа на мистера Реддла. — А еще я ниже намного и не безумная, — утирает свой плач, что вылился горькими слезами. — Он любит вишневый сок, а я апельсиновый. И вообще он любит сладкое, а я кислое и соленое. Он любит делать больно, а я нет. Мы очень разные. У меня глаза голубые и волосы светлее, — видит что ее слова не делают лучше, а хотя она изо всех сил старается понравится маме. — Вы одинаковые, — ставит точку в их диалоге. — Мне не нужно живое напоминание об ужасном насилие над моей жизнью, — грубо и прямо сообщает. — Я не сквиб отродья Блэковского. Я могу колдовать. — Я знаю, — пытается поддержать. — В Хогвартсе я как раз учусь с твоими племянниками. Мариус отвернулась и махнула рукой, выказывая ненависть и пренебрежение этой темой. — Твой отец урод. Ужасный человек, скотина бесчеловечная. Ты хоть знаешь сколько мне лет? — выдыхает сигаретный яд. — Мне двадцать восемь. Но по мне не скажешь, правда? — злобно усмехнулась. — Это все проклятые роды, я потеряла столько крови, я почти умерла. Он вышвырнул меня через пару дней. Кому я нужна такая? Мой дядя отказал мне, ведь я была уже потрепанная. Родила ребенка, как он говорил: «От магла», да если бы он был маглом… — Мариус напряглась. — Скрутила бы ему шею. Все отвернулись от меня. Из-за тебя! — ткнула пальцем, снова затягиваясь. — Я больше никогда не верну свое внешнюю привлекательность. Никогда. Он заставил меня пройти эту Точку Невозврата. — Но я же твоя дочь, плевать кто мой отец, — Силия не понимает. — Ты — его любовница, — даже с каким-то обличающим смешком она фыркнула это в ответ. — Мне противно с этого втройне. Пришлось дать жизнь его кровосмесительной горячке. — Он насилует меня, — Силия не выдерживает, начиная поддаваться нахлынувшей истерике. — Постоянно. С той самой минуты как увидел. Как будто я могу возразить собственному отцу? — частые вздохи мешают говорить, мысли складываются в кучу и разбредаются в разные стороны, она срывается на надрывной тон. Силие неприятно, что даже мама обвиняет. Мама не любит ее, спокойно позволила с ней такое сделать и думает только о себе, не понимая, что с самого детства он с ней творил. — Он превратил наши жизни в Ад. Я обречена, мама! С детства Том пристает ко мне. Бабушка с дедушкой, да пара мальчишек с деревни мне рассказали, что такое «мама». Я думала, ты придешь за мной. Каждый день ждала, что все прекратится, и ты защитишь меня. Мне было лет пять, потом восемь и по нарастающей. Он не давал мне ни с кем общаться. Ни с кем! — в истерике закрывает лицо руками. — У меня был только он. Говорил, что мы должны быть вместе. Что я родилась для него, — рыдает в раскаянии только сильнее, готовая отдать себя под суд без присяжных, отдаться под суд собственной матери, с которой ее разлучили. — Я люблю его невероятно сильно, — Силия не понимает почему так разительно перескакивает с одной темы на другую, с одной эмоции на другую. Она никогда не общалась с Мариус ранее, у Силии столько всего накопилось, и если не врать себе, то Силия прекрасно понимала, что в чем-то осуждает свою мать, даже в какой-то степени ревнует к Тому. — Но осознание, что он мой отец — изводит больше всего. Том всегда был со мной, не помню ни дня без него, у меня не было никого кроме него. О господи, а какой у него член… — резко перестала плакать. После этих слов Мариус посмотрела на Силию с осуждением и изумлением, она явно не желала об этом думать и рассуждать. — Я просто схожу с ума… — а Силия бесстыдно и похабно продолжила. — Как он меня им трахает… — криво улыбается, начиная чувствовать неконтролируемую дрожь и желание засмеяться от собственных слов. — Я люблю сосать ему и глотать его сперму, спускает это все в меня, прямо внутрь… — Замолчи! — Мариус прикрывает глаза рукой, судорожно затягиваясь сигаретой вновь. — А он в свою очередь целуется с моей вагиной, — смеется, утирая слезы, — прося у неё прощение за грубые сношения, называя её цветком, — она снова заплакала. — Так странно все это осознавать, ещё сложнее произносить вслух. Это как опухоль в моей голове. Я хочу умереть. Хочу освободиться. — Сочувствую, — смотрит в пол, тяжело вздыхая. — Уже все сделано.* * *
Прибывая обратно в Хогвартс как ни в чем не бывало, Силия спешит к папе, надеясь, что он не заметил ее причинного отсутствия. Наполненная чувством отчаянной злобы, она отворяет дверь и ее удивление берет верх, когда ее встречает все тот же беспорядок, а еще и лежащий на полу бессознательный папочка. Силия с силой и бескомпромиссно захлопывает за собой дверь, с пренебрежением наблюдая за тем, как Том медленно разлепляет свои косые помутненные глаза, поворачивая лицо в ее сторону — уж что-что, а ее он находил практически по запаху. Он был жалок, мерзок и опасно бессилен. Он был откровенно и бесповоротно обдолбан. Валялся на пыльном полу вместе с собственными вещами, которые уже успел заслюнявить и обмусолить, он был такой же забытый, растерзанный и ненужный, прямо как всё его тряпье. Силия улыбается, скидывая свою мантию на пол, начиная с коварством приближаться, смотрит на его закатанный рукав. — Ты наркоман, — изумленно качает головой. — По тебе это очень видно, дорогой Том. Резко тянет его на себя, помогая папе встать, а он был тяжелый, в сознании и одновременно нет, мистер Реддл утомленно улыбается, кажется, рад встрече, она просто не знает, как сильно он на нее был зол, да до такой степени, что ярость разрывала не только его рассудок, но и теменную кость — пульс бил настолько сильно, что у Тома появилось стойкое ощущение, что его мозги взорвутся подобно гранате. Маленькая мерзкая тварь, она сбежала от него, она все-таки улизнула, она в сговоре со Смертью, — Том был в этом уверен: что Силию уже перетрахали все, особенно Орион Блэк. Порочная и грязная Силия всем дала, всем себя преподнесла и уступчиво раскрыла. Силия затаскивает его на кровать, грубо бросая, при этом больно и хлестко ударив по лицу, язвительная боль обожгла всю правую часть лица, она набросилась и припала к его губам в неистовом и жарком поцелуе, смотрит ему в глаза, мягко трогает лицо, роняя слезы сожаления, при этом очень странно и таинственно ничего не говоря. Она понимает, что упустила такую очевидную вещь, Силия жалеет папочку, подтирает ему засохшие слюни, приглаживает волосы, готовая вот так просидеть и проплакать у него очень долго, понимая — он у нее единственный. — Сегодня мы с тобой поистине развлечемся как следует, — на лице ее была мягкая и ранимая печаль, но стоило ей разомкнуть губы, как ее тон резко меняется, глаза Тома непонимающе распахнулись. В ее голосе звучит что-то удручающее и опасное, и он на одном предчувствие пытается бежать. Пытается привстать, а все его тело как ватой набитое — без поддержки он не может даже стоять, ощущая под ногами липкое болото. — Любовь моя, я знаю, что тебе нужно, — она была поистине в своем спокойствие устрашающа, Том даже не представлял, что Силия имела в виду, но он уже был опустошен и зол, желая высвободиться, чувствуя на себе ее яростную и садистичную хватку. Она была на нем, ее пальцы его сжимали теснее наручников, она хитро прищуривается, смотря на то, как он с недоверием покосился на нее. — Знаешь, я долго думала. Нам надо разнообразить нашу сексуальную жизнь, — ее рука таинственно поплыла вдоль его тела, прямо-таки разделяя надвое, она смотрела очень приглушенно и умеренно, на какую-то секунду остановилась. — Сегодня как раз такой отличный повод! — Том еще никогда не видел Силию такой раздраженной, заведенной и просто бесчеловечно злой, интонация ее истерична, хотя она и не кричала, не срывалась, а вот лицо ее аж все зарумянилось, пальцы ухватились в его рубашку, она одним точным и грубым движением распахивает, с грохотом срывая все пуговицы. Сдернула из-под него мантию, вытянула наскоро ремень, расстегивая брюки, немного повременив, на секунду отстраняется, давая Тому секунду и всего лишь мгновение на обдумывание случившегося. Силия исчезает, оставляя его безобидного и беззащитного одного, но она возвращается, а в руке ее прозрачный розовый дилдо. Тома аж всего скривило, а ее в возбуждении затрясло, дыхание у нее томное, глубокое, частое, зрачки расширены, улыбка на лице кровожадна, она проводит по этой штуковине языком — явно успела купить эти гадости пока куда-то ходила. Он только лишний раз убедился в своих помыслах, что Силия грязная и бездушная стерва, но он не спускал с нее взгляда, и Том бы соврал, если бы сказал, что она его не возбуждает. Пугает — однозначно, возбуждает — абсолютно точно. Силия продолжала показывать ему свои намерения, покрутив пару раз перед его нездорово побледневшим лицом кусок форменного силикона. — Не бойся, я не буду тебя драть на живую, — достаёт смазку. Стала вновь его жадно и в припадке целовать, продолжая раздевать, а он словно немая кукла, только и делает, что моргает. — Профессор Реддл, пришло время истинным тёмным искусствам. Сегодня ты сдаёшь экзамен. Не смотри на меня так, это не больнее чем Круцио, — пытается успокоить. Переворачивая его на живот, сдергивает с Тома штаны, впиваясь в его бледные узкие ягодицы длинными ровными ногтями — как приятно унизительно, садясь на него сверху, а он только и думал о том, какая Силия невесомая, она скользила по его крестцу своей бесстыдной манящей промежностью. Холодная прозрачная смазка стекает по всем её пальцам, но Том этого не видит, он только слышит, как Силия предупреждает, что скоро лишит его девственности, а затем она разводит ему ягодицы, и тут-то Том протестующе замычал, попытавшись даже схватить ее за руку и скинуть с себя. Ему было так стыдно, откровенно неприятно, страшно, злобно — он был в опустошающей и выматывающей ярости. Он не хотел этим заниматься и не потому, что это как-то его компрометировало или умаляло его достоинство, — просто он никогда этого не хотел, даже с Силией. Он лежал и осуждал ее, поливая грязными ругательствами, в мыслях восклицая только рьяное: «Нет! Пошла прочь!». Он чувствовал ее настырный взгляд в свое самое тайное и грязное место, и это вводило Тома в самое неописуемое отчаяние, отчаяние от немощности. Она коснулась его, не забираясь внутрь, вырывая из Тома уже отчетливый протестующий вопль — она не имеет права! — Я надеюсь, ты ничего не жрал, — она обратилась к нему, а от ее надзирательного и холодного тона у него аж мурашки по коже прошлись, он все еще ощущал то, как она сидит на нем, он чувствовал от нее опасность, — Силия рушила его границы. Она правда его очень пугала и Том надеялся, что это просто игра, что Силия все это несерьезно, что она вот-вот остановится. — Есть вероятность, что из тебя польется дерьмище, — она сказала это с таким тоном, а после она завозилась на нем, убирая руки от его анального отверстия. — Я не боюсь твоего дерьмища, — она сказала это с улыбкой на лоснящемся от злорадства лице. А затем странный звук, словно шлепок, Силия сжала его узкие напряженные ягодицы, а после без спроса раздвинула вновь. Том испытал приливистый холодок, что обдувал его, заставляя напрягать все интимные мышцы, он понимал, что прямо сейчас она все это видит, он почти разрыдался от гнева, чувствуя, как приливает жар к его щекам и лбу. Том задышал через раз, ощущая, на себе тонкий прохладный латекс — она надела медицинские перчатки. От мыслей, что он на приеме у какого-то безумного врача, который вот-вот полезет ему в попу, — становилось непривычно жарко, обидно и грязно. Тепло ее рук нагревало тонкий латекс, Силия наносит ему прямо на сжавшийся сфинктер пару капель лубриканта, начиная терпеливо и медленно втирать, Том даже обомлел. Он никогда не смог бы описать того возмущения, что разом в нем взыграло, но на словах Силия была грубее чем на деле. Она все сидела на нем и теребила ему его сморщенную, неготовую принимать гостей дырочку. Он очень хотел, чтобы она этого не делала, и прямо на этих его мыслях, она проникает в него лишь указательным пальцем, а Том аж от неожиданности и негодования вздернулся, протестующе замычал, приподнимая голову, он так заныл, — даже ещё умилительнее и трогательнее, чем она в свой первый раз. — Я знаю, тебе этого не хочется, — она пытается его успокоить, что выходило у нее абсолютно — не очень. Силия свободной рукой приложилась к его ягодице, оттягивая вниз, продолжая вводить в него палец, рассматривая, как его упругий анус нехотя ей поддается, начиная принимать кончик уже второго — среднего. — Почему же? — Том вдруг заговорил, а от его интонации у Силии даже кровь в жилах стыла — настолько она была ровной, четкой и самодовольной, она поерзала на нем, вдавливая в матрас, а Том аж заунывно простонал. Она прошлась свободной рукой по его тоненькому телесному шву, он шел от самого ануса и до самого члена, Силия приложилась к его промежности, легонько надавливая, а Том молчит, Том не двигается и не дергается. Он все не мог прийти в себя, чувствуя в своей заднице ее пальцы, они были не глубоко, она растирала его дырку изнутри, шевелила, а у него от этого было странное ощущение. Но когда она трогала его прямо в промежности и ниже, налезая на самые чувствительные и такие напряженные места, — он аж весь заткнулся. Ему уже было не так стыдно как в начале всего этого недоразумения, он абсолютно точно хотел, чтобы она вытащила свои зачехленные, обтянутые тонким латексом пальцы у него из задницы. Они входили достаточно туго, иногда делая Тому больно, пока Силия не видит, он с отчаянием прикрывает глаза, чувствуя ее поглаживания, она гладила его прямо там, откуда весь его член растет — незабываемо, его аж всего сжимало там и долго не отпускало, а руки у нее скользкие и теплые, почти горячие. Чувство вторжения и растянутости в том самом месте доставляло ему ощутимый стыдливый дискомфорт: и эмоциональный и физический. Это же его кишка, ну как так можно? На этих его мыслях она ввела свои пальцы еще глубже, и Том утомленно прикрыл глаза, — он совершенно точно и необсуждаемо ненавидел Силию. — Пошевели ими, — Том вдруг снова заговорил с ней, не разлепляя век, находя все происходящее немыслимо вопиющим, гадким и мерзким, ее пальцы скользят по нему, натыкаются на его переднюю ректальную стенку, а еще она расставляет свои пальцы прямо внутри напряженного него. — Ты думаешь, я остановлюсь на этом? — Силию напрягает такое участие Тома. — Думаю да, — его голос был ровным, наглым, непоколебимым, стойким и очень холодным. Он правда считал, что она сейчас наиграется в доктора и отпустит его, по крайней мере, Тому очень этого хотелось, внутри он пылал от разных неистовых и порой даже буйных чувств. Он искренне хотел скинуть ее с себя и не чувствовать в своем анусе ничего, а еще Тому невыносимо сильно хотелось прикоснуться к своему члену и судорожно его сжать, — он просто изнемогал от того онемения, что кололо и мучило. Он именно хотел зажать его — такого страдающего и напряженного, между пальцев, уже чувствуя, что пара движений с ее пальцами в его анусе и он бурно и безумно кончил. Ему было так стойко судорожно, неотвратимо сжимающе и неповторимо щекотливо, что Том еле сдерживал свои мучительные полуистеричные стоны. Она делала ему хорошо, даже слишком хорошо, когда мяла его достаточно уплотнившуюся промежность, ласково скользила по члену дальше, достигая уже заметно втянувшихся тестикул, но этого все равно было мало. — Скажи спасибо, что я не заставила тебя его пососать, — Силия вдруг произносит эти слова так безжалостно и резко, чем почти разбивает млетельное и очень чувственное состояние Тома. Он этого так не хотел и не хочет по сию минуту, но это была она. Том вспоминал вкус ее собственной дырки, ее натекшей мякоти, он даже представил, как Силия написает ему на член или на грудь, а возможно даже на лицо. — Подрочи мне, Силия, — откровенно изнемогает Том, не совсем понимая, что с ним происходит, однако он совершенно точно и четко испытывал страшный, все сжирающий жар, онемение и тягостный интимный зуд в своем придавленном обездвиженном члене, по его животу расплывались клейкие капли стекшего и натекшего предспермия, все это липло к нему вместе с постельным бельем. — Не вынимай пальцы из моей задницы, просто подрочи мне член, — он муторно заохал, откровенно в пошлости признаваясь, утыкая стыдливо лицо в одеяло, чувствуя, как она вновь растягивает его ягодицы, просовывая третий палец. — Доктор… — нежно окликает ее, все еще противясь авантюре анального секса. Его вводило в какое-то неистовство сама мысль, что Силия в каком-нибудь белом халате, в медицинском чепчике и в его заднем проходе, ее эти пальцы шевелятся там и Том, будто бы чувствует сладкие сокращения, прямо те, что начинаются во время оргазма. Она его обманывает, она обманывает его организм, его лобково-копчиковую мышцу. Она нежно и неторопливо водит по его промежности, а он аж весь заерзал под ней, задаваясь внезапно вопросом: а смотрит ли Силия сейчас ему прямо туда? Он очень хотел думать что да — смотрит. Смотрит на его тугую, окупированную и сопротивляющуюся попу. Силия закопошилась, и Том с облегчением и в страсти застонал — она сотрясала его тело, заставляя потираться и шевелиться напряженный, набухший как бутон член. Он просовывает с трудом под себя руку, дотрагивась до него там, а оно все почти с эхом отзывается, почти стонет и лопается от возбуждения. Том искренне не понимал почему Силия не хочет потискать его член. Он закрыл глаза, сосредоточивая все свое внимание на ее пальцах, что так неприлично и гадко раскрывали его прямо в попе, когда он чуть сжимался там, то ощущал, как теснее обхватывает ее пальцы, а еще этот наружный холод. Том с осторожностью и без резких движений, ласкает себя только у самого основания, понимая, что кончит в любую секунду, — он сидел как на вулкане. Что-то пошло не так, когда Силия, вдруг стала выскальзывать из его задницы. — Нет, постой, — все его возбуждение невероятным образом ощутимо таяло. Заместо ее пальцев, тут же пришло что-то другое. Вражеское, холодное и чужое. Силия поспешно всовывает в изнеженного папочку большую силиконовую штуковину, слыша, как он стал раскаиваться во всех совершенных деяниях. — Оу, дорогой, тебе больно? — выдавливает жалость. — По шкале от одного до десяти, насколько ты страдаешь? — целует его в бедро. — Все десять, — он чувствовал достаточно острую боль и неприятную распорку в собственной заднице. Она радуется его честности и выдавливает больше холодной смазки ему на ягодицы, начиная их просто растирать, мять и раздвигать, углубляя проникновение. — Вытащи это из меня! — от его лелеемого состояния остались только воспоминания, ее пальцы были ему приятны, а что-то продолговатое и длинное создавало у него самые отвратительные ощущения и нелицеприятные воспоминания. Она вытащила это и снова засунула, вырывая из Тома бурный и возмущенный почти плачь. — Если ты не прекратишь, то я реально обосрусь, не двигай им, а лучше правда прекрати, — Том так ныл, что Силие стало его жалко. — Боишься обосраться? — а Силия сказала это с такой безжалостностью, с таким пренебрежением, что Тому стало жутко больно с ее слов и неприятно. — Не бойся, ты уже и так обосрался хуже некуда! — она слезла с него, сдергивая с себя перчатки, небрежно швыряя их в Тома, высвобождая своего отца, вытаскивая из него игрушку, а Том вдруг весь затрясся, приподнялся, закрывая лицо ладонями, искренне плача. — Ты унизила меня. Разбила и изнасиловала, — выдавил он из себя. — Ты и половины всей прелести не прочувствовал, Том! Сжимает его плечи, кладет ему голову на плечо, выжимает мочалку, из нее засочилась пенная вода, она стекает по руке до самого локтя. Силия проводит рукой по шее Тома, забираясь рукой в его мокрые волосы, начиная тереть его спину, он словно был не здесь. Ей было жалко своего папу, но такая молчаливая грация в нем несказанно привлекала. Он кладет одну руку на бортик белоснежной ванны, сильно сжимая пальцы. Силия отстраняется и смотрит ему в глаза, облокачиваясь, ложится ему на грудь, ей кажется, она начинает засыпать. Его рука касается плеча, он обнимает ее, давая понять, что не в обиде на эту выходку. Поднимает на него взгляд, кажется, Силия раскаивается. Она тянется к нему выше, начиная целовать, улыбается, а сама плачет, не в силах высказать сколь умопомрачительны его поступки, и как ей хочется пожить в мире без него. Протирает ему лицо влажной рукой, он смотрит на нее, лицо его кажется обиженным и усталым. Можно ли винить Тома в том, что он убил тогда сам себя? Силия не понимает, как такое возможно, как работает этот парадокс, она совершенно точно знает, что Том что-то скрывает, упорно и, как ей кажется, беспочвенно. Силия считает свое детство кошмарным, папа даже и не подозревал какие удручающие эмоции испытывала Силия с самого детства, ведь он никогда не видел в ней ребенка, только свои чувства и объект для высказывания этих чувств. Она помнит, что не была такой мамой для Тома — это все в нем проблема, он не может быть для нее даже сыном. «Мой дорогой Том», — шепчет ему, крепко обнимая, чувствуя его мыльные руки на себе. Они скользят от бедер и все выше, пока не останавливаются на талии, он сильно стискивает ее тело, уткнув лицо ей в шею. Силие показалось, что Том плачет, ведь его всхлипы заставляют его тяжело вздрагивать, пока по всему телу идет предательская дрожь отчаяния. Она уже ослабила свои объятия, пока он все еще крепко вцеплялся, она поспешно и не откладывая, стала его успокаивать, медленно поглаживая и покачиваясь из стороны в сторону. «Скажи что любишь меня», — разнылся. «Я люблю тебя», — совершенно спокойно эта фраза покидает ее разум, срываясь с губ, после чего Том лишь громче захныкал, только сильнее сжимая влажное скользкое тело Силии. — Дочитай мне сказку, — удивляет Силию своей просьбой, он вытягивает руку, в его раскрытой ладони мгновенно оказывается та самая книжка. Силия берет ее из мокрых пальцев мистера Реддла, раскрывая на нужной странице. Облокачивается на Тома, кладя голову ему на грудь. На страницах остаются мыльные отпечатки. — На столах стояла золотая и серебряная посуда, подавали самые изысканные вина и самое роскошное угощение. Менестрели играли на лютнях с шелковыми струнами и пели о любви, которой их хозяин никогда не испытывал. Девушка сидела на троне рядом с чародеем, а тот нашептывал ей разные нежности, которые вычитал у поэтов, сам не понимая их истинного смысла. Девушка слушала в растерянности и в конце концов сказала: «То, что ты говоришь, прекрасно, и я была бы очень рада твоему вниманию, если бы только могла поверить, что у тебя действительно есть сердце!». Чародей, улыбнувшись, ответил, что на этот счет она может быть совершенно спокойна, и повел ее в самое глубокое подземелье, где хранилось его величайшее сокровище. Здесь, в зачарованном хрустальном ларце, было заперто живое сердце чародея. Давным-давно утратив связь с глазами, ушами и пальцами, это сердце не могло поддаться очарованию красоты, дивного голоса или шелковистой кожи. Увидев его, девушка ужаснулась, потому что за долгие годы сердце чародея сморщилось и обросло длинной черной шерстью. «Ах, что ты наделал! — воскликнула она. — Скорее верни его на прежнее место, умоляю тебя!». Поняв, что ничем другим ее не успокоишь, чародей взмахнул волшебной палочкой, отпер хрустальный ларец, рассек свою грудь и вложил на место мохнатое сердце. «Теперь ты исцелился и сможешь познать настоящую любовь!», — сказала девушка и обняла волшебника. Прикосновение ее нежных белых рук, звук ее дыхания, аромат ее тяжелых золотых кос пронзили проснувшееся сердце чародея, но за время изгнания оно одичало, ослепло во тьме, исказилось и оголодало. Гости на пиру заметили, что хозяин замка и девушка куда-то пропали. Поначалу это никого не встревожило, но прошло несколько часов, и в конце концов решили обыскать замок. Долго они искали, но ни девушки, ни хозяина нигде не было. Наконец гости нашли вход в подземелье. Там всех ждало ужасное зрелище. Девушка лежала на полу бездыханная. В груди у нее зияла открытая рана, а рядом корчился безумный чародей. В окровавленной руке он держал алое сердце, облизывал и гладил его, и клялся обменять на свое собственное. В другой руке чародей сжимал волшебную палочку и старался с ее помощью вынуть из своей груди иссохшее, сморщенное мохнатое сердце. Но уродливое сердце было сильнее него, оно отказывалось расстаться с телом чародея и вернуться в ненавистную гробницу, где так долго было заперто. На глазах у перепуганных гостей хозяин замка отбросил прочь волшебную палочку, выхватил серебряный кинжал и, поклявшись, что никогда не подчинится собственному сердцу, вырезал его у себя из груди. Всего на одно мгновение чародей поднялся на колени, сжимая в каждой руке по сердцу, а потом рухнул на тело девушки и умер. После того как Силия дочитала столь страшное произведение, она призадумалась о истинной природе жестокости, стала гадать, что же могло сподвигнуть колдуна так поступить. Конец оставался таинственным и мрачным, жалко было человека, что так и не смог прочувствовать всю прелесть любовных чувств. Силия слышит, как Том тихо заплакал, она поворачивается на него, чувство глубокого сочувствия охватывает ее всю, она немедленно обнимает его.* * *
Смотря в раскрытые страницы учебника, Силия не понимает зачем решила спрятаться за всеми этими заумными словами, вовсе их не читая. Это была Травология, вообще мисс Реддл очень аукнулись пропуски уроков, потому как ее одноклассники уже успели сдать пару работ. Теперь придется засесть в библиотеке подольше и написать что-то достойное неплохой оценки. Но как назло в голову ничего не лезет, выходной проходит напряженно, словно сессия вот-вот накроет совершенно неподготовленного ученика. Силия знает какие-то знания на практике, но у учителей другой подход: перескажи, обязательно как в учебнике, доклад на четыре свитка, обязательно знать, защитить свою работу и конечно же ответить на вопросы преподавателя, предоставив готовый продукт. Силия выбрала растение Спорыш, вспоминая, как Барти Крауч обсадил им весь свой кабинет, а потом использовал как ингредиент в оборотном зелье. Она стала задумываться что, может быть, жизнь в совершенно другой личине исправила бы ситуацию и помогла ей избежать последствий? Она сама не понимает, вспоминает Тома, который, кажется, до сих пор не отошел от вчерашней дозы самодельного дурмана, — считает, что он всегда употреблял что-то подобное, это многое объяснило бы. Но все же Силия решила поподробнее узнать, что намешано в таинственной колбе с черным стеклом. Она смотрит как ученики проходят мимо, все так веселы и непринужденны, даже забывают, что скоро ужасные экзамены, а всех так волнует кто же победит в Квиддич, видимо, у них нет задолжностей и их родители не преподают им дисциплины, а еще не употребляют психотропы в тайне… хотя всякое возможно. Как бы Силия не старалась абстрагироваться все никак не выходила из головы мама, с которой они расстались так невзрачно, в принципе, как и встретились. Наверное будь она помладше и не знай сразу несколько своих судеб — расплакалась бы словно маленькая, билась бы в истерике, говоря что хочет маму. Но не сейчас, не спустя столько лет, когда человек по-сути чужой, Силия думала что, может быть, Том врет по поводу Мариус, когда говорил, мол она сама не приходила? Тяжело вздыхая, она видит, как проходит кучка учителей, она засмотрелась на желтую мантию, сразу же узнавая среди идущих неповторимого профессора Дамблдора, который, кажется, не тот, кем хочет казаться. Он здоровается с учениками, ведет себя вполне приветливо, вежливо и при взгляде на него становится так легко и спокойно. Силия слышит приближающиеся стремительные шаги, затем видит Ориона, он несется к ней, расталкивая всех, кто шел на встречу, остановившись рядом, смотрит на нее странным взглядом, а затем достает что-то запрятанное в одном из карманов мантии. — Что ты принес? — она закрывает учебник, кладя на подоконник. — Это дневник Вальбурги, — осматривается по сторонам. — Ты к ней точно неровно дышишь, — от чего Орион сразу же стал серьезным. — Я взял его не просто так, тут же все, — держит перед лицом Силии. — Все ее коварные планы, вот, почитай, — протягивает ей. — Ты же хочешь знать, что она думает про твоего отца? — подбивает все же совершит гадкий поступок. Силия вспоминает Тома, гадая, как он там без нее, хочет к нему вернуться и не отходить ни на шаг, ведь после перенесенного, она втирала ему в анальное отверстие экстракт бадьяна. — Да мало ли что она думает, — Силия все еще отстаивает свою позицию, не выбрасывая из головы зрительный образ задницы своего отца. — Знаешь, — смотрит на не подвижный профиль Силии, — о себе я вычитал кучу нелестностей, она писала, что только ее брат достоин проживать в родовом гнезде на Гриммо 12. — Меня это не удивляет, — Силия была уверена в этом с самого начала, но юный Орион был как никогда впечатлителен и доверчив, он был настроен давать людям столько шансов, сколько они того просят, а еще он был заточен на то, чтобы замечать во всем только лучшее. — Она и распишется с тобой по этому поводу. — В этой книжке есть рецепт любовного зелья, — прищурился он. — Ну хорошо, — злится. — В общем береги своего отца, потому что Вальбурга хочет на днях подсунуть ему амортенцию. Силия призадумалась, возможно это и к лучшему, пусть Том развлекается с кем-нибудь другим, пусть прекратит мучить и себя и ее, мисс Блэк отличная пара мистеру Реддлу. А в это время Силия укатит в Америку и попробует начать жизнь с нуля, устроиться в Ильверморни, и станет преподавать за широкий океан от Тома, однако мысль о тягостной разлуке с человеком, которого, она, кажется, не хочет терять, заставляет задуматься. Закрывает лицо, вспоминая маму, а если она говорила правду и Том мучил ее? Слезы накатили так резко, что стоило им только пролиться, как поток горя было не остановить. Силия не понимает, что делает неправильно, ведь она всего лишь пришла почитать учебник по Травологии в окружении снующих учеников, чтобы не чувствовать себя одинокой. Орион испугался такой реакции, стал спрашивать что не так. — Что у вас тут происходит? — этот голос заставляет Силию перестать плакать и сжать губы от злости. Это как обычно бывает — вспоминаешь кого-то, а он появляется. Высокомерная Вальбурга, которая была ненамного выше их с Орионом делала вид что озадачена, на самом же деле ее интересуют новости. — Ты хочешь приворожить моего отца? — Силия утирает лицо, смотря старосте прямо в глаза. Мисс Блэк опешила, растерялась, ее глаза забегали по сторонам. — Он же неженат, — Вальбурга резко берет себя в руки. — По-моему уже все растрепали эту тему, — даже как-то деланно раздосадовалась. — У нас не факультет, а портреты-сплетницы какие-то. — Она даже поспорила с гриффиндорцами, что поцелует его, — вклинился Орион. — Я так и знала, что это ты трепло, — ткнула в него пальцем Вальбурга. — Даже не думай, — посмотрела на нее Силия. — Я завтра же подойду к нашему декану и расскажу все твои грязные тайны, у меня есть доказательство, — вспомнила о дневнике, который все еще у Ориона. — Так что не сомневайся, пост старосты ты покинешь, а Клуб Слизней отныне не будет открыт для тебя. Профессор Слизнорт вряд ли обрадуется, узнав такое. Поверь мне, об этом узнают не только ученики, но и профессора. Хочешь славы, значит получишь ее, — не оборачиваясь ни разу, Силия поспешно удаляется, снова начиная плакать. Проблемы начались с того самого момента, как только Силия покинула коридор после недавней вздорной встречи с Вальбургой, в какой-то момент юная мисс Реддл оказывается замешана в том, к чему совершенно не имела отношения, она уверена — ее подставила гадина Вальбурга. Картины были исписаны, люди на портретах то и дело ругались меж собой и ругали всех проходящих рядом, поэтому когда Силия была поймана деканом Слизнортом в компании старосты Блэк, то Силию стали вынуждать дать объяснение; все доводы по поводу того, что она здесь ни при чем — не работали. — Силия, ты слишком часто шлялась по этим коридорам, — строго восклицает Вальбурга, в это время Гораций лишь смутно кивает, говоря, что припоминает. — Скорее всего, мисс Реддл сделала это ночью, профессор Слизнорт. Как раз она пользуется положением персональского ребенка и игнорирует комендантский час, — парирует с невозмутимым лицом. — Профессор Слизнорт, но по логике это могла сделать и Вальбурга, ведь она староста, а значит дежурит по ночным коридорам. — Нет смысла отпираться, мисс Реддл, — сказал Гораций. — Вас заметили другие представители Слизерина. — Кто? Альфард и Лукреция? — злится, понимая, что это все постановочное нападение. — Вы отправляетесь к замдиректору, наш директор Диппет слишком занят, чтобы разбираться с этими глупыми проблемами, — отчеканил Слизнорт, начиная уводить мисс Реддл. — Благо вас поймал я, иначе бы с нас сняли кучу баллов. Не перечьте Дамблдору, а то он может лишить наш факультет очков. Он все же декан Гриффиндора, — наставляет. — Вы отвратительны! — вырвалось у Силии, она резко удаляется вперед, начиная гордо идти по коридору, готовая встретиться с напастью лично. Она уже подбирает правильные слова, надеется, что профессор все правильно поймет, стучится, дверь моментально приотворяется. Силия испытала странный неприятный холодок, что пробежал по всей спине, вызывая мерзкие леденящие мурашки. Оборачивается назад, наблюдая, что в коридоре осталась совершенно одна, лица с портретов все еще угрожают Силие, что нарисуют на ее лице плохие слова. Тяжело выдыхая, она заходит в приглушенную обстановку достаточно мрачного кабинета. Горел камин и пара свечей на письменном столе. Высокая фигура в темном стояла спиной к вошедшей и лицом к шкафу. — Извините, — начала Силия. — Возникло недоразумение, я уверена, что вы меня поймете. Дело в том, что профессор Слизнорт… — вздрагивает от того, как входная дверь со скрипом затворилась, Силия думает, что это странно и немного жутковато, однако, она отгоняет от себя любую трусливую мысль, понимая — нет никого безопаснее чем профессор Дамблдор. — Понимаете, Вальбурга Блэк разрисовала портреты, но сказала что это я, но мою вину подтвердили ее родственнички. Но они в сговоре! — начинает хмурить брови, испытывая всю гнетущую нечестность ситуации, хочет найти хоть в ком-то поддержку. — Дело в том, что… — тяжело выдохнула, понимая, что ее даже здесь никто не слушает. — Я отмою эти картины, только не снимайте баллы с факультета, — решила договориться, вспоминая, с каким рвением будущий директор снимал очки с факультетов и добавлял Гриффиндору. Силия поднимает глаза на стоящую неподвижно в приглушенном свете темную фигуру, стараясь рассмотреть, замечая, что она чересчур темная для Альбуса, он обычно предпочитает в одежде что-то пестрое, а тут — чернь и мрак. — Продолжай, — раздался мелодичный красивый голос, Силия не сначала понимает, что он не принадлежит Дамблдору. — Я закончила, — делает шаг назад, осознавая: что-то не так. Высокая фигура поворачивается полубоком, оно держит в руках какие-то бумаги, что-то вычитывая в них. Это была женщина. Взгляд у нее опущен в документы, затем она словно вспоминает, что не одна здесь, бросает стопку бумаг и свитков на стол, поднимая глаза перед собой, медленно начиная поворачиваться. Её профиль был невероятно красив, все черты утонченные, даже немного острые. Она оборачивается и смотрит, чем удивляет, сходство с Томом столь ощутимо, что Силие стало дурно. — Кто вы? — Силия раскрыла в удивление рот, приходя в ужас от того, с кем все это время общалась. — Он никогда ничего не скажет тебе, моя милая Силия, — этот голос похож на её собственный, но более низкий и пронзительный. Силие не по себе, она достаёт палочку, направляя на эту женщину. Та безучастно смотрит, в какой-то момент протягивает руку навстречу, и палочка оказывается уже у нее. Силия бежит к двери, нервно и наспех пытаясь отворить, резко дергая на себя, но дверь не поддаётся. Силия стучит изо всех сил, без устали начиная кричать и звать на помощь. Дикий животный страх от непредвиденной встречи с нечто, она не могла бы объяснить даже самой себе почему эта женщина вызывает в ней такой неуемный, обескураживающий и обезоруживающий страх. Страх и желание бежать, сбежать и убежать. — Бард Бидль ничего не сочинял, только все переврал, — продолжает говорить загадками. — Том был Смертью у реки, — эта странная женщина бесшумно подкрадывается вплотную. — Он украл мои Дары и отдал людям, желая меня победить, — Силия слышит, как ей шепчет на ухо эта самая женщина. Она украдкой и тяжело вдыхает запах её волос, начиная бесцеремонно задирать Силие юбку, отчего мисс Реддл приходит в горячий жаркий ужас, продолжая звать на помощь. Ее руки скользят по трясущимся напряженным ляжкам, пробираясь выше по бедру, достигая округлых выпирающих ягодиц, — она все это аккуратно и вожделенно щупает, и, кажется, даже еле слышно с тяжестью сопит, прямо как притаившееся голодное животное, готовое зарычать. Эта женщина сосредоточила все свое внимание именно на спрятанном дрожащем нутре, которое Силия с усилием сжимала и прятала, нервно и постоянно одергивая топорщащуюся ткань юбки. — Том, перестань! — от бессилия и страха она расплакалась, ощущая чьи-то когти на своей коже. Руки этой женщины такие настырные и торопливые, она удушливо и как-то очень навязчиво обнимает Силию, прижимая лицом к стене. — Не надо! — Силия закрывает лицо руками. — Я не Том, — отвечает наконец. — Вообще я по мальчикам, но ты сводишь меня с ума, — мягко и почти невесомо целует её в плечо. Резко и впопыхах оборачивает Силию к себе — непосильно, от того и торопится, сдергивая с нее мантию, затем недолго смотрит на эту вещь. — Думаешь, я не догадалась, что это ты подбросила то кольцо? Или то, что ты догадалась о мантии в моем кабинете? — это было сказано с такой яростной обидой, с такой страстью, что Силия даже плакать перестала. — Ты маленькая мразь, которая считала себя умнее всех, да, моя дорогая? Ты — предательница. А знаешь, что чувствует человек когда к нему присасывается дементор? — лицо Смерти исказилось в безумной неуемной и голодной улыбке. Она была в точности, как Том-брат, приближает свое лицо, начиная Силию жадно обсасывать. — Ты так и не призналась, что он изнасиловал тебя там, правда? — Силия видит, как перед ней теперь стоит Том, он насильно целует, чужой язык стал втискиваться и тереться о её собственный. — Ты была беременна, — Смерть решительно уже отстраняется, а вместо Тома снова лицо этой жуткой женщины. Она красивая, но вместе с тем и страшная одновременно. Зажимает Силию все сильнее, стискивает ей запястье, пока другой рукой все ещё хочет пробраться внутрь. — Кто ты? — она спрашивает без промедления. — Меня называют Смерть, — невинно улыбнулась в ответ, — мама Тома. Очень приятно, — притягивает Силию к себе за талию. Эта женщина была столь же высокой как и Том. Предчувствуя, что сейчас упадет, Силия все же расставляет ноги, после чего громко вскрикнула, когда в неё проникли наконец мокрые пальцы Смерти. Она обнимает Смерть, вцепляясь в шею. Не понимает зачем она ей, зачем маме Тома принуждать её. Услышав эти мысли, Смерть грубо раздевает Силию, та резко и на одном инстинкте вырывается из назойливых объятий, начинает идти вперёд, прогибаясь под неистовый жар во всем теле, будто дурман подсыпали. Странная женщина хватает её за руку, Силия спотыкается, от неожиданности нога подворачивается и Силия падает. — Я могу менять форму, — с таинственной хрипотцой произносит эта женщина. Силия испытывает руки на своих бёдрах — они все скользили и продирались, сдергивая сокровенные трусики. — И у нас с тобой произойдет вязка. Да-да, прямо как у породистых шавок. Силия понимает одну ужасную вещь — в какой-то степени хочет этого. Её хочет сама Смерть — а это придает лишний повод для гордости. Силия сжимает пальцы в кулаки, начиная дрожать от напряжения, чувствуя, как подкатили слезы. Она пытается привстать. Лицо горит, снова гнетущее чувство стыд, поворачиваясь, Силия видит перед собой Тома — кричит от ужаса, в панике завозившись, пытаясь ускользнуть, а оно держит ее. — Постой, не убегай, — а голос женский. Силия в шоке кричит ещё громче, протягивает руку, тянется вперёд, привставая на коленях, уже чувствуя, как оно трется и прикасается о ее ягодицы. Силия незамедлительно хочет убежать. Холодные руки коснулись кожи, они продолжают раздевать. Силия плачет, потирая чёрные от туши глаза. — Нет, прошу, не надо, — хватается за каминное ограждение, пытаясь вырваться из цепких рук, что так сильно держат сзади. — Прости меня, — раскаивается, вспоминая, что была причастна к гибели Гарри Поттера и Дамблдора. — Пожалуйста, прости, — ноет, когда чужие руки мягко гладят по ногам — растопыривая, Силия с полным ужаса криком вся нисходит на калечащую дрожь — она от страха даже невыносимо писать захотела. Чувствует сильный дурман, прямо как от амортенции. Оно не отвечает на её мольбы — оно вообще молчит, скорее всего с замиранием осматривает то, как Силия выглядела именно там — в своей самой скрытой стороне, оно утонуло в собственной губительной похоти. Силия чувствует, как Смерть немного дергается и копошится за спиной, часто-часто вздыхая хрипло постанывая. — Я сожалею каждый день, — Силия все ещё тянет руку вперёд, хватается за металлические прутья, с силой притягиваясь, ускользая из влажных коварных и похотливых ладоней неизвестного создания. Только чувство радости захлестнуло, Силие кажется — она выбралась, как снова чужие пальцы сжимают напряжённую ногу, с силой потянув обратно. Силия заверещала от ужаса, судорожно царапает ногтями пол, ища во что бы вцепиться, видя, как неизбежно отдаляется обратно, словно она была невесома. Оно очень сильное. — Подожди, — ехидно прогремел женский голосок, — сейчас, я только кое-что из себя отпущу. Тебе понравится, — налезает сверху — наползает, прямо как это делают собаки или кошки, разве что за загривок не хватает, — Силию эти домогательства чуть ли не приятно будоражат, Смерть все это монотонно и почти бесчувственно шепчет на ухо. — Оно будет большое и твёрдое, — продолжает держать в страхе, а Силия сосредоточилась только на том, что происходит у нее за спиной. Смерть то и дело вцепляется в ее бедра руками, раздвигая и деля всю нижнюю часть вертикально пополам, обходительно вынуждая расставить колени пошире. — Беспомощная маленькая девочка, мне понравилось снимать с тебя трусики, — а Смерть опять говорит, да вот тон у нее до неузнаваемости изменился, от столь странных слов, Силию берет ужас, она все еще хотела и хочет вырваться, с яростью крича, пытаясь ударить Смерть локтем, искусать руки. — Знаешь, я ведь тоже волнуюсь и даже переживаю, мне придется выплеснуть далеко в тебя свою сперму, — от этих слов Силию берет сильное неистовство, ярость, отчуждение, возбуждение и неверие — это существо невероятно странное — необъяснимое. А Смерть лезет пальцами, распахивая ей там все, то ли трогая бездумно, то ли с каким-то воодушевлением. — Обрызгаю твои розовые внутренности — очерню. Туда, где еще не высохла сперма моего сына, — чем больше оно говорило, тем сильнее возбуждало на что-то. Смерть убирает руки и почти не трогает больше, а просто убаюкивающе и разжигающе шепчет — шепчет на парселтанге, прижимаясь к спине Силии, одна рука Смерти стискивает внутреннюю сторону бедра, другая, уже лезет Силие под лифчик. — Ну хватит, — все ещё выказывает свой страх, изнывая от чувства волнительного стыда, вызванного таким унижением. — Если ты не перестанешь, то я описаюсь. — Писай, — смеётся. — Прямо здесь, — отдаляется, наверное, желает это лицезреть, лезет своими пальцами выше по ноге, любуется её дивным видом сзади. Суёт в неё, палец, начиная тереть переднюю стенку, слыша, как Силия бурно реагирует. На пальцах остаётся блестящая слизь. — Да писай же ты, а иначе тебе будет неприятно, — Смерть хватается в ее бедра, чуть ли не выворачивая, вновь раскрывая ей там все лоснящиеся и почти красные прелести. Силия опустила глаза в пол, ощущая, как ее распирает и давит, она просто изнывала от возбуждающего позыва спустить все натекшее в мочевой пузырь. — Если ты не сделаешь это сама, то я надавлю там на тебя. У меня уже немыслимо больно встал, — Силия распахнула в неверии от услышанного глаза, упрямо разглядывая половицы. У Смерти встал? У мамы Тома? Эти мысли и фантазии, что возгорелись в ней как острая нужда по маленькому, вводили в лихорадочное скручивающее изнурение, казалось, мышцы малого таза горят и дрожат. — На вот, я задеру тебе юбку повыше, — кладет плиссированный подол Силие на поясницу. Силия с силой зажмурилась, сгорая от стыда и того жара, что всполыхнул в ней разом, стоило ей отпустить то кошмарное отягощающее и давящее напряжение, — она кратко и красочно нервно застонала, испытывая полуоргазменные ощущения, стоило ей начать писать, — чувствовать возвращающуюся свободу и менее мучительную страсть чресел. — Прямо на мой персидский ковер, — Смерть все это время безотрывно смотрела на ту выбивающуюся тоненькую струю меж ее ровных раскрасневшихся половинок — она была беленькая, почти прозрачная. Силия в оцепенении со случившегося, наливалась пунцом, с каждой секундой осознавая только четче и яснее, что она только что совершила. — Ты меня заводишь, — признаётся Смерть, продолжает грязно измываться, а потом целует её в ягодицу. — Попробуем зачать деточку? — злостно хихикает. Силия замерла на этих словах, думая, что, возможно, это жуткий сон, ведь не может такое быть взаправду. — Я хочу тебя, — сильно сжимает пальцам кожу на ее ногах, Силия утомленно прикрывает глаза, стерпливая боль беззвучно. — Милая Силия, — раздался уже весёлый странный голосок, — ты будешь у меня первой. За столько веков я ещё никогда не… — начала Смерть, а затем протяжно застонала, налезая на нее снова, прямо как в первый раз. Силия ощутила, как что-то непонятное настойчиво входит в неё, от чего она заорала только громче. Его или её, она уже не понимала что это такое, член у этого существа был толще чем у Тома, Силия чувствует, как эта незначительная разница значительно распирает и дает о себе знать. Силия срывается на свой первый, разительный по сравнению со всеми остальными, стон, осознавая, как все это странно, но при этом плачет, отпуская свои слёзы на пол, тяжело всхлипывая. — Ты хочешь ребёнка, верно? — Смерть спрашивает Силию, а сама вся дрожит и ерзает. — Я тоже хочу от тебя ребёнка, — не видя её лица, Силия поняла, что оно улыбается. Резко углубляется внутрь, Силия только заныла пронзительнее. — У нас будет породистый мальчик, — Смерть стала толкаться и проталкиваться в неё так же грубо как и Том. — Он будет похож на меня, — почти смеётся, нежно срываясь на гулкие стоны. — Я люблю тебя, — в бурной эйфории произносит. Силия в шоке, даже перестала плакать. — Когда ты умирала, я пришла к тебе. Хотела поцеловать на прощанье, но меня заметил Грин-де-Вальд. Он безумно в меня влюблён! — смешок, а затем резко грязно почти истошно стонет. Силия закрывает глаза, начиная изнывать, — происходящее казалось ей по-своему превосходным, — поддаётся Смерти, исходя от безумных влажных движений. Чувствует, как внутри этого существа появляются тупые толстые шипы, они трут столь сильно, что Силия вообще забывает кто и каким образом её имеет, она хочет только одного — пусть это не кончается. Смерть обнимает Силию, напевая свою затяжную романтичную песнь, шепчет её на ухо. Лицо у неё как у Тома, Силия ощущает тяжёлое дыхание и её руку у себя на талии. Они были похожи с Томом, даже трахались одинаково. Силия ничего не говорит, лишь страстно и глубоко вздыхает, думая только о этих шипах внутри себя, ощущает безмерную нежность к тому, кто вот так пахабно берет её, — аффект от страстного воссоединения. — Ты такая приятная, — Смерть трётся лбом о висок Силии, затем поворачивает ее личико к себе, после чего целует. Долго, очень долго. Силия испытывает любовь, у неё внизу живота словно цветы распустились. Хочет оттянуть как можно дольше соитие со странным созданием с внешностью Тома, собственным голосом и членом Волан-де-Морта. Силия судорожно заелозила, испытывая собственную тугость, от чего ей становится только приятнее. Шипов раскрылось только больше, Силия на каждый рваный толчок с тихим стоном поддаётся вперёд. Оно выходит из неё, что было неожиданностью. — Я хочу смотреть на тебя, — раздался голос за спиной, и он был каким-то излишне сентиментальным, даже плачущим. Силия ложится на спину, лицезрея своего, вроде бы, брата — очень похож, и Силия с трудом его разглядывает, каждую минуту сомневаясь, что это правда лицо ее Тома Реддла. Силия привстает, желая разглядеть то, что трахает её, но не успевает, ощущая это скользкое и тёплое нечто внутри. Поджимает колени к себе — громко кричит, не может унять свои приятные, ставшие ярче муки. В какой-то момент она даже считает, что это её лучший секс. После недолгих попыток, Силия замечает, что член этого существа чёрный, Силию это только крепче заводит, — представляет, что трахается с инопланетянином. Прикрывает глаза, ей кажется — оно внутри шевелится и извивается. Романтичные мелодичные стоны Смерти заводят ещё больше. Силия расставляет ноги, притягивая её к себе, начиная целовать. — Хочется потрахать тебя еще немного, но я больше не могу, — срывается оно на утробный стон и парселтанг — изнуренно почти вопит. Силия обнимает Тома, зная, что это не он, а кто-то похожий, кто-то чужой. От Смерти приятный сладкий гнилостный запах, — не может унять обманчиво взыгравшихся любовных чувств к этому существу, обнимает только сильнее, стискивая ногами, Силие кажется, что она нашла свою любовь. Целует её в губы, исходя на вновь накатившие стоны возбуждения. Внутри Силия ощущает, как в ней много какой-то жидкости, она постепенно и лениво тонко вытекает наружу, — тянется рукой, трогает, удивляясь тому, что она чёрная по цвету. Эта сперма или что-то очень похожее на неё было тёмное и более липкое, Силия пробует это, ощущая резкий сладкий вкус, а потом слабую соль. Оно прильнуло к ней неожиданно и очень романтично, но со спины — так, словно они долго не видевшаяся влюбленная пара. Тёплое дыхание и руки, кажется, рук много и они все трогают. Силие приятно, испытывает нежную обманчивую и мимолетную влюблённость, чужие пальцы стали скользить по спине, останавливаясь на животе. Силия трогает руку Смерти, чувствуя, что она женская — приходит в недоумение снова. Рука пробирается под расстегнутую рубашку и успокаивающе поглаживает живот. Смерть жмётся к Силие все ближе, целует в волосы. Пока в это время Силия все ещё приходит в себя. Липкая тягучая сперма растекается снаружи. Силия с ужасом прокручивает произошедшее в голове. Кладёт свою ладонь сверху — на руку на своём животе, впадая в любовный бред. Чувствует, что зачла дитя, что станет мамой. Они с Томом станут родителями. — Глупая история о чародее была списана с меня, — морщит лоб. — Мерзкий сказочник все переврал. Я не настолько бессердечна. Я испытываю к вам с Томом исключительно романтические чувства.