* * *
— Хотите я вас всех тут удивлю? — Смерть осматривает сидящих, останавливая свой немогающий взгляд на Януше, от одного его вида приулыбнувшись. — Он должен был быть моей парой, — с какой-то меланхоличной тоской произносит Смерть, указывая на младшего сына, который виновато осмотрел все вокруг, почти оправдываясь и клянясь в непричастности. Смерть почти доводит его этими словами, угнетает, унижает и очень возмущает. — Это как? — Силия не выдерживает первой, смотря с неподдельным интересом на мужское лицо Смерти. — Мне нет равных, — говорит спокойно и непоколебимо, не отрываясь теперь от Силии. — Наш общий сын должен был стать мне хорошей парой. Но не стал, — пожимает плечами, переводя взгляд снова на Януша. — Почему? — Том возмутился, выискивая профиль своего сына. — Почему ты не стал ему парой? — бесится и негодует, понимая, что Януш зря трепал им нервы. — Не сошлись характерами, — сквозь зубы отвечает назойливому Тому Януш, чем вызывает у Смерти искреннюю улыбку. — На самом деле мы бы были вместе, — Смерть снова притянула к себе всеобщий интерес. — Если бы Януш не выбрал свою мать. Признаюсь честно, представить не мог, — Смерть говорит о себе в мужском роде, что режет всем слух и только сильнее обижает, — что Силия составит мне конкуренцию. — Януш говорил, что его не тянет к людям, — оправдывается Силия, чувствуя свою вину перед Смертью. Смерть усмехается, моментально говоря: — Если его бы не привлекали люди, то и с тобой, Силия, он бы не трахался. Януш ищет оправдания почему именно ты. Ему так легче жить, якобы не его вина, а вина чего-то абстрактного, а если конкретнее — стечения обстоятельств. Сложно принять всю вину за инцест, вот и выдумал то, чего нет. — Неправда! — дерзит Януш в ответ, от злости сжимая пальцы в кулаки, а потом моментально расслабляется, стоит маме его коснуться. Янушу неприятны слова Смерти, как и сама Смерть, особенно в другом лице, особенно говоря об их якобы парности. — У меня нет никаких отторжений на людей. Дементор-обыкновенный ничто кроме меня не познал в своей жизни, — как необычно это внимать из уст мужчины, его даже вдвойне жаль чем Смерть-женщину. — Дементор видит только меня. Это все определённые свойства моей сущности. Их влечёт ко мне: моя сила, мои эмоции и скопление душ. Это не объяснить обычным людям. И ты, — указывает на заметно насупившегося Януша, — несомненно понимаешь о чем я. Но ты не дементор-обыкновенный. Ты и четверть меня и четверть своих родителей. А кстати, — отвлекается, смотря сначала на Тома, а затем переводит взор на Силию. — Вас тянет друг к другу то, что тянет дементоров ко мне. В каждом из вас — Я, — втаптывает их чувства в ничто, доказывая, как они просты для неё и легки. — Мои части, которыми обладает каждый из вас, но только в разной степени, вызывают у вас желание соединиться. У вас появляется сверхновое чувство от нахождения рядом друг с другом, это чувство — истинное наслаждение. Так вот, я желал того же. И так совпало, что ты, Силия, безумно хотела ребенка, и я понял, что это мой шанс. Шанс родить себе пару. — Я ухожу! — взбесился Януш, со скрипом отодвигая стул, на этот раз его не останавливали даже шелковистые прикосновения Силии. Ему все осточертело. Поганая Смерть не смеет ему внушать и навязывать свои знания, даже то что он дементр не дает ему или ей себя так вести. Януш всем своим демонстративным видом желал показать, что он и его эмоции тоже что-то решают, поэтому неотступно захотел покинуть Большой зал. — Очень лояльно с твоей стороны, — издевается Том, провожая взглядом встревоженного молчаливого сына. — Почему ты не заставишь его? — Том решил избавиться всеми способами от Януша, обращаясь к Смерти. — Я дарую тебе его. Забирай! — на этих словах Януш не выдержал и взял с пола отколовшуюся от какого-то стола острую деревяшку, желая убить Тома. Януш подошел к папе из-за спины, замахнулся, но деревяшка тут же исчезла из его рук, он моментально поймал неодобрительный взгляд Смерти — он не дает ему поквитаться с Томом. — Я не идиот, сынок, — Смерть специально делает акцент на последнем слове, смотря, как Тома скривило, будто ему лимон на язык положили. — Януш не хочет, — смотрит ему в след, ведь тот впопыхах бросил все, неминуемо сбегая. — Да и я уже тоже. Мною было задумано, чтобы Силия родила мне пару, но задуманное не осуществилось. И этому не надо расстраиваться. У меня есть твоя дочь, — пробуждает в Томе ярость, исполинский страх и ненависть от соперничества. — Это рушит твои принципы! — вмешался разочарованный Том. — У меня нет принципов, — Смерть пожимает плечами. — Это вы обо мне надумали чего-то и вот теперь сидите и стонете от того, что ваши ожидания обо мне не оправдались. Моя жизнь как падающая звезда. Никому из вас меня не понять. Вы слишком «никто» и «ничто» для этого, — Смерть изрядно потрепали все высказанные откровения, отчего он весь заершился. — О, мама, — Том не уступает ей в оскорбительности, — в образе мужчины ты ещё отвратнее. Накрашенная ты лучше выглядишь. Не обманывай себя и не порть нам аппетит к разговору, перестань претворятся тем, кем у тебя не получается быть, — после этих его язвительных и укоризненных слов, Смерть возвращает себе привычный всем женский облик, после чего Том облегченно выдохнул, надеясь, что Смерть его все это время разыгрывала. А Силия внезапно закрыла лицо руками и горестно склонилась, а затем тихо заплакала, сожалея о сказанных Томом словах, они причинили ей травмирующую боль и никто не понимал почему и что её так встревожило. Они выбыли по одному словно пешки с шахматного поля, Том, поднимая глаза на Смерть, понимает, что теперь следующий либо он, либо его жена. Лицо Смерти было бесчувственным и бессердечно холодным от обиды, Том доводил Дана как только мог, изощренно издеваясь долгие, но быстро пролетевшие, часы. На Смерти остался отпечаток злобы, это выдавали его сдвинутые брови и напряженные губы. — Простите, — Силия резко встает с места и Том видит, как меняется лицо его матери, как Смерть пугается, шокируется и тут же выходит из наигранного шаткого равновесия. На лице Смерти взыграл самый настоящий ужас, скорбь и что-то еще. Неужели мама делает выбор в пользу Силии? Том взглянул на свою заплаканную жену, которая все еще скрывала собственное лицо то ли в стыде, то ли в раскаянии; стоило Смерти коснуться Силию, как та, вскрикнув, отскакивает на несколько шагов назад. Тому нравится видеть в лице Смерти понимание того, что он никому здесь не нужен. Главный, сильный, самоуверенный и амбициозный, а еще и совершенно ненужный. И вот он вцепляется в Силию, которая, вроде бы, отказывает ему, но при этом руки ее тянутся Смерть сентиментально обнять. — Ты выводишь меня из себя! — Том с радостью и наслаждением слушал, как взрывается в истерике его протестующая жена, как она пытается сказать растерянной Смерти, что между ними все кончено. И Смерть так в нее хватается, а она ему кричит: «Я бы никогда не стала твоей женщиной. Никогда!». А Смерть ее почти насильно держит, весь такой в женском образе, в ее же шубе, с длинными роскошными волосами. Он правда очень хорош собой — красив, но и только, — разве лишь это дает ему преимущество, а в остальном Смерть глухой, эгоистичный и неуверенный в себе мужчинка. Жалкий отвратненький мужчинка, который имеет какие-то преимущества только за счет своей силы и долголетия. Том бы мог взревновать свою жену к этому недоразумению, но они с Силией смотрелись как две женщины, даже зная, что Смерть мужчина — у Тома возникало желание смотреть на то, как Силия доводит его ненавистную проклятую мамашу до слез. Почему мама выбирает ее? Почему она так прицепилась к ней? Из него странная грубоватая женщина и мерзкий склизкий мужчинка — ему место среди таких же недоразумений как и он сам. Том не мог оторвать глаз от своей жены, она была красива, измучена и очень зла, она высказывает Смерти одну и ту же фразу, пока он шепчет ей что-то на ухо. Это был парселтанг, диалект который Том даже не понимал, Том не знал, как избавиться от Смерти. Смерть все бросают, когда узнают, какой обман скрывается за его обаятельными речами и привлекательной улыбкой. — Выбери себе такого же сумасшедшего как и ты! — Тома выводило из себя то, что он не собирался отлипать от его жены. Том вскочил с места, хватая Силию за плечо, оттаскивая к себе, желая просто-напросто ударить Смерть, но женщин же бить нельзя? — Ты сама тут хвасталась, что тебя любят все, думаю, из многообразия всех твоих партнеров найдутся желающие, — Том видел, как отражаются на лице Смерти все сказанные в порыва тщеславия слова. — Но тебе ведь это не нужно? Тебе не нужны такие же как ты. Тебе нужны нормальные люди. Да. Ты ненормальный. А мы нормальные и ты тяготеешь к нам, — у Тома был очень вежливый, но неприятно гордый тон. — И это мне говорит неудачник пианист-анальник? — на этих словах Том побелел, распахнул веки, лицо его в удивлении вытянулось так, что даже щеки впали. — Да тебе ведь на жопе ёрзать приятно, а гадишь ты явно с неким одухотворением. Почему ты не дал мне просунуть язык в твою попочку? Поверь мне: это того стоит, — Смерть продолжала говорить с небывалым цинизмом, наслаждаясь каждым словом, растягивая предложения как можно дольше. Том хотел бы злиться, хотел бы не просто кричать, а снова выплеснуть Смерти в лицо что-нибудь, но на этот раз что-то горячее или наоборот очень холодное, а лучше всего он чувствовал себя, когда представлял, как ударит это мерзкое существо. Нежно и очень заботливо, Силия медленно касается его руки, которую он сжал в кулак до побеления, казалось, Том сейчас сиганет и набросится на кого-нибудь; её прикосновения скользнули столь невинно, да столь приятно. Кожа её нежна и свежа, а пальцы у самих кончиков слегка холодны, Том расслабляет руку, поворачиваясь к своей жене, разрывая связь со Смертью. Он смотрел на Силию как безумный, как умалишенный, а она улыбалась ему очень тепло и ласково; не говоря ни слова, она чуть приблизилась, впервые видя своего отца таким… таким подавленно-злым, униженным и отрешённым. Её руки коснулись его пальцев уже более требовательно, она прижалась к его ладони своей, поглаживая и смыкая свои пальцы на его руке, переплетая. Он сжал свою руку очень резко, смотря на Силию все тем же диким и потерянным взором, чем напугал и сделал неприятно, но она не подала виду. Он как будто о чём-то каялся в своих мыслях, как будто что-то бесперестанно спрашивал и спрашивал теперь уже у неё, при этом, так и не соизволив, это спросить. — Всё хорошо, — Силия кладёт на его тыльную сторону ладони свою другую руку, пытаясь в чём-то убедить Тома. И на ту самую секунду он изменился в лице, приобретая человеческий вид. Тому страшно, Тому неприятно, постыдно и очень больно от услышанного. И он не мог бы объяснить «почему», ему просто хотелось отрицать; отрицать все, что скажет о нем Смерть. «Ведь это неправда?», — с надеждой продолжал смотреть на свою жену. Она ничего ему не ответила, опуская глаза, рассматривая, как сильно он вцепился в её пальцы. — Если ты хочешь, то я могу сказать, что это неправда, — хочет сделать ему приятно, потому что становилось просто невыносимым наблюдать за тем, как его крючит. — Хочешь сказать, я неудачник? — это вырвалось из него разочарованно и быстро, чем поразило Силию насквозь, тогда она покосилась на Смерть, пока та с интересом поглощала и впитывала происходящее. — Тебя обидело только это? — Силия почти рассмеялась. Она поняла, что он уцепился за это «неудачник», прослушав и проигнорировав все остальное. И Том во всем такой — он совершенно не стеснялся и не боялся своих каких-то странных и неправильных пристрастий, он даже не считался с оценкой на его действия, Тома волновало лишь то, как обзовут его снова, как охарактеризуют, как унизят и что в слух подумают. — Что бы ты хотела? — внезапно поворачивается к ней всем телом, игнорируя Смерть, будто ее здесь и нет вовсе. Силия растерялась, не поняла, что вдруг за наваждение пленило Тома на сей раз. Он не разрывал объятия их рук, затем потянул их руки на себя, неожиданно целуя Силие пальцы. — Я хочу… — запнулся, а щеки и губы его резко побагровели. — Я хочу… — губы его не смыкаются, веки раскрыты, и вот он на восторженной ноте неконтролируемо заходится, не в силах дать определение своим желаниям и мыслям. — Что ты хочешь? — говорит это с детским воодушевлением, при этом все ещё заходится, замирая в эмоциональном шоке, находя в своих самых сокровенных чувствах яркий безликий тупик. Он явно потерял способность прервать нахлынувшее состояние, как будто он что-то резко понял, но вовсе не мог осознать что именно. — Ты хочешь уйти, Том, — он слышит и видит приближающуюся фигуру Смерти, казалось, он увидел ее как тот самый пугающий опустошенный скелет в черном балахоне. — Я не хочу уйти, — у Тома ощущение, что Силия не слышит того, что говорит ему Смерть, а еще она не слышит того, как он сопротивляется этому существу. Оно стоит у нее за спиной, кладет свою бледную кисть ей на плечо, а Силия, словно этого не почувствовала. Она все еще держала Тома за руки, он хотел признаться ей в любви, забрать отсюда и увезти в другую страну, соглашаясь сменить место жительства. Но он осознал это только в момент неминуемой и скорой разлуки. — Ты хочешь уйти, — он видел лицо Смерти, привычное симпатичное лицо Смерти, она пугала его, попеременно сменяя облик прямо за разговором, или это только кажется разгоряченному Тому Реддлу? Смерть была у него глубоко в голове, где-то под теменной костью, она словно гладила его мозги, будто ее яркие ногти теребили там что-то, она будто разъединяла некие провода понимания, провода реальности и провода бессознательности. Смерть вынуждает, Том не может противиться такому накалу, ощущение, что у него трясется все тело, он словно дрожит на морозе, в голове сумбур, перед глазами все кружится. Том уверен, что разлепляет губы и говорит, но у Силии такое лицо, будто он сейчас ничего и не говорил вовсе. «Я никогда не буду твоей женщиной», — он слышит голос Силии в своей голове, она повторяет эту фразу своим звонким девчачьим голосом, а затем ее эта лучезарная насмешка. Том смотрел на свою жену, отчетливо видя, как плотно сомкнуты ее губы, Силия ничего не говорила, но кто же тогда раз за разом повторяет: «Я никогда не буду твоей женщиной»? Эта фраза кажется Тому знакомой, словно он слышал ее пару секунд назад, но абсолютно не уверен в том, что когда-то вообще слышал эти слова. — Я не хочу уйти, — Том все еще смотрит на Смерть, а Смерть улыбается, приобнимает Силию со спины. Том что-то отчетливо улавливает, но мысль бесповоротно ускользает, оставляя после себя шлейф трудно узнаваемого дежавю. — Ты убил ее мать, — Смерть оборачивается к Силие, трогает ее волосы, пока Силия стояла статично, будто не ощущала этих прикосновений. Что делает Смерть, и как? — Если я расскажу ей об этом, представляешь, что случится с твоей дочерью? — волна воспоминаний сильно придавила мистера Реддла, он вспомнил все яркие картины ушедших дней, начиная с самого детства, заканчивая нынешними годами. У Силии была мать… Том испытывал невыносимый страх от разрушительности такой информации, если его дочь когда-нибудь узнает, как умерла ее мать и когда-то лучший друг, то она уже никогда не простит его, никогда не забудет. Том не представлял себе жизни без своей жены, без своей дочери. — А что случится с тобой? — Смерть злорадствует, перебирает ноготками по плечу Силии, трется о ее волосы. Смерть никогда бы не сказала Силие о том, как Геллерт и Том поступили с ее мамой, Смерти наоборот было очень жалко Силию, но не ее мать. Теперь ведь этим можно всю жизнь Тома терроризировать и укрощать. — Когда-нибудь она спросит. И спросит это у меня, — Смерть ее лижет, а у Тома на лбу аж испарина выступила, его мелко от гнева и немощности затрясло. — И я ей совру, — заверяет Тома Смерть, а затем целует его жену в шею, она трогает ее за талию, пока Тома заливает краской, — он не мог смириться с тем, что не властен над ситуацией. — Я совру только в том случае, если мне не захочется рвать ваши отношения, — Смерть каверзно ухмыляется, прощупывая свою внушительность на своем голосе, восторгаясь потерянностью своего сына. — Доигрался, сынок? Я могу прямо сейчас убить тебя, разорвав пару сосудов в твоей голове. Уходи. — Поговори со мной, — Смерть не отлипает взглядом, берет Силию за ручку и нежно гладит. — Почему, Силия? Объясни мне, почему люди сожалеют о чьей-то гибели? Почему пытаются спасти тех, кому уже не помочь? — Тебе так много лет, но ты задаёшь такие вопросы? — она поняла, что Смерти лишь бы что-то сказать. Слова ради слов. Просто захотелось. — Мне казалось, ты понимаешь все. — Я подумываю сделать близ Хогвартса — там вдалеке Запретного леса — кладбище. Но это будет поистине прекрасное место. Думаю, земля там будет благодатная и можно выращивать то, что будет поддерживать жизнь в уже живущих. Так что все вы связаны в этом вечном круге жизни, — Смерть безудержно мягко и ласково улыбалась, что нагоняло на Силию слишком много леденящей тревоги. — В людях страшен их химический состав, — а Смерть продолжает беззастенчиво твердо. — Белок просто ужасно и зловонно распадается, а вот кости… — у Силии сложилось стойкое ощущение, что Смерть поедает не только человеческие души, но и плоть, кровь и кости; она убедилась в этом особенно четко, — стоило Смерти широко улыбнуться и оголить свои ровные крепкие зубы. Они были вытянутые, прямоугольные, широкие и плотно друг к другу прилегающие, лишь со слегка выступающими верхними клыками. — Кости веками тлеют. Великий кальций. Каркас. Представляешь, какое шикарное поместье можно выстроить только из костей? Мысль о гибели в том ключе — что это горе, не принесёт прогресса. — Я видела твоё лицо, — Силия вспоминает блеклое чудовище, которое навалилось на неё сверху. Она видела то невыносимо жуткое выражение, что взыграло на лице Смерти, но Смерть не повела даже плечом, оставаясь бесстрастной, но совсем капельку задетой. — Ты видела себя в зеркало? — Силия уверена, что Смерть не знает себя со всех сторон. И та не ответила. — Отказываюсь говорить на эту тему! — внезапно злится, но при этом добропорядочно улыбается, не слишком повышая голос, постоянно теребя между собой пальцы левой руки, явно пытаясь из себя что-то путное изобразить. И с таким вечно добродушным лицом Смерть не вызывала агрессии, но и доверия — абсолютно точно и обезоруживающе — нет. Силия каждый раз пугалась, непобедимо в ужасе замирая, смотря на какую-то кровожадную холодность теплой доброжелательной, при этом совершенно бесчувственной и леденящей кровь улыбки. У Смерти не тот взгляд. Неважно что рисуют губы, когда верхняя часть лица остается каменной и безучастной. Оторванной, выключенной и единственно искренней — злой или безнадежно равнодушной. — Скажи мне, ты общался с такими же как ты?.. — Силие правда это было интересно, интересно все, что происходило с ним в этом мире и в женском наряде. — Да, конечно. Порой мы пересекались в одном кабаре. Многие промышляют проституцией, — вываливает все как есть без прикрас и смущения, не меняясь в лице ни на секунду, что только продолжало сильнее пугать и напрягать. — А ты? Он вдруг запнулся, опустил глаза, нервно заулыбался, все ещё пряча взгляд. — Это просто промискуитет. Ничего такого. Мне не нужны деньги. Я очень богат. Неприлично богат. Я подумываю выкупить контрольный пакет акций Бритиш Петролеум, с учётом, что я помогаю этой компании с самого ее основания. Примерно с полмиллиона я убил на неё, на момент основания это были безумные деньги, ровно как и сейчас. А нефтяной завод в Уэльсе вообще принадлежит мне. Правда, по документам это все разные личности. Я во многих сферах богат. Секс ничего мне не приносит, разве что множество побочных связей, власть, реализацию каких-то своих безумных фантазий. Они ведь не знают кто я. Я для них просто танцовщица или просто незнакомка — трансвеститка, — он очаровательно улыбнулся всем лицом на этих словах. — Вы все проститутки? — Не все, но очень многие — подавляющее большинство, — он с невероятной лёгкостью раскрывал перед ней душу, приоткрывал завесу своих и чужих тайн, впуская в свой карнавальный мир. Он ей так доверял и хотел доверяться дальше, хотел, чтобы она спрашивала его, ему казалось, что он ей интересен, что он производит на нее неизгладимое и незабываемое впечатление. — У меня мало с ними общего. Некоторые всерьёз считают себя женщинами, но они просто хотят ими быть. — Хотят? — Даже не столь женщинами, сколько стереотипной давалкой. В их понимании именно так выглядит настоящая женщина. Это идеальная женщина, которой хочет быть мужчина, странно, не находишь? — он стеснительно усмехнулся. — Я ещё ни разу не встречал травести-диву или трансексуала, которая бы уважала себя, особенно, если дело доходит до секса или денег. Порно по самое горло! — Смерть заливисто нервно рассмеялась, отворачивая лицо. — Эпатаж — да, безопасность — нет, — резко становится серьезным, даже слишком серьезным. — Ведь что такое уважение? Это безопасность собственного комфорта и личности. Готовность защищать себя и свои интересы. — Ты не считаешь себя женщиной? — Силия перестала его понимать, она засматривалась на каждый его неповторимый жест, на каждую изысканную ужимку и не могла понять Дана. Он как инопланетянин. — Ты задаёшь сложные вопросы, с учетом, что ты игнорируешь мое лицо и обращаешься ко мне в мужском роде. Вообще это твоя прихоть, ты меня вынуждаешь сомневаться, вынуждаешь меня быть давно забытым мужчиной. Вынуждаешь вспоминать… — Тебя это злит? — Нет, не злит, скорее вводит в ступор, но наталкивает на глубокие размышления в направлении «кто я» и кем хочу быть, почему делаю так, а не по-другому и в чем причина. Что первичнее, откуда все началось. Долгое время я называл себя женщиной, а потом… — с таинственным вздохом он плавно замолкает, напуская на свою фигуру еще больше неповторимости и таинственности. — Что потом? — Ну я просто понял, что не важно что я считаю и кем себя вижу, ведь это не так. Иллюзия. Не больше. Я знаю кто я. И никогда не забываю. Всё куда сложнее, чем просто «да» или «нет». Просто я люблю быть таким, — он раскинул руки, призывая взглянуть на него. На его умопомрачительный пошлый вид. — Я пришёл к этому. К осознанию неизбежности. К данности и аксиомам многих вещей. Просто вот так есть. Просто вот так случается. И все. Это теория хаоса — наглядно. У меня было время на ошибки и на подумать. Другие обманываются, умирают от венерических болезней, алкогольной драки, изнасилования, ограбления, убийства, агрессивных людей. — Тебе их жалко? — Силия поняла, что Дан говорит о ненатуральных женщинах. Голос и интонация у него были насмешливыми, глумливыми и порицающими, словно он высмеивал их всех и каждого по отдельности. Силия не могла описать лавину тех испытываемых эмоций. Он очень логичный, но непредсказуемый. — Нет, — и это прозвучало бездушно, с каменным выражением лица и застывшей регидной улыбкой, хотя его губы достаточно пластичны — он очень красиво улыбается. — Ты дружил с ними? — а Силия хочет его понять, уже сочувствуя и сопереживая, желая вызнать все самое сокровенное и интересное — скандальное. — Нет, — он не поменял лица. — Почему? — задав этот вопрос, Силия видит, как мимолетно меняется лицо Дана — он становится на какую-то секунду очень раздраженным. — Мы разные. На первый взгляд мы одинаковые, но нет… мы очень разные. Некоторые из них даже влюблялись меня. — Как понять «разные»? — Они какие-то все странные, — он говорил очень пренебрежительно, опуская взгляд, рассматривая что-то внизу, вспоминая те дни, он был полон скрытой ненависти, — даже глупые. Я общался с такими, чей смысл жизни был просто подставлять свой рот и зад. Я делал вид что я такой же, чтобы понять их, чтобы не выделяться. — Я тебя не понимаю… — в глубоком шоке от разочарования протянула Силия. — Ты же такой умный. — Ну и что дальше? — опять агрессия. — Я тебе говорю про то, что первое время я познавал их. Думал мы одинаковые. Но я разочаровался. Они хуже шлюх, что стоят в тёмных переулках. Всегда пьяные. Я лично видел как это происходит. Под словом «это» я подразумеваю феминизацию. Беспризорный мальчик или этого мальчика кто-то сдаёт за деньги в заведение на подобии кабаре или публичного дома, затем его с детства приучают быть девочкой. Очень странное зрелище. — Ты их осуждаешь? — Конечно. Но это просто не моё дело. Мир огромен, я не смогу спасти всех, да и не хочу. У каждого есть своя голова на плечах, а в голове мозги. Чтобы понимать грани ненормального — грязь должна быть и она должна ужасать. Я такая же грязь. Я про них плохо говорю, но мы одной породы. Но я просто это понимаю и признаю, а другие не понимают, сетуют на окружение и чего-то ждут, — злостно и тихо рассмеялся. — Видимо признания ждут, оваций и извинений всемирного масштаба, не понимая, что никто никому ничего не должен. — Ты говорил, что в тебя влюблялись, а ты? Ты любил их? — Ну если поскользить членом в чужом рте или заднице для тебя любовь, то — да. А вообще для секса много любви не надо. Ну мы трахнулись раз, трахнулись два, потом мне это надоело, а Он напивался и сидел перед моим трюмо, рассматривая, как я перед выступлением подвожу глаза или губы. Его звали Вера, он вырос в этом заведении, многие считали его симпатичным. Сначала Вера меня возненавидела, потому что считала, что мы конкурентки, видимо из-за того что я выиграл конкурс красоты, возможно так и было — мы конкурентки, но я не шел туда зарабатывать деньги, признание или славу. Я шел просто так. Это был 1917 год, как раз к лету этого года я вложился в постройку нефтеперерабатывающего завода Бритиш Петролеум в Суонси. Вера очень быстро ко мне приклеилась, я видел, как он втихаря трогает мои вещи, мою косметику. Однажды после моего шикарного выступления, когда вечер со мной выкупил один богатый бизнесмен из Дании, Вера напилась очень сильно и говорила со мной, рассказывала о себе и о своей любви ко мне. Знаешь, когда понимаешь простейшие законы физики — очень тяжело полюбить маргинальную личность, которая за порогом заведения и минета ничего не видела в своей жизни. Но я тактично молчал, я ничего ему не говорил. Возможно, он правда меня любил — между истинной любовью и истинным психозом грань очень тонкая. Он дарил мне цветы после каждого моего выступления, просил сосать мой член, просил его трахнуть анально, и я знаю для чего он это делал, — Смерть склонила голову, прикрывая в жестокой усмешке лицо. — Для чего? — Силия вся напряглась, ее удручал и возмущал этот разговор, но история была неприлично интересной. — Вера привыкла давать, обычно именно это другим от нее и надо было. Вера думала, что я проникнусь к ней, что она сможет влюбить меня или привязать к себе через секс. Но секс был так себе, я как бы вообще не очень этого хотел. — Ты знал его настоящее имя? — Силия впервые захотела пойти в церковь и поставить за кого-то свечку, она знала, что Вера давно умерла, ведь Смерть к этому много раз подводила. — Кэрель Клейтон, если я ничего не путаю. Он ревновал меня, а мне уже было просто стыдно за свою коллегу. Мы ведь работали в одном кабаре. Потом он стал делать мне какие-то вещи на зло, подговаривал остальных девочек со мной не общаться, распускал слухи. Говорят, что люди которые причиняют тебе боль — больше всего любят тебя. В итоге он спился и его выгнала Хозяйка. И таких историй в моей жизни было очень и очень много, это одна из миллиона. Понимаешь, я везде и всегда. Я делаю кучу дел, у меня нет выходных, я то в Министерстве Магии, то здесь, то в магловском Лондоне, то в другой стране, поэтому выступления в подобных заведениях как отдушина для меня — любимый досуг, — и тогда Смерть замолчала, Силия ужаснулась, понимая, что страшиться нужно не мифа и не сказки, а того, что оно реально, Смерть как паучиха, раскинувшая лапы на паутине всего мира. Силия захотела удалиться, захотела уйти, найти Тома и Януша, убежать вместе с ними в страну Третьего Мира и, возможно там Смерть их никогда не найдет. — Ящик Пандоры. Условно мы все находимся в Ящике Пандоры, — Дан сам заговорил с Силией, непередаваемо сильно желая побыть и поговорить с ней. Он все еще не мог поверить, что его так прилюдно раздели, наказали и обсмеяли сегодня со всех сторон и виной всему одна только Силия. Он желал отомстить ей, но чем больше всматривался в ее вид, чем дольше держал за ручку, наглаживая пальцы, тем сильнее безнадежно влюблялся. — Сам Хаос — это содержимое этого ящика. — Ты сейчас это серьёзно? — у Силии сложилось странное ощущение, будто целый отрезок времени пропал из воспоминаний. Помнит, что Том был рядом, что были люди, но кто именно? Силия даже забыла, что у нее когда-то был сын, она даже не могла конкретно и четко объяснить кто ей этот Том, чье лицо застряло у нее в воспоминаниях. Она чувствовала к Тому какие-то странные, низкие, но очень прочные чувства. — У меня было много лет на то, чтобы все обдумать и придумать. Греки сподвигли меня на самопознание и познание всего мира, — Силия ощущала потерянность, приходя с каждой последующей секундой все больше в себя, осознавая, что женщина перед ней на самом деле мужчина. Дан рассказывал ей странные вещи и он готов был заговорить ее до смерти, он очень сильно хотел ей дорассказать всю свою историю, желал, чтобы она знала. — Я ищу объяснения тому, чего не знаю, — он прибыл в этот мир несмышленым, практически ребенком, он всю жизнь был возле людей. Он всему научился у них. — Силия, послушай меня, мир в котором мы живём — система хаотичная, а это значит, что мы не можем предсказывать, не можем всем этим управлять. И самое интересное, что история достаточно пластична. Я считаю, что история — ещё одна единица измерения, но вам — людям, она не доступна. История податлива, изменчива, на неё можно влиять, — хватает ее за руки и тянет через весь стол на себя. — Но даже я не могу предсказать, что произойдёт с миром или историей, после моего воздействия. Но я не боюсь действовать в хаотичном и непредсказуемом мире, — он словно сошел с ума, она видела его совершенно другим, он больше не улыбался, не смеялся и не выпячивал неестественную самовлюбленность. — Надо понимать что хаос не в философском смысле — является высшей формой упорядоченности. Непредсказуемо в деталях, но обозримо в общем. Нам очень выгодно жить в хаотической системе, потому в хаотической системе малое воздействие, малые затраты энергии — позволяют добиться больших результатов. Иногда непредсказуемых результатов, но это не самое важное. Важно что это даёт возможности. Если бы мы могли управлять системами только напрямую толкая их туда, куда нам нужно — люди не выбрались бы далеко, — что сделали с ним люди? Силия не могла понять это существо. — Не добились бы даже того, чего добились. Поэтому я прихожу к выводу: если тебя не устраивает то, как ведёт себя окружающий мир — усложняй его, добавляй в него новые элементы, делай непредсказуемые действия. Потому что теория хаоса может привести к соблазну не делать вообще ничего из страха, что последствия непредсказуемы. Но на самом деле ничего страшного не произойдёт. Твоё появление в этом мире — потрясающая случайность — теория хаоса во всей красе. Абсолютной точности никогда не достичь из-за погрешностей. Человеческий разум не понимает и не поймёт сущность бесконечности, мы так и будем пребывать в неведении. — Но я стремлюсь к абсолютной точности, — Силия отчетливо знала, о чем ей так мечтается. И если для этого нужно любить Смерть, то она будет это делать — Силия подчиненно целует Дана в руку. — Это невозможно. — Ты меня заводишь, — она улыбается, находя его странным и немыслимо загадочным. — Спасибо, — он впервые за долгое время улыбнулся ей своей привычной кривой ухмылкой. — Это невероятно приятно осознавать, — тянет ее за руки на себя, так торопится, когда все это говорит, будто вот-вот его кто-то догонит и прервет, — что я занимаю внутри тебя всё отведённое мне пространство. Так плотно всаживаюсь, упираюсь в самую шейку матки. Я этим владею в этот момент… я могу побывать там, — Силия не сразу поняла к чему клонит Смерть. — Это невероятное чувство и невероятное ощущение, — он уже был неприлично сильно влюблен в чужую жену и практически не скрывал этого. — Кстати, у тебя косят глаза во время секса. — И это упрёк? — Силия усмехнулась, находя в словах Дана множество нестандартных комплиментов. — Нет. Ни разу. Мне наоборот приятно. Ты ведь не можешь контролировать эту свою реакцию организма. Мне так приятно в тебя входить, в тебе быть, занимать место. Я испытываю к тебе множество разнообразных чувств и эмоций в этот момент, — он говорил ей это с таким лицом и такой интонацией, словно наконец-то признавался. — Очень романтично. — Ты не понимаешь. Это приятно далеко не со всеми. Это действо может быть посредственным, но точно по инструкции выполненным, но скучным и безэмоциональным. Я испытывают обволакивающий жар, он обрамляет меня. В эти моменты я думаю о тебе. Много думаю. Смотрю, оцениваю. Меняю амплитуду, скорость и смещаю силу трения. Я вижу твою реакцию и мне желается сделать тебе лучше. Свести тебя с ума. Хочется тебя и себя убить. Я ненавижу тебя ровно настолько же сильно, насколько питаю к тебе невыносимые страстные чувства. Одновременно. Этого всего нет, если партнёр мне не нужен и неинтересен. Я думаю только о себе. Порой даже оргазм пресная посредственность. — Ты хочешь меня трахнуть? — Я не об этом. Я изучаю секс. Я делюсь с тобою своими наблюдениями и чувствами. А ты показательно ими пренебрегаешь. Ты изо всех сил делаешь вид, будто нет тебе до моих слов никакого дела. Нет дела до меня. Это очень жестоко. Я испытываю фатальное разочарование из-за того, что мне кажется ситуация неизбежной. И когда мы сливаемся, я добиваю из тебя несказанное и спрятанное. Это очень интересно, не находишь? Секс можно использовать по-разному. У кого высокий уровень осознанности — прямо как у меня, он отследит свою реакцию, её изменения и реакцию партнёра. Люди идиоты. Извращенцы и недоумки. Через секс я привязываюсь к тебе и очень сильно. И ты это на подсознании понимаешь. Ты чувствуешь тоже самое? Ты используешь это в личных целях? — он уже начинал злиться, внимая бессилие и равнодушие на свои слова. — Ты разрываешь мне сердце. Ты даёшь мне любовь, но не додаешь до конца, — он подумал, что сейчас начнет ее шантажировать убийством Тома, если Силия не прекратит его мучить. — Трахни меня. Меня заводит твоя лекция. Ты гениальное создание. Трахни… трахни… — она широко улыбается, явно не воспринимая его всерьез. — Все твои партнёры великие и неповторимые личности. Хочешь получить это величие? Приятно, когда тебя трахает кто-то значительный? — Дан уже вовсю упрекает Силию. — Ты так много знаешь… — Силия восхитилась этим, рассматривая Смерть, питая к нему бурные терпкие чувства. — Да, очень много. Я могу рассказывать тебе колоссальное количество вещей, — Смерть касается её руки, а сам он представил, как уложит Силию в кроватку, прямо как маленькую девочку. — Я буду делиться этим с тобой. Буду разделять, — у него был мягкий властный тон, даже где-то настоятельный и очень обольстительный, приправленный таинственностью, что делало Смерть невообразимо сексуальной. — Силия… — Смерть медленно скользит рукой по глянцевой тёмной столешнице, а его острые длинные ногти приятно скребут по гладкой поверхности. Силие жалко Смерть, и все равно Силия не понимала Смерть, ведь ему только что признались в ненависти сразу несколько людей, демонстративно отвернувшись, а он как будто не понял этого. Силия слышит нервный вздох, наблюдая, как рука Смерти плавно наползает на её собственную. У Силии ладонь заметно уже и пальцы тоньше, рука Смерти напоминала хищного паука, который заполз на свою жертву. Силия смотрела, как схожи их тона кожи, ногти и структура кистей, волос. Этот мучительный стон в ее сторону заставил Силию поднять на Смерть взгляд. Ничего не говоря, Смерть повернулась в профиль, откидывая волосы с плеча, расстёгивая длинный ворот мантии, раскрывая шею. Сначала Силия не понимала, что хочет показать ей этим жестом Смерть, но потом она увидела то, от чего её рука похолодела, а пальцы затряслись, она медленно и осторожно попыталась выскользнуть из-под руки Смерти, но та предвидела этот жест и резко схватила Силию за пальцы, да так сильно, так надругательски, впиваясь когтями ей в бледную кожу. Силия видела, как ровная шея Смерти ломается где-то посередине, образуя ничто иное как кадык. Он показывает ей его, только ей и никому больше. Когда Силия была маленькой, то трогая шею Тома, она тыкала пальцем в эту острую твёрдую горку, предполагая, что папа съел камушек и он застрял у него в горле, так и не найдя выход, а Том поддерживал эту легенду и Силия неподдельно боялась, что камень в горле отца в конечном итоге сместится и помешает ему нормально дышать и тогда Том умрет. — Останься со мной, — повернулась к ней Смерть, а Силия любовалась его блестящими гладкими волосами, которые обрамляли его вытянутое лицо. Силия была не столь напугана непонятным признанием Смерти, сколько теперь была преисполнена негодования и отвращения к ней, Силия возненавидела маму Тома. — Я могу сделать нам приятно. Это будет очень долго, — у неё ломался голос, тогда Силия увидела, что Смерти действительно нет никакого дела до того, что сейчас произошло, нет дела до того, что её так сильно ненавидят. — Почему именно я? — нахмурилась, ища во всем обман и ложь. — Ты Повелитель Смерти, — она целует её в руку, прижимаясь к ладони щекой, Смерть не может усидеть на месте. — Я твой первый Повелитель? — она была не готова к такой реакции и не верила в чувства Смерти, они её пугали. Смерть пугала. — Да, — задыхается, почти на парселтанге утомительно шипит в каждом слове, не в силах выразить весь тот шторм, что томил её тело и души. — Мы не чужие… — это единственное, что она смогла дать в оправдание, целуя Силию в ладонь, насильно раскрывая и облизывая. — А если бы повелителем был Том? — она ставит под сомнения все чувства и ощущения Смерти. — Не был бы, — улыбнулась она. — А если Геллерт? — Силия продолжила, наблюдая, как крючит от явного исступления Смерть. — Не был бы, — лижет ей ладонь. — Но вот твой сын, — тает от одного взгляда на неё и упоминания о их общем ребёнке. — Он невероятный. Иногда я хочу трахнуть его как тебя, — хватает её за запястье и насильно тянет. Силию злит все услышанное, злит и неимоверно раздражает это существо. — Оставайся, — вынуждает Силию опуститься под стол и Силия не может сопротивляться, Смерть заставляет и принуждает её это делать не произнося ни слова. Складывалось ощущение, что Повелителя Смерти как статуса не существует — это выдумка и повелевать этим создание невозможно, все это фикция. Оно выворачивало все чувства и оголяло нервы, рождало страх и сильнейшую похоть и привязанность, но вот у Смерти этого не было в ответ. Силия оказалась на холодном каменном полу под длинным столом, там достаточно темно. Она видит руки Смерти под столом и полы ее чёрной мантии. Смерть поманила к себе одним жестом. Силия не могла налюбоваться на его красивые руки, подползая чуть ближе она берет Смерть за руку и обсасывает её указательный палец, чувствуя, как далеко достаёт острый ноготь. Смерть тянет Силию на себя, хочет посмотреть ей в глаза, а в них одна растерянность и обида. — Оставайся со мной, — подтягивает её к себе, а затем осматривает пустой и разгромленный Большой зал. — Я сделаю тебя своим замом, — лезет рукой между её ног, другой сильнее приобнимая. — Это место уже занято, — Силия ощущает, как прижимается животом к твёрдому члену. — У нас особые отношения, — гладит Силию по спине, раздвигая пальцами ее горячие прелести. — Будь моим профессором. Моей возлюбленной учительницей, моей коллегой, — шепчет ей на ухо, облизывая щеку. — Я буду отчитывать тебя при всех и любоваться. Ты была очень добрая и обязательная, на тебя можно положиться, — щипает её за ягодицу, от чего Силия вскрикнула. — Не буду, — скромно отказывает ей. — Отсоси мне, Силия. Отсоси, — целует жадно в губы, не скрывая резкой обиженной интонации, опуская её голову себе на колени. Смерть проникает под тяжёлые покровы своей мантии и трогает то, что так трепетно возбудилось, да ещё и так долго томилось. — У меня уже давно стоит, — томно сознается. — На тебя… — признаётся в этом, а голос у Смерти непроизвольно фальшивит и жеманит, прямо как у капризной женщины. — На меня? Откуда мне знать, что ты не лжёшь? Ведь ты в совершенстве владеешь ложью. Может быть у тебя стоит на Тома? Может быть на Геллерта? — Нет, — уверяет её. — На тебя. — Точно? — У меня слабеет эрекция, когда я отвлекаюсь на подумать, — Смерть непроизвольно злится. — Дай мне рассмотреть тебя, — задирает прилегающую и скрывающую линию низа пиджака, и прираздвигает Силие бедра, приходя в молниеносный сильнейший восторг, который пробежался по всему телу приятными щекочущими колючками, осаждаясь прямо в члене. Она там была такая тёплая, сыроватая, почти вспретая, — Силия очень долго сидела нога на ногу. Прираскрывая её интимные ровные долечки, Смерть даёт глазу расслабиться. Смерти хочется её там полизать, страстно поцеловать, подольше трогать и смотреть, возможно даже просто помастурбировать, не дотрагиваясь до неё там своим отвратительным порочным членом, дабы не причинить её нежным местам боль и дискомфорт. Смерти хочется на Силию взобраться, схватить её за волосы или шею, а потом страстно и бессердечно толкать, прямо как это делают животные. Но Силию жалко, Силия этого не оценит, Смерть очень боится сделать что-то не так. — Открой свой рот, — убедительно просит, насильно притягивая Силию за волосы. — Я откушу его тебе, — Силия видела какое оно склизкое, чёрное и величественное, почти такое же как у Януша. — Не прожуешь. Сомневаюсь, что вообще прокусишь. Нет ничего более несъедобного чем половой член. Мышца пористая как губка. Резину и то легче прожевать, — а он все самодовольно шутит, не прекращая в ее глазах гадко умничать. — Дементоры — это мои неудачные клоны, — признаётся наконец, засовывая самую верхушку своего члена ей в рот, приходя в возбуждение от одного вида Силии в такой позе. — Они проще меня. Они мертвые. Они тупые. И я их ненавижу, — давит и склоняет Силию, принуждая поглотить глубже, хочет проникнуть дальше и трахнуть её рот вместе с горлом — возможно даже наставить ей там синяков, будучи неистово оскорбленной и злой, в порыве ярости желая просто-напросто убить. — Они собрались в стаю и преследуют меня. Тёмные и заблудшие создания. До того как я научился давать отпор, создал Патронус, смог говорить «нет» и понимать… — Силия осознала, что Дан сейчас поведает о чем-то ужасном. — Они растляли и насиловали меня и это я не о дементорах, правда, тогда не было такого понятия как «изнасилование». Это было нормально. В древности у меня просто был покровитель — это называется менторинг, и этот покровитель, этот мудрец иногда позволял себе лишнего. И я не понимал что это ненормально. Я был не один такой молоденький и наивный. У Силии выступили слезы, ей казалось, что горло её треснет и что она задохнётся, но Смерть отпустила её и Силия моментально отстранилась, чувствуя, как выползает из глотки эта мучительно-длинная гусеница. Плача и вытирая натёкшую вязкую слюну, Силия опустошенно смотрела перед собой. Смерть взяла её за подбородок, разглядывая красные от слез глаза, слипшиеся реснички, натёкшую тушь и глянцевые от слюны губы, а ещё они красные-красные, как и её щёчки. Смерть целует её, удушливо обнимая, считая, что они с ней очень похожи. Силия пытается вырваться, ведь она задыхается, Смерть просовывает ей в горло свой язык, которым Силия беспощадно давится. Её всю колотит и трясёт, она страдает и почти стонет от такой пытки. Смерть гладит Силию по волосам, вытаскивая свой язык. — Ты мой Повелитель Смерти, — не может унять своего нездорового и неконтролируемо импульсивного пыла. — Ты мучаешь меня. Останься со мной. Кажется, я люблю именно тебя. — Но ты любишь мужчин, — её слова звучат как жалкие оправдания. — Может быть, но не так. Я сейчас так много понимаю, но осознание всегда дается трудно и не сразу, — лижет ей лицо, вкушая солёные слёзы. — Встань, Силия, — поднимается Смерть, падая ей в объятия, нюхая волосы и благоухающую кожу. Гнёт её как молодое деревце ветер, притягивая к себе её согнутую в колене ногу. На Силие нет нижнего белья. — Я думала, подо мной будет лужа, — просовывает свой член ей между горячих мокрых интимных мест, начиная поспешно тереться, чувствуя, как его плотно обхватило, не проникая внутрь. Силия неспокойно дышит, крепко вцепляясь в плечи Смерти, трясясь от всех его действий, находя трение прямо там неописуемо приятным, она вся нисходит от горячей досаждающей щекотки. — Останься со мной, — присасывается к её шее Смерть. — Я буду тебя трахать часами. Я дам тебе решать какой факультет выиграет. Я сделаю тебя учителем года. Я… Я… — не знает, что ещё предложить. — Нет, — не хочет муторно объяснять, как сильно желает жить в Америке, как сильно хочет работать в Конгрессе и пробраться к магловской политической верхушке, да и вообще жизнь её уже обрисовалась именно там. — А как же я? — чувствует, что расставание с этой женщиной даст ей глубочайшие душевные муки. Перебирает её волосы, царапая ногтями кожу головы. — Я вас люблю, — истомно признаётся, растлевается от того, какое удовольствие скользить по этим мягким нежным шипам, которые так упорно сладко щекочат именно там. Смерть отлипла от Силии, разрывая их объятия, поворачивая её спиной к себе, прижимаясь всем телом, прислушиваясь к тяжелому дыханию. Смерть не могла выразить то, насколько ей тоскливо и как велики её ощущения к этой женщине. Входит в неё очень мягко и мокро, разлепляя все горячие ноющие и в возбуждении готовые стеночки, а они реагируют на вмешательство — с жадностью обхватили и обступили, начиная безжалостно слюнявить и выталкивать. Затем Смерть грубо и сильно толкнулась в ней до самого конца. Силия смолчала тот крик, который старался вырваться из неё, после неожиданно обрушившихся слабых спазмов, которые истерзали каждый клочок её разгоряченного мягкого тела и опьянили сознание. Смерть вцепляется странным объятием и гнёт Силию вперёд, заставляя присогнуться, от чего она пропускает Смерть в себя глубже, уже не сдерживая импульсивный обескураживающий стон. Силие казалось, что если их со Смертью кто-то сейчас отделит, разлучит, то это будет самым болезненным и обезоруживающим ударом, поэтому Силия берет Смерть за руку, сплетая их пальцы в крепкий замок, переполняясь лихорадочной страстной привязанностью. В данную минуту ей хотелось принадлежать только Смерти, Силия старалась не стонать, не показывать, что секундой назад пережила мягкий, но резкий оргазм. Но с каждым движением оно бередило, развращало и выворачивало её потроха все больше и сильнее. Силия сдерживает даже вздохи, от чего её лицо запылало огнём, жар доводил все тело выматывающей усталостью, и тогда она задышала как собака в поту. — Не скрывай, — наседает на неё Смерть, зная, что Силия стыдится своего оргазма с ней. — Какой кошмар… — жалобно ноет, кладя его руку себе между, почти сведённых, ног. Смерть словно поглотила её, оприходовала очень откровенно, поджимая под себя, закрывая своей мантией и присвоенной шубой, даже её волосы спадали с плеч Силии. — Никому не говори… — Силия с ужасом представила лица своих коллег на ее отношения со Смертью. — Всем скажу. Всем покажу, — наскоро передразнивает ее мысли. — Нет… пожалуйста…* * *
Яркий луч пробивается через и сквозь застланное туманными тучами небо, Том щурится, прикрывая глаза, резко оглядывая белоснежные просторы. Он остался один. Он даже не понимает, как оказался в этом месте. Оглядевшись, выдыхая, из его приоткрытых уст выбивается теплый дрожащий пар, Том стоял за воротами Хогвартса. Он поднимает взгляд вверх, пытаясь разглядеть острые башни, вглядывается в стрельчатые окна, пытаясь найти хоть одну отворенную дверь. Скрип чужих шагов, Том безошибочно понимает, что сзади него некто. Резко оборачиваясь на одних каблуках, на одном инстинкте поднимает палочку, направляя ее перед собой, бросая заклятье в незнакомца, желая не убить, а просто защититься, ведь лучшая защита — это нападение. Он остался один. Растерянный, униженный и непонятый. Том даже не мог сложить мозаику произошедшего воедино. Кто он? Как оказался здесь? Черная фигура отбивает его заклятье, выпрямляется, и Том видит чужие светлые волосы, что были лишь слегка серее снега. Ветер трепал их в разные стороны, Геллерт уже заметно оброс с их последней встречи. Том не мог сказать, что ненавидит Грин-де-Вальда — нет, но он испытывал перед ним стыд за собственное существование. Ему бы не хотелось знать того, что он знает. Никогда. Геллерт отбивает встречное заклятье, улыбаясь на такую неподражаемую, почти животную реакцию мистера Реддла. Пряча палочку в карман своего длинного пальто, Геллерт мимолетно вспоминает истинную принадлежность палочки — она досталась ему от Тома. Геллерт снимает с себя тяжелую размашистую дублену и подходит к Тому, у которого на лице было ни то разочарование, ни то грусть и разбитость. Они оказались в одной лодке. Накинув Тому свое пальто на плечи, Геллерт встает рядом с ним, совершенно ничего не говоря, поворачивая свой взгляд именно в ту сторону, куда смотрел его сын. Темные овчинные меха контрастировали с белоснежностью снега, пара снежинок запутались в крученых объемных завитках. Том все молчал, молчал и слушал звуки погоды, это было похоже на пение прибоя, только намного тише и холоднее по звучанию, тоньше, практически незаметно. Этот еле слышный морозный свист. — Мы с мамой иногда прогуливались в лесу под Каленбергом, — с затяжной паузы начал Геллерт, меланхолично утопая взор в каменных стенах промозглого и обледеневшего Хогвартса, — поднимались по аллее Бетховена, — он улыбался, вспоминая свое самое раннее и счастливое отрочество. — В Вене Бетховен написал свою знаменитую Лунную сонату. Моя мать всегда мне говорила, что лицо должно быть холодным, мраморным. В маске. И тогда никто не сможет причинить тебе боль. Твоя мама вернет мне Нурменгард, — он сказал это с несвойственной ему усмешкой, и тогда Том покосился на Геллерта так украдкой и с такой злобой, что даже почувствовал себя смущенным. — Прилетай ко мне в Австрию. Можешь один, а можешь и со своей семьей, — его голос сделался очень теплым, мягким и заботливым, Геллерт повернулся к Тому и поправил на нем оттопыривающийся ворот своего пальто. — Я покажу тебе тот чудесный лес под Каленбергом, саму гору Калинберг, где мы гуляли с Германгарде. Сыграешь мне Лунную сонату прямо в Вене, — он явно был не зол на Тома, он явно ни о чем не жалел, что заставляло Тома просто исходить от внутреннего гнева на себя, свою мать и Грин-де-Вальда. Том не мог понять, что его так беспокоило и огорчало; эта злоба, непостижимо почему, но она пожирала и обдирала его изнутри, эта злоба настолько сильна, что Том еле сдерживал накатывающиеся слезы бессилия перед нею и ее всепоглощающей жестокой властью над ним. — Я уверен, что завоюю всю Европу и в этом мне поможет твоя жена, — Геллерт странно улыбнулся, пряча руки в карманы, он явно переоценил всю сложившуюся ситуацию, находя множество преимуществ от того, что он часть этой семьи. Том ничего ему не ответил, он даже не мог ответить самому себе, он всего лишь сделал шаг, затем еще один, неуверенно и неспеша удаляясь, словно боясь, что земля вот-вот разверзнется и уйдет из-под ног. — Куда ты, Том? — он слышит голос Геллерта за своей спиной. И уже не ответить ему — показалось Тому неправильным, будто теперь он обязан начать отчитываться перед ним, а еще извиниться, но как хорошо, что Геллерт ничего такого не требует, тактично закрывая на все произошедшее глаза. — В гостиную Слизерина, — растерянно произносит он, вспоминая, что Силия просила его посидеть именно там, все еще не в силах подавить тот шок, что обрушился на него потопляющей лавиной, придавливая гурьбой неизбежности и обязательств. Смерть забирает его жену, но вместо этого дает что-то другое, и как обидно, что Тому этого не надо, что он уже не в силах все это оценить. Он решил, что просидит в гостиной Слизерина столько, сколько понадобится, он верил, что его жена обязательно придет за ним и они сгинут отсюда навсегда. Из этой проклятой, и рушащей все границы Англии.* * *
Он блуждал по холодным коридорам Хогвартса, изнемогая от того ощущения, что бурлило в крови. Это была ярость и злость на Смерть, он так не ненавидел даже Тома, как возненавидел Смерть. Януш начал задумываться о том, что ему никогда она не нравилась, всегда казалась слишком надзирательной, тираничной и непомерно гордой, Смерть вообще не заслуживает внимания к своей персоне. Он очень сильно захотел вернуться обратно в Большой зал, да вот только проклятые стены предательского Хогвартса напоминали лабиринт. Двери то появлялись, то исчезали, коридоры каждый раз меняли направление, словно главный лестничный пролет, до которого он пока удачно не дошел. Позади он постоянно ощущал чье-то присутствие, будто за ним кто-то беспрестанно следит, считает каждый шаг. Огромные факелы не привносили в здание ни песчинки тепла и спокойствия, замок все равно казался величественным и темным, словно входя в его обители, ты попадал в абсолютно живое существо со своими мыслями и чувствами. Сколько тайн хранит это место? Ни одной живой картины, ни одного ученика, сегодня всем ученикам отрезан путь в главный коридор? Януш резко остановился, казалось, он услышал чей-то голос, даже тот, что напоминал голос его собственной матери. Резко оборачиваясь, Януша встречает новый, распростершийся широкий коридор, которого всего секунду назад там не было. Но он не спешит приближаться, думая, что это полтергейст шалит или его расшатанная фантазия, ведь он настолько хочет вернуться обратно и встретиться со своей мамой. Ему показалось, что его поступок был жалким и низким, что он не должен был отдаваться во власть эмоций и бросать Силию одну. Подходя ближе, он видит уже знакомые двери Большого зала, они были плотно закрыты, Янушу даже показалось, что это просто отзеркаливающий Большой зал совершенно другой холл. Но стоило ему подобраться чуть ближе, схватиться за гигантское чугунное кольцо, дабы приотворить дверь, как по его спине пробежались неприятные холодящие мурашки, он чуть в страхе не отпрянул, не желая думать. Глухие, очень сдержанные, но частые, Януш сразу узнал голос своей мамы. Это могло бы происходить за его спиной и он бы никогда не узрел этого, но ему хотелось, поэтому он смело приотворил дверь. Яркая щель света ударила ему в лицо и он заглянул внутрь. Такое странное, отягощающее ощущение сидело где-то внутри от всего услышанного, от всего сказанного, но маму это как будто не трогало. Она считала, что эти проблемы не её. Януш зашёл очень тихо, прислушиваясь к тому, как же сдавленно постанывает Силия. Он не видел её лица, она опустила его, обвитая вся руками Смерти. Смерть была жёстче и резче чем Том, она сводила Силию с ума моментально и очень длительно, казалось, мама страдала, а Смерть нестерпимо и бесстыдно наслаждалась. Наслаждалась ею. Он видел, как маму при каждом толчке немного трясло, её волосы спадали неаккуратно вниз, а ещё на неё спали и длинные волосы Смерти. Януш склонил голову и нервно сглотнул, не понимая, что чувствует в этот момент и что бы должен чувствовать, наблюдая, как слабеет и корчится Силия в сладострастных интимных муках, которые не в силах сдержать. Смерть никто не любит. В ней все разочаровываются и Януш почему-то пожалел и её. Разочаровываются все, кроме Силии. Он слышал, как она нашёптывает на змеином маме красивые признания. Смерть низким бархатистым голосом называла Силию очень красивой, очень богатой и непревзойдённой, говорила, что готова ради неё на все и Силию это вводило в нежный сексуальный конвульсивный шок, её тело было как одна большая чувствительная зона, а Смерть её обжимает, зажимает и трёт во всех потаенных и похабных местах. Как же Силия вульгарно и истощенно под ней стонет, так, как никогда и ни под кем. Януш впервые видел, как мама делает это со Смертью, это зрелище вводило в ступор, будоражило самые потаенные чувства и зарождало зачатки губительной и глубокой извращенности, ему казалось, что он сам сходит с ума просто наблюдая за этим. Мама будто лопалась от развратительного наслаждения и раскачивалась на волнах насильственного бурного экстаза. Смерть постоянно припоминает, как поимела её в первый раз, и Силию это трогает, она убеждала её в том — что она отец ребёнка. Силия подаётся чуть вперёд и хватается рукой о каменную стену и стонами молит её продолжать это сексуальное безумие. Януш знал, что мама не умеет нормально кончать, ей больше нравился сам процесс трения, она содрогалась от внутренних, калечащих разум, ощущений, которые никогда не достигли бы привычного обескураживающего пика, в какой-то момент они просто пропадают и всё и Силия вроде довольна, а потом ей хочется опять. И Смерть умеет держать её эти ощущения очень и очень долго и Януш Смерти позавидовал. — Мамочка, — жалеет её и подходит ближе. Она поднимает на него своё переливающееся от всех эмоций сразу лицо, у неё странный помутнённый взгляд. Силия ничего ему не сказала, она протянула к нему руку и схватила. Он испугался, смотря ей в лоснящееся и опьяненное негой лицо. Она вырвалась из объятий Смерти и повисла на нем, а он все чувствовал и слышал. Чувствовал, как Смерть толкает её, слышал, как Силия тяжело дышит ему в ухо. Януш стал ей как опора, она вытянула спину, немного расправилась, обласкала ему языком шею. «О, да. Вот так…», — шепчет ему на ухо, обращаясь только к Смерти, — «Не останавливайся». Януш обнимает маму в ответ, находя смелость посмотреть Смерти в глаза, но та гладила его маме спину, крепко впиваясь в бедра, продолжая шипеть и толкаться в ней. Он видел, как тонет в их близости и сама Смерть, это было что-то безумное, похожее было между мамой и Томом или между Смертью и дементорами. Это было поспешно, жадно и неумолимо. У Смерти схожая проблема с Силией и Януш это увидел, ей трудно достичь того же пика, конца, она упивается и мучается процессом. У них странный стиль интимной любви, это было очень невыносимо. Он прочувствовал их, но не смог разлюбить. Том говорил, что у Смерти член больше и это было трудно принять, Янушу стало казаться, что из-за этого Смерть лучше. Силия притянула его лицо поближе и истомно застонала ему в губы, неистово целуя, он обнял её посильнее, а потом на него взглянула и сама Смерть. Она вцепилась Силие в бок своими ногтями, прямо как кошка в подушку, а они у неё лиловые-лиловые, дёрнула маму на себя, а другой рукой вцепилась в стену, лицо у неё покраснело. Януш чувствовал мамин язык, её дыхание, всю её жаркую влагу и боль от страсти, а Смерть уткнулась лбом в холодную стену и, томно простонав что-то, облизала камень, находясь в безумном бреду, все ещё совершая краткие толчки, Смерть доводили долгожданные сокращения. Она в неё кончала и Януш почувствовал это мимолётное облегчение всего её тела и разума. Она влюбилась в Силию не менее сильно, привязалась через доступный только им сложный долгодостижимый оргазм. Это были его мама и папа и Януш их безумно сильно любил и боготворил. Силия ещё какое-то время опиралась, вцепившись в сына, а потом, когда Смерть вылезла из неё, то Силия ощутила то странное чувство — как тяжело её промежности принять факт опустошенности. К мисс Реддл вернулись все забытые мысли, она одернула тесный пиджак, закрывая свое тело, отстранилась от Януша, вытаскивая его носовой платок, судорожно и с отчаянием стирая с себя натёкшую очерняющую сперму. Силие было непередаваемо гадко, от чего и хорошо. У неё томно ломало все мышцы, ноги не слушались, обессилели и отяжелели. Силия еле стояла и странно ходила, не сгибая ног, ей было не объяснить, что в данную секунду её тело очень страдает от перенесённого, но прерванного экстаза. Настало осознание, а за ним и разочарование, и разоряющая вялость. Внутри она вся обратно постепенно стягивалась, а тело привыкало к тому, что больше ничто его не раздражает, но Силия уже ненавидела своё хрупкое надломленное состояние. Это было настолько хорошо, что после стало неизбежно плохо. Януш покровительски приобнимает маму, смотрит на неё, сочувствуя и переживая, хочет помочь. Её подкашивает вялость всего тела и особенно ног, которые слабо трясёт. Смерть не страдала ни от чего подобного, она подошла к ним и Януш её испугался, вспоминая, как та лишила его лица. Она забирает маму из его чутких объятий, со спокойствием и легкостью берет Силию на руки. Это было так странно. Высокая и загадочная Смерть опустила свой взор на нее, а та обессилено откинула голову назад и Януш смотрел на вытянут мамину шею, на её длинные и немного потрепанные волосы. А Смерть гладит Силию по животу и ногам, и та закрывает утомлённо глаза. Они были невероятно красивы вместе, Януш впервые видел, что Смерть может быть такой. Она по его маме сильно страдала и страдает, возможно сильнее Тома. Целует её в приоткрытые красные уста, а Силия все это игнорирует, будто её и нет здесь, она была съедена собственной усталостью. Смерть её качает и успокаивает словно ребенка, и Януш восхитился тем, как это создание любит его маму, какой Смерть может быть ранимой и чувствительной к тому, что любит. Силия в её руках смотрелась чем-то хрупким, тонким и поврежденным, лёгким и невесомым. Януш видел, как хочет Смерть забрать Силию, забрать так, как делает это только смерть. — Спасибо, — Силия трогает Смерть, гладит по груди, плавно переходя в шею, Януш не совсем понимал, за что мама благодарит Смерть, но Силия была явно очарована и очень расслаблена. Смерть держит ее одной рукой под коленями, а другой под лопаткам, кажется, любуясь теми реакциями, которые у Силии были. — Мне это было необходимо, — Силия протянула это ухмыляясь, охрипшим от стонов голосом. — Я чувствую мимолетное успокоение, — она дотрагивается до своего лба, вульгарно расслабляясь на руках у Смерти. Затем, отдышавшись, Силия изъявила желание покинуть крепкие объятия Смерти, которая все еще смотрела на нее, и, кажется, желала потрогать сильнее и в других местах, но не могла — руки заняты. Силия, оказываясь на твердой поверхности, тут же уперлась о стол и Януш видел, как дрожат мамины ноги, она словно выгорела в какой-то момент, трясь съедала ее тело. Он оглядывал ее бедра, они плавно переходили в ягодицы, которых Януш не видел — их скрывал плотный низ пиджака, который Силия еще сильнее одернула, прикрывая самую провокационную часть оголенных бедер. Мама вызывала в нем самые цветущие и гнетущие чувства одновременно. Ему хотелось ее пожалеть и забрать, любить ее следом, но ведь он и так любил ее; любил одним взглядом, все еще находя в себе постоянные недочеты и изъяны, считая, что он должен быть лучше. Силия, постояв, резко и гордо выпрямляется, становясь выше чем раньше, дрожь в ее икрах испаряется, оставляя только легкое напоминание в ее вялом лице. Януш смотрел на то, как мама изменилась в выражении, оно было расслабленным, но очень бесчувственным, несмотря на самую искреннюю и теплую улыбку; он понял, что это все было обращено к Смерти, Силия стояла к ней спиной, полностью игнорируя и забывая как страшный, не достойный внимания сон. Она обратила свой взор на него — на своего сына. Силия подошла к нему, мягко погладила по руке, а от ее прикосновений его аж всего сковало, дрожь наслаждения прошлась по всем клеточкам его тела, пробивая прямо как электрический разряд — и в самое нутро, прямо в скопление всех чувств. Януш увидел, как смотрит на него Смерть, Смерть то ли злилась, то ли выказывала свое пренебрежение, которое завуалированно скрывала под снисходительной улыбочкой. Смерть вся сжалась и зажалась, прямо как до глубины души обиженная и разоренная женщина, она будто в одночасье столкнулась с чем-то очень неприятным. Она ревновала Силию к нему, и он это уловил, ощущая на себе прикосновения мамы и отрицающий взгляд Смерти. Януш незамедлительно и на одном интуитивном уровне понимает, что Смерть от Силии чего-то ждет. — Скажи мне «да», — Смерть заговорила с ней, а звуки ее голоса отразились от всех стен Большого зала, Януш даже вздрогнул, ощущая в тембре Смерти необычные нотки. — Я все равно не приму тебя такой, какая ты есть, — Силия оторвалась от своего сыночка, которого так нежно и долго с умиротворение оглаживала по всей руке, посмотрела на Смерть, которую очень сильно задели эти слова. — В глубине души ты мне противна, — невозмутимо и очень решительно добавила, разглаживая все складочки на приталенном пиджаке. Она говорила как самая настоящая угроза, явно получая удовольствие от того, как на лице Смерти рождались чуть ли не слезы разочарования и обиды. Януш все равно не понимал, что так сильно влечет Смерть в Силие, почему она просто не может отказаться от его мамы? — Ты просто невыносимая дрянь! У тебя лицо организатора Общества Защиты Ханжей, — Смерть впервые в жизни вышла из себя, более злой Януш видел ее только в момент, когда та стягивала с него лицо; подходя ближе, Смерть импульсивно вздернула Силию за лацканы, чуть ли не встряхнув. Это было очень агрессивно, несдержанно и жестоко. И в словах Смерти играла страсть обиды и вожделение, казалось, ее руки сейчас потянутся к оголенной шее Силии и попытаются сомкнуться, дабы до смерти удушить. — Не тебе меня судить, — Силия въедливо смотрит на неё в ответ, поглядывает и ухмыляется, украдкой пробираясь рукой ей под мантию, сгребая и начиная мять то, что делало Смерть мужчиной. — Моя бедная угнетённая Смерть. Талантливый и всеведущий Дан, — мягко шепчет ей, другой рукой поглаживая её ровную гладкую щеку. — Кто такой Дан? — Януш не выдержал, в растерянности переводя на каждую из них взгляд. — Это Смерть, — Силия тут же разжимает провокационные объятия своих пальцев, выпуская всю сущность Смерти, оборачиваясь к сыну, который с такой наивностью смотрел на свою маму. — Это не плод моей больной фантазии. Я просто есть. И я реальна, — пытается сказать Силие о том, что её слова звучат глупо и неправдой. — Ты делаешь из меня то, что ненавидишь, не понимая, что я не имею к этому ни малейшего отношения. Я не перверт. Люди перверты, а я нет. — Мам, о чем говорит Смерть? — Януш очень распереживался, чувствуя что-то странное, но не понимая «почему» и что между ними всеми. — Не знаю, — пожимает плечами Силия, не спуская хитрого бессердечного взгляда с неё, не переставая ухмыляться. Смерть хватает Силию за руку, отрицательно мотает головой, смотря ей в глаза, о чём-то убедительно прося. Прося не отворачиваться от неё и не бросать, а Силия все равно развернулась и начала неизбежно и уверенно удаляться. Смерть резко повернулась к Янушу, который смотрел с недовольством и непониманием на маму, а потом испуганно переметнулся на Смерть. Она неожиданно приблизилась и потянула к нему руки, прильнула к его губам с жарким неистовым поцелуем, пугая и ошеломляя. Смерть ждала, когда Силия хоть как-то отреагирует на это и это случилось, Силия повернулась и посмотрела на то, как Смерть присосалась к их ни в чем неповинному сыну, а он весь бедненький зажмурился, был сильно против, но терпел. Она делала ему больно, у него щипало губы, он жалобно мычал, отстраняясь всем телом. Не разлепляя своего повелительного и бескомпромиссного поцелуя, Смерть смотрела на Силию, ожидая хоть чего-то, но этим она только её разочаровала. Силия развернулась и просто стала уходить снова, не понимая как надо поступить в сложившейся ситуации. Смерть не хочет покидать Англию и Хогвартс, но Смерть хочет с ней отношений, склоняя к своей однобокой позиции — вернуться в Британию, но тогда не будет ни Америки, ни МАКУСА, ни политики. — Сделай для меня кое-что, — Силия остановилась на полпути, признаваясь все же в том, что любит Смерть и очень сильно. — Все что угодно, — оторвалась она от губ Януша, отпуская из своих сильных объятий. — Верни Грин-де-Вальду австрийский Нурменгард, — Силия посчитала, что Геллерту захочется вернуться домой, возможно вместе с Томом, возможно и с Янушем. Она была готова их отпустить. Всех. Это их корни, это их история. Она только «за», чтобы её родственники объединились, ведь все они неизбежно оказались Грин-де-Вальдами. Семейная кровь самая крепкая, и в конце концов, семья важнее всего. — Верни ему все, что забрала, кроме Бузинной палочки, — улыбнулась, все ещё стоя к ним спиной, а к двери лицом, — ведь теперь она моя. — Януш! Остаёшься со мной, — практически провозгласила Смерть, поставив все на то, что Силия среагирует. И она моментально как по щелчку пальцев оборачивается, разбитая одним только представлением о жизни без своего маленького мальчика. — Нет! — и это работает, разъяренная, она почти взревела, злая и очень напористая, Силия мгновенно меняет направление, возвращаясь, вроде бы, в сторону Смерти, но на самом деле только к одному человеку — к своему сыну. Смерть самодовольно улыбнулась, беря Януша за руку, вставая чуть впереди него, загораживая и отбирая его у Силии, считая, что имеет на это право. Играет на её материнских струнах, похищая важную прелесть из её жизни, отбирая отраду и возлюбленный лучик света, шантажируя. Силия резко остановилась, ведь в голове у неё взыграли самые разные мысли. Смерть сумасброд, ей может прийти в голову все что угодно, начиная от ссылки Януша в Азкабан, заканчивая лишением человеческого лица, и Силия не хотела стать причиной, не хотела усугубить положение своего ни в чем неповинного ребёнка. Силия была невероятно разочарована и потеряна. Смотрит на Януша, а он смотрит на неё и, сам того не понимая, одним только ласковым взглядом просит маму о помощи, ведь он не хочет расставаться именно с ней. — Что значит с тобой? — поравнялась со Смертью Силия, трогая её волосы. — В Хогвартсе. У него ведь нет образования, — и Смерть говорила правду, постоянно выводя из равновесия своей насмешливой гримасой. — Ты не признавала его своим учеником, — продолжает злиться Силия. — Он подрос. Он теперь может контролировать себя. Это самое главное. — Хогвартс — это очень далеко, — Силия против. — Походит в Ильверморни. — Нет, — протянула Смерть очень наигранно. — Его никто не возьмёт без начальной базы. А если узнают, что он ещё и нечеловек? Какая же ты эгоистичная, Силия. Подумай хоть раз о сыне. Что он? Кто он? Он ничто и никто по твоей вине. Ты никуда его не пускаешь. — Это неправда, — возмутился сам Януш, оборачивая к себе их взгляды. — Ты пытаешься убедить маму в том, в чем нет её вины. Даже я понимаю почему не ходил в школу или университет с маглами. По той же причине. — Сын всегда будет защищать свою мать, — Смерть посмотрела с таким давящим взглядом, от чего Силию всю скрутило и потянуло к Смерти снова. Обаяние, шарм, неестественный магнетизм. Делает к ней осторожный шаг, понимая, какая опасная и обидчивая бывает Смерть. — Ты хочешь меня… — Силия заправляет ей прядь волос, наблюдая, как прикосновения меняют лицо Смерти. Силие было не передать, насколько ей трудно, насколько тяжело. Они все такие у себя на уме, они все такие навязчивые и наглые. Силия даже не знает, как ей правильно прогнуться под Смертью, чтобы не сотворить себе врага. — Ну что с тобой не так? — жалеет Смерть, не зная, чем и как ей помочь, приближается к её приоткрытым алым губам, ласково целуя. — Ты мать моих детей, — забывая про Януша, Смерть вцепляется своими когтями Силие в спину и ягодицы, на что та никак не реагирует, становясь заложником чужой страсти. — Ты просто не понимаешь, что я чувствую к человеку, который видел моё лицо. Который знает все это нутро внутри меня. Который мой Повелитель, — это было похоже на пылкое признание в любви. — Я тебя обрела, — рушит все понимание Силии одной только фразой. Оказалось, что быть Повелителем Смерти совсем не то, что грезилось. Смерть не то что малоподчиняема, она вообще безгранична, обретая Повелителя она находит некую самоцель, и так совпало, что эту самоцель Смерть неестественно возлюбила. Смерть ревниво и очень внезапно отстраняется и снова хватает Януша за лицо цепкими когтями, притягивая к себе, страстно и вожделенно целуя. Целует его долго, очень влажно, безотрывно, почти задыхаясь, постоянно вцепляясь ему то в шею, то в плечо, то в талию — он намного ниже нее. Он был в шоке, не в силах справиться, не в силах возразить или вообще что-то понять, у него были распахнутые бегающие виноватые глаза, тогда как Смерть в блаженстве их прикрыла, а затем полезла своей рукой ему на лицо, резко отстраняя, да так, словно он виноват. — В его губах можно почувствовать тебя, — Смерть облизывает свою верхнюю губу, отстраняясь от Януша, снова поворачиваясь к Силие, оставляя его с грязным порочным чувством внутри. — Кстати, а он ведь сам не против учиться в Хогвартсе, — улыбается Смерть. — Да? — разочарованно, но с пониманием спрашивает, Силия подходит к сыну, надеясь только на правду, обнимает его мягко и очень нежно, даря всю заботу и тепло, на которое была способна. А у него на лице отчужденность и какое-то слабое блаженство, а еще размазанная помада. Мама лижет ему висок и шею, приходя в глубокое чувство влюблённости, причём такой трепетной, юной и сочной. Он ничего не сказал ей, поспешно целуя в губы и на этот раз самостоятельно, практически сдерживая тот порыв, с которым в исступлении Смерть искусала ему губы, держа и прощупывая её утомленное тело в своих руках. Смерть берет Януша за свободную руку, расцепляя его пальцы, и кладёт в них Бузинную палочку. Он впервые ощутил эту мощь волшебной палочки, а ещё полное принятие. Силия гладит его по этой руке, в которой он сжимал первый Дар Смерти, касаясь самыми кончиками основания палочки. Силия чуть не расплакалась, чувствуя, что хотела бы отдать Янушу этот Дар. Он его достоин. Палочка его примет, как Смерть принимает их, и не примет Тома. — На какой факультет мне поступать? — ему было интересно как самому настоящему ребёнку. — На какой хочешь, — целует его Силия вновь, не зная как прервать ту романтичную ноту, что взыграла в ней. — Я хочу на тот, на котором училась ты, — заставляет её искренне улыбнуться. — Силия, почему ты так переживаешь? — склоняется к ней Смерть, стоя по другую сторону. — Из Америки в Британию можно путешествовать за миг, — берет её за руку. — Я буду приходить к тебе каждый день, — от переизбытка нежности и нежелания прощаться с сыном, Силия заплакала. — Мама… я… — не может найти слов для подачи своих сильнейших чувств к ней. Ранимый от того, что придётся ненадолго расстаться, это выглядит как страшный ночной кошмар. Та томная романтичность, с которой он смотрел на каждое её действие — придавала новому мокрому касанию неповторимое и исключительное удовольствие. — Я знаю, — гладит его по волосам, беспокойно целуя в губы, не желая обрывать их тесную ласку. — Я все знаю. Я тоже, — признаётся ему во всем том, в чем хотел признаться и сам он. В ту секунду она хотела от него ребёнка, наверное, сильнее всего на свете и сильнее чем когда-либо, боясь, что их разлука продлится вечность до воссоединения. — Кончи мне на лицо, — лезет к нему в штаны, а у него уже все стоит. Сползает перед ним на колени, расстёгивая молнию, касаясь его вязкого члена губами, оставляя ощутимый поцелуй, от чего Януш закрыл глаза руками, не понимая почему ему хочется плакать, словно все счастье и успокоение он принял только в данный момент. Силия отпускает из своего страстного поцелуя его трепещущий член, зализывая перед тем, как взять его в рот снова. Плотно сжимая губы, чувствует на языке это растекающееся безвкусное жиле. Спускает с него штаны ещё ниже, оголяя бедра, начиная снизу от колен и до самой внутренней части бедра щекотать своими ногтями, доводя его до судорожных мурашек и слабых стонов. Ей хотелось своего сына, он ей нравился и на вкус, и на запах, и на цвет. Пальцами сдавливает его набухшие пупырышки у самого основания, лезет по его ноге выше, утыкаясь в самую промежность. — О да, давай, — зашептала Смерть, — потрогай его там, — смотрит, а у самой взгляд затуманенный и влажный. Силия с особым трепетом трёт эту узкую полоску нежной кожи, поднимая взгляд на своего сына, который аж весь покраснел, а потом, наконец-то выдохнув с ярким стоном, снова побледнел. Он там был очень напряжен. Силия чувствует его нарастающее давление, твёрдость члена и какую-то подорванность, Януш стесняется, Януш сдерживает свои звучные стенания. — Мой любимый, — размыкает она свои губы, растягивая в улыбке, умиляясь им, сжимает и окольцовывает его член свободной рукой, растирая и лаская, не переставая мучить его мягкие ткани внизу, пробираясь одним только пальцем в его напряжённый спрятанный анус. Януш что-то непослушно забормотал, казалось, на него обрушился мощный шквал, по его телу пробежала дрожь, а потом из его глаз брызнули слезы и Януш с полным восторга стоном кончил Силие прямо на лицо, пребывая в эйфории от незабываемого по силе оргазма. Он даже не сразу понял, как допустил и впустил в себя это разрушающее сильное вихреобразное наслаждение, которое, в какой-то момент, превратило его мозг в желе, а сперму в кисель. Вялость и приятная истома дрожали в ногах, а он, потрясённый и тронутый, опустил на свою маму раскаивающийся взгляд, а у неё лицо все в его чёрной прозрачной жиже. — Прости меня, — извиняется, не понимая как такое произошло, вытаскивает носовой платок, и, присаживаясь рядом, начинает стирать с неё свою сперму, не замечая какая Силия умиротворенная и счастливая. — Прости меня, — целует её в губы, а она ему штаны застёгивает. — Сделай мне также, — смеётся Смерть, будучи под любовным впечатлением от увиденного. — В другой раз — обязательно, — встаёт Силия, считая, что Смерть этого не достойна. — У меня есть одно важное дело, — ищет взглядом часы. — Януш, — подхалимски ластится к нему Смерть, — сделаешь мне также? — Я так устал, — находит отговорку, не зная как не обидеть странную Смерть. — Да и вообще… — Ничего не говори, — томно смотрит на него, чем только пугает. — Ты же знаешь, что я могу заставить тебя, — гладит его по щеке, а он даже слегка отстраняется, при этом пытаясь не выдавать столь яркой неприязни. — Ты же знаешь, что я могу сорвать твоё личико и опустить до уровня дементора. И ты не будешь властен противиться мне, — это был самый скользкий и пугающий шантаж, особенно, когда Смерть так непринуждённо улыбалась, с такой уверенностью угрожая своей властью. — Отстань от него, — повернулась к ним Силия. — Ты хотела влезть в игры с большими мальчиками, девочка? — Смерть приблизилась к ее лицу, схватила, сжала и с тоскою любования посмотрела. — Давай играть. Я тебя еще очень удивлю, помяни мое слово.