— Ты думаешь твоя душа целая? Разбей вазу и склей её, получится то, что было прежде? Вот тут тоже самое. Урон нанесён колоссальный. Внешность — ерунда, её можно вернуть, но не рассудок, Том. Ты — душевный калека, собранный по крупицам разломанной души, доведённый почти до белого каления предыдущими жизнями. В твоей голове много судеб и вариаций одного и того же человека — тебя, Том. Это все муки души, которая себя погубила, но так и не смогла себя убить. Чем чаще ты пользуешься своей властью, тем глубже травмируешь свою душу.
* * *
Томас раскачивался под виниловую пластинку песни под названием: «Шестнадцать причин», когда Януш окинул взглядом плоскую коробочку, то незамедлительно заметил, что певица родом прямо из Штатов, за которые Томас беспощадно ругал Силию. «Шестнадцать причин почему я люблю тебя», причем шестнадцатой была — «Наша любовь совершенна». Томас взял в руки собственное пальто и стал представлять, будто ведет в парном танце, роняя слезы под эту песню. Януш сразу же понял — эта пластинка его отца, только Том мог слушать такое. Рассматривая, то как сходит с ума под любовную попсу дедушка, Януш ощутил, что их дом уходит под землю, совсем скоро спустится новая безнадега и даст в каждом члене семьи глубокую трещину. «Мама, ты нужна нам», — Януш вытирает горькую слезинку со своей щеки, не в силах смотреть на ее фотографии, особенно те, где она улыбается. Она бросила его, неужели он заслужил такое, неужели ей было так плохо? Покидает дедушку, зная — тот не оправился от того, что постоянно винит себя в случившемся. Януш минует гостиную, вспоминая, что он забыл свое Феликс Фелицис много месяцев назад в кабинете Томаса. Их с дедом осталось только двое, старик совершенно перестал понимать что происходит в мире, особенно после того как ему пришла телеграмма о смерти Мэри, какой-то урод стукнул ее по голове ради пары купюр в Лондоне. Единственный человек, который знает Силию — Том, только ему под силу разгадать ту самую загадку, оставленную мамой, только мистеру Реддлу под силу обхитрить Смерть. Он же не дементор, он же не боится Патронуса, он же никогда не потеряет свое лицо. В кабинете Томаса была чистота, прямо как в тот раз, когда Януш впервые увидел в руках своей матери пистолет, она была готова пристрелить Тома, но, кажется, это вовсе не так. Отворяя передний ящичек стола, Януш выхватывает флакончик с прозрачной жидкостью, понимая — ему это пригодится. «Я не могу идти в открытую против Смерти…», — сожалеет юный мистер Реддл, садясь на место дедушки, осознавая, что теперь он важный член их жалкой семьи. «Но я могу столкнуть их лбами…», — сцепляет пальцы в замок, уверенный — его хитрый план сработает. Кладет дневник Тома перед собой и выдирает единственный исписанный листок, на котором Силия оставила пару непонятных фраз. Януш был уверен что «Мой дорогой» относилось к его отцу, но, а что если Силия оставила это Янушу, зная, что он будет ее искать? Смерть преследует какие-то цели, она разделила их не просто так, если Силия оставила записку, то, скорее всего, всё это случилось против воли милой мамы. Но никто не должен знать, что Януш знает мол Силия не мертва, если сама Смерть убедительно просит верить в эту ложь. А что если мало времени, вдруг что должно свершиться? Януш резко встает с места, понимая — тянуть нельзя, сминает лист дневника, слыша, как бумага надрывно трещит. Покидает свой облик, растворяясь в черной фигуре, высвобождается через окно, чувствуя себя легкой пушинкой, пока в руке все еще лежит смятый клочок. Дементоры шепчут и зовут, они рассказывают о своей жизни у стен Азкабана, поют непонятные песни, которые Януш не в силах повторить. Их слова преследуют его, особенно, когда он упоминает краткое: «Нурменгард», дементоры стали рассказывать о том месте. Мол это небольшой остров посреди Атлантического океана, омываемый со всех сторон разноцветными водами. Волны вздымаются там постоянно и бесконечно, с какой стороны не посмотри — океан меняет цвета. Примечательно то, что сами дементоры ни разу там не бывали, но по рассказам Смерти они в точности описывают стоящую каменную тюрьму. Точно угловатая башня, высившаяся прямо на выступе, иногда волны достигают стен тюрьмы, а если наступает леденящий душу мороз, то вода так и застывает в движении замороженная, подпирая мрачную темницу. Дементоры слагают песни о Нурменгарде, говоря, что это счастливое место, где нет авроров и полная свобода. Они сравнивают жестокое обращение с ними в Азкабане с собственным отсутствием в Нурменгарде. Дементоры хотели бы повытягивать из Тома Реддла волшебную душу, такую особенную и ни на что не похожую, когда Януш спрашивает братьев в чем же его отец особенный, тогда они говорят мыслями Смерти, приоткрывая младшему брату куски из жизни Тома Реддла, рассказывая, что имен у того тоже много, хоть и меньше чем у их общей матери. Касаясь плещущихся волн прямо на лету, Януш чувствует, как вода отвердевает и оледенивает, прекращая свой пылкий бег, ни до чего не мог коснуться, понимая, что это как-то неправильно, от чего ему становится нестерпимо грустно, а все в округе тщательно мерзнет.* * *
— Мистер Реддл, — Том оборачивается на голос Ньюта Саламандера, а затем оглядел все вокруг, приходя в глубокий шок, видя перед собой башни величественного Хогвартса. Мистер Саламандер улыбался, копошась в своем чемодане, а затем, махнув волшебной палочкой, раскрывает его, отходя подальше. Том осмотрелся, наблюдая за собой Запретный лес, из глубины которого, кажется, что-то рвется, ибо треск дает о себе знать, и взвинченный мистер Реддл направляет палочку в сторону лесов, не замечая насколько добродушен его коллега Ньют. — Не бойтесь, Том, — мягко успокаивает, — это всего лишь фестралы. Ей богу, вы словно маленький, — дивится такой реакции на лес, ведь Том профессор, окончивший школу магии, неужели он плохо слушал лекции по Уходу За Магическими Существами? Том смотрит в лицо Ньюту, вспоминая, что у того русоватые волосы, в которых плещется заметная рыжинка, на носу его пара веснушек и его этот потерянный, но совершенно не злобный взгляд. — Думаю, пора, — понимающе и успокаивающе говорит Ньют, опуская взгляд на чемодан. Том растерялся, не понимая чего от него желает мистер Саламандер, да и вообще, может быть, он очередная Смерть? — Ну же, выпустите ее, — продолжает таращиться на него, тогда Том резко опустил палочку к чемодану, наблюдая, как оттуда высовывается голова его змеи. «Пора тебе начать самостоятельную жизнь», — направляет палочку на Черное озеро. Огромная узорчатая змея грациозно выползла на волю из совсем уж маленького чемодана, она раскрыла пасть, кажется, вдыхая свежий воздух впервые в жизни, она поникла к влажным прибрежным камушкам, заставляя те рассыпаться, вползая в черную гладь холодной воды с мирным шуршанием. Том знал, что покидает Хогвартс, а Иниган будет лучше не в закромах сточных труб. «Не забывай обо мне!», — шепчет ей в след, опуская палочку, добавляя досадное: «Никогда…», наблюдая за тем, как его василиск становится еще одним чудищем Черного озера. — Этот убогий кальмар не съест мою змею? — Том решил сорвать свою злость хоть на ком-то, считая Ньюта отличной подушкой для битья, приблизившись к нему резко, наставляя палочку почти к самому лицу. — Я прослежу, обещаю, — поднимает мистер Саламандер ладони вверх, чем успокаивает тяжелые думы мистера Реддла. Открыв глаза, Том обнаружил темные стены и себя, возлежащим на холодном полу, как досадно что он заснул в этом месте. Было настолько мёрзло, что при каждом выдохе дыхание сотрясалось под белоснежным паром, Том трогает свои ресницы, замечая, как они примерзли друг к дружке, обрастая корочкой льда, с его волосами на голове произошло тоже самое. Тяжко приподнимаясь, замечает, что весь камень в Нурменгарде покрыло тонкой ледяной пленкой. Геллерт сидел на полу и таращился в никуда, по его волосам свисали снежные висюльки, он подавлял желание дрожать. — Еще никогда не было настолько холодно, — признается Грин-де-Вальд, все еще витая в думах о том, что его жизнь ничтожна. Он не надеялся ни на Тома, ни на Смерть, ни на что-либо другое, зная — в мире его все бросило и позабыло. Том закрыл глаза руками, вспоминая слова Смерти о гибели собственного ребенка, он же пожелал быть с ней. Пожелал, будучи Повелителем Смерти, почему же его мать ослушалась этого приказа? Горькие слезы пробиваются наружу, невозможно сдерживать давление от грузных мыслей, казалось, все в жизни — незачем. Мысль об освобождении грела только в тот период, когда Том знал, что ему есть ради чего это делать, теперь же — нет, когда он смирился со своим положением вещей, проплакав вот уже сколько дней, до тех пор, пока не стало все равно абсолютно на все на свете. Виделось, будто ты не живешь, ты просто существуешь и будешь также существовать бесконечность. Поганая Смерть не дарит свои Дары безвозмездно, исполнитель желаний вывернет все так, словно ты сам виноват в случившемся. «Да что я делаю не так?!», — не понимает мистер Реддл, вцепляясь в свое лицо только сильнее, чувствуя отвращение к самому себе и к Геллерту. Хочет сказать насколько ненавидит Грин-де-Вальда, припоминая ему старые предательства, даже те, в которых, Геллерт не участвовал на данный период времени. Холод неожиданно пропал, убирая руки от лица, Том видит перед собственной решеткой свою дочь. Живую и невредимую. С ее появлением потаял лед. Увидев Силию, мистер Реддл не сдержал сильного рыдания, желая с ней поговорить, но ведь даже не знает с чего начать. Она смотрит на него, кладет руку на решетку и напирает поближе, вроде бы, улыбаясь. Вскакивая на ноги, Том подходит к ней, хватая за подбородок, замечая, как она неподдельно удивилась. Целует ее, чувствуя себя очень странно, закрывает глаза, утопая в своей же страсти, ощущая, как все приходит в норму. Она сопротивляется, правда, совсем немного и целуется непривычно, будто неумело, трогает его за руку. Том касается ее шеи, чувствуя, что что-то не так, ведет рукой ниже. — Том, это кто? — слышит голос Грин-де-Вальда, моментально открывая глаза, мгновенно разрывая глубокий поцелуй, ошарашено смотря в человека перед собой. У Тома нет слов чтобы описать то как он зол, как ему неудобно и как хочется врезать самому себе. — Здравствуй, папа, — Том поднимает взгляд на своего сына, не понимая, как такое возможно, ведь он отчетливо видел Силию. Отвернувшись к стене, мистер Реддл пытается избавиться от пережитого унижения, понимая — данная сцена произошла с его врагом и прямо на глазах у другого врага. Том не стал оправдываться ни перед кем из них, заведомо зная, что они и так считают его безумным. — Я сразу понял, что ты — это не она, — повернулся резко к Янушу. — Я проверял просто, — начинает изворачиваться. — О чем ты? — Януш явно был обеспокоен словами отца. — Геллерт! — злится Том. — Ну ты же видел?! Ты-то точно видел! — Том искал поддержку хоть в ком-то, вцепляясь в решетку, однако, мистер Грин-де-Вальд только угрюмо посмеивался, смотря товарищу прямо в глаза. — Да. Я все видел. И я в легком шоке. Так вот она какая — ваша дочь, — Геллерт залился хохотом. — Стыдно было признаваться? — а тот все продолжал посмеиваться. Том понял, что Геллерт, скорее всего, издевается. Ну ведь он своими глазами видел свою дочь, а потом... оказалось, что это сын. «В каком измерении я живу?», — растерялся, а потом вспомнил, как холодно было всего пару минут назад, а это значит — никакой Силии изначально и не было. — Я пришел по делу, — вырывает из раздумий Януш, крепко сжимая в кулаке лист из дневника, не собираясь говорить отцу ничего лишнего. — Сейчас я буду говорить тебе фразы, а ты должен сказать свои ассоциации с ними, понял? — вглядывается в лицо Тома, улавливая, что тот не в себе, Януш тянет к нему руку, пытаясь тронуть, но Том вырывается как обезумевший и смотрит на сына как на нечто ужасное. — Я ничего не обязан тебе! Понял?! — дерзит в ответ. Януш увидел, что это будет тяжело. — Том, прошу тебя, — хочет найти в отце хотя бы отголоски мозгов. — Хочешь, я расскажу как встретил твою маму? — оглядывается по сторонам Том. — Она была маленькая, помещалась у меня на руках. Эта малютка стала мои венцом, она изменила всю мою жизнь, — он говорил искренне. — И теперь ты хочешь, чтобы она изменила твою! — Януш испугался этих слов, словно бы, Том догадывается, но нет, он продолжил. — Не могу представить себе жизни без возможности оприходовать её дырку, — он говорил все эти неприятные вещи только для того, чтобы заставить сына уйти. — Но я могу касаться её там, мы любим это делать! А ты забываешься, Януш. Она тебе никто, ты даже не знаешь её. Ты — лишний! — тычет в него пальцем Том, видя, как подбил собственного сына. — Моя мама великая, потому что противостояла тебе бесчисленное количество раз! — в ответ тычет в Тома, находя его поведение безрассудным, но желание наговорить друг другу гадостей было превыше всего. — Ты так и не смог её сломить, — улыбается, считая, что Том хотел только этого. — Я любил её, — поражается сказанному, Том считал, что никогда ничего предосудительного не делал в ее сторону. — Это вещи разные, — резко поправляет его. Геллерт не мог понять, о чем говорят эти двое, однако, он подошел к ним поближе, смотря, как похожие друг на друга мужчины спорят между собой, казалось, они говорили на разных языках. Грин-де-Вальд не понимал в чем соль конфликта. — Ты мучил её. Это ты убил мою маму и свою жену! — обманывает Тома, доводя до отчаяния. — То, что мы теряем, все равно к нам вернётся, — самоуверенно скалится Том, начиная злобно смеяться. — Ты будто бы когда-то мать свою терял?! — Я её не получал, потому что её отнимал ты. — Гарри Поттер дорвался до мамочки, — злобно смеётся Том. — Я не Гарри Поттер… А в прочем, живи с мыслью, что твой сын — Гарри Поттер, и он имел твою жену! — Януша выводит из себя поведение Тома. Как бы он не старался быть терпимее к нему, тот всегда найдёт за что уцепиться. Наговорив скверностей, ему стало легче. — Ты мразь! Убогий Смерть-полукровка, неспособный даже палочку в руках держать! — Прощай, папа, — собирается уйти. — О нет! — хватает его Том за руку. — Не бросай меня, — поражает Януша своей просьбой, покоряя его добропорядочность. — Зачем ты пришел? — таращится на него, трогая кисть, прямо ту, в которой Януш сжимал обрывки слов из-под пера Силии. — У меня для тебя загадка, — улыбается, смотря в то, как Том страдает будучи запертым. — Я тоже участвую! — вклинился в диалог Геллерт. — Пятьдесят. Пролив. Двадцать первый. Свобода, — пристально окинул взглядом сначала Грин-де-Вальда, затем Тома. — Бессмысленный поток слов, правда, последнее слово говорит мне о том, чего я так жажду, — Геллерт сразу же сдается, хотя Януш и не рассчитывал на него ни разу. Оглядев обоих, Януш подмечает, что у этих двоих почти одинаковый цвет волос, как хорошо, что эти оба слишком глупы, дабы улавливать детали. После несуразного ответа Грин-де-Вальда, Януш повернулся к Тому, видя, как тот странно улыбается. — Америка, — поражает всех присутствующих. Януш только крепче сжал комок, раздосадованный своей тупостью, ведь это было так элементарно! Эта дурацкая Америка, о ней постоянно крутились разговоры. Томас тот же, что не Силия — то сразу Америка! Януш бы желал получить Авада кедавру прямо сейчас в наказание за свою несообразительность! Такой риск и ради чего? Ради того, что и так было известно, просто будь он умнее… Нет! Просто, это было оставлено именно для Тома, если бы только его сын сразу понял о чем речь... — Как ты догадался? — Януш плохо скрывает свое раздражение, а Том сразу же улыбается только шире, невероятно улавливая странности этих слов. Януш испытывал страх перед Томом, несмотря на то, что тот был за решеткой. — Всё настолько просто, что только идиот не поймет. Это Силия, верно? — Том так близко, что если это не прервать, то он догадается о чем-то. — Пятьдесят — количество штатов. Пролив… он там не один, но интересовал меня именно Лонг-Айленд, а проживая в Чикаго, мы жили близ Мичиганского. Двадцать первый — это штат! Иллинойс. Тот самый, в котором мы жили. Свобода. Символ Америки — Статуя Свободы. Я настолько сильно полюбил ту страну, что для меня эти слова очевидны. — Это сложновато, но, если разобраться — понятно, — согласился Геллерт. — Тут упор делается, в основном, на вас, Том. — Потому что это принадлежало мне! — смотрит на Януша, приходя в задорство от выражения лица мальчишки. — Мой дорогой… — смотрит на отца, выжидая ответа. — Том, — отвечает смотря на сына, давая все ответы, расстраивая Януша тем, что, Силия, оказывается, все же любила не его. — Что это? — Том моментально оживает, поглощенный интересом. — Ее последние слова, — смотрит в глаза отцу, свирая прямо на ходу, во что, тот, однозначно, верит, вспоминая горе потери, закрывая лицо от накатившей истерики. — Как она умерла? — хватает Януша за грудки, не прекращая смотреть в глаза. — Ее убила Смерть… — кидает собаке кость, делая растерянный вид. — Я сам был не в себе, она стерла мне память о том дне, — Том так смотрит, что его сыну стало не по себе, Януш аккуратно отцепляется от него. — Прощай, отец, — моментально исчезает, слыша последние слова Тома: — Постой! — Кажется, я вижу морского змея! — удивился Грин-де-Вальд. — Они приходят иногда и я любуюсь ими, — Геллерту открывалась удивительная картина: как из бушующей воды вырывалось сразу несколько горбов гладкой и влажной чешуи, пока, в конечном итоге, змей не высунул свой острый кончик хвоста, скрываясь под водами. Повернувшись к Тому, Геллерт заметил, как тот опять пропал в собственных думах, еще чуть-чуть и он утонет в себе. Грин-де-Вальд почему-то увидел в мистере Реддле себя, подойдя поближе, он вспомнил множество слов, что говорил ему Том. Наверное, впервые Геллерт понял, почему сын ненавидит свою странную мать, ведь просто невыносимо жить с мыслью, что это она пленила тебя тут, так еще и является убийцей твоей любовницы. — Когда я был глупым мальчишкой, — начал было неожиданно Грин-де-Вальд, привлекая внимание Тома, — то помню всю агонию эмоций. Это был неподдельный страх и животное желание, — Геллерт маячил в тесных стенах. — Она совратила меня, когда я бы ещё ребёнком! — бросил взгляд на Тома, видя, что тот его слушает. — Мои странные каникулы начались в Годриковой Впадине, — придается воспоминаниям, — там моя родственница Батильда Бэгшот знала одно семейство. Впоследствии я познакомился и заобщался с Альбусом Дамблдором, — на этих словах Том подходит поближе. — Я когда шёл однажды с ним на отдаленную встречу, чтобы, как обычно, потрепаться о великом и померится палочками, заметил в одном закоулке, что на меня кто-то пристально смотрит. Чёрная высокая фигура полностью скрытая под мантией, лица даже при желании не разглядишь. Я не знал кто это: мужчина или женщина, маньяк или просто прохожий. Она просто стояла и наблюдала, между нами было большое расстояние. Я тогда не испугался. Я испугался, когда это повторилось. Затем снова и снова. Я ходил и видел этого незнакомого и жуткого гостя. Альбус говорил, что ходит этой же дорогой, но ни разу не видел никакой жуткой фигуры в чёрном. Она выжидала как хищница, чтобы в одночасье напасть! — резко повернулся на мистера Реддла. — Наблюдала и наблюдала и наблюдала, а потом, когда я уже перестал обращать внимание — напала! Прижала меня, совсем ещё мальчика, к холодной стене дома. Это было в грязном закутке! Я попытался вытащить палочку, тогда она сказала: «Ещё никто так сильно не возбуждал меня разговорами о Бузинной палочке». У неё бархатистый и мягкий тон, голос просто гипнотичен. Она стянула с меня штаны, говоря, что знает где Старшая палочка, а если я буду тихим и смирным, то получу массу удовольствия. Наспех она обнажила мой пах, смотрела, затем коснулась руками. По рукам и голосу я понял, что это женщина. Причём взрослая, но моложе моей бабки, — он рассмеялся. — Я был в ужасе, когда она стала трогать меня в такой обстановке и таком месте. Но больше ужаса я испытал, когда она приблизилась, а лица её я все ещё не видел. Лизнула меня, — он говорил это с неким обожанием и трепетом, — я вцепился тогда ей в плечи, прося остановиться, ведь меня ждал друг. Но я забылся, когда она взяла его в рот, в свой тёплый и слюнявый, с длинным подвижным языком, рот. У меня тогда встал моментально. Она насасывала мой легковозбудимый член, не говорила ни слова. Я ей сдался. Был благодарен, особенно, когда кончил в неё. Я очень испугался, говоря, что сейчас описаюсь, мне было неловко, знал — кончу через секунду. Но её это не напугало! Я почувствовал её глотку, а после — облегчение, затем — шок. Я оделся и убежал, говоря, будто больше там ходить не буду. Но всего через пару дней я пошёл туда снова, и она снова была там. Сосала и сосала, сколько бы я не приходил. Но она не давала взглянуть за капюшон! Однажды я преследовал цель раскрыть её. И вот губки её присосались к моему разгоряченному возбужденному концу, как я стащил с неё капюшон. Резко и быстро. Она оторвалась от моего развращения, подняла на меня лицо. Я тогда впервые увидел её! И я растерялся. Она была красива, очень. Я кончил тогда ей на лицо, а затем убежал. После этого я больше не видел свою растлительницу. Я очень сожалел, мне хотелось трахнуть её рот, а потом и не только рот. Кончал на неё пока никто не видит — дрочил с утра и перед сном. Молил о её появлении. Я трахнул её на грязном полу собственной темницы, когда спустя год моего заключения, эта женщина сама навестила меня, — раскрывает всю тайну отношений со Смертью. — Да, это похоже на мою мать, — Том пытался скрыть ужас от услышанного. — То есть вы преследуете ее после этого случая? И все ваши проблемы, получается, тоже… — мистер Реддл стал видеть связь между поступками прошлого и действиями в настоящем. — Она убила вашу дочь, тем самым убила и вас, — Геллерт начал пламенную речь. — Она на свободе и пленила нас с вами. Знаете, еще ничто и никогда на меня так не действовало, как ваш прекрасный сын, — Тома кольнуло услышанное, так как он тут же вспомнил, что поцеловался с ним пару минут назад. — Он словно некий странник, который принес в эти тусклые стены надежду! Одним только словом, вернее, не одним, их было много. Слова Силии о Америке, которые заканчивались словом «свобода», Том, почувствуйте это! Не кажется ли вам, что слова Силии были наставлением? Пора стать свободным! Она говорила вам именно это! — страстный и убеждающий, гордый и цветущий Геллерт, прямо как много лет назад. — Но что мы можем сделать? — противостоит Грин-де-Вальду. — Свергнуть Смерть! — смеется Геллерт. — Одному из нас этого, увы, не достичь. Но когда нас двое! Вы — ее сын, вы знаете многое, у меня остались связи на воле. Мы начнем войну. Снова! И тогда… — улыбается, видя, как Том загорелся в ответ. — Я заставлю ее все вернуть! — Том находит стимул. — А я, наконец-то, выиграю войну! — Я с вами! — они хором засмеялись, находя объект для мести. — Она посадила нас сюда! Она перекрыла нам пути, пора подвинуть Смерть и прекратить ее тиранию! — Великолепно! — поддерживает Тома Геллерт. — Зовите ее! — смеется, видя, как мистер Реддл не понимает. — Ее! — указывает в стену рукой. — Она пришла, потому что вы без умолку болтали на своем странном языке! — Грин-де-Вальд чувствовал бешеный накал эмоций, понимая — Том — это лучшее, что могло обрушится на его голову. Мистер Реддл все еще не мог выключить дурака, не совсем стесняясь своей глупости. — Я замечал как они приходят. Они идут к вам! — не может перестать говорить загадками. — Стену Нурменгарда можно только проломать. — А стену Азкабана можно пробить Адским пламенем, но, я так понимаю, здесь все поглощает камень, на Азкабан же наложено много блокирующих чар, плюс ко всему дементоры! — Том начинает подхватывать идею Геллерта, хватает палочку Слизерина, уверен, что она ему пригодилась. Высовывает руку в окошко, думая, что Смерть отчаянная дура, время которой пойти на покой, потому что ее сын объявляет ей войну. Только трещины палочки ожили, как Том использует невербальный Сонорус, начиная призывать морских змей, а они под палочкой Салазара Слизерина стали извиваться в воде, подобно изображая танец. «Иниган!», — видит своего василиска среди остальных змей, понимая, как его парселтанг звал их все эти долгие месяцы, а с появлением палочки змеи стали наведываться сюда чаще, плененные магической энергетикой. Под вытянутой рукой мистера Реддла, морские гады начали изгибаться, выплывая все больше наружу, показывая свои танцы в воде, заставляя волны вскипать. А еще гнусный Януш привлек их, заставляя всплыть к поверхности, промораживая океан изнутри. Этот щенок не умеет себя контролировать, даря фатальные дыры, через которые можно выбраться. Взмахнув палочкой вверх, командуя змеям вынырнуть, Том видит как два гигантских туловища показались из воды, одно из которых было ему знакомо, другой же змей увиден Томом впервые. — Да-а, я вижу их! — Геллерт наблюдает, как еще две змеи показались с его стороны, они немедленно поплыли, рассекая океанические синие волны, на зов палочки короля змей — Салазара Слизерина. Том чувствовал, как тяжело ему удерживать и палочку и змей одновременно, постоянно находясь на территории, которая поглощает его силы. «Уничтожьте стену!», — приказывает Реддл, отбегая резко назад, медленно отдаляя палочку, зная, что они поползут по траектории, выведенной этим предметом. Том вжался спиной к решетке, слыша шипение, их было несколько, они стали биться о стену. Одна змея не пробила бы брешь, но их было достаточно, чтобы камень дал трещину, мистер Реддл не поверил своим глазам, от восторга накатили слезы, ведь свобода оказалась реальной! Грохот. Сильный и беспрерывный, гигантские рептилии продолжали наваливаливаться и таранить стену, делая трещину только больше и отчетливее, камни посыпались с внутренней стороны тюрьмы. Змеи гулко зашипели, вбившись головами в стену, после чего та неохотно поддалась и порушилась, медленно обваливаясь, чуть не задевая заключенного. Том увидел трех величественных змей и все-то они были разные, только одна была ему дорога и знакома. Та, которой он даровал свободу, тогда Том понял — это была услуга за услугу. Испугавшись этих тварей не на шутку, одновременно будучи ими восхищен, мистер Реддл гордо поднимает палочку Слизерина над собой, ступая по разрушенный осколкам стены, возвышаясь, щурясь от того, как дневной свет слепит ему глаза, а океанический бриз заставляет веки щипать. Змеи тут же расползлись перед человеком, держащим палочку, Том увидел, как оживает его сила, как непомерно хорошо стало всему телу, он направляет ее в сторону бушующего океана, одним взмахом заставляя воду взреветь. — Том! — зовет его все еще плененный Геллерт, который почувствовал подкатившееся предательство. — Мистер Грин-де-Вальд, — повернулся к нему Реддл. — Как я могу вас освободить, вы ведь так опасны, а что если вы предадите меня? — Том не мог перестать ухмыляться, довольствуясь поднятием водной стихии. — Не глупите, Том. Это в прошлом. Я не тот Геллерт, которого вы обвиняете в своем упадке, — он не отрывал взгляда от Тома. — Я столько о вас знаю, вы ближе мне чем многие мои соратники. Некоторые вещи не знает никто, только вы, — убеждает Тома в его исключительности и незаменимости. — Я вам верю, — как будто признается в этом, понимая, что кроме Грин-де-Вальда у него нет человека, который поможет, ведь даже родной сын — предатель. Направляет бушующие волны грозной океанической стихии в сторону плененного, Геллерт сразу же припал к земле. Вода покорежила прутья и сломала стену, рассыпая Нурменгард как карточный домик. — Геллерт, прости, кажется я сломал твою тюрьму! — смеется Том. — Но мы построим новую! Она будет жестче и лучше, — отпускает поток вод, обливая Грин-де-Вальда ледяной и пенистой водой. Она огорошила сбегающего заключенного, заставляя припасть под тяжестью природной стихии. Том не мог не нарадоваться страданиям Грин-де-Вальда, все еще держа на него обиду.* * *
Между Верхним и Нижним Манхэттеном пролегает Средний. Аптаун — северная часть города, Даунтаун — самая южная и Мидтаун где-то в золотой середине, самым лучшим и презентабельным считается, конечно же, Нижний Манхэттен — один из самых активнейших районов Нью-Йорка, но он почти ничем не уступает Среднему Манхэттену. С одной стороны островок Манхэттен огибает река Гудзон, до самого Даунтауна, с другой же — пролив Ист-Ривер. Быть в самой деловой части Нью-Йорка просто невероятно, ощущение, что попал в самое закадычное и старое кино. Минуя главные офисы и банки, сворачивая прямо на Бродвей, когда-то в будущем эта улица станет практически полностью пешеходной, а яркая неоновая реклама со светящихся таблоидов будет слепить глаза, но пока что можно заметить как даже многочисленные машины, такси и другой общественный транспорт абсолютно не создает пробок. Пепси-кола вовсю конкурирует с Кока-колой по численности вывесок на крупных постройках. Чем дальше по Бродвею и ближе к югу, тем выше здания и больше вывесок, кричащих и утверждающих, что именно этого вам не хватает для полного счастья. Обходя несколько кадок с красивыми благоухающими цветами, Силия ни разу не спешит, однако, ей так думалось, но ее резвая походка чуть выдает напряженность во всем теле. Она крепко сжимает свою сумочку, видя впереди Вулворт-Билдинг, начинает беспокоиться, прямо, как обычно это происходит с человеком, полностью сменившим образ жизни и мышления, по крайней мере, ей так хотелось думать. В голове бродили ужасные мысли о том, что ей придется вернуться в Туманный Альбион, который полон серых дней и насыщен Томом Реддлом. О нет! Только не туда, мисс Реддл решила, что применять Обливейт на себе будет ужаснейшей ошибкой, стирающей нагулянный опыт, теперь же Силия готова исправлять чужие воспоминания и получать за это деньги. Серый асфальт блистает белой разметкой, разноцветные машины стремятся за ближайший поворот, несколько таксистов предлагают подвезти, однако, не сегодня. Вообще ходить оказалось очень полезно, если раньше Силие давался каждый шаг с трудом, то теперь этого нет, да и тем более более прекрасной погоды быть не может, чем в этот ясный день. Хотя Силия уже напряглась от жара, который поднимался с асфальта и блуждал меж высотных зданий Нью-Йорка. Шумные рестораны с распахнутыми настежь окнами до самого пола, складывалось впечатление, будто ты ешь на улице, Силия подумала, что обязательно посетит каждое заведение в Манхэттене. Смерть сказала одну интересную вещь: «Если спросят, то проси зарплату в магловских долларах», на вопрос: «Почему?», Смерть сказала: «У них там вечные проблемы с магической валютой, порой, это просто не выгодно. Выгоднее именно магловские деньги переводить в магические. А немаговская валюта ныне распространена, так что даже в магическом квартале найдутся любители нечестного обмена, ведь МАКУСА всячески запрещает подобное, но с курсом никто ничего не делает. В общем не нормированная какая-то валюта». Она говорила так много и знала почти про каждый магический мир, говоря, что мистер Грин-де-Вальд наделал шуму в свое время в Америке, где его-то и повязали, а затем этот гад сбежал. После этого все сотрудники, которые охраняли Геллерта были лишены палочек и вычислены предатели. Серафина Пиквери была недовольна в большей степени, что и заставило главу Конгресса не снимать запрет на магловско-волшебные отношения и по сей день. Вечные проблемы с Вашингтоном, даже нынешний Джон Кеннеди не внушает доверия консервативной Госпоже Президент. Несмотря на яркое солнце на улице можно встретить прекрасных молодых девочек, в руках которых сверкают разноцветные зонтики. Пышные юбочки развеваются на ветру — отголоски 50-х, несмотря на всё, мода движется вперед, хотя это совершенно не касается элитных мужчин. Зимой и летом их стиль одинаков почти в любую эпоху. Престиж — это когда на тебе выглаженная узковортничковая оксфордская рубашка, двойные узкие лацканы на пиджаках, брюки-дудочки, которые так тяжело отгладить, зализанные волосы прямо по английскому пробору, узкие галстуки, заостренные кожаные туфли, шляпы по типу хомбург или трилби, длинные плащи нейтральных цветов осенью и шерстяные двубортные пальто зимой. Чем длиннее пальто, тем выше оно делает человека, Силия разглядывает светское общество высокооплачиваемых бизнес-джентельменов, они разделяют свой стиль практически с президентом, юристами и просто интеллигентным обществом. И сколько бы лет не прошло, это всегда остается в моде. Миром правит классика. Силия надевает солнечные очки, продолжая рассматривать притягательных клерков в белых воротничках, обожая нынешнее общество даже за развитие самых нелепых музыкальных жанров, которые только можно придумать. Мисс Реддл так устала от джаза своего отца и игры на пианино, что просто ненавидит любой шум, который пытается носить имя «музыка». Таблоидная вывеска упрашивает Силию купить сигареты Камел, другая же — опробовать новый Кент, третья — испить модное пиво, а самая дальняя — купить новый Шевролет. Говоря всему этому шутливое и бескомпромиссное: «нет», Силия в смущении опускает глаза, думая, что данная ситуация заставляет ее чувствовать себя нелепо. Вулворт-Билдинг — ничто иное как публичная компания по международной розничной торговле, ныне принадлежащая Барбаре Хаттон, известной светской леди, которая получила немыслимое состояние в ранние годы и стала одной из самых богатых женщин мира, ничего при этом не делая. Удивительно что в данном здании спрятана штаб-квартира Магического Конгресса, под управлением не менее влиятельной женщины, правда, которая добилась всего своим трудом. Силия считала, что в своей жизни выстрадала слишком много, поэтому это стало ее непомерным вкладом в развитие истории Смерти, а еще пришло время сменить скверную мрачную обстановку. Забыть, что у нее когда-то был отец, муж и сын, в отношениях с которыми она злоупотребляла их любвеобильностью. На входе в здание Силия видит одну из дверей, которую охраняет какой-то мужчина, прямо над этой дверью распростерлась бронзовая сова. Пропуская поток безнадежных бизнесменов Вулворта, мисс Реддл даже ничего не успевает сказать, как перед ней открывается дверь в сам Магический Конгресс, разглядывание которого вызывает у нее ни что иное как слезы ностальгии и счастья, ведь всеми фибрами она ощущается свободу. СВОБОДУ! Которой не было в Британии. Здесь нет Смерти, здесь нет Тома и нет Грин-де-Вальда… Правда, Том говорил, будто настоящий Геллерт на самом деле все еще гуляет где-то по Европе освобожденный. Эти мысли заставили Силию растеряться. Отвлекаясь на полет совы, наблюдает как совиная почта кружит под прозрачными стенами, которые слегка пропускают солнечное сияние меж тонированных стёкл. В Конгрессе царит какая-то необычаянная атмосфера, которой никогда не было в Министерстве. Маги здесь достаточно разговорчивы и улыбчивы, в отличии от британских и одеты по-другому. Силия делает шаг, наблюдая перед собой возвышающуюся лестницу, где-то там, скрытая от посторонних глаз, сидит себе Президент и ненавидит свою работу, — Силия была в этом уверена. Ее величественный портрет висит там, где лестница перестает возвышаться, расходясь вглубь новых отделов и залов. МАКУСА как огромный лабиринт, который воздушен и прозрачен, здесь так светло, но при этом совершенно не душно, как могло бы показаться на улицах Манхэттена. У стойки регистрации стоит очередь из новоприбывших магов из других стран, они настойчиво выжидают, дабы получить разрешение на палочку. Когда Силия с ужасом посмотрела на Смерть в последний раз, то хотела узнать, каким образом ей удастся начать новую жизнь, если в старой она даже не смогла закончить Хогвартс. Глотает восхищения порыв, дабы не пресытиться всем происходящим, особенно, наблюдая за тем как домовики чистят палочки пресловутых мракоборцев. Здесь такое отчетливое неравенство, что хотелось даже спросить: «А чья свобода-то?». Чтобы одни чувствовали себя свободнее, другие должны стать заключенными. Просто немыслимое лицемерии, — улыбается мисс Реддл, снимая кольцо с безымянного пальца. Никто в этом месте не должен знать: откуда она; какой у нее была жизнь до перемещения в Америку; кто ее родственники и сколько ей лет. Высвобождаясь от оков брака, Силия подумывает, что еще один камень спал с ее души, ведь теперь она — совершенно другой человек. Залюбовавшись на свободную жизнь и растворяясь в мечтах, как теперь будет жить, Силия совершенно не заметила насколько озадаченные взгляды бросают на ее фигуру. Тактичные, но встревоженные мужчины снуют туда-сюда, все не зная, как начать разговор с забежавшей сюда незнакомкой, женщины же обсуждали нового посетителя и осуждали поведение мужчин — все как обычно, да только, если бы, они не подумали, что Силия обычный магл, которому посчастливилось попасть в закрома Магического Конгресса. Она была одета очень ярко и по последним журнальным картинкам. Заметное желтое платье в красный крупный горошек было чуть ниже колен, привлекает внимание пышной юбкой и черные лакированные туфли. Она укоротила себе волосы, чтобы те были лишь ниже плеч, а все потому что ей хотелось избавиться от Тома, который всегда говорил как сильно любит ее волосы. Еще Силия хотела перекраситься в блондинку, а может быть и в другой цвет, только бы больше не напоминать себе и миру о том, кем она является, но не осмелилась, считая, что любит себя такой. Подражает Первой Леди США и нынешним тенденциям, лишь бы забыть, кто она есть на самом деле. — Кто вы? — к ней подбегает молодой паренек, примерно возраста Януша, держа в руках стопку местных газет. Силия берет у него одну, наблюдая странный заголовок: «Тюрьма Нурменгард была порушена стихийным бедствием». Заключенных унесло обледенелой водой, части их одежды остались плавать в Северном море, — прочитав первую строчку, Силия опускает глаза на симпатичного прилизанного юношу, замечая в нем отголоски моды 20-30-х годов, что говорит ей о том, что маги в Америке и по сей день живут не настоящим. Затем она вспоминает про Статут о секретности, понимая, что она первый раз в жизни застала его на деле, наблюдая историю изнутри. Мальчик все еще смотрел на нее и улыбался, Силия тут же переводит взгляд на хихикающую толпу магов, догадываясь, что это они его подослали. — Мне нужно в отдел кадров, — невозмутимо кладет газету обратно, делая вид, что ничего не прочитала. — Вы волшебница? — идет за ней хвостиком. — Я вас провожу. Силия пропустила его вперед, думая о том, что не собирается совращать детей, но маленькие мальчики так и липнут к ней, а посему, понадеявшись, что ей так только показалось, бросила взгляды по сторонам, замечая, как на нее все таращатся. Сначала было трудно понять в чем дело, Силия стала поправлять волосы, резко становясь раздраженной, потому что подобные взгляды выбивали из колеи. Затем она замечает, что одета ярче всех присутствующих, а юбка ее короче чем у остальных, — моментально корит себя за такой неподобающий вид, как она могла забыть что напоминает им немага? — Как тебя зовут? — поворачивается к юноше, замечая, как тот засмущался, это добавляет только больше негодования. — Рэдфорд, можно просто Рэд, — бросает газеты прямо посреди коридора, протягивая руку. — Я Силия, можно просто Силия, — пытается не показывать того насколько ей неудобно. Рэд уводит ее как можно дальше, опуская почти на самый нижний этаж, странно улыбаясь, заходит с ней в лифт и постоянно смотрит. — Я выгляжу смешно? — она сама искренне улыбнулась, наблюдая, насколько всё вокруг чопорное. — Нет! — округлил глаза, отрицательно мотая головой. — Напротив, даже очень и очень красиво. Просто, — приблизился он ближе, шепча на ухо. — Нынешние работницы были так недовольны вашим присутствием. Подумали будто вы немаг. Хотели звать Стирателей Памяти. Можно потрогать? — смотрит на нее, но Силия не понимает о чем он говорит. Что он хочет потрогать? — Я иностранка, — отвечает, смотря на то, как двери лифта затворяются, замечая взгляд какого-то мужчины. — Да?! — он был удивлен еще сильнее. — Никогда не видел иностранных магов так близко. И такую одежду. Она запрещена. — Кем? — Силия рассмеялась. — Госпожой Президент, кем же еще? — все время пялится на нее, забывая, что это неприлично. — То есть я нарушаю закон? — смотрит ему в глаза. — Да, — шепчет. — Так можно потрогать? — Давай руку, — хватает его за ладонь, приподнимая подол платья, открывая взору чулки на подвязках и нижнее белье, кладет его руку себе прямо на внутреннюю часть бедра, наблюдая, как меняется выражение лица этого милого мальчика. Он весь зарделся, а потом побелел, таращась Силие прямо в лицо, приходя в неописуемый восторг и ошеломляющее удивление, только он набрался смелости залезть к ней под ластовицу трусиков, как двери лифта отворились и обуревавшая агония резко испаряется, уступая досаде, потому что эта иностранка покидает лифт, оставляя газетчика за порогом. — Я говорил про платье, — кричит ей в след. — Но ваши элитные иностранные тонкости были в сто раз приятнее, — сказав это столь быстро, нажимает на верхний этаж, дабы не встречаться с Силией взглядом, потому что все еще стыдно. Оставаясь в закромах какого-то подвального, как казалось, помещения, Силия видит много письменных столов, они напоминают аудиторию в Хогвартсе, за столами сидят в основном женщины и они что-то пишут, передавая на лету друг другу документы. Проходя между рядами, приближаясь к двери, которая отчетливо гласила что ей именно туда, правда, имя, которое написано на табличке — больше всего напугало, но не так сильно как новость о Нурменгарде. Она ведь в свободной стране, где ей точно не грозит опасность. С каких это пор отличный Мракоборец, да еще и из семьи, носящую фамилию одного из знаменитых авроров, работает в отделе кадров? Персиваль Грейвс, — гласила удручающая надпись, постучавшись, но не дожидаясь ответа, Силия заходит внутрь, видя, как мистер Грейвс попивает кофе, но от неожиданности он проливает его горячим прямо на свою чистенькую рубашечку, затем его донимает неприятное жжение по всей грудине, он вскакивает с места, смотря на посетителя, не зная, на что в первую очередь бросить свои силы. Персиваль достает волшебную палочку и в мгновение загоняет кофе в стаканчик, возвращая своей одежде презентабельный вид. Смотрит на вошедшую, немного не знает с чего начать, особенно не выходит из головы дурацкая ситуация с кофе. Силия улыбается ему и по правилам хорошего тона знает, что женщина первая протягивает руку мужчине в знак приветствия, мистер Грейвс радушно пожал ее, а потом долго думал: «Правильно ли он сделал? Может быть надо было поцеловать руку? Или все же пожать тоже было нормально?». — Откуда вы такая? — приглашает присесть. — Вернее, как вас зовут? — моментально исправляется. — Силия Реддл, — нехотя говорит это имя. — А-а-а, так это вы, — он выглядел еще более озадаченным, ошеломленным и взбудораженным. — Мне уже прислали все ваши документы. Я всё о вас знаю. — Всё? — Силия не на шутку перепугалась. — Да, конечно, — улыбнулся он, потирая свои седые виски. — Я должен был первым ознакомиться с тем, кто вы такая. — И что вы обо мне знаете? — Силия резко встает в апозицию. — То, что вы родственница самого Альбуса Дамблдора, того самого, который победил Грин-де-Вальда, сейчас он является директором крупной школы в Шотландии, а так же поддерживает контакты с Конгрессом посредством Министерства. Все знают о том, что он сделал. У вас такой взгляд, будто вы этого не знали, — смеется мистер Грейвс. Силия не знала, что Смерть наговорила людям, но почему-то даже не поинтересовалась, полагаясь в слепую, хотя, как бы не старалась, мисс Реддл не показывать своей неподдельной озабоченности — у нее это плохо получалось. Ведь она слышит это столь же впервые, что и любой человек, услышавший какую-то интересную сплетню. Хотелось как можно больше позадавать вопросов мистеру Грейвсу, пока тот пялился на яркие красные ногти, которые были столь экстравагантны. Персиваль никогда бы не подумал, что в Лондоне такая свобода цветов и контрастов, а, возможно, он преувеличивает. Может быть все дело в том, что это — новый человек и волей-неволей захочется поразглядывать его с ног до головы, выделяя какие-то детали, которые в обычной повседневности ускользают. — Реддл, — протянул мистер Грейвс, — какая странная фамилия, — сощурился он, а потом резко сменил направление беседы, замечая, как впадает в непотребные раздумья. — Президент утвердила вас в Отдел магических происшествий и катастроф, — выдает ей какие-то бумаги. — Подпишитесь. Кровью, — рассмеялся он, наблюдая за тем какое лицо у Силии. Она все никак не могла отделаться от ощущения, что мистер Грейвс ее пугает. — Ну, а если серьезно, то палочкой конечно. Кстати, какая она у вас? — Персиваль резво протягивает руку, пристально смотря за тем как Силия достает свою палочку. Он выхватил ее и тут же начал крутить. — Да. Расписывайтесь. Но! — не дает переварить информацию. — Вам нужно будет сменить палочку, хотите вы этого или нет. Теперь вы проживаете здесь. Заграничные палочки труднее отследить, а у нас, как вы знаете, вовсю секретность. Тем более вам по работе потребуется палочка именно с сердцевиной — вампус. И это обязательно! — не дает ей и слова вставить, хотя мисс Реддл даже и не собиралась, она продолжала тихо поражаться. — Вопрос задать можно? — пренебрежительно вклинивает свое слово, отчасти разочаровываясь в мистере Грейвсе. — Да, — подпирает он висок. — Вам, сколько угодно, — непереставая болтает. — Кем я буду работать в Отделе магических происшествий и катастроф? — Нам не хватает Стирателей памяти, — смотрит не на Силию, а будто куда-то сквозь нее. — Магия Обливейт достаточно не простая. Но работа хорошая, в свое время я мечтал быть именно Обливиатором… — он замолчал, да так резко, что напустил тоску и таинственность на весь свой образ. — В вашей рецензии говорится, что вы преуспели именно в стирании памяти, — поднимает глаза и рассматривает Силию, словно высмеивая, откровенно показывая, что не верит в это. — У вас очень хорошие рекомендации, вы окончили хорошую школу. Ну просто мечта! — улыбнулся он, только больше раздражая мисс Реддл. — Почему я должна менять палочку на конкретную? — прерывает его поток сознания. — Потому что Обливиаторы пользуются, в нашей стране, только теми палочками, в сердцевинах которых сидит вампус. Это одобрено и заверено Президентом. Нашими магами было доказано, что они эффективнее и безболезненнее творят волшебство памяти. Понимаете, — кладет руки на стол, откровенно таращась на собеседницу, — в каждой стране есть традиции и правила. Этикет и законы. Так вот, считайте, что такова традиция. — А если палочка меня не примет? — задает правильный вопрос. — Ну тогда… — задумался он. — Не быть вам Стирателем Памяти, будете кофе подносить или у меня в подчиненных работать, — улыбнулся. — Это все? — Силия забирает нужные бумаги. — Да. Разрешение на палочку получите на стойке регистрации, — напоминает. — И если что-то пойдет не так, то вы знаете, что я вас жду, — снова улыбнулся. — Я люблю с молоком и сахаром, — невзначай добавил. — Что простите? — нахмурилась только больше, ненавидя происходящее. — Я про кофе. Два кубика и помешать, тогда вкус получается очень приятным. — Всего доброго, мистер Грейвс, — очень серьезно оборвала его бесстыдные издевательства. Закрывая за собой дверь плотно, но достаточно тихо, дабы не привлекать еще больше внимания, мисс Реддл, кажется, впервые возненавидела страну, в которую рвалась столь долгое время. Вспоминает лихие 2000-е, которые застала в Чикаго, как хорошо было без Статута о секретности. После гигантской войны Волан-де-Морта в Британии не было такой головомойки с маглами и заботы о их нежных чувствах. Но нынешнее положение вещей так сильно напрягало и расстраивало! Еще никогда Силию не заставали взгляды, ненавидящие и осуждающие просто за то, что она одета с нынешней точки зрения вычурно, бросая вызов. Хотя это самое обычное платье, на улицах Нью-Йорка можно встретить и более причудливый внешний вид, но нет же, оказывается, что в стенах Конгресса нельзя не следовать предписаниям Госпожи Пиквери. Вспоминая о ней, Силия мгновенно пугается встретить ее на своем пути, иначе это может восприняться за очередную бастовку и тогда Президент начнет кидаться в спину словами Томаса о том, что мисс Реддл неблагодарная диссидентка, которая нагло игнорирует правила, следовательно, плакала ее работа в свободной стране, что значит — полная неудача, невозможность состояться, и, не дай Мерлин, депортация обратно в Великобританию, потому что разрешение находиться на территории Штатов будет утеряно! Когда двери лифта отворились, то прямо на Силию смотрела высокая тощая женщина с геометрической короткой прической. Она была почти на голову выше мисс Реддл, одета в серый брючный костюм, ее рубашка с широким воротником была расстегнута аж на три пуговицы. Бросив в Силию резкий взор карих глаз, она сначала растерялась, неподдельно испугалась, затем быстро взяла себя в руки, хотела сделать замечание, но удержалась, незамедлительно покидая лифт. — Третье правило работы в Конгрессе гласит: «Никакой магловской одежды на рабочем месте», — внятно произнесла она, поравнявшись с незнакомкой. Силия слышала стук ее каблуков, он надолго врезался в память. Они все сегодня доводят чуть ли не до слез отчаяния, мисс Реддл думала, что выбралась в то место, где ей не придется оправдываться за свой внешний вид. Почему желтое платье? — ругала себя Силия, тут же отвечая: «Это мой любимый цвет», который, по непонятным причинам, ненавидел Том Реддл, выбрасывая все желтые вещи своей дочери, говоря, что всегда ненавидел этот цвет, произнося безжалостное: «Отвратительны все оттенки желтого. Тем более, этот цвет тебе даже не идет! Возьми вот лучше синий, зеленый или красный», — перебирал цвета в магазине. Силия не стала оправдываться перед этой женщиной, а просто зашла в лифт, видя, как та выдерживала идеально ровную осанку, сохраняя холодное обаяние, достойное истинного мужчины, направилась прямиком в кабинет мистера Грейвса. Это была сильная женщина, а еще, кажется, совсем немного озлобленная. Не думая больше ни секунды, Силия жмет на первый и нужный этаж, нехотя выходя в Конгресс, в котором на нее опять же все пялились, она быстро направляется к стойке регистрации, думая о том, что палочку должно бы зарегистрировать, ведь так правильно, так нужно. Встает в очередь к еще более безумно одетым иностранцам. Этнические костюмы пестрили от своей нелепости, можно было заметить как другие страны гордятся своим внешним видом, но по американцам от этого бегали легкие улыбочки. Длинная и непонятная очередь двигалась неохотно, неизвестно сколько это могло продлиться еще. Силия задумалась о том, что вот зарегистрирует палочку, найдут они разрешение, высланное Дамблдором и что? Зачем Силие это делать, если в этой стране она уже не будет пользоваться своей? Для чего тогда регистрация и разрешение, если можно сохранить в тайне имение родной волшебной палочки, тогда можно проводить какие-нибудь махинации, это походило на мысли о ношении нелегального оружия. Но ведь ничего не будет, если об этом просто никто не будет знать? А если спросят, то Силия скажет, что сломала свою палочку после покупки новой. Покидая незаметно растянувшуюся очередь, Силия стремится исчезнуть из Вулворт-Билдинг и наконец-то не думать над тем, что она сегодня пережила, признаваясь — жить без Тома и Януша очень тяжело. — Уже уходите? — подбегает к ней мальчишка-газетчик, Силия ничего не отвечает ему, думая, что тот обидится на игнор и сам отстанет. — Вы любите Мальборо? — продолжает с ней болтать, доставая пачку сигарет. Силия немедленно остановилась и непонимающе обернулась к этому пареньку, сдерживая желание наступить ему на ногу, дать подзатыльник или пнуть, но он ее забавлял. — Не позорь меня! — злится на него, видя, как он зажимает сигарету в зубах. — Уйди! — Ну пожалуйста, мисс, — видит, что она удаляется, продолжает за ней идти. — Давайте поболтаем. Я знаю, что вы новый Стиратель Памяти. — Ладно, — протягивает на ходу руку, принимая приглашение перекурить, лишая его пачку еще одной сигареты. — Давай поболтаем, — не может сдержать смеха от всей нелепости ситуации.