* * *
— Джаз — какая-то грязная музыка. Какая-то черная, — Геллерт сделал акцент на цвет. — Прямо как Луи Армстронг? — мистер Реддл сделал акцент на националистических убеждениях, желая задеть Грин-де-Вальда, но тот был невозмутим. Совсем не оживленным было это Гриммо, даже каким-то мрачным, немного вымершим, серым и облачным участком столицы. Том считал себя лучше Геллерта, ведь теперь он стал полноправным Виконтом вместо своего отца, а в придачу и хозяином всего того, что имел Томас. — Расскажите о Нурменгарде, — повернулся к нему Том, спрашивая совершенно не о тюрьме, а о том красивом поместье что расположилось в скалистых горах на картинках воспоминаний Геллерта. — Я не разрешал вам копаться в моей голове, — с натянутым спокойствием пробубнил Геллерт, оглядывая ровную мостовую, оборачиваясь в сторону небольшого парка, наблюдая ярких маглов, преимущественно молоденьких мальчиков и девочек. — Ваша мать… я проиграл всё ей, — уклончиво сознается, не раскрывая деталей. — Вернее сказать, я все потерял после своего заточения. — О, должно быть, Смерть наведывается в Австрию? — Том сказал эту фразу по-немецки, вызывая у Грин-де-Вальда шок. Откуда?.. — Похвально, что вы знаете не только бестолковый английский, — поддержал его беседу на своем родном языке. — Представить только, сколько языков знает моя мать, — Том задумался, а затем схватил Грин-де-Вальда за руку, уводя от парка, приближая к большому протяжному дому, конца которому не было видно. — Раз, — считает Том двери, — два, — идет мимо, таща Геллерта как ненавистного пса, — три, — тычет пальцем в каждую дверь, — четыре, — отрицательно смахивает головой, — пять, — останавливается, оборачиваясь к озлобленному Грин-де-Вальду, тот и не пытался скрывать как его раздражает поведение Тома. — Эта та дверь, — он стал медленно приближаться к округленной сверху темно-синей двери, приподнимаясь на две низкие ступеньки, прижимаясь ухом. — Откуда вы все знаете? — Грин-де-Вальд злился на Тома еще за то, что тот удачно внушал ему свое превосходство, а на Геллерта иногда находила тоска, ведь без Тома он даже не знал бы куда пойти. Он уставился на аккуратные ограждения, с двух сторон от двери, где были высаженны кустарники увядающих красных роз. — Когда-то я жил здесь. Тут шесть этажей, вернее шестой — это чердак. Не квартира, а целый дом, встроенный в другой протяженный дом. Но Блэки богаты, думаю, украли из министерской казны денег и купили в свое древнее время, — забылся вдруг Том, трогая изогнутую золотую ручку. — Борьба за эту квартиру была яростной, — прикрыл глаза Том, прислушиваясь к событиям по ту сторону. — Ваши сторонники находятся прямо там, — загадочно произносит. Геллерт ступает за Реддлом, прислушиваясь в ответ, но слышит только редкие вскрики. Грин-де-Вальд резко переводит взгляд на Тома, выражение лица того съела ласковая нега, но как всегда, мистеру Реддлу не нужно задавать вопросов, он сам на них ответит. Грин-де-Вальд видел это необузданное желание Тома говорить о себе, возносясь на пьедестал чуть ли не государственной важности. — О, Вальбурга, — Том мечтательно отозвался, слыша ее истеричное: «Мразь!» из-за двери собственной квартиры, — огонь моих чресел. Моя первая любовь в других жизнях, где мама лишила меня лица. Если бы мои части жили отдельно от меня, прямо как Гарри Поттер от Смерти, то думаю, Вальбурга была бы моим членом, — зловеще улыбнулся, притягиваясь к двери как ластивая кошка. — Почему вы не связали свою жизнь с этой женщиной? — Геллерт считал, что было бы лучше, если Том женился на Вальбурге, чем тыкался в свою дочь и мать. — О, да кто я такой по сравнению с ней? Она как-то сказала мне, преисполненная ненавистью к одному моему виду: «Безродовая, неблагородная голь-шмоль!». Но потом она полюбила меня, даже убрала Ориона с поста старосты, это место занял я. В другой же жизни я уже был весь погружен в образ моей сестры, которой была Силия. Вальбурга убийственная женщина, раздражающая, но разжигающая страстную ненависть. Очень быстро наши отношения с, на тот момент, «мисс» Блэк скатились в самое обычное садо-мазо. Я ненавидел ее, она доводила меня, обвиняя в полукровности, требовала, чтобы я извинялся перед ней за это. Как-то раз я не выдержал и прямо на ее глазах расстегнул свой ремень, мне было примерно пятнадцать или шестнадцать, я не помню. Мерзопакостная стерва, которая напыщенно оскорбляла мою кровь. Чертовка и мразь, которая безропотно просила трахать ее во все дыры. Но кроме как желания треснуть ей пару раз, ничего не было. Я душил эту суку своим ремнем, так, что на ее шее остались кровоподтеки, после чего эта мразь резко возлюбила меня. Но кроме как пренебрежения, я ничего более к ней не испытывал, но запомнил навсегда ее дьявольскую жестокость и необузданный эгоизм. — Вас часто били? — Геллерт решил, что Том, должно быть, любитель получать ремня. — Никому и никогда я не позволю унижать себя. Это не приносит удовольствия, только топчет личность и стирает образ, тоже самое произошло и с Вальбургой, когда я применил к ней кнут. Жалкая и неинтересная оболочка, я не могу уважать любителей подставлять свою жопу под удары. — Вы врете, — прищурился Геллерт, заглядывая в глаза Тому, а тот, как раз, удачно отвернулся, чтобы не продолжать эту тему. Его рука смело постучала, Грин-де-Вальд немедленно услышал шаги. Входная дверь отворилась и роскошная, исключительная женщина высшего сословия, которая кичилась этим, бросала свою значимость в лицо как перчатку. Она какое-то время с негодованием смотрела на Геллерта, а потом повернулась к мистеру Реддлу, после чего ее взгляд тронула опасная заинтересованность. — Профессор Реддл, — переливался ее голос словно колокольчик. Геллерт обратил внимание на старинное и богатое платье темно-лилового цвета. Миссис Блэк потянула руку к Тому, он сразу же ее обхватил и жадно поцеловав, облизнул ее запястье, от чего у Грин-де-Вальда глаза на лоб полезли, он резко посмотрел на Вальбургу, уверенный, что она отомстит за столь непристойный поступок. Геллерта изумил ее взор, с которым она смотрела на этот жест, словно была польщена до глубины души. Противный и мерзкий мистер Реддл, — подумал Грин-де-Вальд. — Это Геллерт Грин-де-Вальд, — оторвался от ее руки, поворачиваясь к Геллерту. — Хвала Мерлину вы живы, сэр, — Вальбурга протянула и ему руку, приятная и мягкая на ощупь, прикасаясь кубами к ее нежной коже, Грин-де-Вальд почувствовал свежую слюну Тома Реддла, они оба издевались над ним, потому что у них есть деньги, а у Геллерта только имя, но он ничто без спонсоров. Ублюдки! — Грин-де-Вальд воспринял это как пикантное оскорбление, еще никто никогда не смешивал его с грязью так красиво и впечатляюще. Да, Нурменгард не величайшее наказание, тяжелой ношей оказался Том Реддл. — Пройдемте за мной, — Вальбурга показала, что главная в этом доме непременно она. Красивое богемное помещение с длинным коридором, все чисто, безупречно и холено. Послышались шаги, Том и Геллерт подняли свои взгляды на небольшую лестницу. Гордый как гриффиндорский лев, спускался привлекательный, гладко выбритый мужчина, его волосы были относительно светлы, жидкая карамель — не иначе. Он был крупный, широкоплечий и хорошо сложенный, благородный во всех смыслах мужчина, одетый в дорогие вещи, но абсолютно простые, не то что его жена, которая кичилась тем кто она. — Альфард Блэк, — с ходу сказал он, улыбаясь очень приветливо, без опасения приближаясь, протягивая руку Грин-де-Вальду, осматривая всех присутствующих, не понимая почему те такие странные, даже его жена. — Мой муж, — сказала Вальбурга, не оборачиваясь к нему, но стоя вполоборота, следила за ним так, чтобы Альфард не подумал, что он ей интересен. — Брат, — поправил ее, после чего она гневно бросила в него взгляд, восприняв это как посыл к разрыву, будто Альфард хочет уйти от нее, Геллерт незамедлительно увидел, как вскипает ее кровь и приливает к лицу, а глаза еле сдерживают слезы, а пылкие губы оскорбления. Грин-де-Вальд увидел, как миссис Блэк сгорает от удушливого страха: Альфард хочет бросить меня; Альфард не любит меня. — Я непременно должен выйти на Винду Розье, — вклинился Грин-де-Вальд, разрывая семейный конфликт, перетягивая внимание несчастной и запутавшейся Вальбурги. — Да-да, — она махнула рукой, приглашая войти всех в ближайшую гостиную, — наша с братом, — сделала акцент на этом слове, ища глазами мужа, который оперся рукой о стол и наблюдал всех со спины, потом достал палочку и наколдовав себе чай, уселся в кресло, не подавая признаков участия. Он несомненно наблюдал и вслушивался в происходящее, казавшись намеренно отрешенным. — Будущая невестка Друэлла, в девичестве Розье, она писала мне о вас, мистер Грин-де-Вальд, — обратилась Вальбурга к преступнику, что незамедлительно замечает Альфард, продолжая выделывать незаинтересованность. — Вернее, Винда поддерживает с Друэллой связь, та все еще преданна вам, у них своя скрытая коммуна во Франции. Человек, по имени Абернэти вам о чем-то говорит? — миссис Блэк была предельно деловой женщиной, сильной и политически подкованной. Геллерт сразу же безошибочно понял — она на моей стороне! Грин-де-Вальд повернулся на Тома, который, заметив пристальный взор жеманно ухмыльнулся, упиваясь своим реальным могуществом. Он как разбалованная актрисулька желает, чтобы его тотчас же носили на руках, бросали цветы и овации, крича: О, Том, ты великолепен! — Как удачно складывается, — облокотился мистер Реддл на темную столешницу, высматривая взгляд Грин-де-Вальда, все еще помня, как сильно Геллерт умеет бить, — ты упоминал о Франции. Николас Фламель и дары бессмертия, — он зловеще посмеивается, пока у Геллерта чешется рука схватить Тома за волосы и ударить его страстное личико прямо о дубовый стол, разукрасив зазнавшегося мистера Реддла вновь. — Вальбурга, как ваш с Альфардом брат? — Том специально не дает Грин-де-Вальду закончить. — Вроде бы нормально, — нахмурила она брови, — я совершенно не слежу за тем что там с Сигнусом. Я его даже имя плохо помню, — сознается в своем пренебрежении. — Сигнус на Слизерин, — вклинивается Альфард. — Хороший и умный мальчик. — Думаю, вам стоит проследить, чтобы ваши будущие племянницы не стали предателями крови, — Том обратился к мистеру Блэку, наблюдая в нем блюстителя семейных ценностей, упоминая еще не родившихся родственниц. — Увы, профессор Реддл, — Альфард ненавидел учителя в свои школьные годы, а сейчас его ненависть подкрепилась, он не любил радикалов, особенно когда Вальбурга втягивалась в это посредством своего бывшего учителя-извращенца. Альфард знал, что Том женился на Силие. Работая в Министерстве, мимо него не прошел этот дикий факт, при том, что ее очень полюбил Орион. — Но это не в моей компетенции. Дети моего брата — всего лишь дети моего брата. — Мне бы связаться с Виндой как можно скорее, — обращается к Вальбурге Грин-де-Вальд. — Думаю, — Альфард неожиданно стал принимать участие в ненавистной беседе, лишь бы гости быстрее убрались. — Можно попробовать, — встает со своего места, — в кабинете на втором этаже есть прекрасный камин, попробуйте связаться сначала с Друэллой, она поддерживает ваши догмы и идеалы, — протягивает руку, приглашая удалиться. — Надеюсь, на этот раз вы без меня справитесь? — захохотал ему в спину Том, но Геллерт не стал обращать внимание на такое убогое поведение, списывая все это на сумасшествие, которое полностью проело в голове мистера Реддла глубочайшую брешь. — Как поживает Силия? — Вальбурга сразу же приблизилась к мистеру Реддлу, стоило только им остаться наедине. — Я потерял ее, — с болью отзывается о ней, смахивая с себя все лукавство, оставаясь обнаженно-раненым. — Ужасно, просто невыносимо, — Вальбурга делает вид что ей не все равно, касается плеча Тома, заразительно улыбаясь. — Вы слышали про Ориона Блэка? — умничает с превосходным видом, пытаясь уничтожить мистера Реддла. Том отрицательно покачал головой. — Он уже давно как женат, — начинает издалека, довольствуясь непонимаем своего бывшего учителя. — Женат на Мариус Блэк, — воспылали ее глазищи злорадным огоньком, а губы тронула ядовитая ухмылочка. — Орион так поднялся! Да он же великолепный врач в Мунго, — цепляет Тома, вырывая из закромов его сердца злобу и печаль. Том не подал виду, что вообще услышал сказанное, углубляясь в Вальбургу и ее потаенные шкафчики, которые она любит распахивать у других. Строптивая интриганка, сплетница и сварливая старуха, для которой есть догмы, а если им не соответствовать, то она сотрет в порошок и высыпет у себя во дворе. Именно с такой же легкостью она покрывает собственных родственников помоями, обязательно ограничит своих маленьких детей. Именно любовь к своим детям делает ее человеком, она безумно привязана к своему брату. Том видит, как началась их интрижка еще в далеком Хогвартсе, как Вальбурга вынудила своего брата заняться с ней сексом, а потом попрекала тем, что он был у нее первый. «Я отдала тебе себя! Ты не можешь меня выкинуть!», — кричит напуганная и униженная, заставляя Альфарда раскаяться и вспоминать случившееся с горечью вины. Из всех своих потенциальных мужчин Вальбурга, почему-то выбрала только своего младшего брата, повинуясь собственной страстной любви к нему, тлея в ненависти и ревности. Она все время подозревает своего возлюбленного в измене. Но даже не это все кажется мистеру Реддлу интересным, а вот одно ее воспоминание, в котором он видит одну прекрасную светленькую девушку, узнавая в ней свою ученицу. Тихая, робкая, но очень манерная, добрая, хотя прятала это из-за желания казаться достойной своей фамилии. — Ты вынудила своего брата жениться на тебе! — ставит шах и мат своей надзирательнице, пугая ее своей безумной злобностью. — Ты уничтожила и изжила его невесту! — тычет этими выкраденными фактами ей в лицо, видя, как Вальбурга резко побледнела и заткнулась. — Не совсем так, — очень деликатно и спокойно поправила Тома. — Лукреция увидела в одну из повседневных ночей, как Альфард с чувством долбит меня. Я мучила его тогда специально, не позволяла близости, — Вальбурга смотрит в глаза мистера Реддла и видит его мрачную заинтересованность. Таинственный негодяй. — Ревность? — с придыханием произносит это слово, представляя, как увидел измену Силии, а ведь он много раз это представлял. — Мой брат почти взял меня силой, принудил, — она томно описывала происходящее. — Я так его хотела, Том, вы понимаете, о чем я говорю? — у Тома был такой вид, словно он под сильнейшим впечатлением от её слов, он вспоминал собственный интим. — Продолжай, — делает к ней шаг, кладя руку на плечо, скользя к шее. — Ты издевалась над ним? — он скорее утвердительно сказал, ежели спросил. — Да, мне было неприятно от мысли, что с ним будет другая, — обхватывает лицо мистера Реддла ладоням, а он сам к ней притянулся. — И кузина увидела, как мой брат трахает меня, — смотрит в мутный и потерянный взгляд Тома. — Ты визжала как резаная свинья? — вычурно оскорбляет её, осторожно касаясь губами ее щеки. — Он порвал на мне платье и нижнее белье, — её заводят собственные воспоминания. — Я хотела, чтобы он страдал, но мы оба мучились, — Вальбурга жалеет своего ненаглядного Альфарда. — Я попросила его быть не таким грубым, а он шлёпнул меня по заднице, мне было больно, потом он стал щипать, — приторный взгляд мистера Реддла заставляет сердце миссис Блэк биться чаще. — Он уже наставил свой твёрдый перевозбужденный член на мою щель, а потом протаранил меня, — она сказала это почти в губы Тому. — Я была так возбуждена, я кончила, — резко вцепляется ему в лацканы дергая к себе, — от самого первого проникновения, громко крича его имя, — глаза Вальбурги бегали по лицу загадочного мистера Реддла. — Он не разговаривал со мной, игнорировал, был груб во мне, — говорит ему прямо в губы, а он высунул язык и облизал ей щеку. — Я ему хотела сказать, что очень скучаю, но он был обещан другой. Я задрала подол выше, — в красках вспоминает это, — чтобы разглядывать, как его член входит в меня. Я прошлась по нему требовательно пальцем прямо в тот момент, когда Альфард двигался. И я сказала только: «Я сгораю от ревности». Он простонал что-то невнятное и кончил в меня. К нам вышла Лукреция, её рожа была вся в слезах, — Вальбурга выплюнула ее имя с презрением. — Тогда я посмотрела на неё и озвучила свои мысли: «Надеюсь, у нас будет ребёночек». Альфард был не властен над ситуацией, ему было жалко кузину, он только отошёл и спрятал своё лицо в окне, отвернувшись. Тогда я избила Лукрецию, потому что всегда этого хотела. Потому что ненавидела. В ту же ночь она ушла с Гриммо 12, а мой двоюродный дядя дал нам разрешение на брак, он помощник Министра. Через девять месяцев я родила Сириуса. — Ты прошла свой путь, — Том чувствует сильную схожесть с этой странной миссис Блэк, с неадекватным жестоким взглядом ее лисьих глаз. Приближает к ней лицо, она сама впилась в него прожигающим томным поцелуем, не желая больше мучиться от душного исступления. Том словно целовал себя, свою удачную версию. Мнёт её плечи, сладко соединяя их губы, а она вцепляется поцелуем как змея. Он рад за неё, но глубоко страдает, считая, что заслужил того же. Том хочет, чтобы Силия наказала его, ударила, да что угодно, лишь бы привела в чувства, но осталась. Вальбурга лижет его язык и кусает губы, хватает прямо за штаны, он убирает с себя ее руку, не желая отдаваться. Прижимает к стене всю Вальбургу, она томно вдыхает и стонет ему в рот. Том хватает ее за шею, смакуя их влажный долгий поцелуй. А затем резко отталкивает от себя, считая ее поцелуи обжигающими и ядовитыми укусами кобры. Не терпит такого, считает что достоин большего, да и вообще время Вальбурги давно прошло. Последний раз заглядывает ей в глаза, не видя ее, а видя только то, что ищет, моментально исчезая, оставляя после себя странное ощущение осквернения. — Том, пойдем, — спускается Грин-де-Вальда, а ему на встречу выходит немного потрепанная и странная миссис Блэк. Геллерт долго всматривается, ему хватает одного ее взгляда в пол в постыдном желании спрятаться. Она ничего не сказала Грин-де-Вальду, тот был в бешенстве, потому что мистер Реддл снова погнался в неизвестные дебри. — Он пошел мстить, — элегантно прикоснулась к дверному косяку Вальбурга, стирая со своего лица остатки стыда и мимолетного смущения от поцелуя со своим учителем. Она так часто вспоминала о нем, но совершенно ничего не знала. Том оттолкнул ее так больно и грубо, безжалостно и холодно, что Вальбурга была унижена до глубины души.* * *
— Знаешь, на улице уже достаточно холодно, — Ньют поспешно копошился и ходил по комнате взад-вперед, смотря куда угодно, но только не на Януша. — Да, у моей мамы в ноябре будет день рождения, я хочу найти её до этого времени, — его интонация была такой ранимой, он колыхал от воспоминаний о своей маме. — Постараюсь тебе помочь, — залез Саламандер в огромный старый шкаф, перебирая скрипучие вешалки. Много верхней одежды выглядывало из него. Ньют достаёт одно длинное шерстяное пальто, висевшее в закромах объемного шкафа. — Вот. Возьми. Я носил его, когда мне было… ой, давно это было. Но я уже поправился, оно мне жмёт. Не ношу уже с конца 30-х, — ворот, переходящий в широкие лацканы, всего одна пуговица, глубокие карманы и потрясающий цвет. Цвет дождя или цвет мокротой гранита. Насыщенно голубой с примесью оттенков серого. — Мне жалко что оно пылится. Признаться честно — я старьёвщик. Не могу расстаться со многими вещами, тем более которые несут в себе воспоминания, — он вяло улыбнулся, смотря на пальто, трогая за рукав как старого друга. — Ну вот, — заблестели его глаза, — ты снова отправишься в Америку, — он обращался к одежде. Он обращался к пальто. — Только уже без меня, — стирает выбившиеся слезинки. — Моё пальто согласилось проводить тебя к твоей маме, — повернулся Ньют к Янушу, вызывая в том подозрения на вменяемость мистера Саламандера. — Если оно вам так дорого, не проще ли не расставаться с ним? — Януш не видит смысла так убиваться. — Нет-нет, — Ньют резко посмотрел в пол, теряясь от нахлынувшей сентиментальности, — все нормально. Иначе я просто его сгною. Мне жалко. Горные просторы и безупречный вид как на ладони. Януш следует за мистером Саламандером, огибая край скалы, любуясь тем, как внизу бушует океан, что чайки с осторожность вытягивают свои лапки, пытаясь ухватить заплывшую слишком далеко рыбешку. Пронзительное и мелодичное пение этих птиц срывается на томные и болезненные крики, они парят в небе, сталкиваясь друг с другом. Януш идет по краю скалы специально, потому что хочется смотреть вниз, на то, какое огромное расстояние до прибрежного песка, а внизу скалы, скалы, скалы. Острые и опасные. У воды ветер бушует как никогда, раздувая незастегнутое подаренное пальто, пытаясь сорвать его и унести в неизвестность. Обернувшись в противоположную сторону, Януш наблюдает распростертую равнину, абсолютно безопасную и безлюдную, но его тянет на опасность, приятно идти и смотреть вниз. Он думал, что если сорвется, то непременно обратится в дементора и взлетит в воздух, его черные подолы не тронет океанический бриз, потому что для дементора не существует погодных условий, он создает их сам. Януш представлял, как заморозит бегущую волну, весь песочек и даже чайки льдинами попадают в мерзлую воду, пробивая тонкий слой льда. Тучи стянут небо крепче, а если бы его братья присоединились к нему, то они за пару секунд превратили бы этот кусок Ирландии в мертвую ледяную пустошь. Он так восхитился своими фантазиями, что стал неосознанно оставлять морозный след под своими ногами. Обледеневшая трава хрустела и шуршала, Ньют постепенно заметил, что это делает Януш и ему стало не по себе. — Почему ты думаешь, что Том пойдет тебя искать? — Ньют поравнялся с Янушем, рассматривая собственное пальто, которое Янушу непременно подходило, особенно подчеркивало глаза. — Ментально мы с Томом близки, — его лицо моментально стало напряженным, во всем виноваты воспоминания об отце, а что, если он появится внезапно и разрушит все? — Мы даже любим одну женщину, — старательно поясняет, но говорить можно сколько угодно, мистер Саламандер воспринимал все услышанное как некую красивую сказку. — Кто из вас выиграет? — Ньют саркастично склонил голову, а затем осмотрел пустынные просторы. — Я не ставил цели выиграть. Моя мать — не цель и не приз, а то что я делаю — не игра, — Януш был серьезен и печален. Его голос срывался от желания расплакаться, ведь чем ближе к месту, тем больше сомнений. А что если он и не найдет никакой Силии? Что же будет дальше? — Просто по печальному стечению обстоятельств я так живу, — Януш был очень чутким и растроганным под всеми чувствами и мыслями, желая вкусить эмоции от их встречи. — Вынужден. И в этом есть вина и моей матери. — Вон! — Ньют ткнул пальцем вдаль, указывая на рыбака, который стоял и смотрел куда-то вниз с обрыва. — Запомни, — обернулся Ньют к нему, беря за руку и начиная подгонять, — большое здание Вулворт — оно и есть то, что тебе нужно. Думаю, ты приземлишься где-то недалеко оттуда. По мере их скорого приближения сутулый старик обернулся к двум стремительно идущим людям. Выглядел он как самый бедный и обиженный жизнью бродяга без куска хлеба. — О, опять вы! — узнает Ньюта Саламандера. — И опять кого-то тащите. Много же времени прошло, — расхохотался скрипучим и противным голосом, бросая удочку, ставя обычное металлическое ведро перед посетителями его маленького нелегального бизнеса. — Нет, на этот раз я остаюсь в Британии, — пожимает покоцанную и сухую руку рыбака в обрезанной перчатке Ньют, пока Януш рассматривал жуткую седую щетину, что прорывалась сквозь шелушащуюся кожу. Это было так некрасиво, что мистер Реддл даже дотронулся до собственного лица, больше всего боясь за него, а вдруг оно будет грубо испорчено. — С вас семьдесят галлеонов, — ехидно протянул безобразный рыбак свою ручонку. — Так дорого? — Ньют стал возмущаться пуще прежнего. — Во-первых, этот малец слишком мал, я вижу по его физиономии, а во-вторых, у меня давно не было посетителей. Семьдесят галлеонов и точка, — уставился сразу на обоих. — Саламандер, — Януш все еще был в обиде на то, каким пыткам его подвергал Ньют, — платите, вы мне обязаны своим новым бестселлером. Ньют почувствовал стыд и тотчас же согласился с вымогателем, принимая всю вину на себя, он полез во внутренний карман пальто и достал связанный мешочек, передавая в руки нечестному рыбаку. Старик развязал мешок и стал осматривать монеты, на его лице взыграли золотистые блики, послышался звон — это рыбак потряхивал свою добычу, радуясь такому невероятному улову. Януш только крепче сжал свой чемодан, надеясь найти свою маму, он резко опустил его на замерзшую траву, все тут же посмотрели на Януша. Он раскрыл свой чемодан и из первого кармашка достал зелье удачи, которое уже почти закончилось. Откупоривая флакончик, он выпивает все до дна, надеясь, что этого хватит хотя бы на самую слабую удачу, выбрасывая стекляшку с обрыва, вслушиваясь в резкий звук неизбежного падения, после чего Януш молниеносно защелкнул свой чемодан, вставая уже наготове. — Ну, значит так, — посмотрел нечестный рыбак на мистера Реддла, — насчет «три», понял? — спрашивает, после того как Януш утвердительно кивнул, дядька начал свой монотонный отсчет, ударяя удочкой о ведерко. — Раз, — Ньют сделал шаг назад, искренне сожалея, что этот мальчик не выбрал жизнь в его чемодане. — Януш! — окликает его, тот резко повернул голову. — Два, — заголосил рыбак. — Если с тобой что-то случится и ты разочаруешься, то ты всегда знаешь, где меня искать, — Ньют все никак не мог понять почему же именно это существо бежит от него? — Три, — скомандовал старик. — Идите к черту, мистер Саламандер! — с вызывающим ехидством бросил свои последние слова, исчезая в воронке вместе с ведром. Ньют улыбнулся этому странному выпаду, нисколько не обижаясь на этого мальчика. Он раскрыл много новых истин и собирался создать новое творение, которое потрясло бы весь магический мир. Раскрыть тайну бытья, надеясь, что все волшебники проникнуться идеей Смерти, поймут, что в мире есть нечто настолько прекрасное, о чем никто в Министерстве и не подозревает.* * *
Она знала где искать своего ненаглядного, он всегда уходит в чтение, особенно, когда желает скрыться от реальности в фантазиях, которые рисует ему художественное произведение. Альфард Блэк — самый величайший и красивейший среди мужчин своей фамилии, — так считала Вальбурга, видя, как он воротит угли в камине этой железной чугунной кочергой. Она немедленно стала представлять, как ее супруг наносит безжалостные удары какой-нибудь полукровке, эльфу и даже гоблину. Такой весь бесстрастный, прямо как его лицо в данный момент. Блики пламени танцуют на его лице, освещая глаза, те кажутся янтарными и почти прозрачными. Альфард ненавидел политику и всячески подражал своему кузену Ориону, который выбрал стезю по душе, он хотел также, но для игрока в квиддич он слишком стар и вообще Вальбурга не разрешает покидать его на долго, поэтому он связал свою жизнь со спортивными играми все равно, ведя весь отдел Департамента магических игр и спорта, не пропуская ни одного матча по квиддичу, на которые каждый раз приглашает свою строптивую супругу. Сколько бы раз она ему не отказывала, а он все равно галантно просит ее составить ему компанию, сжимая ее кисть и влюбленно целуя. Вальбурга не знала, что Альфард специально игнорирует ее появление, миссис Блэк бесило это, ведь она была уверена — муж ее избегает. Альфард повесил кочергу около камина, он всегда все предпочитал делать сам, чем восхищал и раздражал свою жену, ведь на это есть бесполезные эльфы, недаром их мертвые и сушеные головы весят у них в квартире как знак порабощения и ничтожности этих существ. Вальбурга не чувствовала в брате нужных ответных яростных эмоций, он совершенно не поддерживал ее, практически ни в чем, что она, бесспорно, воспринимала в штыки, навешивая на него страшные, портящие репутацию ярлыки. Альфард был глубоко обижен тем, что в их доме гуляли преступники, политические радикалы и зачинщики новой войны. — Представляешь, дорогой, — Вальбурга была готова из кожи вон лезть, лишь бы он посмотрел на нее. Она берет несколько книг из черного шкафа, кладет на стол, поступая также как Альфард — делает вид, что занята чем-то важным, — мистер Реддл потерял свою дочь, — в ее голосе было столько злорадства, что это не заметил бы только глухой или слепой. — Может помнишь ее по Хогвартсу? Силией звали. Она походила на малолетку из-за своего грандиозно низкого роста. Вялая астеничка с глазами, будто сейчас заплачет. Они с Томом смотрелись очень странно, — насмешливо произносит эту неуместную оценку, вспоминая, что слухи по школе ходили самые разные, начиная от того что Силия беременна, заканчивая тем, что она и профессор Реддл живут в одной комнате. — Я помню Силию, — Альфард обернулся на Вальбургу, а ее кольнуло, что он помнит имя этой девчонки. — И ты преувеличиваешь, не такая уж она и низкая была. Просто ты была выше нас всех. — Ты ее защищаешь? — жажда устроить скандал была невыносимо сильна, особо сильно миссис Блэк хотелось всадить каблук своему засранцу-брату прямо в его нежные места. — Чего? — Альфард не понял что на этот раз не так. — Просто ты не объективна, — не подается на ее провокацию, будучи абсолютно трезвым в суждениях и взглядах. — Ты ублюдок! Она тебе нравилась?! — грозно подходит и хватает его за лицо, готовая выцарапать ему глаза. — Нет! — сам начинает злиться, не понимая, как остановить ее бешенство. — Я вышвырну тебя за порог, если узнаю, что ты мне изменял! — прищурилась, резко отпуская его личико. — И мама с папой тебе не помогут, — ехидно добавляет. — Я старшая. Я глава семьи. Не ты! — всепоглощающий полный безумного гнева взор таял в ее желании взять у него в рот и пробовать на вкус, слушать эти млеющие стоны. Гладит своего брата по щеке, начиная успокаиваться. — Вальбурга, они преступники, — он раскрыл свой рот, возвращая Вальбурге прежнее состояние. — Мне не нравится вся эта идея, — уверенно сказал Альфард, видя, как жена взяла запрещённую литературу. — Заткнись, Альфард! Ты ничего не понимаешь! — он бесит её своей лояльностью ко всем людям, считает это трусостью. — Я хочу, чтобы наши дети жили в большом мире, а не на маленьком клочке. Мы же как подвальные крысы. Ты хочешь, чтобы кто-то из наших мальчиков женился на грязнокровке? — Я не об этом, — садится в кресло, стараясь спокойно почитать, но Вальбурга все больше его бередила. — Я спрашиваю: ты хочешь, чтобы кто-то из твоих сыновей женился на грязнокровке? — агрессивно подступает. — Нет, — кратко бросил на неё взгляд. Вальбурга сразу же успокоилась, но это не на долго. — Ты хочешь, чтобы кто-то из наших детей женился на маглах? — пристально смотрит, вставая над ним как коршун над добычей, закрывая свет собой. Альфард молчит, потому что не понимает, зачем она задаёт вопросы, на которые знает ответы. — Отвечай! — выхватывает его книгу из рук и швыряет на пол. Она была старшей, Альфард помнит, что родители учили уважать старших, особенно сестру, ведь Вальбурга много сделала для него. Помогала с уроками, устроила по знакомству в сборную квиддича. Он был вынужден вместе с этим подавлять свою ответную агрессию в стычках с ней. Она бесила и раздражала в такие моменты безумно, хотелось её ударить, окунуть головой в ледяную Темзу, только бы пришла в себя. — Отвечай! — влепила ему пощёчину. Он ни на минуту не сорвался, проглотил её выпад, медленно встал с кресла, становясь выше нее, видя, как изменился взгляд напротив. Уже ей стало не по себе. — Прости меня, — притягивает к себе, вцепляясь в его губы страстным поцелуем, желая высосать его сладкую душу. Он не отвечал на её позыв, но спустя секунды целовал в ответ, кладя руки на её узенькие плечи, сжимая их почти до боли. От такой бурлящей близости у него кружилась голова, а сердце билось как безумное. — Ты истеричка, — с насмешкой говорит это ей в лицо, Вальбурга сразу же покраснела от злости и ударила его по лицу снова. Альфард считал, что его сестра хочет, чтобы он немедленно скользнул на колени к ее ногам, отуманенный порывом страсти. За это он ненавидел ее, от чего и не меньше любил. — Предатель крови! Ненавижу! Я выжгу твою физиономию с семейного гобелена! — бьет его снова, зная что не права. Вырывается из его рук и отходит к столу, собираясь брать лист пергамента и писать письмо всем знакомым семьям, ведь Грин-де-Вальд вернулся. Альфард смотрел в стройный стан своей жены, восхищаясь каждый раз как в первый. На ней старомодное платье с тугим корсетом и она не разрешает его развязывать. «Моя безумная сестра», — произносит про себя, делая к ней быстрые шаги. Берет со стола нож, подцепляет лезвием её шнуровку на спине и резко рвёт. Вальбурга распахнула в недоумении глаза, хочет обернуться, но он не даёт. Она закричала от досады, ведь Альфард как безумец. Стягивает с неё верх платья, хватая рукой за грудь, целуя в шею. Он считал, что Вальбурга издевается над ним. Задирает ей юбки, спускает с неё трусы, поглаживая её обнаженные прелести, она вся неподвижна, хотя он давно не держит. — Сделай это, — раздвигает себя руками, хочет к нему повернуться, но его руки останавливают. Она хочет видеть лицо своего Альфарда в тот момент, когда они сблизятся так, что поделятся друг с другом частицей своего тела. Альфард высвободил свой член из штанов, предчувствуя глубокий поцелуй её промежности. Она возьмёт его полностью. — Я хочу видеть тебя, — решила помешать ему и поставить условия. — Наплевать, что ты хочешь, Вальбурга! — после этих слов она заплакала, Альфард был так холоден, почти безразличен. Из груди вырывается тяжёлый стон скорби и наслаждения, когда он вклинивается в неё без полного согласия. Альфард снова был груб, но его рука мягко держала за бедро, Вальбурга опустилась на стол всем телом, строя из себя добропорядочную жертву, непереставая истомно вопить. Гладит его по руке, чувствуя на безымянном пальце кольцо. Он её муж. — Знаешь, почему я делаю это с тобой вот так? — заговорил с ней, она аж вся напряглась от интриги. — Мне противно смотреть в твоё лицо! — обижает Вальбургу, заставляя ронять слезы от душевных терзаний. — Не говори так, — её берет уныние и тоска. — Ты издеваешься надо мной! — притянул к себе, прижимаясь к её спине, сожалея о сказанном. — Я не прав, — резко остановился, не желая быть насильником. Она обернулась, показывая своё заплаканное лицо. — Ты прав, — целует его, позволяя продолжить, только на этот раз смотря ему в лицо. Опускает руку по его спине, поглаживая копчик, Альфарду нравится, он припал к губам Вальбурги в волнующем глубоком поцелуе, терзая изнутри её мокрую дырку. Она властно сжимает его ягодицу, от чего он довольно простонал. Смотрит ему в глаза. Она была с ним. Издав сдавленный вопль Альфард обмяк и лёг на Вальбургу, укладывая её спиной на столешницу. Тяжело дышит ей в шею, от его вздохов она чувствует на своей коже влагу. — Я опять не успел, — поднимает на неё глаза, она тут же погладила его по щеке, успокаивая. — Прости за несдержанность. — Иногда мне кажется, что нас воспитывали разные люди, — Вальбурга утомлённо прикрыла веки, она все ещё под впечатлением от их близости. — Ты либерален к грязнокровкам и маглам. — Это не так, — обижается, целует её в щеку. — Просто я не сноб. Я не вижу ничего плохого в том, чтобы поздороваться с маглорожденным и быть воспитанным. Я сам никогда не вступлю в брак с такими, но и открыто ненавидеть тоже не буду. К чему эта война? Есть мы, есть они. И все. Каждый волен выбирать свой путь сам. — Ты идеалист, — запускает ему пальцы в волосы, массируя кожу головы, он аж засопел. — Я каждый раз прокручиваю в голове моменты, пугаясь, а что бы было, если бы мы не соединили наши жизни? И мне становится страшно. Не хочу, чтобы ты ушёл от меня. — Если ты будешь меня доводить, то меня заберёт смерть, — он рассмеялся. — Не говори так, — целует его в макушку. — Есть в твоей ласковости что-то зловещее, — поднимает на нее глаза, целуя руку.* * *
Все закружилось в безумном танце, особенно перед глазами, не возможно было уловить происходящее, даже собственное тело казалось отрешенным в бурном потоке невнятных слов, свечений и ощущений. Перед глазами мелькало в головокружительной проекции что-то непонятное, яркое и разноцветное и только когда скорость кручения плавно стала спадать, стало ясно, что весь водоворот ничто иное как — новые неизвестные до сели просторы. А затем небо. Голубое, с кучевыми пышными облаками и что-то высоченное, оно заслоняет достаточный кусок неба, этих непонятных вершин было несколько, одно из них заслонило светило и Януш упал в прохладную тень неизвестно где. Первое, к чему он потянулся — это был его чемодан, тот приземлился где-то недалеко, Януш слышал его стук о бетонную серую землю из камня. Переворачиваясь на живот, он тяжко подползает к чемодану, желая не изнывать от страха, чувствуя, что от того самого чувства под ним расползается лед, а еще он хочет жрать. И нет, это не обычная еда, а именно людское свечение, без которого желание, а вернее, способность быть в себе слабела. Звонкий щелчок и темно-коричневый чемодан оповещает своего хозяина о том, что он отворен. Януш оглядел странное место, куда его выбросило, но страх застилал глаза, единственное, чего хотелось в данную минуту — спрятаться. Вытаскивает серебристую переливающуюся ткань мантии-невидимки, поспешно скрываясь за ней, боясь напороться на патруль Конгресса или чего похуже — Патронус. В ней он чувствовал себя абсолютно легально в чужой стране, в которую пришлось проникнуть абсолютно незаконно. Сбрасывает с себя человеческую личину, чувствуя, как мантия облегает дементорское тело как вторая кожа, лишая возможности снять ее в этом образе. Не видя ничего кроме неярких свечений в дали, Януш стал напевать свою песнь, подзывая тех, кого мучает сильнейшая душевная травма, кто просто жаждет встречи с депрессией и уже ни раз мечтал самоубиться. Он чувствует, как легко поддается слабая и израненная душа, что страдает, а особенно, если она дефектна или больна. Тяжелее всего призвать тех, кто самодостаточен и счастлив. Обездоленные и обидчивые злорадные люди сами призывают к себе страдания, от чего Януш делает пару движений, а затем останавливается, продолжая тянуть все самое вкусное, завлекая новыми страданиями души́ несчастную жертву, которая с радостью идет плениться в паучьи сети. В этот момент Януш абсолютно забывал кто он, помимо его второй личности, он не знал, что он такое и какова его вторая жизнь, чувствуя ее отголосками сна — неким воспоминанием. Свет все ближе, свет все ярче, затем Януш чувствует, как его рука касается чего-то материального, вцепляясь безжалостной мертвой хваткой, он поднимает свою жертву над землей, присасываясь только к яркому и зовущему переливу души. Если прислушаться, то можно было услышать особый голос души каждой личности, а еще они казались все одинаковыми на вкус, но депрессивные по своей натуре люди были дурнее, чем счастливые и наивные оптимисты, которых не зазвать в свои сети мрачному дементору, если только не ловить самостоятельно. Яркий свет стал гаснуть, впитываясь в сосущего невидимого убийцу, Януш мог увидеть жизнь и эмоции человека при большом желании, но все радости у людей были почти одинаковы. Тепло и чувственное насыщение пропитало чужеродное сверхъестественное слепое сознание, возвращая ему не только возможность жить и скрываться в толпе людей, но так же и бодрящую силу духа, после чего Януш резко опустился на землю, резко прозрел, замечая, как присосался через мантию-невидимку к какой-то женщине. Она резко стала для его рук слишком тяжелой и неподъемной ношей — сразу же разжимает пальцы и незнакомка средних лет тут же повалилась вниз, опустошенная и совершенно бездушная. По дороге рассыпались апельсины, которые она несла в пакете, видимо, выходя из магазина. Януш присел около нее, сожалея о случившемся, но она, хотя бы, была жива, ровно дышала, моргала пустыми и ничего не выражающими глазами, смотря куда-то сквозь пространство и время, чем пугала. Съев ее душу, Януш будто бы слышал ее сильнейшее разочарование и осуждение в собственной голове. Бросает затею с оплакиванием своей жертвы, подбегает к чемодану, защелкивая его, забирает с собой под мантию невидимости, собираясь покинуть странный переулок, который выходил на одну из оживленнейших улиц. Названия Януш никак не мог найти, как не старался, только цифры, что ни о чем не говорят. Что за город, что за штат? Вообще-то он свято верил, что старик-нелегал не обманул и перенес его именно в Штаты: Нью-Йорк-Манхэттен. Наверное, тяжко жить со способностью открывать прекрасные порт-ключи, но не найти место в жизни для реализации своих талантов, может, дело все в том, что рыбака выперли из Министерства, а может, какая другая трагедия заставила его торговать путешествиями без правил и учета? Выходя на оживленный проспект, Януш остановился, глядя в невероятных масштабов город. Такой ни на что не похожий. Высокие, нет — просто огромнейшие строения, о высоте которых можно было только гадать. Оказаться среди этих гигантов — все равно что быть ничем. Глаза застревали то на одной помпезной высотке, то на другой, а затем много-много рекламных щитков, билбордов, какие-то горящие вывески, много людей — улицы были живыми и здравствующими. Машины-машины-машины, их было просто огромное количество, такого нет и не было даже в Лондоне! — у мистера Реддла разбегались глаза. А еще эта музыка, она повсюду. Бесчисленное множество красивых и до сели неизвестных заведений. Януш никогда бы не подумал, что можно жить в этом. Оно сперва кажется мощным и великолепным, затем душным и стесняющим, от чего и великим. Януш резко сделал свой выбор в пользу американского мегаполиса, сравнивая его с дырой под названием Литтл-Хэнглтон, хотя этот городок сохранял самые чопорные английские традиции, а именно — в архитектуре и быте. А здесь же — в Америке, вся жизнь словно рисовала новую, совершенно другую жизнь, о которой можно было только мечтать. Фантазии юного мистера Реддла просто не хватало, чтобы представить Манхэттен таким. Он завис под разглядыванием тесных архитектурных сооружений незнамо насколько, только потом вспоминая, что вообще-то тут нигде поблизости не видно лесов, холмов, да в общем природного уголка, ведь Литтл-Хэнглтон стоял меж двух холмов, практически упираясь в лесную чащобу. Машины воняли, все это создавало непривычный до сели запах, особенно, когда он смешивался с ароматом пекарни за углом и дорогим итальянским рестораном, а еще этот парфюм от рядом проходящей дамы. Что это? Куда Януш попал? Это вообще та планета? Его первый вопрос был таким: Почему мы сразу не перебрались в Америку? Зачем было жить в доисторическом Литтл-Хэнглтоне, где электричество и водопровод провели, дай бог лет двадцать пять назад, и то, потому что рядом более обширный Грей-Хэнглтон, рядом с которым какое-то графство. Этот же город — чистой воды дитя промышленности и технологий. Новая молодая страна вобрала в себя все самое лучшее и выплеснула это в самом невероятном штате. Януш уже чувствовал, как его распирает гордость быть именно здесь, ему казалось что жизнь «до», была для него загоном или сараем. Голая цивилизация и дикая грация в каждом здании, в каждой вывеске. Януш с интересом разглядывал своих сверстников, которые сбредались в компании и покуривали за углом, жавшись к самому старшему. Они были красивы. Их одежды дороги как у самых изысканных лондонцев, прически строги и брутально зализаны, оксфордские туфли блестели под лучами солнца. Вызывающие, кричащие, стоящие в развязной позе, потягивающие папиросы, оглядывают каждую юбку приценивающим взглядом. «Кто они? Что это?», — у Януша было так много вопросов к людям своего возраста. Пусть они и люди, но желание быть хоть в какой-то среде появилось столь внезапно — стоило увидеть обширное разнообразие не только зданий, цветов и автомобилей, но и людей. Ему захотелось прямо сейчас стоять вместе с этими красиво одетыми парнями разного возраста, обсуждать что-то, что им интересно и удивлять, удивлять, удивлять их. Быть в центре внимания, дарить окружающим свою часть, познать и другую сторону жизни. Все же Януш стал чувствовать нехватку человечности в своем существе, вспоминая — он все же такой же простой люд, как и все эти прохожие, как и те парни, что примостились около задрипанного кафе. От всех цветущих мыслей Януша отвлекает толпа одинаково одетых людей, они были похожи на какую-то группировку. Все в серых длинных плащах, шляпах, костюмах, трое мужчин забегали прямо в угол, откуда недавно выбрался юный мистер Реддл. Никто из бегущих не видел и не подозревал незримого гостя. Януш проследовал за ними, как только увидел, что самый крупный из мужиков достает вытянутый тонкий предмет, в котором не трудно узнать волшебную палочку. — Что это было? — спрашивает он своих товарищей, а все они столпились у тела той самой женщины, которую зацеловал Януш. — На карте был отмечен всплеск сверхъестественной энергии, — присел другой напротив пострадавшей, доставая уже свою палочку, начиная светить Люмосом ей в глаза. — Ну хоть убей — ничего сверхъестественного, это больше похоже на инсульт, — после этих слов все в замешательстве стали оглядываться. — Может быть, какой-то подросток колдонул один раз, а эта несчастная оказалась на месте преступления случайно? То есть два этих случая не связаны? — третий оказался по голосу женщиной и она тоже пыталась внести ясность в происходящее. Януш понял, что они имели в виду — его действия были видны где-то там в Конгрессе, по ним легко догадаться что они — те самые Мракоборцы. Один начал размахивать палочкой, пытаясь что-то прознать в случившемся, восстанавливая примерное заклинание. — Я ничего не вижу, — признается. — Наверное, это случайность, но я предлагаю отнести женщину в больницу Абрахама Поттера, Грейвс, — ткнул главный в подчиненного, — отнеси пострадавшую, думаю, стоит подвергнуть женщину анализу. Не может же быть все так… — отмахнулся мракоборец, не понимая что вообще происходит. Тот самый Грейвс приподнимает ошарашенную и обезличенную даму, моментально исчезая с нею. — Что мы скажем Госпоже Президент? — спросила высокая тощая леди. — Скажем, что мы все уладили, — Януш услышал в голосе этого мужчины явную усталость и тревогу, — нам нельзя падать в грязь лицом, особенно теперь. Обливиаторы не должны вообще быть в курсе произошедшего, — сказав это, женщина покорно согласилась, кивнув, — Тина, — схватил ее резко за руку останавливая, — можешь ли ты написать отчет? Надо поддержать Персиваля, ему очень нужны хорошие рекомендации. — Конечно, сэр, — она без промедления согласилась, исчезая с поля зрения. Оставшись наедине, безымянный мракоборец присел на корточки и стал собирать оранжевые апельсины, что так ярко контрастировали на сером плоском бетоне. Он нелепо распихал их по карманам, а затем достал пачку сигарет и прикурил, начиная поспешно выдыхать дым, портя воздух. Януш засмотрелся на этого дядьку, подмечая — усы искажают лицо и старят, но несмотря на это, юный мистер Реддл пожелал походит на этого уверенного в себе мужчину, чьи действия были выверены и точны подобно Геллерту. Януш встал в позу, повторяя за мракоборцем, делая вид, что он курит вместо этого дядьки, подражая его действиям, взгляду и манере. Своеобразная игра подействовала на мракоборца, который нутром ощутил чей-то назойливый пытливый взгляд, и это заставило того немедленно начать удаляться. Януш последовал за ним, зная, что этот человек может привести его к Вулворт-билдинг, о котором упомянул Ньют. Януш испугался, что этот дядька сейчас трансгрессирует как и его собратья, поэтому, оказавшись позади, Януш сорвал с себя мантию, открывая взору свою двусмысленную и загадочную натуру. Комкая бархатистый материал прямо в руках, попутно вцепляясь в чемодан, мистер Реддл поспешил за потенциальным проводником, который то и дело приведет его к Силие. — Извините! — хватает мракоборца за предплечье, тот сразу же обернулся, вопросительно смотря на того, кто потревожил его медленную прогулку. — Я иностранец, совсем запутался в ваших улицах. Не подскажете, где бы я мог найти МАКУСА дабы зарегистрироваться и все такое? — говорил он как можно более убедительно, красиво и немного пафосно, невольно повторяя за своим отцом. — О, конечно, я как раз туда иду, — добропорядочный представитель исполнительной магической власти стал вежливо объяснять где находится Бродвей и чем он отличается от 5-авеню, да и вообще они прямо сейчас находятся в самом шумном и респектабельном Нижнем Манхэттене. Как же сложна оказалась Америка по своей структуре, Януш считал, что это совершенно не похоже на разделение страны на графства и королевства как в Британии, в Америке слишком много уточняющих факторов. И все это так сложно и неинтересно. Они шли глубоко вперед, далеко отходя от места преступления и мистер Реддл ни разу не выдал свое знание ситуации. — Где твои родители? — резко окинул Януша взглядом мракоборец, явно находя парнишку слишком молодым. — Моя мама работает в Конгрессе, — сказал наобум первое, что пришло в голову — лишь бы он отвязался, — а еще она тайная подруга Госпожи Президент, — продолжает набивать цену, только бы тот перестал задавать вопросы, — но вообще-то, я не могу разглашать тайну о своих родителях, — его тон был изысканно-изящным, таким, что этот мракоборец резко забыл все случившееся в мутном квартале и с неподдельным интересом вкушал рассказанный бред, в глубине души завидуя таким бессмертным связям мелкого сопляка. — Тебе надо зарегистрировать палочку, ты, наверное, переводишься в Ильверморни? — задает интересующие его вопросы. — О нет, — резко завозмущался Януш, а затем пожалел, ведь этот мужик на него недоверчиво уставился. Мракоборец думал, что Януш болтлив невероятно, из-за чего хотелось от него избавиться. — Я сквиб, ну, как бы, судьба обделила меня магическими способностями. Во всем виновата дурная наследственность, — начинает наращивать на свой образ невероятных масштабов легенду, не подозревая, как сильно похож на свою мать в данный момент. — Знаете, так случилось, что моя бабка оказалась мне и прабабкой, в общем волшебная сила утекла из меня, да и вообще, — жестикулирует свободной рукой, чувствуя, как от чемодана заныло плечо, но боль исчезла под гнетом напряжения от разговора, — я несчастный обездоленный ребенок. Моя мама бросила меня, когда мне было пять лет, а мой отец беспробудный наркоман. Бабка, правда, директор школы, но она совершенно не заботится обо мне, ведь у нее по всей стране куча молодых любовников. А мой дед преступник-уголовник. И из-за того, что судьба не наделила меня магическим талантом, я вынужден был обитать с отцом-наркоманом, который отсидел в тюрьме вместе с моим дедом, — Януш не знал, когда остановиться, потому что эта гипербола полностью захлестнула его сознание, это уже превратилось в какую-то своеобразную игру слов. Он бы и продолжил компрометировать себя, если бы мракоборец не остановил его, прерывая странную бульварную историю, в которую верилось с натяжкой. — Тебе прямо во вход с совой, — указывает на дверь. Януш стал осматривать великолепное по своим объемам и масштабам здание Вулворта, задирая голову, пытаясь сосчитать сколько же в этом небоскребе этажей. Но нет — не вышло, глаза разбегались, а юный мистер Реддл постоянно сбивался. Обернувшись, Януш понял — остался один, хитро ухмыльнувшись, он знает, что не вызовет подозрений своей безумно невинной историей. Присел и стал запихивать скомканную мантию в чемодан, а затем уверенно поправив волосы, собрался покорять Америку, считая, что здешние люди вкуснее чем на родине. Остановившись перед входом, Януш уставился на портье, который был готов открыть перед ним дверь. — Извините, не подскажете ли мне, — решил попытать жидкое счастье, — не знаете ли вы случайно женщину по имени Силия Реддл? — с выжиданием таращится на невысокого мужчинку в красной фуражке. — Вроде бы, она работает в отделе правопорядка, а у вас назначена с ней встреча? Я, честно сказать, мало кого знаю, тут периодически выбегают работники Конгресса перекурить или сходить на ланч, но вы должны понимать, что я не особо разбираюсь кто тут кто. — Спасибо, — кивнув в знак благодарности, Януш направился в Конгресс, как портье радушно распахнул перед ним дверь, впуская в огромное людное помещение. Януш не знал на что смотреть в первую очередь, то ли на то, как люди шастают по гигантской лестнице, то ли на летающие письма, а может на эльфов, что работают гардеробщиками и чистят волшебникам обувь и палочки, встречая у лифтов? Кто эти люди? Почему латиноамериканцы трясут маракасами и, стоя в очереди, напевают неизвестные песни? Януш стал гулять вокруг, заглядывая в каждый уголок, наблюдая, как бумаги и чашечки с кофе летают по воздуху, как мальчик-газетчик скатывается с перил и бросает с громким криком: «Пётр!» газету какому-то мужчине в спину, а тот останавливает ее на лету, не прикасаясь к палочке. Довольно вызывающее зрелище. Неизвестно сколько времени прошло, пока Януш смог насмотреться на происходящее, особенно утопая взглядом в стеклянных тонированных окнах МАКУСА, сквозь которые пролетали быстрые совы и филины. А затем она. Манящая, безусловно прелестная, Януш подметил важно заходящую в Конгресс женщину. Прошло каких-то пара секунд, очень важных, после которых он понял — это мама. Её было не узнать, но взгляд инстинктивно вбивался в неё, на уровне предчувствия и интуиции Януш подсознательно выбрал Силию из толпы, даже будучи уверенным — это незнакомка. Моменты оцепенения проходят, как только она движется вперёд. Неузнаваемая. Её точеность обрамляет массивная темно-серая шинель, длинной до самых щиколоток. Мех. На вороте приятный глазу пушистый пестрый мех. Януш напрягается, когда понимает что по фасону шинель мужская. Двубортная. Силия вытаскивает руки из карманов, снимает небрежно расстёгнутое пальто и швыряет во встречающего её домовика. Какое некрасивое поведение! Открытое пренебрежение! Как было непривычно видеть маму такой. Такой, какой она никогда не была дома. Не была в Британии. Силия здесь смотрелась какой-то деспотичной и самонадеянной выскочкой. Эльф утонул в её шинели, для этого карлика оно было и тяжёлым и слишком длинным. «Мама все ненавидит, поэтому показывает эту ненависть. Не хочет быть жертвой», — Януш находит ей красивое оправдание, мечтательно вздыхая даже на такой образ матери. Она была во всем хороша, даже в нелепой одежде, даже в невоспитанности. Мамочка, — его глаза заполонили слезы, ведь он видел, как она уходила все дальше. Силия даже не заметила, что здесь её сын. Не почувствовала! А он воспринял это как пренебрежение собой. Мамочка, — разнылся словно маленький, утирая свои романтичные чувства рукавом. Смотрит на неё и не узнает. Чужая тётя. Злая. Грубая. Безупречная, восхитительная, любимая. Умиротворённо наблюдает за ней. Она подходит к стойке с молодой девушкой. Януш подбирается поближе, начиная выслеживать свой объект помешательства. Свою маму. — Мне приходило сегодня что-нибудь? — её голос развеял ту грубость от первого впечатления. — Нет. Пока ни одного письма, — сообщает ей. — Вам очень идёт это платье, — Януш услышал, как Силие делают комплимент. Он сразу же осмотрел её. Чуть не заплакал сильнее от того что мама слишком красиво одета, настолько, что ему это не нравится. Он ревнует. Синее платье пластически облегает прямо по её фигуре, на свету оно красиво бликует, обнажает ее ноги и шею. Какой-то атлас — не иначе. Длинные прилегающие рукава — Силия их очень любит. Януш смотрел и видел только разрез на её правом бедре, ему казалось это непристойным, тем более подол выше колен. Там ведь ажурная резинка от чулков видна! Он злился ото всего и восхищался всем. И этот чёрный вызывающий шов на темном нейлоне, пролегает тонкой нитью по всей длине от самых пят до бедра. Осмотревшись, Януш понял что слишком строг к Силие, что все женщины в Конгрессе носят подобное. Она была очень даже в рабоче-деловом наряде. Тут все очень красивы. Все. Не считая каких-то прохожих, мексиканцев и служащих на посредственных должностях. Януш замечает что у мамы волосы короче чем раньше, но ему нравится, она ему вообще внушает чувство бесстыдного прекрасного одним только своим видом. — Как ваш день? — к ней подошёл какой-то… мальчик? Януш посчитал его нелепейшим и низким. Он протянул Силие газету, а она её радушно взяла, даже не посмотрев на того кто приблизился, будто она не удивлена. Будто она ожидала. — Спасибо, Абернэти, — она улыбнулась ему. Да так, что мурашки прошлись по коже. Она лукаво флиртовала с ним. Януш встал за большой кадкой с длинным ветвистым кустом, наблюдая происходящее. Ему было очень обидно, больно, неприятно, противно от того что мама так легкомысленна и заносчива. Януш сразу же нашёл в Абернэти кучу недостатков, посчитав даже что тот младше его самого. У него ужасно уложены волосы, рубашка клоками торчит из-под штанов, старомодная жилетка, словно бабушка связала, а ещё у него дурной загар, — Януш продолжать мог бесконечно, а он бы это и делал, не потеряй весь ход мыслей, увидя, как рука Абернэти касается его мамы прямо там, где глубокий вырез. Гладит Силию по ажурной резинке, проникает ей за ткань юбки, откровенно лапая, в то время пока Силия всего лишь смотрела в принесенную газету. Она была возмущена и Януш думал что из-за поведения наглого мальчика, но — нет. — Что за идиотизм? — эмоционально произнесла она, тыча в газетёнку, поворачиваясь к этому гнусному мерзавцу. — Рэдфорд, объясни мне. — Одним словом — сексуальная революция, — он смотрит на неё и не скрывает своей заинтересованности в ней как в сексуальном объекте, что Силия игнорирует, даже когда он откровенно щупает её. Моя мама, — Януш был так упрямо-зол, что смог только расплакаться от увиденного и возненавидеть Силию только крепче. Он был уверен, что мама хранит его фото и вздыхает каждую свободную минуту. Я же твой сын, — не сдерживает детских обид, горюя столь искусно, что вызывает чужие взгляды. Януш не мог сдержать сильнейшей травмы от собственного игнорирования. Силия даже не хочет знать, что он здесь, поэтому и не видела его. У неё нет цели встретиться с сыном, любить его, выслушать. Он считает, что мама пренебрегает им. Закрыл лицо ладонями, не желая на это лицезреть, отчаянно всхлипывая, чувствуя, как почти затопил свои ладони. — Мальчик, ты потерялся? — Януш слышит повелительный женский голос за своей спиной, кто-то положил ему руку на плечо, сострадая искренне и по-настоящему. Он тут же перестал ныть, сильно испугался, на секунду застрял в параличе и невозможности сдвинуться. Когда тревога отпустила, Януш резко повернулся, встречаясь взглядом с холёной статной женщиной. Мулатка со светлыми волосами, одета в тот же материал что и Силия, только у неё платье в пол и зеленое. — Нет, — только и выдавил. — Вы кто? — она была недовольна этим вопросом. — Я — Госпожа Президент, бескультурный мальчик, — ей не понравилось, что он не знает её в лицо. Такую важную, сильную и независимую. Она моментально потеряла к нему интерес, чувствуя, что он оскорбил её, Госпожа собрала все свое президентское обаяние и удалилась. А Януш продолжил рыдать истерзанный ревностью, пока Силию не спугнула фигура гордой Госпожи Президент, Абернэти, тотчас же убрал от своей коллеги руку, начиная смущенно ухмыляться. Януш гадал только одно: трахал ее этот Рэдфорд или нет? Тяжба в виде ревности, особенно в лице изменчивой женщины — очень щекочущий нервы момент, еще никогда Януш не испытывал такой душевной недостаточности, пылая и умирая, но так и не погибая до конца. Силия даже не осознавала, что за нею наблюдают, ее сын никогда бы и не подумал, что мама может быть такой… что она будет позволять другим трогать и рассматривать себя, спать с ними и крутить шашни. Это совершенно рушило устоявшуюся картину. Каждым своим кивком в сторону незнакомых мужчин она наносила Янушу сильнейший удар, травмировала, причиняла боль и раздирала, от чего он, в последствии, начал получать странное наслаждение, упиваясь тем, какая она прекрасная и не только в его глазах. Ее походка была абсолютно раскрепощенной, по-женски привлекательной, все движения грациозные, жеманные и выдержанные, она словно выступала для кого-то на сцене. Силия собирается уходить и направляется в сторону, где прячется ее сын, но Януш был весь в своем противнике, находя его ужасным и недостойным Силии. Хочет вылизать ее прямо на глазах у всех своих соперников, обратиться в дементора и трахнуть ее до смерти, показывая, что так может только он. Его вспыльчивая страсть бурной волной перетекала в ненависть и жестокость. Этот Абернэти идет за его мамой хвостиком, смотрит ей в след и пытается ухватить за руку, играется с ней как подросток. «Она слишком стара для тебя!», — Януш был готов оскорблять свою маму, лишь бы никто не доводил его подобными зрелищами. Рэдфорд отстает от нее, сворачивая на гигантскую лестницу, поглядывая вниз, надеясь, что Силия обернется, но она была погружена в куда более серьезные думы, чем подростковые симпатии и терзания похотливых школьников. Януш увидел, что его маме абсолютно никто не нужен. Ей хорошо одной, но до той поры, пока она уверена — нет достойных ее тела партнеров. Ей нравились люди, нравился Абернэти, но никто из них не доставляет ей пыточных эмоционально-сексуальных мук, она все равно, даже в другой стране не ушла от того, что представляет лицо Тома в интимный момент своей жизни. Она хочет от этого уйти, неискренне, но сильно. Она проходит прямо мимо кадки с курчавым кустом, за которым стоял ее Януш, в упор смотрящий ей в след, Силия совершенно не увидела его. Силия продолжила удаляться, а Янушу врезается в голову монотонный стук ее каблуков. — Мама! — окликает этот звонкий узнаваемый голос, она не может поверить, что это правда. Резко останавливается и стремительно идёт назад, уже видя своего сына, который остался в Британии. Он нашёл её, он ослушался всё и всех. Расстояние между ними сокращалось, потому что Силия уверенно приближалась к нему. Никто в Конгрессе не должен обратить на это внимание, — так она рассуждала. Хватает его, приближая несдержанно лицо. У него такие же грустные глаза как у неё, она замечает, что он плакал, обхватывает пальцами его горячие красные щеки, шею, резко притягивая. В страстном припадке стала целовать его губы, то и дело срываясь на утомительные вдохи, желая вкусить его глубже, больше, сильнее, все тело ее в спазмах содрогается. Она так давно не ощущала вкус тоскливых родных губ, Силия бесконечно сильно любит своего сына. Он похож на своего отца. Януш невероятно красив и привлекателен для неё. Все проходят мимо, провожая взглядами, но это не остановило мисс Реддл. Стоило ей почувствовать его язык, который он в болезненной истоме сует ей в рот, как она понимает — это не остановить. Хватает Януша за руку и начинает с ним уходить. Длинные коридоры уводят от привычно людных залов. Силия открывает служебную комнату, затаскивая туда и своего сына. Здесь достаточно темно, большие прямоугольные зеркала, над ними горят частые мелкие лампочки — гримерная, а в остальном помещение мрачное и одинокое. Стала его раздевать, коснулась сильно разгоряченного нечто, вспоминая какое оно постыдно-прелестное на ощупь, все в слизи. Януш стонет, но он хочет ей что-то сказать, а она игнорирует его, ровно также как Абернэти. Она забирается на него, на мгновение осознаёт, что только что совершила, нервный сдавленный вскрик сорвался с ее губ, руками хватается о стену, вжимаясь спиной, лицо расплылось в томленой усладе и она умилительно заулыбалась, дрожа всем телом. Он разглядывает ее эротично стянутые дрожащие от дыхания сиськи, которые так пикантно подчеркивает открытое декольте. — Януш, ты так мил, я просто должна поцеловать тебя, — поглаживает ему лицо, высовывает язык и нализывает. — Что ты, что Том, вы похожи на женщин, — саркастично заявила, следом затягивая в глубокий страстный поцелуй. — Мужчины, похожие на женщин, — Януш уловил в этом что-то странное, этим мама говорила о чем-то еще. Он ощутил всю влажную напряжённость Силии, что не могло не возбуждать. Внутри она все такая же, Силия не даёт ему двинуться, пытаясь хоть за что-то удержаться, упиваясь, дорываясь наконец до своей усладной мечты. Прижимает её к стене, приподнимая за бёдра, желая отдаться отуманевающему порыву, она стала съезжать вниз, полностью садясь ему на член, Силия довольно вскрикнула снова, она похожа на сумасшедшую. — Грин-де-Вальд… — пытается сказать ей, но понимает, что именно сейчас она его даже не услышит. Силия улыбается, вместе с тем контролируя желание просто насмешливо орать. — Кажется, ты вырос, — кокетливо улыбается она, начиная на нем только больше елозить, содрогаясь от внутренних спазмов. Януш все ещё хочет ей что-то сказать, но вместо этого прижимается к ней посильнее, закрывая глаза от бархатной близости. Невероятно сильно в неё влюблён, её ноги впиваются в поясницу, она в него крепко вцепилась. Делает в ней рваное резкое движение, они оба трепетно заныли. Хочет сказать ей, что Грин-де-Вальд сбежал и папа с ним заодно, но забывает об этом в ту самую минуту приторного трения, плотского сладостного счастья, думая только о том, как бы продлить их долгожданное воссоединение. Он поёт маме свою шипящую песенку о невероятном оргазме в ней, что только сильнее ее заводит, вцепляется ему в волосы, оттягивая голову назад, смотрит, как он продолжает шипеть ей о своей глубокой привязанности. Резко чувствует позыв ее поцеловать везде, прерывает ее горячку, спускается на колени к её ногам, начиная нализывать в самой сердцевине губительного разврата, Силия властно закидывает ему ногу на плечо, вцепляясь в его волосы болезненной хваткой, заставляя взвыть, а он хочет убить свою возлюбленную, желая вкусить мамину черствую, жестокую и поверхностную душонку. Пытается убедить себя, что Силия не Смерть и ему не нужно обращаться в дементора, не хочет, чтобы все повторилось, прервался, чувствуя, что теряет в своих змеиных песнях и человеческое лицо. Чем больше он прикасается языком, пальцами к томимой увлажненной коже, тем сильнее хочет съесть. Прижимается к её животу, слыша, как она неспокойно дышит, немедленно встаёт, проскальзывая судорожно внутрь её узкой дырки, мучается от желания стать дементором и поцеловать Силию, убив навсегда. Она целует его сама, от чего муки отпускают, продолжил грубо врываться в неё, заставляя простонать своё имя. Лижет его щеку, забирается кончиком языка прямо в ухо, он не может перестать шипеть в её объятиях, Силия просит не останавливаться. Она целует в губы раз за разом, убирая потребность делать это самому. Тёплое душное дыхание рот в рот, что, кажется, совсем не приносит кислорода. В такие моменты он не чувствует, что сосет её, наоборот ему кажется, что это она высасывать всю его темную сущность. Силия аж подпрыгивает в его руках, стоит ему сделать резкий рывок в её сторону. Она двусмысленно хихикнула, а затем растерялась в собственных стонах. — Кончай же, — пронизывающе просит она, желая разорвать их бесконечно-долгий, как ей казалось, секс. Снова целует его, он посмотрел ей в глаза, они были так близко, такие влажные от слез и чисто-голубые, прямо как у него. Трогает её талию, начиная мягко поглаживать, спускаясь постепенно ниже, трогает за нежные ягодицы, прижимаясь к ней сильнее, он чувствует только калечащую разум страстную истому во всем теле, она уже переходит в его голову, заражая сознание. Хотел и сгорал от желания всю душу из мамы вытрясти. Разрывает их поцелуй длительным страдальческим стоном, дышит Силие в шею, изнемогая с того, как его колотит от перенапряжения. Облегченно вливается в нее, чувствуя постыдное успокоение. — Я не Гарри Поттер! — обидчиво добавляет, смотря ей в лицо. Силия тут же слезла с него, не скрывая пренебрежительного недоумения. — Чего? — не понимает о чем он, начиная гладить и прижиматься к нему лицом. — Папа говорил… — начал он. — Папа не прав! — одна только её фраза убеждает его в том, что маме незачем врать. — Кто такой Гарри Поттер? — смотрит на то, как она подошла к большому прямоугольному зеркалу, что висело на стене, видимо, когда-то это место служило примерочной. Силия подтирает растекшуюся тушь и выдвигает красящий грифель помады, застыв с удивлением. Он наблюдает за ней в отражении, все ещё заправляя рубашку, затягивая ремень. Мама улыбнулась, почти рассмеялась. — Гарри Поттер — мальчик, который побеждал твоего отца множество раз, — проводит аккуратно по нижней губе, придавая цвет. — Гарри Поттер — одно из лиц Смерти, которое играло важнейшую роль в игре Дамблдора, — красит уже верхнюю губу. — Он был сиротой, жил в семье маглов и терпел от них унижения, — продолжает разъяснять, пока Януш не мог оторвать свой взгляд от того, как мама красится. Ему кажется, Силия соблазняет его, снова. Подходит к ней ближе, она повернула к нему свой профиль, смотря куда-то исключительно в пол. Кладёт руки ей на плечи, медленно опускаясь по спине вниз. — Гарри Поттер погиб от рук твоего отца в прошлой реальности, но даже не родился в этой, — вновь повернулась к своему отражению, начиная в него смотреть, разглаживая платье и постоянно одергивая. Берет тряпку, что висела на вешалке и начинает старательно вытирать свои чулки с внутренней стороны бедра. Она вспоминает что-то, становясь в миг грустной, затем выбрасывает испачканную тряпку на пол. — Папа постоянно намекал мне, что я это тот мальчик… — Януш не выдержал и наябедничал. — Том хорош и держится неподражаемо благородно, — мечтательно и ехидно заухмылялась Силия, отвратительно неприятно показывая незаинтересованность в проблемах своего сына, — а еще он прихорашивается прямо как тщеславная куртизанка. Переодень его в бабское, — обернулась резко к сыну, прожигая Януша своим легкомысленным взглядом, моментально возбуждая ответный огонь, — и мужчины осыплют моего дорого Тома комплиментами и любовными письмами, после чего наш папа бросит им в лицо Авада кедавру. Какой парадокс правда? Что нас всех держит вместе? — Он не любит тебя, — Януш был оскорблен до глубины души этим беспардонным выпадом с ее стороны. — Нет. Вот тут ты ошибаешься. Он любит только меня. Тебе могло бы показаться, что мой дорогой Том любит тебя, но как раз тебя он и не любит. Все что было между вами с Томом — натянутый броманс, — звук любимого голоса, сотрясался от жестокого глумления, а лицо ее приобрело кровожадность. — Меня не любишь даже ты, — на этих его словах Силия встаёт на носочки, чтобы поцеловать Януша, она чувствует, как он трогает её за попу, снова стала его раздевать, думая, что никогда бы не отдалась Гарри Поттеру.