I was a heavy heart to carry, My beloved was weighed down, My arms around his neck, My fingers laced to crown I was a heavy heart to carry, My feet dragged across ground And he took me to the river Where he slowly let me drown
Когда он просыпается в незнакомой гостинице, в непонятном городе, в компании какой-то девушки, он не удивляется. Он просто собирает всё необходимое, берёт машину, и едет по хорошо знакомому адресу в Уэстчестере. «Я в те года была не такой, какой ты меня знал, — сказала Профессор, — тебе придется быть терпеливее.» Он и был терпеливее. Если грубость и хамство можно считать таковыми. Та, прежняя Чарли Ксавье, та, что он знал, посмотрела бы на него, словно на одного из её нашкодивших учеников, и прочитала бы какую-нибудь скучную лекцию, половину которой он бы пропустил мимо ушей. Эта Чарльз хамила точно так же, как и он, и смотрела своими невозможно-голубыми глазами, смотрела так, будто хотела напиться и свернуть ему шею. Или наоборот. Та Чарльз Ксавье, что он знал, что он ожидал увидеть, мигом кинулась бы в своё Церебро, нашла бы всё, что нужно, и послала бы кого-нибудь из старших учеников со всем разобраться, если бы не смогла решить проблему так, на расстоянии. Эта Чарли шлёт его куда подальше, как только он упоминает её силы. Она просто разворачивается и уходит, и уже потом Хэнк рассказывает ему, что случилось с этим местом и с ней самой. Эта Чарли волком смотрит на него, на Хэнка, на Питера, на всех вокруг, всем своим видом говоря: «Только попробуйте меня пожалеть! Только попробуйте!» Питеру на неё просто всё равно, для него она — просто какая-то хиппи. В глазах Хэнка если жалость когда-то и была, то сейчас там проскальзывает лишь усталость и сожаление. Не иначе, как после пары громких скандалов со стороны Ксавье. Он же слишком хорошо знает эту женщину и на что она способна, отлично помнит, что она для него сделала, и жалеть её — последнее, что пришло бы ему на ум. Эта Чарли бьёт Магнето по лицу как только его видит и, честное слово, Логан ей бы даже позавидовал. Если бы пол часа назад он не видел, как они, седые и старые, спокойно и целомудренно целовались в углу их джета. Видел, как Магнето, грозный и страшный Магнето, не-трогай-конфеты-а-то-Магнето-придет-и-заберёт-такого-непослушного-мальчика, склонился к её лицу и поцеловал. А сейчас видит, как тот самый Магнето орёт на неё, едва не опрокидывая самолёт. И, чёрт возьми, невозможно не удержаться и не сказать: — Надумаете разводиться, у меня есть хороший знакомый адвокат. Лешнера это отрезвляет, а вот Чарли обжигает его, их обоих, ярким синим взглядом, и скрывается в хвосте самолёта. Эрик тут же срывается за ней, и Логану определённо не хочется знать, что они там делают. Не хочется, но чёрт бы побрал его обострённый слух. Эта Чарли чуть не сходит с ума, когда пытается воспользоваться Церебро. И это её окончательно убивает. Но кем бы был Логан, если бы не попытался сделать хоть что-то? Догнать её, заставить взглянуть в его голову, заставить увидеть, что случится, если она сейчас отступит. Всё как всегда получается немного не так, как планировалось. Вместо ужасающих картинок будущего, Чарли видит грязный потолок какого-то непонятного помещения. Она встаёт, оглядывает комнату, останавливаясь взглядом на женщине, сидящей в углу. Сидящей в инвалидном кресле. С обжигающе-голубыми глазами, морщинами, сединой и очень усталым видом. На коленях у женщины лежит мужчина. Такой же старый, он морщится, словно от боли, и зажимает руками кровавую рану. Рядом валяется шлем, пальцы женщины приставлены к виску, и она тихо шепчет: «Тише, тише, сейчас всё пройдёт.» Женщина поднимает на неё глаза и мягко улыбается. Морщинки вокруг глаз становятся ещё заметнее, и Чарли тяжело сглатывает, понимая, что их зачатки уже обозначились и на её собственном лице. — - Здравствуй, Чарльз, — говорит женщина, нет, не женщина, она, это она сама, странно называть саму себя женщиной, будто незнакомку. Профессор пытается убедить себя не сдаваться, говорит, что ничего ещё не потеряно, что она должна смириться с чужой болью, пропустить ее через себя, но Чарли совершенно не хочется об этом думать. — Чарльз, — послышался слабый мужской голос, — с кем ты разговариваешь? — Со своей астральной проекцией из прошлого, — спокойно отвечает женщина, перебирая одной рукой его волосы. Эрик, несмотря на ранение и боль, умудряется звучать иронично: — Ну да, почему бы и нет. И тут же надрывно стонет. И Чарли выкидывает обратно.***
Рейвен вытаскивает этого когтистого из воды, и думает, что же с ним делать. Металлические прутья согнулись и крюками въелись в кожу, и их не разогнуть и не вынуть, но этот выродок каким-то образом всё ещё жив. Вот только куда с ним теперь? В обычных больницах с такой ситуацией точно не сталкивались. А потом он просыпается. Просыпается, надрывно воет, и спрашивает: — Почему я всё ещё здесь?! Странный вопрос для того, кто лежит, прикованный металлом к бетонной плите. Когтистый оглядывает своё тело, быстро оценивает ситуацию, и просто-напросто встаёт. Разрывая собственную плоть, оставляя её ошмётки висеть на прутьях, падает на пол, сплёвывает кровь, и рычит: — Мне нужно к Профу. Рейвен не помогает ему подняться, и ни о чём не спрашивает, она просто его отпускает. Он уходит в окровавленной одежде, лишь слегка похрамывая, и Мистик больше не хочет с ним пересекаться. Он её нервирует.***
— Послушай, Логан, я понятия не имею, почему ты не вернулся в будущее, и я не знаю, как тебя туда вернуть, — наигранно-терпеливо разъесняет Чарли, — Я не знаю, где сейчас та девочка и родилась ли она вообще, я не знаю, что тебе теперь делать, и куда идти, и я не та женщина, что сможет тебе помочь. Не сейчас. Эта Чарли, не спавшая уже больше суток, успевшая на пару с Хэнком убрать в особняке и сейчас заверяющая все необходимые документы, чтобы открыть школу заново, эта Чарли, измотанная и грустная, но всё же такая сильная и целеустремлённая, действительно ничем ему не поможет. Ей бы самой кто помог. Эта Чарли, с ломкой после сыворотки и стыдом в глазах, эта Чарли, терпящая крах за крахом, но всё равно пытающаяся снова и снова, эта Чарли, с упрямой миной без капли сожаления готова выпихнуть его из особняка. Потому, что она действительно не сможет помочь. А вот он ей — может. К сентябрю следующего года школа открыта. В ней пока что не очень много народу, но всё же они есть, и учителя, и мутанты, и просто обычные люди, и ученики. Дети и подростки с самыми разными способностями, прекрасные, молодые, поражающие воображение. Кого-то привезли заботливые родители, понимая, что в обычной школе у них учиться не получиться. Кого-то привезли озлоблённые, уставшие, терзаемые отвращением к собственному чаду люди, которых и родителями-то назвать язык не поворачивается. Некоторые сами сбежали, за кем-то пришлось ехать. Было даже несколько детей из Европы и Южной Америки. И Чарли обожает их всех. Она отвечает на все приветствия, что слышит в коридорах, выслушивает каждого, кто к ней приходит, она вежлива, добра и обходительна, и дети её обожают. Они тянутся к ней, а она, кажется, готова разорваться на части, только чтоб всем им было хорошо и никто из них не чувствовал себя обделённым и обиженным. Логан восхищается ей, по-настоящему восхищается, но не в любовном плане, боже упаси, о таком даже думать тошно, а как человеком, как личностью. Его терпения на этих спиногрызов не хватает, и он срывается, кричит, чуть не когтями размахивает. А она лишь разочарованно смотрит, и все уже готовы тут же бежать и просить прощения. Тот стержень, то её естество, что сломал в ней Лешнер, медленно восстанавливалось, собиралось по частям, и с каждым днём эта Чарльз всё больше превращалась в ту.