* * *
«Ты хороший парень, но вот твоя мать…», — Томас направил ружье прямо на оленя, который мирно перебирал длинными тощими ногами, опуская голову в траву. Януш посмотрел, как это изящное животное поднимает мордочку, открывая обзору свои невинные глаза. Это была девочка, лань, она паслась совершенно одна. Обернувшись к Томасу, Януш видел, как дед готовится нажать на курок и отнять жизнь у этой прекрасной самки. Перед смертью это животное посмотрело прямо на своего убийцу, а потом оглушительный выстрел и трепетная лань повалилась на землю, все еще дергая конечностями, она умирала. — Хочешь попробовать? — улыбается старик, показывая, как правильно держать ружье. — Стреляй в нее снова, — указывает на олениху. Януш повернулся на Томаса, поражаясь такой исключительной черствости и бездушию, оценив его посыл — обучить, как старший Реддл считал: «чему-то стоящему». Януш прицелился и без задней мысли выполнил приказ, подстреливая безоружного и умирающего. — Она все равно бы мучилась, — успокаивает Томас, кладя холодную ладонь на плечо. Он хотел сына, любил детей, но таких, с которыми можно рассуждать и учить. Мистер Томас Реддл понавешал на Януша кучу планов, обещая сделать из него самого влиятельного человека во всей Англии, видимо, соблазняя неокрепший юный ум. Но Януш не стремился к власти и унижениям, опустив ружье, он осмотрел густой лес, думая о том, что погода близится к осени, а Томас рассматривал свою добычу, говоря, что у них сегодня будет чудный ужин. Этот лондонский приезжий поставил их поместье с ног на голову, нанял жителей деревни, запрягая как прислугу, в доме стало очень много народу, сплошной шум и никакого спокойствия. Томас старался прививать важные, как он думал, качества, но Януш копировал поведение своей матери, делая вид, что очень заинтересован, а сам, в глубине души, игнорировал все перемены и возложенные ожидания. Силия ненавидела разговоры о королевской семье, когда Януш спросил маму почему и за что, тогда она без колебаний ответила: «О каком патриотизме может идти речь, когда фактически страной правит немчура?». Она считала слепую любовь к Короне ничем иным как лицемерием. Длинный стол из темного дерева наконец-то был наполнен блюдами и членами семьи. Януш впервые собрался вот так за ужином, это все было впервой, в новинку. В доме очень светло, много людей и непрекращающиеся разговоры, натянутый смех его мамы, которая поднимает бокал, принимая слова тоста, делая небольшой символический глоток. Он смотрел, как она взяла в руку нож и вилку, начиная разрезать кусок оленины, дербаня на мелкие кусочки, кажется, это доставляло Силие свое особое удовольствие. Януш все ждал, когда же она положит хотя бы один кусок себе в рот и начнет есть. Хорошо просоленная запечённая оленина под клюквенным соусом — самая поздняя трапеза и самая плотная. Томас не разрешал при нем обращаться к Силие никак иначе кроме как по имени, им вообще было запрещено выказывать какие-либо чувства друг к другу, они должны вести себя как в обществе: очень сдержанно и прилично. Хотя Януш лез к ней под столом, пробираясь ногой по её, Силия либо игнорировала это, либо пресекала. Томас был чувствителен к чужим желаниям, поэтому избегал повторного позора, интуитивно все понимая, хотя и ни разу не застукал. Он отсадил Януша от мамы, догадываясь, что сиди они рядом — последуют нечистые манипуляции рук под скатертью. Томас обезличивал всё и всех, желая уровнять и подровнять собственную семью под стандарты и рамки, если совершался вопиющий проступок, как, например: связь его сына и внучки, — Томас впадал в депрессию, виня себя в происходящем. Силия рассказывала, что Томас много пил после этого, но не смел ничего сказать Тому, боялся его. Теперь же Томас ничего не боится, тем более, когда его радушно позвали обратно, у него есть шанс восстановить семью и вернуть утерянное. Януш внезапно был обязан делать много того, чего не делал ранее, например: заниматься охотой с дедушкой по выходным, потому что так принято у людей его сословия. Но Януш больше хотел проводить время между ног у своей мамаши, чем гонять бедных лисичек. Когда он все же суёт свой язык в напряжённые чресла Силии, то расслабляется от того, что его любовь его не отвергает. «Я постоянно думаю о тебе», — признался во время их совместного вечера, сознаваясь, что скучал по её телу. «Я тоже», — ответила Силия ему, во что он не поверил, однако, во время ласк и не такое можно услышать. Он нализывал её везде, они лежали в одной ванне друг на друге, Януш даже почувствовал, что их связь настолько же крепка подобно супругам в хорошем браке. Спал с ней в одной кровати. Трахал её сочащуюся дырку, мечтая сделать это снова и снова и снова… Пока это резко не прекратилось. — Как ты на это смотришь? — обратился к нему Томас. Януш растерянно посмотрел на деда, понимая, что тот от него чего-то ждёт, ища спасение, он посмотрел на маму, она была недовольна и по ней было видно, что она ругалась с главой семьи. — А как я должен на это смотреть? — Януш сделал вид, что он в курсе происходящего. — Частная школа — очень престижно. Оттуда в хороший колледж пойдёшь, не слушай свою мать, она не знает о чем говорит. Хочет из тебя себя сделать, — Томас настоятельно просил Януша разделиться с Силией, отколоться от семьи, уйти, забыть сюда дорогу. — Я не против быть ею, — саркастично улыбнулся, продолжая есть, посмотрев на маму, видя, что она даже смутилась от его слов. Он уже представил, как будет любить её сегодня ночью. Она поймала напряженный и безотрывный взгляд своего сына, Януш незамедлительно получил пинок под столом, острый носок ее туфель больно ударил по костяшке, от чего он поперхнулся. Томас принял Януша как желанного члена семьи, подливая только больше вина, Силия никогда не разрешала сыну пить, да его и не тянуло. Отпив немного, его скривило, он не уловил восторга от распития спиртного, считая напиток пустым и кислым как забродивший морс, который он выливал прямо с холма, чтобы папа не дай бог не узнал об этом. Силия каждый раз косо смотрела на него, когда он делал глоток из своего бокала, она хотела запретить ему пить, но не при Томасе. Все было невероятно привлекательным и ярким, ровно как и образы бабушки и дедушки, Мэри, сделав приличное количество глотков постоянно посмеивалась, рассказывая забавные истории их проживания в столице. Томас не раз поднимал бокал в честь жены, благодаря ее за ту поддержку, что она ему оказывает, он говорил искренне, сильно подпив: «…Ты бы знала, как я тебе благодарен, что ты все еще терпишь мое брюзжание», под вкусом вина все становилось легким, будто бы, ты окунулся в воду, там и тела своего не чувствуешь и веса как такового — одна уверенность. Силия. Только она была сдержанно-раздраженной и чем дольше тянулось застолье, тем сильнее ее лицо напрягалось, но Мэри и Томас, сидящие по разным концам длинного стола ухитрялись переговариваться, вспоминая свои бурные приключения в Лондоне. Томас гундел по поводу того, что в столице он чувствует себя не так как раньше, ведь значимость пэрства поубавилась, и теперь ему не перед кем хвастаться тем, что он носит титул виконта. — Твой папаша должен быть благодарен за то, что он носит мои регалии, — Томас вновь привлекает внимание Силии. — Как он был вообще? Я про Тома, — все же вспомнил о сыне. — Он был немыслимо седой, — Януш не упустил возможности высмеять собственного отца. — Вообще-то он является мне братом, — она поддевает Томаса за то, что тот сам отказывается от собственного вранья. Да, дела в мире маглов были удивительны, так как Том Реддл не мог иметь детей в том возрасте, не навлекая позора, в котором у него появилась Силия, тем более вне брака, напуганные Томас и Мэри сделали Силию своей дочерью. Януш было хотел спросить, а кем же он тогда является им всем? — Да и чем собственно гордиться, Томас? — она повернулась к нему и задорство резко сменилось на ожидание войны. — Титулом, который ты или твои предки купили у продажной Короны? — Антиполитично! Антипатриотично! Диссидентка! Прочь из-за стола! — пока Томас это выплевывал, с его лица не сходило отвращение, он даже весь побагровел. — Спасибо за ужин, — встала Силия из-за стола и ушла, Януш встал за ней, но его осадил дедушка, поэтому ему пришлось сесть на место и наблюдать удаляющийся силуэт своей матери, очень сожалея о том, что им пришлось расстаться. Жизнь с новыми людьми была интересна, он получал много новых эмоций и общение с мужчиной, который не подстегивал и не посягал на свободу и жизнь, как это делал Том. Но все же мама была важнее, а с прибывшими появилось много лишней суеты, накал раздорных страстей и конфликт поколений. Томас выказывал Янушу свое одобрение на чисто джентельменские качества, желая, чтобы тот развивал их в себе куда больше, чем это есть сейчас. Она так и не спустилась больше, хотя стоило Силие скрыться, как все его мысли были только о ней, он задавал кучу вопросов, не получая ответы на которые, сходил с ума: Что она делает? Почему ушла? Зачем так себя ведет? Януш не хотел ни в какую частную школу, ему было плевать на престиж и какие-то неведомые эгоистичные доблести, он не был воспитан так, чтобы хвастовство вело красной линией вперед. У него свой мир, вырывание из которого — страшная брешь в сердце и израненная душа, несчастье и страдания. Чувствует и ощущает насколько с Силией у него рвется контакт, прямо с приходом этих Реддлов, Томас и Мэри случайно или намеренно разводили их как мосты, сокращая общение. Януша мучило то, что делает его мама пока его нет рядом, каждый раз боится узнать что Силии нет, что она ушла из дома, переехала. Какой-то подвох он ожидал каждый раз из-за угла, зная: мама — предательница, она не упустит шанса сделать все по-своему, вывернуться и обвинить другого в своем несчастье. Фатальная женщина, из-за которой происходят одни катаклизмы в жизни многих людей, она как цунами или ураган, сносит и выносит все. Нет! Она зыбучий песок или бермудский треугольник: страшная, аномальная и таинственная, не лишенная опасности для всех, кто решил с ней связать жизнь. Распарывает людские судьбы как швея ткань для кройки. Пробирается к ней в комнату, слыша мерзкий храп Томаса, с его появлением в доме перестали закрываться двери, а монотонные храпки — обычное дело. Как же раздражали изменения, но и при этом привлекали новизной. Дисбаланс от противоречивых чувств заставлял Януша чувствовать себя весами, чаши которых то и дело переваливаются то на одну сторону, то на другую. Она спала, его прекрасная душистая мама занимала кровать прямо в самом центре, Януш увидел в этом жесте ее скрытую эгоистичную уверенность в себе. Ее волосы рассыпались по подушкам, она лежала на спине и Януш мог лицезреть неповторимый в ночной тьме вид. Только она так выделялась, а все дело в белых простынях, любила в чем-то зацикливаться, например: на цветах, никогда не подменяя их другими. Нижнее белье у нее всегда черное, макияж один и тот же, длина волос не меняется, обувь лишь на каблуке, постель только белая ровно как все полотенца в доме, а на завтрак овсянка. Силия открывает глаза, чувствуя на себе чужой взгляд, лезет рукой под подушку, доставая свою палочку, светит ему в лицо Люмосом, прямо как Том в день убийства. — Соскучился? — спрашивает она, а он немедленно валится на ее кровать прямо в одежде, придвигаясь поближе. «Оглохни», — шепчет она, взмахивая палочкой, скрывая все разговоры, которые пройдут за дверью ее комнаты. Януш тянет руку к палочке, видя, как она светлеет, будто бы раскаляется, а жар от нее постепенно жжет только больше. Одергивает руку, чувствуя нестерпимую температуру, задумывается о том, что такая реакция на волшебные палочки есть только у него, наверное все потому что на четверть он все же волшебник, а на три четвертых дементор, этот диссонанс заставляет волшебный предмет защищаться, не понимая что он такое, тогда как другие дементоры ничего не испытывают, просто никогда не трогая предметы волшебников. Волшебство. Берет Силию за руку, в пальцах которой крепко сидит палочка, взмахивает ее рукой. Послышался треск, а затем что-то разбилось, Януш хотел разбить пустой флакончик от духов, кажется, это он и сделал. — Кем является Томас? — повернулся к Силие, рассматривая ее лицо в темноте. — Прадедушка Томаса носил титул Лорда Сноудонии в Уэльсе. Но, видимо, лета спустя Томас скатился до Виконта. Ну и я, конечно же, шучу, — она усмехнулась. — Просто отец Томаса ещё жив, а после того как сын бросил Уэльс ради Англии, тот был в бешенстве. — Не ты, ни папа не рассказывали мне об этом, — кладет на нее руки, постепенно стаскивая легкую простыню, которой Силия была укрыта. — А зачем? Чтобы ты что? Возгордился или поверил в то, что имеешь какое-то отношение к дворянству? — она была раздражена. — Но ведь это не так, — на этих ее словах он скользнул рукой к груди, щупая упругость Силии через ткань, любуется тем, как его рука выводит плавные круговые движения, ладонь наполнена изнутри прекрасным возвышением. — В мире волшебников все куда проще, — продолжила она, полностью игнорируя действия своего сына, поглощенная рассуждениями. — Чистота крови решает многое, это как быть дворянином среди простолюдинов. Чистая кровь определяется пятью поколениями восходящих чистокровных волшебников в собственной генеалогии. Так было при мне и я тоже придерживаюсь этого мнения, — ее тон сейчас напоминал бестактность Томаса. — Одно спаривание с человеком и вся лелеемая селекция чистоты смыта в унитаз, — поворачивает она лицо к Янушу, пытаясь пробудить в нем интерес к этой теме. — Родители полукровок ничто иное как предатели крови. Все ругают маглорожденных, — как бы невзначай сделала на этом акцент, — мол родились они у маглов, но я считаю, что нет ничего позорнее сквиба или полукровки. Сам посуди: жил чистокровнейший маг, а потом резко бросает все ради… магловской женщины. Или два чистокровных заводят потомство, а их первенец слаб настолько, что чувствует себя прилично среди маглов. Все сквибы завистливы и злы. — А маглорожденные? — приближает к ней лицо. — Ну, с ними вообще все просто. Я считаю, что они должны заводить семьи только с такими же маглорожденными. Никаких смешанных браков, которые подрывают статус и чистоту крови, — Силия говорила очень странные вещи. — Твои суждения кощунские, но привлекательные, — ему нравится то, с каким тоном она говорит эти абсурдности, выдавая их за действительность. — Ты просто не слышал своего отца, — она улыбнулась, ее заметно расслабило. — Ты жестокая, — Януш увидел это только сейчас, не может понять: почему раньше это так не бросалось в глаза. — Скажи почему, и если ответишь правильно, то я отсосу тебе, — берет его за руку. — Потому что Том в тюрьме? — это первое что пришло ему в голову. — Ты тривиален, — разочаровывается она в нем, отпуская его руку из объятий своих пальцев. — Но ведь Смерть имеет связь с людьми, не имея предрассудков, — Януш увидел, что теряет с ней связь и ему хочется уцепиться посильнее за маму, дабы диалог не оборвать, он почувствовал, что совершенно не знает Силию. — Не думаю, — осаждает его светский гуманизм, — иначе бы у меня не родился ты. — А как же отец Тома? Ты хоть раз спрашивала о нем? — Да. — И? — не отстает, хватая ее за руку снова. — Смерть сказала, что не знает кто он, потому что зачла Тома во время римских оргий, — Силия рассмеялась. — И ты поверила? — Януш чувствовал подвох. — Про оргии — нет. Про то что она не знает — возможно, — Силия говорила так, словно в этой комнате есть только она, Януш чувствовал, что мама будто показывает ему свое пренебрежение всеми и им тоже. Януш вспоминает о том, что говорил Томас, а он бредил о школе, но юный мистер Реддл хотел бы поступить в Хогвартс или любую другую школу магии. Януш старался не говорить о Хогвартсе, потому что больно думать о том, чего лишила судьба, проще было наглухо закрыть дверь в мир, который просто-напросто недоступен, однако, разнежившись под кислый привкус вина, Януш открыл свою душу, выпуская засидевшиеся вопросы: — Расскажи мне о Хогвартсе, — смотрит на Силию, пробираясь рукой к её груди, снимает лёгкую прозрачную ткань, смотрит на то, как пальцы упираются в нежные соски. Она хотела повернуться на бок, но он не даёт маме этого сделать. Гладит и щупает её выпуклости, находя это чрезвычайно приятным и особым действием. Он целует Силию прямо в грудь, затем между грудей, постоянно их трогает, трется лицом, умиляясь происходящему. — Эта школа для волшебников. Для тех людей, которые способны держать палочку в руках и творить заклинания, — она смотрит в потолок и вспоминает не первое своё детство. Треплет волосы своего сына, замечая, что от их мягкости остаются только отголоски, они все больше приобретают жесткость. — Огромный-преогромный замок, о таких сказки пишут. Схожий, наверное, с Камелотом короля Артура. Средневековый, с башнями, посреди Чёрного озера, стоит на горе, а вокруг Запретный лес, в котором обитают фантастические твари. — И дементоры? — поднимает на неё глаза. — Нет, — улыбается она. — Но фестралы — да. Кентавры, единороги, гипогрифы, а если верить слухам то еще оборотни и гоблины. В озере водится огромный кальмар, — она замолчала, томно дыша. Януш сосет её грудь словно ребенок, это вызывает у Силии непривычные, но приятно-забытые чувства, прямо как когда он был маленьким. Януш обнимает крепко, присосался почти по-дементорски. Силие нравилось, когда он будучи дементором присасывается именно к груди, обсасывает как-то по-особенному, словно втягивая внутрь. — Внутри много коридоров и залов, все каменное. Портреты разговаривают, статуи двигаются, призраки поют, потолок напоминает звёздное небо, — проникается к своему сыну большей симпатией, думая, что у него как раз подходящий для обучения в школе возраст. — Только не кусай меня, — почувствовала его зубы. — Не буду, — целует Силию в губы, опускаясь к шее. — Для того чтобы начать полноценное обучение, нужно выбрать факультет. Обучение по-сути одинаковое у всех, правда, распределение помогает навешать ярлыки на студентов, — она усмехнулась и поёжилась от его дыхания на собственной шее, это было щекотно. Януш обслюнявливал очень старательно, пока снова не опустился к груди и не присосался вновь. Он был очень спокоен, когда все происходило именно так. — Гриффиндор, Когтевран, Пуффендуй и Слизерин. Это фамилии. Хогвартс основало двое мужчин и две женщины. — Они были женаты? — Януш резко задал вопрос. Силия призадумалась, это застало ее врасплох. — Думаю нет, никогда подобного не слышала. Знаю, что у Кандины Когтевран была дочь, она является призраком этого факультета. Мраксы потомки Слизерина, к ним, косвенно относится и твой папа, когда Смерть была Меропой, сестрой Морфина, который к нам приходил. — Как сложно, — обиженно протянул. — У твоего папы есть палочка Слизерина, она реагирует на змеиный язык. Ею может обладать только истинный и могущественный волшебник, не лишенный связи со Слизерином. — А что если Смерть была Слизерином? — Януш все больше выдавал наивные предположения, это позабавило его маму. — Может быть все что угодно, я не удивлюсь, — Силия была довольна сказанным настолько, что даже искренне посмеялась, пока её звонкий голос не оборвался на тяжком стоне утомительного счастья. Он продолжал её нацеловывать и вылизывать. — Какой факультет самый лучший? — спросил незамедлительно, отрывая язык от груди Силии. — Не знаю… — она растерялась. — Том бы сказал что Слизерин, Смерть отдаёт предпочтение Гриффиндору. — А ты? — целует её сосок, а затем облизывает, не переставая смотреть на свою мать. Он заставляет её думать в такой неподходящей обстановке. — Мне нравится Пуффендуй, — признаётся, как будто, стыдясь. — Почему? — поглаживает ей бедро, приближаясь губами, запечатляя поцелуй. — Потому что я люблю желтый цвет. Мне нравится обстановка этого факультета и его ученики. Ньют Саламандер — магозоолог, который, кажется, уже издал свой учебник, учился на этом факультете. Но я слишком ленива для факультета трудяг, а ещё я ненавижу быть толстой, а жить рядом с кухней, в тепле — убийство для моей выдержки. — Ты не толстая, — считает маму даже худощавой, целует её рёбра, затем и живот. — И никогда не будешь, — он увидел, как она смущается. — Тебе не в кого, — ложится рядом с ней, она поворачивается к нему. — Я люблю тебя, — не может не признаться ей, особенно когда он так близко. — Дементоры умеют любить? — саркастично поддевает. — Умеют, — жмётся к ней. — Ты бы знала, какие они стихи сочиняют Смерти. Их жизнь бессмысленна и пуста, но если в ней есть Смерть — они существуют не зря. Мать для них божество. Но я на четверть человек, — целует ей руку. — Благодаря тебе, — целует в губы, прижимая только ближе к себе. — У тебя есть папа, — уклоняется и продолжает обесценивать себя. — У меня твои глаза, — забирается на неё сверху, ослабляя давление собственных брюк, он с облегчением выдохнул, чувствуя, что ему больше не жмёт. — Ты говоришь странными фразами, будто я уже это где-то слышала, — колкое дежавю заставило Силию насторожиться. — В смысле? — он смотрит ей прямо в лицо. — Будто ты это не только ты, а как будто некий образ из прошлого. Чувство, что мы… — она оборвала свою фразу. — …что мы всегда были знакомы? — улыбнулся. — Наверное поэтому моя привязанность столь сильна, — хочет, чтобы его мама раздвинула свои ножки. Силия слышит его мысли и умиляется скромности своего сына, сгибает их в коленях, позволяя Янушу совершить желанное. — Я так сильно хочу это сделать. С меня натекло, вот, потрогай, — касается её пальцем своего члена, а сам еле сдерживается, чтобы не показать насколько сильно ему приятно. Облизывает этот же палец, чувствуя, что слизь абсолютно безвкусна. — На каком факультете ты была? — привставил в неё свой напряжённый и влажно-липкий член. Силия приторно заулыбалась, Януш продолжил входить, разлепляя её влажные одинокие стеночки. — На Слизерин, — притягивает его за воротничок к себе ближе, целуя во влажные тёплые губы. — Все злые волшебники и колдуны оканчивают Слизерин, — умничает, пугая свою маму только больше, а затем опустился ей на грудь, думая о том, как сильно мягкие влажные стеночки давят на его чувствительные пупырышки, он это просто обожает. Пускает слюну Силие на грудь, тут же слизывая. — Твой папа окончил Слизерин. — А что бы окончил я? — пытается говорить, боясь кончить в эту же минуту. — Слизерин или Гриффиндор, — гладит его лопатки, мягко огибая плечи. — Наследственность тоже играет роль, но желание творит чудеса. — Ты хотела попасть на Слизерин? — взглянул на неё, надеясь услышать: «нет». — Да, — непринуждённо улыбается Силия. Его шокируют её слова, он, конечно же, не может разочароваться в маме, но это было неожиданное признание для него. Рвано дёргается в ней, моментально останавливается, недоумевая от столь явного скрипа кровати. Ему неловко, вспомнил, как слышал этот звук будучи совсем маленьким, а теперь, получается, он сам же и делает это. — Мой первый раз был на этой кровати, — заставляет поежиться в смущении, она завораживает такой оголенной пошлой правдой. — Том трахнул меня, когда я была почти как ты. И этот развратный звук… — она словно гипнотизирует. Он хотел бы спросить: «И каково это было?», но ему сильнее хотелось продолжить, поэтому, невзирая ни на что, Януш трахнул Силию, сделав каких-то жалких пять толчков, не сдержался — кончил не успев даже упереться в неё до конца на последнем движении, его слабо затрясло, тогда Силия прижала его к своей груди, делая только приятнее. Он ощутил сладкое чувство любви и влажного тепла.Глава IV
5 января 2019 г. в 20:20
Смотрит на убитый вид своей матери, не может понять, как заставить Силию не спать, она вроде не холодная, но кожа ее становится все прозрачнее, сквозь нее виднеются вены и сосуды. Он понимает — его маме не хватает воздуха, а еще Силия почти ничего не ест. Распахивает окно в ее комнате, мягкий приятный воздух пробирается в помещение, Януш берет Силию на руки и хочет напоить сладким чаем, но она спит. Постоянно спит. Он знает, что ему надо прекратить делать это с ней в облике дементора, но она сама просит, будто бы не понимает, а что если Силия совершает самоубийство?
Решаясь сбежать из деревни хоть на какой-то период, надеясь, что даст маме время прийти в себя, Януш затерялся на улице Паучьего тупика, ища среди этих серых зданий хоть какой-то темный угол. Что будет если он трахнет человека? Умрет ли он сразу, потеряет ли рассудок, что будет с ним? Почему Силия так страдает? Януш хотел совершить ужасную вещь, однако, чтобы проверить свои манипуляции с людьми и чем это чревато — придется узнавать это на практике.
Чем дальше юный Реддл уходил вглубь улицы, отдаляясь к заводу, тем больше странных и неприглядных людей видел. Людей, которых-то, почему-то не жалко. Бродяги, пьяницы и проститутки, нет, Януш не считал их мусором, но и не жалел, он вообще все чаще стал презирать человечество, наверное, все дело в дементоре, который постоянно видит в людях только источник питания. Януш прислушивается к собственным чувствам, но ничего кроме отвращения к ним не испытывает. Люди проходят мимо, какие-то дядьки толкают его в плечо, намалеванные и полуголые девицы улыбаются ему, предлагая свои услуги. И вот, от подобной малости, мистеру Реддлу становится не по себе, кажется, его сейчас стошнит. Это очень мерзко, одна мысль о том что это люди — отвращает так сильно, будто перед ним помои. Он усмиряет свое негодование и улыбается всем, кто на него смотрит, не видя, как его крючит от пренебрежения. Один запах в этом месте выводит из равновесия. Януш мучается в испуге от этих грязных мерзких пьяниц и девиц, чем больше ему было страшно, тем сильнее хотелось стать дементором, под его ногами замерзла лужа, видя это, Януш сбегает за первый поворот, там темный тупик и пара мусорных баков. Ему плохо от мысли что он хочет сделать, его всего рвет на куски, неконтролируемый позыв проблеваться лишает сил, хочет впасть в слепоту дабы не видеть всего этого. Мысль, что он хочет спариться с кем-то из обычных людей не прельщает, словно трахнуть собачку. Собирается с мыслями, движимый одним только любопытством, вспоминает, что его мама все же, вроде бы, обычный человек. Опираясь рукой о мокрую кирпичную стену, Януш видит, как под его пальцами замерзает камень, чувствует себя отвратительно. Это замечает какая-то проститутка и очень удачно решила воспользоваться таким состоянием бедного мальчика, видимо, что бы развести на деньги. Нет, Януш не предполагал, он знал, что она хочет это сделать. Не может объяснить откуда это знает, просто понимает ход ее мыслей. Она ярко-рыжая, волосы вьющиеся, спрашивает нужна ли помощь. Януш хочет просто стать дементором и сожрать ее, не мучаясь, но тогда он не узнает: что ждет человека от случки с ним. Приближается к ней и целует, девушка даже не собиралась сопротивляться, а Януш не собирался платить, хотя шлюха только и думала о деньгах, а еще о том что он ей симпатичен. Его поцелуй делает ее податливой и менее легкомысленной, она теряет весь настрой и запал, теряет способность ровно стоять на ногах, прямо как это было с Силией. Януш все еще не хочет совать в незнакомую проститутку свой член, тяжело вздыхая, понимает что должен. Притягивает ее к себе, а девушка даже и не сопротивляется, у нее в голове тяжкий груз воспоминаний, а после поцелуя с ней Янушу наоборот — лучше, он вспомнил о маме и подумал, что ей надо купить шоколадку. Не знает почему так решил, наверное, хочет сделать ей приятное.
— Как тебя зовут? — спрашивает мистер Реддл, понимая, что должен хотя бы познакомиться с ней.
— Верона, — отвечает с потерянным видом.
— Как ты себя чувствуешь? — разглядывает ее лицо.
— Скверно, ты мне что-то вколол? — она была как наполовину опустошенная бутыль.
— Сейчас я вставлю тебе, а ты должна сказать, что почувствуешь.
— Ты говоришь как врач, — Януш почувствовал ее страх врачей.
— Это эксперимент, твои действия могут кого-то спасти, — пожимает плечами, выдавливая из себя жалость, потому что Верона напоминала чем-то Силию в таком обездоленном состоянии. Он все медлил, понимая, что не хочет, что совершенно не готов к половому акту, повязан на других партнерах. Вспоминает, как трахал Силию, она была как мягкий воск, практически расплавлялась от близости с ним, он держал ее, обнимал, чувствовал своим костлявым телом тепло ее кожи, а внутри она была горячая, мягкая и скользкая. Он слышал как ей больно, Силия нежно покрикивала, практически плача, он входил в нее очень заботливо и осторожно, пока она не влюбилась в ту боль, что превращалась в удовольствие. Этого Януш не испытывал даже со Смертью, потому что они подходили друг другу идеально, никому из них никогда не было больно. После недолгих, но мучительных попыток просунуться в эту рыжую девчонку это случилось, Януш ошеломленно взглянул на лицо своей новой знакомой, видя, как она вся сморщилась. По ощущениям они с Силией были абсолютно разные, это никак не объяснить.
— Какой ужас, — распахнула глаза Верона. — Что ты в меня всунул? Это ужасно неприятно! Перестань!
— Когда я это делаю с тобой, — задвигался Януш, — у меня такое чувство, что я обернул свой член плотной бумагой и трусь о нее, — мистер Реддл даже поежился. Януш был подавлен столь сильно, что в нем проснулось желание все это прекратить и не мучить ни себя, ни Верону. Высвободившись из оков этой девушки, Януш сразу же пришел в ужас от сделанного, пока он застегивал ширинку, то незамедлительно услышал звук падения, обернувшись, увидел, как его жертва упала на каменную дорогу. А ведь их соединение даже ничем не закончилось и продлилось секунды. Она вся побледнела и не переставая плакала, Януш почувствовал ее тяжкий душевный груз, после чего дорога под ними обледенела.
— Что ты чувствуешь? — берет ее за руку, ощущая холодность и слабую дрожь.
— Уныние, — она плакала, однако, лицо было бедным на эмоции.
— И все? — продолжает говорить с ней.
— Мне так тоскливо, что я хочу сдохнуть, — без тени шутки ответила. — Пожалей меня, мальчик, — смотрит ему в глаза.
— Ты шлюха, — улыбается прямо как Том Реддл. — Ты не достойна сострадания, — неосознанно копирует Тома во всем.
— Мне холодно, — она держит его за руку, ее голос срывается от дрожи.
— Я поставлю свечку за твое здоровье, — отцепляется от девушки, начиная уходить, не обращая внимания на то, что та его зовет.
— Ты даже не заплатишь мне? — она была в шоке.
— Нет, — он просто ушел дальше, думая, что пережил отвратительный кошмар, от которого хочется отмыться в ванной.
Когда он вновь оказался дома, то первым делом побежал смывать с себя всю неприглядную грязь от чужих прикосновений. Люди вокруг представлялись чем-то излишне неприятным и грязным, Януш пожалел, что решился зачем-то на этот эксперимент, обозлившись, вода стала заметно холодней, что приносило неприятные ощущения. Как и любое живое существо, Януш любил и хотел быть в тепле. После связи с Томом у него не было такого отвращения как к тому, что случилось между ним и девушкой из Паучьего тупика. Вставая перед зеркалом, он зачесывает волосы прямо как Том, затягивает белый махровый халат потуже, улыбается своему отражению, в глубине души желая отцу смерти. Силия все еще спала. Когда он рухнул на ее кровать, то мама подала признаки жизни и поморщилась. Януш испытал к ней какое-то неведомое ранее чувство, будто она маленькая и ему хочется быть с ней рядом, дабы защитить, берет ее за плечи и подтягивает к себе, начинает трогать лицо. С его влажных волос на лицо Силии падают капельки, они катятся по щекам подобно слезам. Хочет отвезти маму в больницу, но боится, что все вокруг догадаются о том, что он дементор и тогда его запрут в Азкабане, чувствует, что мама предательница, но все равно готов подставиться под нее, обнимает спящую Силию, да столь сильно, что она издает какой-то тяжкий всхрип. «Том», — слышит, как она заговорила, затем ее рука коснулась его волос.
— Да, я Том, — смотрит в окно, берет Силию за руку и целует кисть. Считает, что она самый необыкновенный человек, что никто и никогда не вызывал в нем таких сладких и нежно-романтических чувств. — Я буду для тебя кем ты захочешь, — поглаживает ее спину, прижимаясь к теплой щеке. — Я купил тебе конфет, — упивается их близостью. — Больше не буду заниматься этим с тобой, — трогает ей волосы.
— Как благородно! — высмеивает его, дергая за волосы. — Неужели ты думаешь, что имеешь право голоса? — уложила его на кровать и смотрит сверху вниз прямо в растерянное лицо. Силия забирается на него сверху, показывая свой слабый и немного жуткий вид, трогает его за пояс, начиная развязывать. — У тебя встал, — бросает краткий смешок. — Изнасилуй меня! — она пугала и завораживала его.
— Ты умираешь! — злится от ее поведения, берет за руки и рассматривает их мраморные прожилки, приходя в ужас от того, насколько кожа Силии стала прозрачной.
— Когда твой отец создавал крестражи, то он откалывал куски своей души и прятал в предмет, — пугает еще больше. Януш не понимал к чему она это говорит ему. — Ох, как же я люблю вертикальный инцест, — признаётся Силия, сдавливая своему сыну нежные щечки, даря свой пряный и робкий поцелуй, в котором юный мистер Реддл отведал неприятную недосказанность.
— Скорее продолговато-поперечный, — убирает с себя её руки, его бесит, что она сверху. — Хочешь отдаться мне? — она молчит, но все же тянется к нему, целуя. Он стягивает с края кровати забытый им отцовский ремень, который носил только ради того, чтобы больше походить на Тома. Силия тут же разворачивается и хочет сбежать, боясь, что Януш станет её лупить, он успевает в неё вцепиться раньше, чем она спрыгивает с кровати. Он придавил её животом к матрасу, наваливаясь изо всех сил. Выбрасывает дурацкий ремень, ни разу не имея в голове жестокой мысли избить или унизить. Целует её волосы, хватаясь в сжатые плечи своей мамы, Силия привлекает своим тяжёлым дыханием и какой-то своеобразной любовью поиграть. Задирает её шифоновый светлый пеньюар, целует в щеку, Силия поворачивает голову, отдаваясь на поцелуи, после которых у Януша обильное насыщение счастьем. Она хочет его и даже не старается это скрыть, подставляет своё тело, умилительно охая уже заранее. Ему очень сильно захотелось покончить с этой затяжной игрой, снимает с себя халат и бросает, оставаясь полностью голым. Стягивает с Силии эту шелковистую ткань, обнажая. Она, кажется, играет в слабость и больше надумывает, кричит от долгожданного соединения их тел. Януш прошёлся языком по линии позвоночника, вспоминая, что папа говорил маме что у неё красивая спина. Он согласен со всеми комплиментами, которые делал ей Том. Срывается на грубые и резкие, немного поспешные проникновения, не в силах остановиться, особенно, услышав, как Силия невинно страдает.
— Папочка… — простонала она, Януш понял, что его мать представляет будто трахается с отцом. Она почти плачет от собственных мыслей, не прекращая постанывает, срываясь на откровенные вопли, подаётся на грубые толкания, и чем сильнее они были, тем милее Силия вопила. Силие стыдно, она не смотрит на своего сына, прокручивая в голове все грязные слова Тома. Она просто не хотела даже думать о том, что совращает своего ребёнка.
— Я — Том Реддл, — шепчет ей на ухо, прижимая к мягкой постели, рукой сжимая её напряжённую внутреннюю сторону бедра. Силия слабо прикрывает веки, покрикивая искренне, кажется, даже от горечи. — Я Том Реддл, — повторяет Януш более громко, чувствуя её слабые судороги внутри. Она вся истекает, а потом принимает внутрь, смазка растирается. Янушу её нужно больше, иначе, ему будет больно, но он весь сам потек от этих грязных игр. — Я твой папочка, — убеждает свою плачущую маму кончать почаще. Силия всегда принимает позицию жертвы и упивается этим, прямо как сейчас. Он хватает её за предплечья, потянув к себе, она поворачивает к нему свой заплаканный профиль. Януш невероятно разочарован и зол, не понимая, почему Силие это нравится, а потом он понял, что мама просто скучает по своему папе. Мама его очень любит, Януш обнимает её со спины, начиная жалеть, целует её во влажную щёчку. — Что мне сделать для тебя? — раскаивается во всем содеянном, он не Том, ему невыносима её боль. Силия ничего не ответила, он даже перестал её трахать, почувствовав себя чудовищно. Он отпустил Силию, больше не держал, если прямо сейчас она решит уйти, то Януш не станет останавливать. Ей не понравилось, что он перестал доводить её, Силия слезает с него, чувствуя, как стягивается все внутри, а Януш ощутил свободу, больше не было сильного давления, которое просто плющило. Силия утёрла свои слёзы, пренебрежительно усмехнулась. Усмехнулась его добрым и ласковым чувствам к ней. Она снова пленила его член своей сдавливающей дыркой, ему было больно, но не ей. Силия сама задвигалась на нем, смотря в растерянность в глазах своего сына. Он вскрикнул, тяжко выдыхая, а с каждым её трением Януш терялся.
— Мне больно, — слабо говорит он, а сам весь тает от близости к своей маме.
— Мне прекратить? — гладит его по щеке, совершенно не жалея.
— Нет, — смыкает губы, глотая вырывающийся стон. Силия гладит ему волосы, она приятная и делает хорошо, но одновременно это и муторно больно.
— Ляг, — опускает его, он разомкнул губы, потому что хотел ахнуть. Она делала все медленно, он чувствовал, что не кончит так очень долго. Януш ощущал себя безвольным, пыточное наслаждение, ощущал, как каждый бугорок на его члене вынужденно продавливается и трется о её ватные стенки. Этого не было со Смертью, только с мамой, с человеком. Хочет отдаться своим порывам, закрывает глаза позволяя холоду пробраться изнутри во вне. Силия остановилась, оглядывая, как замерзло помещение, а за окном набежали тучи, стало заметно темнее. Лицо её сына почернело, ровно как и весь он скрывался под этим непроницаемым видом, растворяясь в тёмной сущности дементора. Силия до сих пор его боится, ей стало не по себе, все ещё пугается этого существа. Оно моментально меняет положение, отказываясь быть снизу, не предоставляя выбора своей любимой маме. Дементор видел в ней свет, он был с отблесками серого, не то что свет души других, но ему нравилось даже это. Его единственная желанная жертва, смерти которой не хотело даже это создание. Он слышит, как Силия подавляет в себе страх, в ней много страхов засело, а так же желаний. Она не попыталась вырваться, обхватила это нечто ногами, чувствуя, что теряет твёрдую поверхность. Его длинные руки приподнимают её, придерживая. Силия чувствует горячей кожей спины сухие пальцы, они царапают, но не специально. Постоянно смотрит на неё, хочет увидеть, продолжает попытки, в надежде прозреть. Бессовестно хочет сделать себе приятно — решило трахнуть её. Она хрипло крикнула, вцепляясь руками в его предплечья, сначала холодное, а потом очень сильно нагревается. Дементор словно чувствует предсонное состояние своей жертвы — обнимает и жмёт к себе, продолжая потягивать все вкусное и медленно удушать, старается уменьшить страдания своей мамы, желая их вовсе не причинять, но так не выходит. Силия все равно чувствует слабость, испытывая дементора в себе. Отголосками его действий были мурашки по коже, Силия хочет простонать, а получаются бессвязные редкие потягивания гласных.
— Такое сильное, — растворяется в нежных чувствах к этому дементору, находя его привлекательным, несмотря на самое обыкновенное уродство. Оно тяжко восклицает что-то нечленораздельное, его всего колотит от желания поцеловать её, присосаться к свету и лишить души раз и навсегда. Он мучается, потому что играется с тем, что нужно поесть. Медленно тянется к желанному, дыша гулко и с хрипотцой. Силия видит его жалкие потуги, которые он не в силах довершить. Дементор хочет её всю. Она наблюдает, как его скрытое капюшоном лицо приближается, он касается её губ, после чего Силия подумала о том, что Януш удушает, через раз давая сделать вдох. Он стал грубее тормошить и толкать изнутри, она томно вскрикнула прямо в рот дементору, что однозначно, задело это создание. Он стал прикасается к её щеке и волосам, отрывается от губ, давая Силие вздохнуть, а ей тяжело — хочет только спать. Дементор трогает дергающуюся от каждого вздоха грудь, его пальца трогают соски, они моментально затвердели, Силия откровенно прибывала в томном и замедленном восторге. Эти длинные страшные пальцы, словно их вывернуло пару раз, проводят по линии талии и дрогающему животу. Он наконец-то решил изучить: что такое он трахает. Дементор запел свою колыбель на парселтанге, гипнотизируя не только жертву с погодой, но и себя. Гладит Силию между грудей, находя её кожу приятной по ощущениям, сжимает грудь, издав некое подобие на удивление, пополз ладонью вверх, трогая ключицы, поглаживая следом шею. Он теряет нить происходящего, погибая в самом обычном соитии, находя нечто прекрасное и новое. Прекращает что-то шептать, прислоняясь ртом к шее, Силия чувствует приятное горячее дыхание. Он все превращал в лёд, будучи сам очень тёплым, она размеренно стонет, закрывая глаза, ей кажется: картинка плывет пред глазами. Дементор приложился к груди и Силия не смогла проигнорировать это, он втягивал и слюнявил, вроде бы, у него нет языка. Чёрные густые отметины остаются после его поцелуев. Внезапный звон в дверь. Дементор резко растаял в образе привычного лица мистера Реддла младшего. Он потерял способность левитировать в воздухе и они упали на кровать.
— Так все это время ты был им, — приглаживает ему волосы. Он кратко улыбнулся ей, продолжая начатое, слизывая свою чёрную слюну, Януш ухватился в Силию покрепче, наконец позволяя себе кончить. Он простонал так громко и несдержанно, Силия целовала ему шею и губы в этот момент, чувствуя, как напряжен её сын, как дрожит он в агонии чувств.
Снова постучали, на этот раз требовательнее.
— Ты запер дверь? — спросила его Силия, просыпаясь до конца, но все ещё утопая в слабости.
— Да, — нервно бросил он, смотря на выход из комнаты, думая: кто это ломится к ним в дом? Как только ключ в двери стал поворачиваться, Януш и Силия посмотрели друг на друга очень вопросительно и испуганно.
— Это Мэри и Томас! — понимает Силия, но вот её сын, кажется, прибывал где-то в прострации. — Убирайся из моей комнаты, сынок. Живо! — скидывает его с себя, наблюдая, как он, абсолютно голый скрылся за порогом. Силия хочет все ещё спать, ощущая холодность своей кожи и слипание век, но она заставляет себя встать и напялить хотя бы халат.
Силия услышала, как ее сын пытается ее опередить, однако, совершенно не спеша, перебирая своими ногами столь лениво, будто давая понять, что весь мир подождет, она снова меряет на себя образ непорочной мисс Реддл, уступая «миссис» своей бабушке. Януш выглядел всклоченным и обомлевшим, она хватает его за руку, останавливая, начиная заправлять ему рубашку, поправлять воротничок, совершенно утопая в происходящем. Она все больше напоминала ему Смерть, отдаленно, очень слабо, но в них есть что-то общее. Не догадывается, что его отношение к ней только поддевает Силию вести себя столь странно. Она целует его, хотя шаги внизу уже отчетливо слышны, Януш беспокоится сильнее матери, которая, кажется, берется высасывать всю душу уже из него.
— Мам! — не понимает к чему она такая непринужденная.
— Запомни! — хватает Януша за руку. — Я твоя тётя, твой отец мне брат и вообще ты не воспринимаешь меня как маму при них, — она говорила поспешно и очень издерганно, стряхивая невидимую пыль и поправляя ему волосы каждую секунду. — Для них мы должны казаться нормальными, — Силия очень распереживалась.
— Они не знают? — он был ошеломлен от такого вранья.
— Мы не стали применять Обливейт, точнее, я отказалась. В общем они удрали намного раньше. Слухи в деревне породил кто-то из них, — она опускает глаза на лестницу, ведущую вниз, откуда доносились чужие голоса. — Но я убедила их, что виновен был во всем Том.
Януша поразила изменчивость матери, она подстраивалась под ситуацию так гибко и мягко, лишь бы везде успеть заткнуть брешь, в этом они с отцом были в чем-то похожи. Помешанные на себе.
— Подробнее я расскажу чуть позже, а пока, ты должен спуститься к ним и представиться, — она подрывалась и очень нервничала, не оставляла ему выбора, бросала и подставляла под удар, зная, что ради нее он все сделает.
— Без тебя? — он несказанно заволновался. — О чем я буду с ними говорить?
— О них. Они любят рассказывать о себе, — целует его в губы, убеждая в том, что без него она никак не справится.
— Но куда ты… — Януш не успел договорить.
— Твоя сперма, она течет по мне, — его искушает ее интонация. — Ты ведь не хочешь, чтобы они все поняли?
— Мне как-то все равно, — целует ее снова.
— А мне нет! — обрывает его любовь, удаляясь.
Он смотрел ей в след до тех пор, пока она окончательно не бросила его, скрываясь в своей комнате, плотно закрывая дверь. Януш уже в который раз подловил себя на мысли, что его бесит и одновременно покоряет ее поведение. Ненавидит Силию за какие-то несуразные поступки или отсутствие таковых, но никогда не обзывает и не ругает маму.
Вскидывая гордо подбородок, кладя ладонь на гладкое прохладное перило, Януш спускается вниз, слыша голоса своих сводных родственников. Интересно, а Силия задумывалась о том, кто отец Тома Реддла? Делая плавные, но быстрые шаги, он резво спустился вниз, видя, что входная дверь в дом открыта, словно впуская внутрь что-то еще, помимо Реддлов. Их голоса были ни на что не похожими. Голос Томаса отдавал грубостью, говорил он кратко, будто отдавал приказы, на его фоне миловидный женский голос Мэри с возрастной хрипотцой уравновешивал весь контраст. Януш считал, что он хозяин в доме, а не эти маглы, странные и видимые только на фотографиях ранее. Они рылись на кухне, приближаясь бесшумно, будто бы похититель, Януш все же заглядывает внутрь, а затем и вовсе заходит к ним, но пока что милый спор старичков по поводу того где должна стоять скульптура танцующей женщины, которую они притащили откуда-то из Лондона, не прекращался. Они говорили о ерунде так, словно это дискуссия века и от этого что-то зависит. Высокий, но изрядно сутулый и сгорбленный мужчина преклонных лет, на лице которого въелось все чванство в мире и недовольство, пытался доказать свою правоту старой женщине, которая изрядно молодилась. Мэри была ниже Томаса, однако, сохранила осанку и хоть какую-то красоту.
— Здравствуйте, — перебивает их глупый диалог ни о чем Януш, демонстративно вторгаясь между ними, без стеснения начиная каждого из них осматривать. Старики сразу же замолчали и вцепились взглядами в нового мистера Реддла. На их лицах застыло удивление, страх и восхищение одновременно. Они были хорошо и со вкусом одеты, сразу видно — городские, а вернее — лондонские. Януш не заставил себя ждать и протянул каждому стоящему руку, Мэри и Томас в полной тишине переглянулись и одновременно пожали ему руки.
— Вы, верно Януш? — улыбнулась Мэри. — Невероятно… какое сходство, просто поразительно, даже сложно сказать на кого ты больше похож на Тома или на Силию… — женщина не могла оторвать глаз от него.
— Думаю, на обоих сразу, — приветливо улыбнулся им, после чего заметил недовольство Томаса Реддла.
— Где Силия? — первое, что спросил седой мужчина. Его волосы были достаточно редкими, но сам волос плотным и толстым, поэтому его серость цвета была даже не полной, где-то проглядывали темные волоски, залысины сверкали только на висках и медленно проедали плешь дальше, однако, это не мешало Томасу выглядеть по-скотски суровым и бестактным. Смотрелось это столь же сурово как и весь образ Реддла-самого-старшего. Он даже не сделал вид, что ему интересен новый член семьи. Вот он — консерватизм в чистом виде, воспринимает только устоявшееся и проверенное временем, даже новых людей не впускает, несмотря на то, что это мог быть член твоей семьи. Но Януш не расстраивается, потому что ничего не чувствует к этим людям, но если есть уважение, то и он сделает все для того, чтобы не быть подлым, хотя именно эта гадостная подлость выползала порой как червь из-под сырой земли, а потом, когда все стихало — забиралась обратно.
— Она неважно себя чувствует, — вспоминает слова Смерти. Мэри тотчас же распереживалась о своей внучке, либо сделала вид что ей не все равно, хотя по ней видна искренность, но не в дедушке. Он был словно кусок бревна, нет, даже не бревна. Он — пень, уродливый и все портящий пень, который крепко сидит корнями в земле и дабы его выкорчевать, нужна немереная сила и много времени, терпения. Томас смотрел на Януша не скрывая своего обвинительного взгляда, но все это можно списать на домыслы, если бы не это косвенное обвинение в инцесте:
— Вы живете здесь вдвоем? — в его тоне неприкрытая усмешка. — Совсем одни?
— Да, — идет напролом, видя, как злится Томас от столь наглой правды в лицо. Наверное этот старый ханжа уже представил, как его внучку сношает правнук, и Томаса можно было бы обвинить в чем-то, не будь он так чертовски прав, ведь Силия пошла смывать следы их порочной связи. А дед-Реддл не идиот, он столь же проницателен, — это заставляет юного Реддла зауважать деда и даже найти в нем привлекательные стороны.
— Слышал, ты играешь на пианино, — как-то сам переводит тему Томас.
— Да, — коротко кивает, не желая одаривать этого человека своим вниманием, но Януш видит как факт того, что он умеет перебирать клавиши вызывает у дедушки одобрение.
— Простите, я опоздала, — из-за спины Януш услышал слишком натянутый голос матери. Их жаркие отношения выдает его реакция на нее, он среагировал моментально, оборачиваясь к Силие, забывая обо всех. Рассматривает ее ноги, понимает, что его мама выказывает протест общепринятым буржуйским и викторианским правилам. На ней был шелковистый халат, а под ним короткая рубашка на бретельках, у Силии просматривались все прелести и формы. Это можно было бы списать на то, что мисс Реддл только встала и вообще она очень плохо себя чувствует, но это не вяжется с тем, что она накрашена, волосы ее причесаны, а на ногах туфли, кстати, те самые, в которых Януша убили. Размашистый рукав до локтя светло-розового цвета, шелковистая легкая ткань халата, который длинной доходил до самых щиколоток, повязан на тонком поясе. Силия якобы оправдывалась тем, что вовсе не нагая, хотя даже одетой она виделась больше вызывающей, чем голой. Януш взглянул на Томаса, который резко посмотрел на него, да, скрывать всю подноготную искренних чувств было сложно — у него на нее встал.
— Я сказал, что тебе нездоровится, — голос Януша заметно ломается при такой обстановке, подходит к ней ближе.
— Что случилось с Томом? — Мэри спрашивает о наболевшем.
Силия берет прозрачный бокал и откупоривает бутылку белого вина, наливая до половины. Она показывает им, что живет как хочет, делая это невызывающе, но очень уверенно. Подходит к Томасу Реддлу, вытаскивает у него из кармана ни что иное как портсигар, берет бокал и уходит. И все пошли за ней, да, не сказав ни слова, но пошли. Силия села на диван, демонстративно закинув ногу на ногу, замечая, как старика Томаса всего крючит от недовольства. Он еле сдерживает свои сексистские возмущения, особенно, насмотревшись на Тома. Силия говорит, что сам Том очень многое перенял от Томаса Реддла, по крайней мере, чрезмерная ворчливость, абсолютное пренебрежение чужим мнением, ну и конечно же — сексизм. Силия говорила, что Том так себя ведет потому что ненавидит быть плененным, но она ведь не виновата в том, что он к ней испытывает.
— Мой дорой Том… — прикурила Силия.
— Не называй его так! — не выдержал Томас, сжимая пальцы в кулаки.
— Он в Австрии, — но Силия продолжила, выдыхая едкий дым, наполняя большую гостиную этим запахом. Она игнорировала мнение деда, а тот ловил себя на несдержанности. — Он вернется, — уверенно добавляет, сбрасывая пепел прямо на пол. Януш не мог сдержать улыбки, видя, как его мама поистине многогранна, он находил в ее поведении околдовывающие нотки. Будучи на стороне Силии, был готов в любой момент сожрать любого из них, пусть только дадут повод. Однако слова Силии о Томе заставили очнуться от влюбленности.
— Он не вернется! — Януш вклинился в разговор взрослых, подходя к маме со спины, видя, как она все еще уставилась в никуда и даже не дернулась при приближении своего сына.
— Он вернется, — повернулась Силия к нему, выдыхая дым ему в лицо. — Том всегда возвращается, — она пугала его этими словами. Томас сощурился как самый подозрительный старикашка, находя в их словах некий шифр.
— Когда же нам его ждать? — спросила Мэри и все посмотрели на нее.
— Скоро, — уверенно сказала Силия, втягивая вонючий дым. — Думаю, вы его застанете, — она говорила загадками, что очень напрягало Януша. Он желал поговорить с ней, но был не в том положении, пойманный словно в сети. — Как в Лондоне? — Силия улыбается, рассматривая прибывших родственников.
— Подростки прыгают прямо в Темзу, несколько самоубийств произошло, — Томас был в своем репертуаре. Это было жутко, однако, Силию это позабавило:
— Это напоминает собачий суицид с Овертонскова моста в Шотландии, — незамедлительно провела аналогию.
— Удалось увидеть королеву, вот недавно родился Принц Эндрю, — а Мэри продолжала радостно преподносить столицу.
— Через года три-четыре у них родится еще один, — Силия как бы невзначай это выпалила, после чего Реддлы внезапно засмеялись, наверное над тем с каким отречением и полным малодушием мисс Реддл это сказала.
— Дай бог, — обрадовалась Мэри. — Дети — это прекрасно. Хочется, чтобы Виндзоры продолжали свой род, укрепляли свои права и чтоб семья их разрасталась, — это были слова истинной патриотки Англии.
— Чем больше детей — тем больше конкуренция, — Силия поражает своими тучными и грубыми мыслями, однако, они сразу же убрали улыбку с лица стариков. Она нарывалась, сознательно шла на конфликт, который подмяли словно пыль под ковер. Томас уже весь побагровел от желания высказаться Силие о том, что она делала в своей жизни, и что не ей судить и рассуждать.
— Силия! — одергивает ее Томас.
— Да что не так?! Почему вы не делаете акцент на том, что ее муж троюродный брат?
— Неудачное сравнение, — тихо и очень аккуратно сказала Мэри, приподнимая брови.
— Мама… — обомлел Януш, впервые увидев Силию злой.
— Не называй ее так! — ткнул в него пальцем Томас. — Не при мне! Не в этом доме!
Докурив сигарету, Силия бросила окурок в камин.
— У Елизаветы и Филиппа четверо детей! — показывает на пальцах.
— Их трое, — поправляет ее Мэри.
— Это пока.
— Не сравнивай себя с ними — это первое! — кричит на Силию Томас. — Второе — троюродные братья и сестры не родные, ровно как и двоюродные! — тычет в нее пальцем. — Чем ты не довольна, внученька? У вас с Томом уже есть свой принц, — указывает на ни в чем не повинного Януша, втягивая в конфликт, ставя чуть ли не яблоком раздора. — Прикажешь наградить твоего бастарда титулом Уэльским и вручить ему Экскалибур? — Томас говорил ей гадости с особым изяществом, ставя на место, как он думал, строптивую и избалованную родственницу. — Ты ведешь себя очень недостойно! Недостойно моей фамилии. Ваш позор просто невозможно пережить, забыть или перекрыть. Один вид твоего сына выворачивает, просто потому что я знаю всю правду! Не дай бог я узнаю о чем-то подобном, — угрожает Силие. — Я выпорю этого мальчишку и вышвырну на улицу, — доводит Силию до слез. Януш не смог сказать ни слова, настолько это было страшно и неожиданно, дед Томас внушал неприязнь и осторожность, поэтому мысль об убийстве исподтишка грела как солнечный лучик зимой. Он хотел бы подбежать к Силие и спросить почему она не сотрет память старикам, однако, догадывается, что его мама просто-напросто жалеет их, тем более слухи в городке уже ничем не уберешь. Людей слишком много.
— Нам надо всем вместе сходит в церковь, как вы на это смотрите? — перебила ссору Мэри. Януш немедленно посмотрел на свою мать, она ненавидела религию, и, вроде бы, с каждым приходом своего сына в данные места только больше. Но лицемерная и пленённая собственным чувством долга, она только улыбалась, ничего не говоря.
— Ты болеешь, милая? — приложила к её лбу руку Мэри Реддл. — А я была уверена, что жизнь в тесной столице отнимает здоровье.
— Думаю, надо сходить, — командует Томас, внимая этому удобному молчанию.
— Наверное мне лучше остаться дома, — врет Силия, изворачивается и хочет как можно правдоподобнее избежать нежеланного.
— Да, мама… то есть Силия может остаться здесь. Я схожу с вами, — Януш хочет перетянуть все внимание на себя, давая маме шанс улизнуть. Он заметил, как их резануло его ласковое обращение к Силие как «мама». Мамочка, — Януш повторяет это про себя, хочет обнять её и поцеловать в губы, а затем в шею, потом опять в губы, снова опускаясь ниже, расцеловывая ключицы, спешно раздевая в этот момент, вожделея прикоснуться языком к груди. Лизать и сосать ей соски, затем вставить Силие и продолжить все это одновременно. Он смотрел на неё, взял за руку, умирая от желания просто коснуться. Силия заметно занервничала и выдернула свои пальцы, потому что переживала только о Томасе и Мэри, которые могут подумать что-то не то. Януш только сильнее хочет освободить свою маму, кажется, соглашаясь с мыслью о её медленном убийстве. Зачем ей такая жизнь? Он все решил за неё, однако, сильная симпатия каждый раз осаждает.
Она не показала своё нежелание, просто шла, опираясь на собственного сына, беря его под руку, проникаясь противоречивой страстью только крепче. Силия то любила сына как мужчину, то не любила, то ценила, то не придавала его действиям никакого значения. Она хотела уйти, бросить и Тома и Януша, не желая умирать ни под кем из них. Готовила свой побег, но постоянно откладывала из-за трусости быть с ними один на один. Теперь же все изменилось и она может затеряться среди Томаса и Мэри, возможно даже в момент, когда Януш будет молить господа о спасении, но не решается, превращая все замыслы в фантазии. Он берет её за руку, сплетая их пальцы, Силия чувствует его ладонь своею, хочет поцеловать ему руку, закрыться в комнате и трахаться. Она смотрит на Мэри и Томаса, понимая, что ни она и ни Том вовсе ничего никогда не имели. Они воры и паразиты и её это устраивало, но не теперь, когда Тома нет.
В этом маленьком с виду храме просторнее внутри. Католичка Мэри не имела глупых предрассудков и не разделяла одну и ту же веру, что казалось благоразумным. Но как же Силия ненавидела эти нравоучения и выслушивать как надо поступать и какие книжки ей читать. Вот даже сейчас они все ведут её в то место, где она ну никак находиться не хотела, хотя бы просто потому что не верила в религию и не стремилась никогда. Силия смотрит на своего сына, думая о том, какая же он двуличная мразь. Он берет тонкую свечу и, непременно соблюдая все ритуалы, ставит её к остальным, при том, что он даже ни разу не крещён. Янус — двуликий бог в древнеримской мифологии, складывалось впечатление, что Смерть знает толк не только в именах, но смотрит куда глубже, чем просто поверхностное происхождение имени. Можно ли объединить двуликость бога с польским происхождением? Лицемерие и страна? Он протягивает ей свечу, одобрительно улыбаясь, верно, подбадривая. Она влюбляется в него только больше, даже не потому что он, вроде бы, такая же мразь как и его отец, а потому что он её сын. Единственный, кто, кажется, о ней думает и переживает, ей льстит то, что у него на неё стоит. Она может начать говорить разного рода клише, по типу: «Ты так хорош, что любая будет счастлива оказаться в твоих объятиях!». Но нет, Силия знает, что ему нужна она, ему нужна мама, нужна душа, секс с ней и самые красивые отношения. Он влюблён. И всегда был влюблен, Силия слышала это из уст Смерти, когда носила в себе ничтожный зародыш. «Ты выбрал меня», — её трогает и прельщает такое отношение к себе. Хочет заняться с ним инцестом и никогда не прекращать это. Она знает, что спит с дементором, от чего мнит из себя Смерть. «Ваше присутствие в моей жизни, делает меня особенной», — берет свечу из его рук, но не собирается даже делать шаг в сторону глупых ритуалов, но, увидев, с каким выжиданием на неё смотрят давно пропащие родственники — соглашается с происходящим. Подносит фитилёк к пламени сторонней свечи, наверное, впервые о чём-то прося небеса. Хочет, чтобы Том вернулся. Хочет обрести свободу.
— Меня заводит то, как дрожит твоя рука, — хватает её дрожащее запястье, помогая маме поставить свечу к остальным. — О чем ты просишь? — спрашивает Силию так тихо, почти шёпотом. Он стоит сзади, она протягивает руку, касаясь его ноги, готовая умереть вот так — от любви и ненависти одновременно. Считает, что каждый из этих мужчин сломал ей жизнь, но винит все же себя.
— Я прошу о том, чтобы ты трахнул меня, — уклончиво отвечает, приподнимая на него глаза, играя по правилам собственного отца. — У меня сильное привыкание к нашим соитиям.
Силия замечает, как какая-то женщина засекла их слишком тесную связь, это заставляет уже мисс Реддл отстраниться, беззвучно прошептав слащавое: «Простите».
— Ты убьешь меня? — поворачивается она к нему, все равно продолжая манящий флирт, кладёт руки ему на грудь, ощущая то чувство, что испытывал Том от связи с собственным ребёнком. Она восхищалась тем, что создала его таким, хочет пустить руку по его штанам вниз, дабы ощутить всю твердость его намерений, а затем взять в рот. Силия не знала что это, если не любовь.
— Нет, — отвечает ей совершенно холодно, будто слова о смерти собственной матери не страшат его. Хочет сбросить с себя все и трахнуть её до боли сильно, снять человеческое лицо и продолжить, забрать с собой. Хочет посадить свою мать в Азкабан и быть её сторожем, представляя, какой масштабной волной его затопит сласть экстаза. Но на самом деле он не жестокий, просто иногда похоть отупляет чувства прекрасного, срывая стопор. Однако он держится лучше Силии, ведь она уже трогает его грудь, готовая совершать неправильные, с точки зрения морали, поступки.
— Сегодня нам придётся спать в разных комнатах, — окунает в чан с острыми ножами реальности млеющего от сексуальных фантазий, которые должны реализоваться в ближайшее время, юнца. Он хочет вставить ей, причём очень сильно, катастрофически. Его дыхание слегка углубилось, а лицо порозовело, Януш считал секунды, желая уйти.
— Я приду, — берет её за руку.
— Нельзя, — невинно соблазняет только больше.
— Заколдуй их, — косо посмотрел на Мэри и Томаса. — Для тебя нет ничего невозможного, — он подлеет с каждым днём.
— Ты этого хочешь? — испытывает дальше.
— Очень, — подыгрывает, приближаясь, сжимая её пальцы.
— Ты сосешь мою душу? — также провокационно спрашивает.
— Да, — сожалеет и одновременно радуется этому факту, находит её лицо безумно красивым. Она для него была самой желанной, волшебной и невероятной.