* * *
Когда Силия вспоминала запах зелья, что Том вкалывал себе, то она не удержалась от возможности расспросить главного по зельям профессора в Хогвартсе. Пока мистер Реддл даже не задумывался о том, что за ним может кто-то следить, его дочь одалживает пару капель из его наркотических запасов, которые, как он думает, надежно спрятал у себя в вещах. Подходя к Слизнорту после очередного урока, Силия протягивает ему маленькую колбочку, прося оценить что это и каковы действия имеет это снадобье. Профессор тотчас же начал принюхиваться, после чего его лицо исказилось, будто он вспомнил что-то неприятное. Пробует самую малость на вкус, морщась снова. — Здесь, однозначно, ударная доза опиума, возможно морфий, — смотрит в одну точку, все еще сосредоточенно пытаясь разобрать вкусившее на отдельные элементы. — Еще мне кажется, что тут присутствует экстракт валерьяны, — не верит собственным словам, — все это на спиртовой основе что ли? — опускает на мисс Реддл глаза. — Ну и это еще не все, я ощущаю растертую мяту и… — выпучил он глаза. — …Змеиный яд? — не может поверить в собственный вывод. — Причем яд этих тварей можно использовать в благих, даже лечебных целях, но у нас, у зельеваров, есть определенные змеи, которых следует использовать для того или иного средства, но здесь я не могу определить, что за змея это была. Такое чувство, что вы подсовываете мне, о Мерлин всемогущий, самый настоящий дурман! Я конечно понимаю, что о зельеварах могут ходить разные слухи, но это никоим образом не относится ко мне! — Слизносрт стал вдруг нервно оправдываться. — Я бы никогда… — Я ни в чем вас не обвиняю, профессор, — расстроилась Силия. — Знаю, что ученики постарше любят баловаться изготовлением всяких легких дурманов, но это, — посмотрел он на Силию, — что-то очень безумное, — выливает остатки в рядом стоящую мандрагору. — Ни один уважающий себя человек не станет употреблять такое! — начал отчитывать. — Вы не правы, — она не понимает ханжества Слизнорта, — Госпожа Президент из Конгресса употребляла странное вино, но никто никогда… — резко замолкает, понимая, что наговорила лишнего, — Просто понимаете, сложно управлять страной в одиночку, а она плюс ко всему прекрасная женщина… Поэтому я бы никогда не стала ее винить, мы с вами не были на ее месте, — пытается выгородить главу МАКУСА. — Вы говорите об Американском президенте Серафине Пиквери? — наклонился к ней Слизнорт. — Это у нее от вас? — изогнул бровь, приобретая забавный вид. — Нет, вы не поняли, — мотает головой, — это не ее. Я про то, что вы сказали будто осуждаете людей, принимающих дурман, но тем не менее они дают колоссальные ресурсы организму… — Он работает на износ, так что тут вы не правы, — продолжает спор. — Оно разжижает мозги и разбалтывает нервную систему, создает определенный фермент в крови, от недостатка которого человек чувствует ломку. Вы знаете американского президента? — прищурился Слизнорт. — А кто же ее не знает? — пытается выкрутиться Силия, но потом понимает что врет совершенно не так как следовало бы. — Да, мы с ней… Какое-то время хорошо общались… — решает, что этого достаточно для того, чтобы Слизнорт перестал задавать вопросы. — Ох, какая чудная новость, мисс Реддл, — засиял этот человек. — Наш Хогвартс — удивительное место, а главное ученики-то какие талантливые. А я вам говорил, что у вас отличная успеваемость по моему предмету? — Силия не понимает к чему он клонит, но продолжает делать вид, что врубается и очень заинтересована беседой. — Думаю, Госпожа Президент не стала бы общаться с кем-то, поистине не талантливым, — начал делать провокационные замечания. «Из-за того что вам было лень разобраться кто разрисовал портреты, меня изнасиловали, профессор Слизнорт», — думает Силия, все еще питая к своему учителю противоречивые чувства. Все же она знает его слишком давно, чтобы обижаться, тем более он не знал на что обрекал студентку своего же факультета, да и вообще он хороший декан, заботится о Слизерине. Силия беспощадно оправдывала Горация. — Мой отец тоже с ней знаком, — хочет сменить тему и перекинуться на кого-то другого, чувствуя какую-то волну негодования и смущения. — Прекрасно, приходите со своим отцом сегодня вечером на нашу встречу, там будут только лучшие из лучших. «Чтобы быть лучшим надо общаться с Президентом?», — она выпучила глаза от обилия неприязни. — Ну, — стала рассматривать аудиторию, — я не уверена… может быть… то есть много задано… — Не беспокойтесь, это того стоит, поверьте мне, — берет ее за руку, убеждающе смотря в глаза. Он напирает слишком твердо, словно всегда это делал. Силия не уверена, что хочет тащить Тома на эту сомнительную встречу непонятных личностей. Может быть Том все еще что-то испытывает к своему прошлому, но, скорее всего, как думала Силия, — мистер Реддл будет вне себя от предложения Горация и обязательно откажет. Да и вообще эта многолетняя история с крестражами… Слизнорт ведь, впоследствии, стыдился знакомства с Волан-де-Мортом. Она не уверена как поступить, но хочет вежливо отказать. — Там будет много еды, питья, музыка. Некоторые профессора, а так же студенты, — он так на нее смотрел, что она просто не могла отказать. — Хорошо, — быстро соглашается, выдыхая тяжесть принятого решения, как только Слизнорт отвернулся. — Обязательно расскажете мне про Госпожу Президент, я так понимаю, вы умная девочка и вам будет чем поделиться с нами, взрослыми. Политика Америки очень далека от нашей, но, кажется, Альбус метит в Министерство, поэтому любое ваше слово и слово вашего отца будет очень кстати, — улыбнулся Гораций. — И еще, — резко повернулся, — я надеюсь, вы не употребляли тот дурман, что принесли? — Ни в коем случае, — совершенно спокойно отвечает. — А откуда он у вас? Я предполагаю, что он авторский, то есть это чей-то исключительный рецепт, в мире волшебников модно варить зелье под свой вкус. — Я видела, как это предлагали моему другу Ориону, я отняла это. Видимо, зелье было дано ему на пробу старшекурсниками из Гриффиндора, — невозмутимо врет.* * *
— Бедняжка Том, ты снова хочешь почувствовать себя джентльменом хвастунского стола Слизнорта? Скажи, что тебе отсасывает сама Смерть, поверь мне, после этого ты будешь его самым интересным гостем, — смеётся ему в лицо. Он втягивает щеки, ненавидя, что каждый раз у него все написано на лице, на этот раз мистер Реддл даже не перечил Смерти, думая, что это существо обладает абсолютной легилименцией, что абсолютно — неверно. Она даже не смотрит на него, откидываясь в своем кресле, тяжело вздыхая, Тому интересно куда она дела василиска, он не понимает почему Смерть такая неоднозначная, ее мотивы либо ему непонятны, либо эта женщина сама не знает, чего хочет. Она поднимает на него глаза, после чего он понял, что недооценивает мозги своей матери, ее оскорбляют штампы и клише, она считает себя объемной многогранной личностью со своими жизненными ценностями и ориентирами. Том засматривается на ее Бузинную палочку, обижаясь на то, что ему ничего, как он считает, не досталось, что мама обделила. Она моментально берет основание палочки в свои тонкие пальцы, Том обращает внимание на ее мрачные длинные ногти, которые блестят в темноте приглушенного света. Он заметил, что она и Дамболдор все же две разные личности, вернее Смерть отдыхает в его веселом и причудливом образе. Она взмахнула Старшей палочкой и к ней тотчас подлетели документы из соседней стопки, Смерть выводила свою магическую роспись, которую ничто не сможет подделать, так как она поставлена волшебством Бузинной палочки. Том стал оправдываться, считая, что ее оружие вовсе не самое сильное, да и вообще Смерть лгунья, Дары всегда были с ней, а она вынуждала делать какие-то непонятные потуги, мистер Реддл теряется в догадках, начиная распутывать прошлую жизнь — а это дебри и нераспутываемый клубок. Ему безумно стыдно, потому что он выставил себя перед Смертью и дементорами полным идиотом, они все это помнят, и даже не важно, что весь мир в забвении. Тусклое серое пятно позора сверлит его самолюбие, а когда он видит, как Смерть делает вид, что ничего этого не было, ему не становилось легче, потому что таким образом она заставляет завидовать ее выдержке и мудрости. Том скрывает от Силии все происходящее, это будет работать до того момента, пока она сама не решит задать нужные вопросы. Он уверен: будет врать ей до конца. — Первым ее владельцем был Антиох Певерелл, — умничает Том, начиная улыбаться, видя, как меняется лицо его мамы. Она слабо скрывала свое типично-женское раздражение, кажется, вот-вот и скажет ему пару грубых ругательств, но та лишь опускает глаза, продолжая наказывать своим игнорированием в столь близком присутствии. Том хотел продолжить, но понял, что не знает кто был потом. — Ну что заткнулся? — все же не выдержала, — Продолжай, загибает палец, — возмущенно смотрит, видя, как глупо выглядит ее сын. — Не знаешь? — смеется, удивляясь, как он может быть таким самонадеянным. — Это был Николас Фламель, — раскрывает ему тайну. — Он, наверное, в отличие от других смог полностью воспользоваться мощью этого предмета, ты не знал, что создание философского камня не просто везение? На это нужны расчеты и правильно подобранная палочка, не каждая несет в себе мощь другого мира. Его убили и отняли палочку, но благодаря этому бессмертию, которое он создал — не умер до конца, смог возродиться, после чего, никогда более не пытался угнаться за этим предметом. Она имеет свой характер, — Смерть рассматривала палочку, вот-вот, и, кажется, поцелуется с ней, затем Смерть переводит взор на Тома, загибая второй палец, с выжиданием посматривая на него, надеясь, что сынок продолжит, но он только нахмурился, будто его обозвали. — Я особо не следила что и кто там дальше, потому что с Фламелем поддерживаю отношения на протяжение всех реальностей, впредь до самой его смерти. Меня поражает то, что он смог сделать, а ты нет, — ткнула в него палочкой. — А что сделал ты? — он раздражает ее только пуще, но она опускает глаза. — Эмерик Отъявленный, — загибает Смерть еще один палец. — Были те, кто фанател от даров, от них, поверь мне, я многое узнавала. От тех, кто горит идеей. Эгберт Эгоист, — снова загибает палец. Годелот, его сын Геревард, — загибает палец уже на второй руке. Варнава Деверилл, Локсий, — Том ужасается такому количеству имен, во всем этом он видел некую закономерность. — Аркус, Ливий, — хочет попросить ее прекратить эти зловещие перечисления. — Грегорович, — вклинился Том, загибая уже свой палец. — Геллерт Грин-де-Вальд, — видит, как меняется лицо его мамы. — Потом ты, — ткнул в нее пальцем. — Не верно, — разжимает кулаки, вновь беря Старшую палочку в руку. — Она всегда принадлежала мне. Никому из этих… Маги — жадные мрази. Палочка только моя и никогда не предаст только меня. Тот, кто посмеет обладать ею помимо Смерти — будет вынужден жить в страхе и убит за обладание этим предметом, — возмущенно добавляет, видя, что Том совершенно несерьезен, он смеется. — О, Том, твои преимущества держать в руках Бузину мамки очень малы. У палочки на тебя отвращение, кишка тонка, сынок. Вы, мужчины, отвратительны. Дементор даже не сможет её коснуться. Моя палочка у себя на уме. — Твоя палочка — сексистка и мужененавистница! — не может перестать смеяться, одновременно краснея со стыда за всех обладателей этой палочки. — У тебя есть палочка Слизерина, — возмущается Смерть. — Ты как избалованная девочка, тебе все время мало, ты не слушаешь ничьи доводы. Прекрати смотреть у кого и что, хватит сравнивать, не нужно принижать то, что у тебя уже есть. Тома поражает, что Смерть не пытается его наказать за отпущенную змею из Тайной комнаты, за нарушение правил, за такую неожиданную подставу. А настолько ли она была неожиданна для Смерти или все же ожидаема? — Где мантия-невидимка? — резко спрашивает, после чего видит, как удивилась его мать. — Ты превращаешься в Геллерта. Прекрати, тебе это не идет, — совершенно серьезно говорит, где-то даже испуганно. — Воскрешающий камень у тебя, я знаю, хотя он и не принадлежит тебе. — Я ее отец, поэтому пока что он мой, — ухмыляется. Том взглянул на плечи Смерти, уверенно кивая, понимает, что эту тряпку она носит на себе, поэтому-то Дамблдору всегда удается быть незамеченным и неожиданным, везде все знать и все держать под контролем. — Нет, не поэтому, — Смерть разочаровывается в своем сыне только больше, считая его узколобым, что даже оскорбляет. — Ты примитивен, это сближает тебя с дементорами. Я настолько давно здесь нахожусь, в этом замке, в этой школе. Ты думаешь, я не умею общаться с людьми? Портреты, призраки, да и обычные ученики — все готовы мне что-то рассказать. Это называется — авторитет, поэтому Дамблдору так все «легко» дается. И дело не в мантии или палочке. Меня готовы прикрыть, защитить, выгородить, а тебя нет. Ты завистлив, любимый. После произошедшего с василиском Смерть была разочарована и издергана, так как на школу был готов ополчиться весь Аврорат и все Министерство, прекратить процесс обучения, но опять же Дамблдор все всегда умеет. Смерть поддерживает Диппета в его страхе перед закрытием и расследованием. Вот тут-то и оказалось, что из замдиректора неплохой политик и диктатор. Том не может этого понять, она же женщина! Он не принижал прекрасный пол никогда, просто все сводится к тому, что женщина все же бывает права и мудра, а такие как он только ведут войны. И Геллерт тому отличный пример. Том резко начал съезжать с темы, обвиняя Грин-де-Вальда в своем провале, сваливать на нынешнего узника Нурменгрда все беды. «Да и вообще, если бы не этот Геллерт я бы не был таким», — Том вспоминает школьные годы, когда война обсуждалась ими в Клубе Слизней столь ярко и дискуссионно, прямо словно они искусные парламентарии. — Хорошо! — резко отвлекает Смерть Том, — Ответь, почему ты принимаешь мужские обличья? — А ты подумай, — улыбнулась она, начиная крутить перед сыном Бузинную палочку. — Трудно? Нет, все элементарно. Да, дело в сексизме. В этом мире, проще быть мужчиной, к ним прислушиваются. Будь я женщиной, то мне бы и слова не дали произнести. Кстати, — взглянула она на свои бумаги, — ты очень насолил своей выходкой. Совет попечителей требует отставки директора Диппета. — С повышением, мама, — улыбается Том, понимая, что опять сделал только лучше ей. Как бы не старался ее унизить, принизить, опозорить, уничтожить — не выходит, словно все в этом мире любит эту женщину. Смерть не смогла оживить тех, кого сожрал василиск, то есть теперь от Миртл Уоррен не осталось даже тела, а так же еще от парочки учеников, которых Том не запомнил, но в тот день змей сожрал около трех. Прямо поглотил их живьем с костями. Тому кажется, будто он слышал, как они стучат изнутри и орут о помощи, пока желудочный сок не растворил их энтузиазм. Гадкая змея, скорее всего, срыгнула потом где-то их кости, а может даже и их переварила. Он стал жалеть василиска, ведь тому всяко не хватало питательных веществ, особенно таких как кальций. Том надеется, что со змеей все в порядке, но не решается напомнить Смерти о василиске снова, боясь получить заклятье в спину от разгневанной женщины, которая, кажется, действительно неподдельно переживает за происходящее. Восстали под рукой Смерти только те, на кого обратил взор василиск, то есть кого дементоры не успели высосать. Том стал замечать, что мамин мир для него слишком сложен, хочет жить как прежде — ничего не зная, так было проще и приятнее. А теперь у мистера Реддла даже запал пропал, словно мама показала тот участок территории, на которой Тому можно гулять. Вспоминает, что Смерть была зла на него в прошлые разы, но не на этот раз, — Смерть очень терпеливая. — Я, ты, она, — внезапно заговорила с ним сама, — мы не можем не насладиться близостью друг друга. Это просто против природы. Ей приятно, когда я или ты в ней, даже сама мысль как сильный афродизиак. Она такая маленькая, Том, что меня начинает мучить совесть. Хочу, чтобы ты побыл девочкой, Том, хоть раз, — дотрагивается до его плеча. Том теряет ощущение реальности, перед ним нет ничего кроме темноты, все вокруг чёрное, смотрит под ноги, видя не свои ноги. Он был одет, как самая настоящая школьница, смотрит на свои руки, видя не свои пальцы, а Силии. Стал кричать от страха, слыша свой писклявый голос. — Ты так всегда хотел быть ею, потому что настолько сильно был привязан к ней, — слышит голос за спиной, приходя в оцепенение. — Ты девственница, Том. Ты Силия, а я твой нетерпеливый Том, — слышит свой голос. Стоило какой-то руке схватить за ногу, как он снова заверещал, начиная уже плакать от страха. Насильно руки повязывает какая-то прочная незримая нить, резкая сила заставляет поднять руки над головой. Он все ещё всхлипывает, прося прекратить страшные игры. Видит резко себя перед появившейся зеркальной гладью. Чья-то рука стала стискивать ему живот. Видит вместо себя свою дочь, отражение передаёт каждую эмоцию, повторяя любое движение. — Я тебя изнасилую, Том, — появился клон, в точности отражавший в зеркале мистера Реддла. Он целует его в заплаканную щеку, начиная расстёгивать на нем одежду, Том тяжело вздыхает, видя перед собой злобную собственную копию — боится столь сильно, что намеренно сжимает колени посильнее. — Я даже седину твою скопировала, — гладит Тома по длинным волосам, постепенно приближаясь к приоткрытым горячим губам. — Мама, — говорит он ей, зная кто перед ним. — Сегодня я папа, — берет за подбородок, глубоко присасываясь к Тому своими губами, трогает хрупкое тело, продолжая оголять. Том испытывает невыносимое унижение и праведное волнение, знает, что будут делать с ним дальше. Смерть отлипает от его губ, вытирая слезы с милого личика. — Том-папа говорил: «Я люблю тебя»? — заставляет своего сына усомниться в правильности и уместности таких слов. Он не понимает что то, что происходит с ним, и то, что он делал с собственной дочкой — одно и тоже. Том видит, как его же, но чужая рука прикасается к груди — его уже женской груди. Заныл только больше, смотря наверх на свои руки, не понимая, что их держит. Видит, что сам себя насилует, хитрая Смерть целует в шею проходя языком вниз до самых сосков. Он просит её перестать. — Мой дорогой Том, не плачь, — Смерть обнимает его, заставляя разжать губы и впустить в себя длинный скользкий язык. Том чувствует её слюни, зажмуривается, ощущая, как множество рук везде тискают, ему не спрятаться от столь жёстких домогательств. Она продолжает раздевать Тома-девочку, игнорируя его подавленность всей невыносимостью ситуации, снимает с него нежные трусики, оставляя почти голым. Том смотрит на злорадство человека напротив, отказываясь поверить, что он имеет хоть что-то общее с проекцией, которую показывает Смерть. Видит себя в отражение, а точнее свою дочь, сетует на свой жалкий вид. Когда чужие пальцы стали с силой разводить колени в стороны, Том отрицательно мотает головой — не хочет, чтобы вообще кто-то смел его там трогать. Смерть выдаёт свою мимику, которая исказила скопированное ею лицо, она медленно потянулась к своим брюкам, начиная прощупывать промежность через ткань, заметно краснея от переизбытка возбуждения. — Ты ведь не хочешь принадлежать какому-то мальчишке? — повторяет его слова, приводя в откровенный шок. — Я хочу любить тебя, глубоко. Очень. Ты позволишь мне? — продолжает трогать себя там. Тома это только больше пугает, особенно, когда он думает, что его будет трахать собственный член. Смерть стала расстёгиваться штаны, оголяя свой член, после чего Том закрыл глаза, начиная просить не делать этого. — Мамочка, ты же моя мама, пожалуйста! — разревелся, сводя ноги только больше. Смерть проводит рукой по собственному черному члену, закрывая глаза, исходя от дрожи. Том понял, что лучше бы это был его член, чем это непонятное нечто. Оно было похоже на чёрный морской огурец, склизкое, словно все в соплях. — Я же знаю твою самую постыдную мечту, сыночек, — резко хватает его за одну ногу, притягивая к себе. После этих слов она стала тереться о его промежность этим странным членом, который, кажется, — шевелится. Эти страшные на первый взгляд шипы оказались мягкими на ощупь, но Тому не хотелось испытывать в себе ни чьи члены. — Я люблю тебя, — смотрит Смерть на жалкий вид Тома, который даже в протесте отвернулся. Он весь дрожит как осенний лист. Она стала входить в его тугую девственную дырку, заставив ошеломлённо взглянуть на себя. Он закричал и от страха и от боли, что приносило ощущение ее нелицеприятной змеи между его ног. Том думал, это создание между ног его клона заразно и передаст его нежному цветку какие-то хламидии. — Мама, — опускает на неё глаза, уже ненавидя. Она перестала делать попытки вновь прорвать себе путь. — Не надо, — просит как можно серьёзнее. Взвизгнул только громче, когда она резко углубилась внутрь. Его всего затрясло, выражение лица застыло в неподдельном шоке. Он ощущал эту прохладную склизкую штуковину, которая напоминала на ощупь жабу с пупырышками — прямо в себе. Оно стало стремительно нагреваться. Смерть прониклась жалостью к нему, как только увидела его красное от слез личико, что побледнело мгновенно. Смерть стала его обнимать, целовать в шею, губы — он никак не реагирует. Она прижимается к его груди и, совершенно не жалея его, стала долгожданно трахать, изнывая, прислушиваясь к ощущениям своего члена. Том слабо ахает, почти полностью переставая подавать признаки жизни. Она только сильнее сдавливает его тонкое тело в объятиях, подаваясь на каждый позыв своего похотливого желания. Трогает его напряженные ноги, радостно исходя от мысли, что насилует насильника. Он сдавленно стонет под совершенно не щадящими толчками, даже не просит её прекратить это, зная, что ничего не добьётся. Смерть ощущает, как мягкие бугорки трут ребристую тёплую стенку, Смерть готова протереть в нем дырку, закрывает глаза, мучительно прошипев слова восторга. Том чувствует, как затекли его слабые руки, после чего мучимые тиски отпускают, он хватается в собственные плечи, вцепляясь в Смерть уже ногтями. Прислушивается к собственным стонам из уст Смерти, сам испытывает смешанные и очень противоречивые чувства. — Не смей кончать в меня, — подумал, что хуже происходящего будет только осквернение его внутренностей. — Да пошел ты, урод моральный, — усмехается ему в губы, попыталась поцеловать, но он отвернулся. Больно его сжимает руками, несколько раз жёстко упираясь прямо до конца, нарочно бьет изнутри. Том думает, она пробьёт в нем дыру, а затем она без смущения кончает, слыша его вскрик разочарования.* * *
Мистер Реддл пытается принудить Силию сменить школьную форму на что-то более подходящее для такого мероприятия, на которое ей посчастливилось быть приглашенной. Силия не понимает почему Том себя так ведет, хочет вообще прийти в неподобающем виде, только бы побольше разозлить и взбесить своего папашу, который придает столько значения ненужным условностям. Он выбирает ей наряд, исключая слишком, как по его мнению: обтягивающие, потому что его дочь в неприличном положении, а у Тома паника: как бы никто не узнал об этом. Иначе что о нем люди скажут, что он плохой отец и не может уследить за единственным ребенком? Что недостаток воспитания — его гвоздь? Силие все не нравится, ни цвет, ни фасон, она кривит свое милое личико, но мистер Реддл даже не слушает ее мнение. «Я хочу желтое», — возмущается Силия, видя, что Том не прислушивается к ее желаниям. «Ненавижу желтый», — кратко бросает он, ставя точку в попытках доказать обратное. «Я люблю клетку», — Том достает приталенное платье с длинными рукавами, оно темно-зеленого цвета в некрупный клеточный узор. Одевает Силию муторно и долго, пока она в это время читает учебник по Травологии. — Как часто ты принимаешь дурман? — она убирает от лица книгу, вытягивая ногу вперед, наблюдая как он натягивает ей чулок. — Это лекарство, — уклончиво отвечает мистер Реддл. — Оно успокаивает меня в моменты сильного разочарования на мировом уровне, например, как новость о твоей беременности или мысль о твоем уходе… — поднимает на нее глаза. Она гладит его по щеке, начиная сожалеть, что Том все никак не находит спокойствия рядом с ней даже в другой реальности. Ей кажется, что она уже все испробовала для того, чтобы улучшить их жизнь, но все время что-то идет не так. Он продолжил натягивать на нее чулки, а затем надевает ей черные туфли на высоком каблуке, целуя в самый носок глянцевой туфли́. Она позволяет ему себя накрасить так, как ему кажется будет красивее, расчесать свои волосы и вплести синие ленты, потому что они подходят под цвет ее сегодняшнего наряда. — Я сказала, что мы с тобой знакомы с Серафиной Пиквери, — смотрит через зеркало на Тома, пока он трогал ее волосы. — После этого Гораций загорелся поговорить об этом. Нашел кучу доводов почему я должна прийти, главным было то, что Дамблдор метит в Министерство, — вскидывает изогнутую бровь, сжимая яркие губы в тонкую полоску. Но Том будто и не услышал ее вовсе, он продолжал завивать ей волосы, потом он отложил свою волшебную палочку, повернул Силию к себе, и стал на нее смотреть. — Но ведь это правда, — сжимает ее плечи. — Отчасти, — опустила глаза. — Тогда было другое время. Я не знаю, какая она сейчас… Это будет похоже на глупые догадки. Слизнорт еще сказал, что я должна буду им это рассказать… И про Дамблдора сказал, но я не хочу ему ничего говорить, — нахмурилась. — Смерть знает больше нашего и так. — Ты хочешь, чтобы Слизнорт не подходил к тебе? — смотрит на нее в упор, только стоило ей кивнуть, как он обнимает ее, уверяя, что все будет так как она хочет. Силия встает со своего места, сажая Тома перед зеркалом, начиная зачесывает его волосы назад. — Мне так нравится как ты седеешь, — улыбается. — Это сексуально, а у меня ощущение, что я трахаюсь со стариком, — вполне серьезно произносит эти слова, не сдерживая коварной улыбки. — Хочешь, я скажу сколько мне лет по настоящему? — без тени сарказма говорит, но Силия не понимает всей серьезности его слов, по этому сразу же соглашается, смеясь над его чересчур серьезным выражением лица. — Около двухста. Том не знает сколько провел времени в перерождениях и сколько за Гранью, но если отталкиваться от Тома-отца, то ему примерно сто лет, но Том не знает: обнуляется ли счетчик его лет с каждым перерождением или остается нетронутым и продолжает копить года, — если это так, то, возможно, Том ровесник самому Николасу Фламелю. Том чувствует пальцы Силии, — она гладит по шее, зачесывая мелким гребешком его и так послушные волосы, от ее прикосновений вдоль спины пробегают мелкие мурашки. Хватает ее за руку, рассматривая яркие черные ногти, они были длинные и остро подпиленные. — Мой дорогой Том, ты так молод, — смотрит на него Силия, — а сколько лет твоей маме? — начинает задавать правильные вопросы, но это быстро пугает Тома. Ведь неизвестно: существует ли время за Гранью, как она контролирует временную цепь на земле и контролирует ли вообще? — Без понятия, — уклоняется от ответа, резко вставая, начиная стремительнее собираться. Силия хватается за Тома, все сильнее переживая приближение к маленькому залу, из которого были слышны разговоры и витал запах алкоголя. Вся остальная школа как по расписанию должна была лежать в кроватях, наверное это чувство превосходства над остальными заставляло учеников соглашаться на просьбы Слизнорта побыть на таком вечере хотя бы в качестве персонала. Ярко, какое все было светлое, каждая свеча приносила невероятно много света. Народ столпился прямо у входа, Силия берет Тома за руку, забывая где находится и насколько странным это могло бы показаться, но, кажется, никто не заметил, вернее никто кроме Вальбурги Блэк. Она стояла в компании своего брата и парочки игроков в квиддич. Блэк попивала легкие алкогольные напитки, она сразу же заметила невероятно высокого мистер Реддла, мысли о котором вытесняли любые другие. Но стоило Силие сцепить их с отцом пальцы в замо́к, как странное чувство проскользнуло по всему девчачьему телу, будто бы за шиворот бросили червяка, и он весь такой холодный извивается на теплой коже, пробираясь всё ниже. От этих сравнений Вальбурга чуть не подавилась, продолжая наблюдать за мистером Реддлом. Силия быстро словила заинтересованный взгляд старосты, после чего резко отпустила своего папашу и скрылась в толпе, оставляя его одного. Он тут же начал ее искать, беспокоясь, почему она так поступила с ним. Вальбурга прищурилась, делая глоток, обдумывая поведение, теперь и своего профессора. — Мальчики, как думаете, сколько Тому Реддлу лет? — уже изрядно опьяневшая Вальбурга указывает пальцем прямо на профессора. Он оборачивается, ловя этот момент, после чего Вальбургу как током прошибает, она делает глубокий вдох, а затем отворачивается, выжидая, когда же мистер Реддл удалится. Надеется, что профессор ничего не подумает. — Никто не знает, — сказал Альфард. — Около тридцати? — осторожно предположил. — Да ну, брось, — перебил его Абраксас Малфой, — ему уже давно за тридцать, может быть как раз к шестидесяти, — они начали дружно спорить. — Он может выглядеть иначе — не на свой возраст. Мы же не маглы, чтобы прикидывать сколько ему там лет. Он выглядит на магла, которому уже далеко за тридцать семь. — С чего ты это так решил? — бесится Альфард. — Ты посмотри на его виски́, видишь? — показывает на себе, украдкой указывая на мистера Реддла, который уже начал что-то пить. — У моего отца они начали седеть как раз к сорока девяти магловским годам. — Лицо у него не выглядит на полтинник, — вклинивается Альфард. Вальбурга поняла, что этот спор у них надолго, поэтому она стремительно покинула мальчиков, ища Силию, которая, почему-то беседует ни с кем иным как с самим Слизнортом! И это-то после того, как ее обвинили в порче школьного имущества? Мисс Блэк вне себя от таких выкрутасов судьбы. Осмотрев Силию с ног до головы, нехотя подмечает, что она очень красива. А если мерзавка Реддл решила соблазнить учителя, чтобы попасть сюда, прямо в Клуб Слизней? Вальбурга не останавливала поток домыслов, придумывая каждый раз все более изощренные и невероятные, один круче другого. А что если Силия спит с директором? Потом она ловит себя на странных мыслях, обращаясь уже к самой себе: «Почему меня так понесло?». Реддлы были очень странными, у них на лице написано, что они точно с кем-то спят, Вальбурга была готова опорочить и своего любимого профессора Реддла. Делает последний глоток огневиски, хватает в толпе несчастного студента Когтеврана, ставя на поднос пустой бокал, стремительно подходя к Силие и Слизнорту. Нельзя, чтобы декан видел свою старосту с алкоголем в руках, это может понизить ее авторитет в его глазах. — Ну, как женщина она очень хорошая, — улыбается мисс Реддл, пока Слизнорт с интересом слушает ее рассказ. — Она жила под хрустальным потолком своего Конгресса. Не знаю как сейчас, но раньше там у нее была своя отдельная комната. «О чем это они?», — чуть не выругалась Вальбурга, подходя ближе. — А как же солнечный свет? — спрашивает у нее Слизнорт. — Да, именно он первое время будил ее, а потом, как она рассказывала, привыкла и теперь не может по-другому. Вы вообще представляете, каково жить под стеклянным потолком? Это невероятно, — Силия глупо улыбается, словно что-то вспоминая. — Вальбурга! — оборачивается к ней она, начинает обнимать, а на ухо шепчет краткое: «Спаси меня!». — Профессор Слизнорт, — обращается к нему Вальбурга, — чудесный праздник у нас, кстати, кажется, тут в толпе затисался Абраксас, а он, как я помню, задолжал вам пару докладов. Я, как приличная староста, сообщила ему о том, чтобы он отчитался, но Малфой решил, что лучше послать меня куда подальше и обсуждать с моим братом седину мистера Реддла, чем подумать о вашем предмете, — Вальбурга видит, как лица Силии и Горация исказились. — Где этот Малфой? Я сейчас же велю ему отправляться в библиотеку, а то ишь что удумал! Доклады нести не хочет, а перемывать кости учителям — запросто. Простите меня, девочки, — удалился Слизнорт. Они проводили взглядами убегающего профессора, стоило Малфою увидеть своего декана, как он тут же побежал, расталкивая всех, только бы избежать подзатыльника при людях. — Спасибо, — посмотрела на Вальбургу Силия, протягивая руку в приветственном жесте. Мисс Блэк закусила нижнюю губу, думая, как бы поступить, но все же пожимает руку наивной Силие. — Прости меня, ты права, не нужно было обвинять тебя в том происшествии с портретами, — делает сожалеющий вид. — Силия, просто… Я же староста, меня поставили в угол и сказали, что иначе будет наказан весь Слизерин, если я не найду нарушителя. Какие-то Гриффиндорцы сказали, что видели тебя, — нагло врет, а потом наблюдает, как Силия смеется, вопросительно изгибая бровь. — Во всем всегда Гриффиндор виноват, — вспоминает Силия, как перекинула на них распространение дурмана. Вальбурга истерично засмеялась, совершенно не понимая поняла ли Силия о ее наглом вранье или нет. — Ты больше не будешь обижаться на меня? — сделала невинное лицо. — А насчет твоего папы… — распахнула глаза, — Это вранье и провокация. Клянусь, что Линда Розье и Элли Пруэтт распускают про меня слухи, просто однажды они вынудили… В общем когда мы играли в «Правда или действие», девочки спросили у меня, кого из учителей я считаю самым симпатичным. Ну, сама посуди: Дамблдор — не очень, я не люблю рыжих и с бородой, — отмахнулась, беря еще один стакан огневиски. — Пить будешь? — предлагает Силие, но та отказывается, а про себя Вальбурга считает мисс Реддл ханжой. — Слизнорт толстоват и низковат для меня, даже несмотря на то, что он выше меня, короче тоже не подходит. Герберт Бири вообще лысый и от него все время воняет чесноком, — смеется она, делая еще один глоток, быстро находя в толпе профессора Реддла, ее лицо расплылось в дурной ухмылке. Силия сразу же устремила свой взгляд за Вальбургой, но потом непонимающе перевела взгляд обратно на нее. — Катберт Бинс вообще приведение. Но твой отец был единственным, кто хоть чуть-чуть разжигает во мне огонь симпатии. — Не надо оправдываться, — искренне просит Силия. — Нравится мой папа? Пожалуйста, я не против, — стала резко что-то брать со шведского стола и есть. Вальбурга посчитала это странной реакцией на признание в симпатии к родному и единственному отцу. Один маленький укромный зал, где Слизнорт решил этим вечером поднять свое самолюбие, собрав свой клуб. Осматривая новых членов, Том был разочарован, считая всех этих прихвостней не сколько талантливыми, ежели богатыми. Здесь всегда приближенные Горация: старосты Слизерина и дети министров, преимущественно хорошисты и игроки в квиддич, потому что знамениты. Этот прохвост откалывает от каждого студента по кусочку славы, наполняя свое пустое существование эгоистичными мечтами, что он в сливках общества. Кажется, мистер Реддл держит на него давнюю обиду, либо он ревнует и завидует тем, кто прямо сейчас может выделываться. Том видел их веселые глаза, радостные речи, они много смеялись и… Спелетни, много сплетен, просто ужасно как много. «Ненужная информация», — тяжко вздыхает, продумывая, какую организацию бы устроил, может быть по принижению Гриффиндорцев? Тому очень непонятна любовь Смерти к этому факультету, хочет устроить войну между учениками двух заклятых факультетов. Он уже решил, что остальные два примут сторону Слизерина, ведь иначе и быть не могло, только глупец не понимает великих планов идейного Тома Марволо Реддла. Непринужденная музыка, раскачивающиеся в беседах подростки, наряженные в праздничные одежды. Том как всегда решил, что если надо одеться нарядно, то это обязательно похоронная черная мантия и никак иначе, вдруг люди подумают, что ему весело и он разделяет их глупое стадное чувство. Том видит свою дочь, начиная следить за тем: с кем она разговаривает, считает ее поведение дурью. Пользуясь халявой мистер Реддл начинает останавливать официантов, злобно ухмыляясь в лицо подобным ученикам, кому довелось играть важную роль персонала. Его злорадство только больше тлеет, когда он замечает бодренького Горация, который преподавал и ему Зельеварение и был деканом, прямо как и сейчас. Ненавидит его, обвиняя в том, что тот заставил ощутить неприятный эмоциональный дискомфорт. Видя Реддла, Слизнорт пробирается к нему, поднимая бокал за этот прекрасный субботний вечер. Гораций в этой жизни все еще старше Тома Реддла, но его курчавая шевелюра еще не успела поредеть и поседеть. Тома беспокоит собственная седина в области висков, кажется, она намерена разрастись. — Хотелось бы у вас кое-что спросить, — Том манерно растягивает слова, загадочно таращась на присутствующих. — Конечно, Том, спрашивайте, — радуется уже подпитый профессор. Том на мгновение склонил голову, оголяя взору свое настоящее выражение лица с неподдельными эмоциями, после чего, в секунду приобрел заинтересованный вид. — На днях я заглянул в библиотеку — в особую секцию, — издевается, — и прочёл нечто весьма необычное об одном редком заклятье, — делает паузу, надеясь, что в этот раз Слизнорт его поймет с первого раза. — Называется оно, как я понял, Крестраж, — улыбается, видя, как подавился Гораций собственным огневиски. — Прошу прощения? — сделал вид, что не расслышал. — Крестраж, — спокойно повторяет, делая невозмутимый вид. — Я наткнулся на него в одной книге, и не вполне понял… — Не знаю, что вы читали, мистер Реддл, но эта материя очень тёмная, — отмахнулся. — По-настоящему темная, — снова посмотрел на Тома. Ему все кажется, что вот-вот и Слизнорт вспомнит его, даже если это невозможно, но вдруг. — Поэтому я и обратился к вам, — подчеркивает значимость Горация, улыбаясь, чокаясь с профессором, делая глоток, наблюдая за собеседником. — Крестраж — это предмет, в котором человек спрятал часть своей души, — пожимает плечами Гораций, будучи довольно веселым. — Я не понимаю, как человек при этом действует? — уже знает, какой вопрос будет следующим, вроде Том даже не слушает Горация, просто ощущение дежавю сводит колени в приятном чувстве, схожем со влюбленностью. — Маг раскалывает душу и прячет часть в предмет, и он будет защищён, если на него нападут и уничтожат тело, — с удовольствием умничает. — Каким образом? — загадочно приблизился к нему Том Реддл. — Спрятанная часть души продолжает жить, то есть он не может умереть. — И как же раскалывается душа, сэр? — Том нервно сглатывает густой комок, ощущая, что эта тема его заводит. — Думаю, вы и сами знаете ответ, — смотрит куда-то в толпу Слизнорт, махая рукой кому-то. — Убийства, — томно произносит, ища среди присутствующих свою дочь. — Да. Верно, — вернулся к диалогу Гораций. — Убийство разрывает душу. Это преступление против природы. — Расколоть душу можно только раз? — Том представляет, как бьется стекло, на полу остается множество мелких блестящих осколков. Они переливаются в своей грубой битой огранке. — Ведь, скажем, число семь? — вспоминает давнюю мечту. — Семь? — словил серьезность в разговоре Гораций, словно до него только сейчас дошло. Он повернулся к Тому, тот уже надеялся, что вызвал в нем странное ощущение повторяющихся событий. — Мерлинова борода, Том, ведь мысль об убийстве одного человека чудовищна. Разорвать свою душу на семь частей… — его занесло на агрессивную нотку, а затем он резко ловит себя на неподобающем поведении, одергивая, он продолжил уже заметно спокойнее: — Ну вы же это гипотетически? Научный интерес? — Конечно, сэр. Научный интерес, — Том давится от собственного злорадства, делая еще один глоток, чувствуя, что пьян. Стоило среди толпы показаться пышной копне рыжих волос Альбуса Дамблдора, Том сразу же поперхнулся. Гораций стал стучать по спине коллеги, беспокоясь, как бы жидкость не попала в дыхательные пути. Том делает шаг в сторону от Слизнорта, ненавидя оставшееся чувство резких и грубых прикосновений. Дамблдор подошел к Горацию, поприветствовавшись как положено в обществе таких циничных сплетников. Том видит только Смерть, ненавидит ее, не понимает: что она тут забыла, а в это время Альбус берет бокал, чокаясь со Слизнортом. Они стали обсуждать ерунду на подобие оценок и учеников. — Однако, отличная возможность, коллега, — говорит Дамблдор Горацию, — прививать юношам правильные манеры. Ты напоминаешь мне коллекционера редкостей. Наш бывший ученик отправил мне письмо о скором посещении Хогвартса, — радушно улыбается, смотря на Тома. — Мы всегда рады нашим ученикам. — Ничего не могу поделать, очень люблю общество интересных людей, — кичится Слизнорт. — Сколько моих выпускников пишут мне письма с благодарностями, кстати, Альбус, если тебе понадобится, могу достать бесплатные билеты на отличные места на игру в квиддич. Что за ученик? — почесал затылок. — Ньют Саламандер, — Слизнорт ахнул, после чего Дамблдор снова перекинулся на мистера Реддла. — Том, что ты думаешь об этой игре? — посмотрела на него Смерть, призывая выпить вместе. Он застыл в недоумении. Том ненавидел квиддич, он ненавидел почти все, что нравилось обычным людям, считает эту игру тривиальной, глупой и банальной, не понимает, кому может быть интересно подобное мероприятие, а главное, почему Министерство спонсирует эти бессмысленные катания на метлах. Считает, что лучше бы сделали дуэли без правил мировым магическим спортом, а вообще, Том хочет узнать много больше возможностей красиво убить человека. Он бы никогда не заметил, как его лицо стало сильно задумчивым, от чего коллеги над ним стали подшучивать, мол он уже представил себя ловцом. — Хорошая игра, — улыбнулся Том, лицемерно привирая. — Мистер Реддл, а вы сами играли в эту игру в свои школьные годы? — спросил Слизнорт. — Нет, — ответил за него Дамблдор. Том не особо-то и рад, что мама помнит, чем он увлекался в свое время. — А вы знаете, — стал как бы невзначай говорить Том, — у нас было все по блату, таких честных и воспитанных мальчиков как я не брали, потому что все места уже были куплены, — вспоминает сына Люциуса. — Коррупция — это просто чудовищно, — закивал Гораций, желая поддержать, якобы, расстроенного мистера Реддла. Тома утомляет этот разговор ни о чем, он выискивает среди учеников свою дочь, видит, что она разговаривает с Вальбургой, кстати, а ведь эта Блэк отличный нападающий в глупом квиддиче, ну, по крайней мере, так говорит весь Слизерин. Том не хочет, чтобы Силия взяла с софакультетницы дурной пример и стала тоже в это играть, а затем Том вспомнил, что она беременна, представляет, как бы было чудесно если бы Силия рухнула с метлы. — Понравилось ощущение разрыва собственной целки? — Том вздрагивает, от неожиданности, он остался наедине с Дамблдором. Слизнорт куда-то усвистал. Том поворачивается к Смерти. Она выводила из себя, но Том лишь делает глоток, игнорируя этот выпад. — Нет? — пристально смотрит на Тома, который уставился в радостную толпу, пытаясь не слушать провокации. — Не понимаю о чем ты, — жеманно улыбается, делая вид, что ведет очень увлекательную беседу, не выдавая своего гнева на людях. Тому кажется, что за ним все наблюдают. — Раз ты такой несгибаемый, я посмотрю, как ты запоёшь, когда я прилюдно тебя здесь начну тискать, — Смерть видит, как Том побелел, тотчас проливая содержимое стакана на себя, теряя всю уверенность. — Все подумают, что ты — педик, что тебе досталась должность профессора ЗОТИ, скажем так, по очень тесному знакомству со мной, — мило рассмеялся Дамблдор, делая шаг вперёд, находя в толпе Слизнорта. — Гораций! — зовёт его обратно. — Что ты делаешь?! — распереживался Том. Стоило Слизнорту подойти, как Альбус непринуждённо начал беседу. — Гораций, я слышал твоя племянница вышла замуж? — начался неинтересный треп снова, после чего трясущегося от злобы и страха Тома, вроде бы, отпустило. Провожает их люто-ненавистным взором, сжимает граненый стакан все сильнее. Синхронный треск раздался средь шумного помещения, все гости замолчали, посмотрев на свои бокалы, которые неожиданно решили дать трещину. Том снова подумал, что сейчас все догадаются о том, кто он и что сделал, что все они попытаются забить его Авада кедаврой. Стакан развалился в руке, после чего все стекло в зале поспешно осыпалось на осколки. Послышался недовольный визг, кажется, те кто держал стеклянную посуду в руках резко пожалел об этом, получая неглубокие ссадины. Том ускользает от них, все это выбешивает лишь больше. Видит Силию — она постоянно что-то ест со шведского стола, у нее в руках тарелка со всем что только можно, официант, в лице которого мистер Реддл узнает одного из учеников Пуффендуя, подходит к Силие и предлагает отведать русалочьи жабры. Она ненавидит все, что водится в воде, поэтому никогда не употребляет это в пищу. Остановившись, она начинает есть, Том берет стакан с огневиски и подходит к ней, от чего Силия улыбнулась ему. Протягивает ей фужер, желая, чтобы она это выпила. — Я не буду это пить, ты же знаешь, — снова напоминает о своем положении, вынуждая отца злиться. — Хватит жрать, ты будешь толстая! — делает замечание, что ни разу ее не остановило. — Ты просто вне себя от мысли, что у меня появится кто-то, кого я буду искренне любить, — бросает колкость в ответ, наблюдая, как скривился Том, Силия понимает, что попала в точку. — Ты отвратительно ешь! — продолжает искать ,за что бы уцепиться, не замечая, как срывается на обычное хамство. Силия поставила все что набрала на стол, подходя к Тому поближе. Он забывается и тянется к ней, чтобы поцеловать, тогда как она быстро обнимает его, начиная успокаивать. Сует ему язык в ухо, наблюдая, как он дернулся от неожиданности. Гладит его по волосам, слушая нервное дыхание. — Трахни меня, — улыбается, отстраняясь, — кажется, у меня проблемы с гормонами, — трогает его за ляжку, начиная сильно щипать. Силия уходит из этого тесного помещения, находя длинную плотную штору, за которой был пустой узкий тупик, ведущий к закрытому выходу из Хогвартса. После чего мистер Реддл был рад вытрясти из Силии всю душу, в глубине желаний надеясь, что делает неприятно омерзительному зародышу внутри неё. Она только сонно закрывает глаза, продолжая откидывать голову назад, — совсем не держит равновесие, если Том отпустит её, то она испуганно шлёпнется головой об пол. Он представляет сколько будет крови. Силия сжимает его ворот, царапая в импульсивных необдуманных движениях. Тома бесит, что Силия думает только о себе даже в такой момент. Она часто-часто дышит ртом, её разомкнутые малиновые губы, — периодически облизывает их. Она не сдерживается начиная млетельно охать. Слышит её мысли, они хаотичны и обрывисты, она думает только своей вагиной и ничем более. Хочет, чтобы она потеряла ребенка, толкает со всей силы, после чего резко кончил, переводя дыхание, чувствуя в руках всю ее дрожь. — Ты как парализованное бревно, — целует Силию в шею, не зная, как ещё высказать свои чувства. Пальцы сжимают её за бедро, другая рука сильнее тянет тонкую талию к себе. Силия переводит дыхание, смотря в невысокий потолок, медленно закрывая глаза. — Я знаю, — абсолютно никак не реагирует на его выпад. Целует ей запястье, как только оно оказалось рядом. Не хочет с ней расставаться. — Нам пора, — она исполняет его страх, слезая с папочки, начиная возвращаться на мероприятие. Том считает, что она мучает его своим поведением. Оставаясь один на один в коридоре злополучного здания, мистер Реддл, смотрит на вырисовывающийся в стене силуэт двери, не касаясь ее — распахивает, стремительно пробираясь вглубь Выручай-комнаты. Не может унять свое неистовое беспокойство с того самого дня, как пришел снова в Хогвартс, ощущение полной небезопасности и жесткого контроля со стороны, но все же Том, кажется, смог что-то утаить ото всех. Сейчас он вспоминает свои ненастные годы, проведенные в школе будучи уверенным, что он никому не примечательный особенный сирота, который все время должен это как-то доказывать, а то, вроде, никто не видит его загадочной исключительности. Том ненавидит детей, ненавидит саму эту мысль, что у Силии будет новое отвратительное создание. Не может это никак остановить, останавливаемый собственными мыслями. Предчувствует свой спад, считает, что даже Смерти он более не сдался, ведь теперь, скорее всего, все ее мысли, как и мысли Силии заполонил нерожденный. Новый безымянный наследничек. Том устал догадываться, каким образом Смерть делает те или иные вещи, не может понять, как такое могло произойти, не верит, что это ребенок Смерти. Утирает пробившуюся слезу отчаяния, не в силах контролировать столь сильные эмоции ненавистного отчаяния, кажется, что уже все. Земля ушла из-под ног, но мистер Реддл обращается к нетленному прошлому, что все еще держит его в цепких лапах зацикленных идей. Разносторонние личности Тома мешают ему понять: как поступить, он помнит каждого себя, но не знает где настоящий. Ревнует себя к Силие, думая, что это другой Том разговаривал с ней или, что просто вопиюще — сам Волан-де-Морт. Том боится его больше всех, он вызывает в нем агонию смешанных противоречивых чувств, тот продолжает приходить к нему во снах, показывая разные моменты своего угасания, постепенно показывая, как скатиться в бездну тьмы и полностью разрушить все. Разрушенной душе хочется крушить все на своем пути, потому что зависть к цельности заставляет чувствовать ненависть к необратимому процессу, которому подверг сам себя. Чтобы быть менее уродливым он хочет лишить красоты все вокруг. Том осознает насколько сильно любит все прекрасное, боясь и стесняясь самого себя, открещивается, говоря, что тот ужасный монстр в зеркале всего лишь фикция и заблудший образ из прошлого. Том пробирается по огромным горам ненужного старого барахла, удивляясь почему это место служит каким-то чердаком и сараем. Тут разбитые склянки, ощипанные метла, даже кости какой-то дохлой живности. Том наступает на них, слыша приятный хруст, представляет, что давит что-то живое, нанося непоправимый ущерб. «Убить!», — злится, надрывно сдерживая агрессию на собственном лице, пинает все, что попадается по пути. Берет тяжелый переплет и швыряет в гору вещей и стоящее зеркало, оно разбивается с оглушительным звоном. Топчет осколки, вспоминая свои крестражи, считает, что Слизнорт во всем виноват. Он не остановил его, Том считает, что мама эгоистка и надзирательница хуже дементора. Том испытывает на себе бремя брошенного и не понятого ребенка, которым никто не хотел заниматься. Но все равно он поддерживает сам себя, твердя: «Я лучше чем все». Находит старый проигрыватель, на нем заросла паутиной виниловая пластинка, Том бережно ее снимает, начиная рассматривать, а затем резко ломает пополам. Помещение вздрогнуло от нового противного звука. Кладет одну половину на проигрыватель, начиная ломать оставшуюся в руке до тех пор, пока от нее не останутся мелкие кусочки. Бросает их себе под ноги и спокойно идет дальше. Берет палочку в руку, крушит и взрывает горы хлама. В самом углу стоит заваленный книгами, тряпьем и стекляшками сломанный исчезательный шкаф. Мистер Реддл снимает с него черную ткань, открывая дверцу, по-детски улыбаясь от искренней радости, когда видит там свой ящик. Проводит рукой у самого основания крышки и она отворяется. Том берет в руку сияющую серебром диадему Кандиды, всю в мерцающих бриллиантах, надевает ее себе на голову, все еще мило улыбаясь. Тянется к медальону Слизерина, напяливая и его. Хочет ощутить себя главой Хогвартса, поэтому наполняет чащу Пуффендуй вином, берет в левую руку маленький кубок, делая глоток. Том знает, что никто не догадывается как он изощренно играл с этими вещами. Считает, что зря раскидал все свои крестражи. Из-под ворота вынимает Воскрешающий камень. «Я так великолепен, ни у кого нет этих вещей более. Они только у меня. Они в одном экземпляре, прямо как и я», — стал себя утешать. На самом деле мистер Реддл ни на день не забывал свою привязанность к этим вещам и очень страдал по тому поводу что все его вещи, что несли в себе часть его души — распались. Но теперь они целы. Когда Силия была меленькой Том не удержался и наведался к Мраксам, без сожаления отнимая медальон. Делает еще один глоток. Эти маргиналы так удивились, что он может говорить с ними на равных, а Тому от этого было противно. Кольца у Мракса не оказалось, вернее не то, что было раньше. Том внимательно осматривает Дар Смерти на своей шее, считая, что это — его. Меропы никогда не было, а вернее сестра Морфина умерла в утробе вместе с матерью. Том не понимает, как Смерть может быть несколькими существами одновременно, как она может расти в семьях подобно самым обычным людям. Он призадумался, что у мамы детство, порой, было хуже даже чем его в приюте Вула, но он резко отгоняет эти мысли, выгораживая себя, говоря в слух: «Она сама так жить захотела, а меня никто не спрашивал». Том считает, что Силие повезло больше всех, ее всегда любили. Неспеша подходит к разбитому зеркалу, заглядывая в него. Его лицо покрывают трещины пострадавшего стекла, Том видит себя в куче осколков. Бесится, нетерпеливо щелкает пальцами, восстанавливая зеркальную гладь, видя, как его осколочный образ стремительно собирается в единое целое. Хотел бы объяснить свою нездоровую помешанность на некоторых вещах, но нет, все тщетно, просто так надо и все, более Том не мог сказать. Его ломало от отсутствия чего-то привычного, многолетнего, того, что стало дорогим, как воспоминания для обветшалого старца. Он считает, себя очень и очень старым, не знает сколько ему лет, даже не в курсе когда по-настоящему родился. Но эти даты такая незначительная мелочь, прямо как палочки Силии, они меняются не прекращая. Нет постоянства в цифрах. Главное, чтобы вещи оставались прежними, Том не отдает себе отчет, что в слова «привычное» и «вещи» вкладывает и собственного ребенка.* * *
Пока профессор Слизнорт отвернулся, Вальбурга подсматривает в его книжку, судорожно ища рецепт нужного зелья. Она была самая старшая в семействе Блэк, которые еще носят ученические мантии. Да, быть шестикурстницей одновременно прекрасно и грустно, особенно, когда следующий курс последний, а в этом году появился этот невероятный и странный учитель. Он ведет с ними непростительные дискуссии на тему чистокровия и войны Геллерта. Конечно же мистер Реддл злобно улыбается, добавляя: «Надеюсь, это останется только между нами, господа шестикурстники?». Все как плененные кивают, смотря ему в рот, а профессор то и дело вызывает на провокацию, он весь из себя такой исключительный и лучший, не брезгует показать это. Вальбурга злится, когда мерзавка Линда Розье садится поближе, а Элли Пруэтт постоянно просит у мистера Реддла чернила. Мисс Блэк от злости опрокинула ее чернильницу прямо на нее, а она на уроке расплакалась, после чего профессор незамедлительно избавляет пострадавшую от въедливых синюшных пятен. Мальчики любят задавать вопросы на тему боевых действий и спорить о нынешней политике. Загадочный учитель часто рассуждает на тему Авада кедавры и впадает в отчаяние, не понимая почему запрещено использовать их на маглах, Гриффиндорцы из нечистокровных семей даже не стали возмущаться, лишь молча слушали, кажется, в тот день он всех хорошенько напугал. Когда профессор ЗОТИ раздает им задания на оценку, то он начинает читать магловские книги, при этом абсолютно не стесняясь этого. У него не удается списать, поэтому если вы ему нравитесь, сдать у него экзамен проще простого, но если вы его чем-то задели, в общем Игнатиус Пруэтт уже второй раз идет сдавать его предмет. Красный от злости он утверждает, что профессор Реддл закидал его вопросами, ответы на которые никогда не давал. Самым странным, наверное, был тот урок, когда профессор Реддл поставил провокационный военный вопрос, на тему: «Каким образом Альбус Дамблдор победил вгоняющего в страх всю Европу Геллерта Грин-де-Вальда?». Когда некоторые стали откровенно льстить Дамблдору, профессор Реддл еле скрывал свою раздраженность, уклончиво говоря: «А что вы знаете о нем?». Однажды он сказал, что предлагает ввести курс по обучению противостояния против Круцио, в подробностях рассказывая, как продемонстрирует на любом добровольце это заклятье. Мальчики вроде загорелись этой идеей, но потом кто-то пожаловался директору на непедагогичное поведение профессора ЗОТИ. Вальбурга была полностью «за» любые начиная этого притягательного мужчины с ненормальным взглядом. Мисс Блэк не может скрыть своей симпатии к нему, поэтому уже проболталась об этом и теперь все знают о ее любовной горячке к этому безумному профессору. Она хочет во что бы то ни стало хотя бы дотронуться до него, мечтает о поцелуе с ним, млея, когда он проходит мимо, всегда здороваясь. Растирает лепестки красных роз, опуская в бурлящую жидкость, по рецепту туда нужно добавить капельку опия, то есть оно в чем-то даже ядовито, но влюбленностью томимую — ничто не останавливает. Тем более она не просто так ждала, сегодня важная фаза луны, луна как раз только начала расти, в учебнике написано, что если варить его на растущую луну, то любовь будет также постепенно и плавно возрастать. Если же на полнолуние, то это доводит до сумасшествия, вызывая любовный бред и глубокую помешанность, полностью лишая рассудка привороженного. А вот варка зелья на убывающую луну может иметь противоположный эффект, то есть полностью отворотливый. Но Вальбурге не нужно было вызывать в мистере Реддле отторжение, наоборот, она хотела выйти за него замуж, потом она сдала бы Силию в Шармбатон — подальше от папочки, и завела бы с любимым уже свою собственную семью. Мисс Блэк добавляет каплю своей крови в кипящий котел, теперь кто бы не испил это, то сразу же влюбится бесповоротно и сильно в Вальбургу Блэк. Мерзкая Силия чуть не подставила мисс Блэк, но теперь все будут думать: это она творит дебош, поэтому впредь, чтобы Силия не сказала — ей никто не поверит. Надеется, что мистер Реддл разочаруется в собственной дочери, особенно после того, как Вальбурга распустит слух о том, что это Силия исписывает портреты и обзывает самых именитых студентов Хогвартса. Вальбурга ехидно щурится, представляя, какой провал ждет эту коротышку. Теперь мисс Блэк оставалось только придумать, как подлить это профессору Реддлу, который ест и пьет исключительно в Большом зале. И вообще он ест только один раз в день, и то только ужин, он прямо как змея. А Силия напротив: стала жрать в последнее время только больше. Вальбурге пришла гениальная мысль сварить и для мисс Реддл что-нибудь, например зелье-полноты, тогда она будет не только низкая, но и толстая, прямо как шарик. Мисс Блэк аккуратно набирает сваренное во флакончик и плотно закрывает, думая, что уже завтра нанесет визит своему любимому учителю.