«Я был наемником Света, я был заложником Тьмы Я умер за час до победы, но выжил во время чумы Я был безоружным бродягой, я был убийцей в строю Я дрался под белым флагом за счастье в чужом краю» © Тэм Гринхилл — Знаешь, мой друг
Он опоздал. Всю свою жизнь он гнался за призраками, и когда ускользающая иллюзия уже была совсем близко, казалось — протяни руку и ты сможешь поймать мираж за хвост, он понял, что опоздал. Он и не надеялся на счастливый исход, постоянно дразня его надеждой на счастье, жизнь, конечно же, не могла подарить отступнику это право, но так хотелось закрыть глаза и хотя бы на миг… Он оступился за полшага до победы. На кладбище темно и пусто. Листья мнутся под тяжелыми мужскими сапогами, все еще несущими следы чьей-то крови. Ветер воет в ветвях старой ивы, растущей прямо на белых мраморных надгробиях. Он улыбается подобной иронии. У иронии этой горечь полыни и привкус вины. Он потирает руки, ощущая, как холод и сырость ноябрьской ночи продирают до костей, и из груди его вырывается вздох. Вина возникает из глубин его души, намереваясь поглотить целиком, и он был бы рад, если бы так и случилось. Он опускается на колени у надгробия, протягивает замерзшие пальцы, чтобы коснуться белого мрамора, но останавливается на полпути. Он не может. Нет. Он не имеет права. Он чувствует, как вина сжимает горло, и глаза печет от позорных слез. Левая рука полыхает словно в агонии. Он знает, что служба его окончена; его хозяин мертв, но его жизнь застыла на полпути. Он не знает, как поступить, и не собирается это выяснять. Один за другим его «братья» умирают, исчезают, растворяются, скоро останется только он, и он пришел сюда. Словно ради того, чтобы попрощаться. Словно ради того, чтобы патетически умереть на ее могиле. Ее могиле. Он рассеянно размышляет, можно ли заавадить себя самому? Он никогда не был жалким трусом. Потому пришел сюда. Словно ради того, чтобы заслужить прощение. Он падает на ее надгробный камень, и темные ноябрьские сумерки наполняются глухими всхлипами. Слез нет, но его глаза горят ненавистью, болью и отчаянием. Он умолял своих хозяев спасти ее, катаясь в грязи у их ног, он предлагал единственную оставшуюся у него ценность — его жизнь, но никто не хотел его жизни. Он был предателем. Трусом. Бесполезным существом. Эта мысль жжет его огнем, и ноябрьская ночь полна непролитых слез. Память взрывается болью. Он вновь видит их уютный домик. Саму суть благополучия и любви, дом, полный света, свежего хлеба и смеха. Врата Рая, где его Ангела обрекли на совсем другую судьбу. Он движется через зал, спотыкаясь о мертвое тело своего врага. Глупый олень даже не дотянулся до своей палочки… и его широко открытые глаза смотрят в темноту. Он делает еще один шаг вверх по лестнице. Его сердце замерзает, словно чьи-то холодные пальцы вцепились в него. Он знает, что ждет его наверху. Он знает кто. Он продолжает двигаться. Он продолжает двигаться, чтобы застыть на полпути. Чтобы утратить ее следы. Почувствовать ад внутри себя. Чтобы достичь ее. И застыть на полпути. Ребенок начинает плакать, глотая слезы, задыхаясь от рыданий, пытаясь успокоиться. Он сдается. Он идет к кроватке и хватается за палочку в поисках известных ему целительных заклинаний. Ребенок — сын его врага. Ребенок — это все хорошее, что он утратил, и все плохое, что когда-либо было в жизни шпиона. Ребенок — его Непростительное проклятие. Ее сын. Он смотрит в изумрудные глаза и подхватывает ребенка на руки. Ребенку не нужны целительные заклинания, ему просто нужно утешение. Сириус издалека наблюдает за вспышкой отчаяния того человека, которого в прошлой жизни он считал своим другом, и сердце сжимается от боли, грудь жжет невысказанная ненависть ко всем тем, кто дерзнул поставить на кон человеческие жизни и сделать их разменной монетой. Он хотел бы поговорить со Снейпом, а это был именно он, но пока еще не время. Сириус знает, что со смерти Лили прошло около десяти лет, что ему нужно разыскать Гарри, что без Снейпа ему не справиться, но… Он застывает на полпути. Самое последнее, что ему сейчас необходимо — это умереть у могилы своих друзей, попав под шальную Аваду обезумевшего от собственных ошибок Северуса. Сириус потерял в Азкабане десять лет, расплачиваясь за преступления, которых не совершал. Слишком много времени утрачено впустую, он не знает, куда ему двигаться дальше, но память о Реджине и обещании, данном Гримму, бьется в мозгу алой искрой, а это значит, что осталось еще совсем немного, и они будут вместе. А пока же… Сириус спешит домой, вернее в то место, что осталось от его дома. Вероятно, его альтер-эго был счастлив здесь однажды, хоть в это верится с трудом. Дом полон призраков и чужих воспоминаний, но у Сириуса нет времени бороться с чужой памятью, он жаждет лишь не утратить свою. Кричер ворчит, но не может ослушаться прямого приказа единственного хозяина. Он отправляется на поиски фамильного перстня, пока в трубах воет отчаяние, пока миром правит глухая ноябрьская ночь, и по стенам танцуют тени непрожитых жизней. Сириусу нужно стать Главой Рода, вернуть себе власть над магией Блэков, разыскать здешнего Гарри и помочь этому, утратившему всякую веру, безумному миру, где правят отчаяние и чужие амбиции. Кричер почтительно протягивает хозяину родовой перстень и ритуальный кинжал, и Сириус морщится от странного дежавю, словно бы это уже было в его жизни, словно бы он уже отстраивал мир заново, словно бы ему удалось успеть… Он встряхивает черными кудрями, отгоняя наваждение, и сцеживает кровь в чашу. Рубиновые отблески сияют в пламени свечи, загорается зеленым фамильный герб, но вместо знакомого Грима в круге из свечей появляется тот, кого Сириус не чаял увидеть. Мерцают свечи, и из круга выходит Орион Блэк. — Сын мой, я знал, что рано или поздно ты придешь домой. Сириус едва подавляет удивленный возглас, когда рядом с Орионом появляется его мать и Регулус. — Отец? Мама? Регги? Но… вы же… вы живы? Пожалуйста, скажите, что вы живы! Я… я не могу потерять еще и… — Тише, Сириус, с твоей семьей все хорошо, но мы знали, что ты придешь сюда, — шепчет Вальбурга, словно боится спугнуть иллюзию с глазами ее сына. — В этой жизни вы не выжили, вы стали жертвой моих ошибок, правда, матушка? И Регги, видимо, не послушал меня и пошел за Лордом, будь он проклят! — кричит в освещенную пламенем камина ночь Сириус, и горло сжимает уже ставшее привычным чувство вины за чужие грехи. За что его так жестоко наказали? — Ты дерзнул заключить сделку со временем, сын, а всякая магия имеет свою цену, — будто бы прочтя его мысли, произносит Орион и подойдя ближе, опускает ладонь ему на плечо. — Ты должен помочь этому миру, потому что за тобой Род, и другого у нас нет. Ты клялся защитить Гарри и еще можешь успеть. Мы поможем. — Почему у вас всё так просто, отец? — сдавленно шепчет Сириус, опускаясь на колени. — Вы же знали, что возможен любой расклад, почему не предостерегли нас с Реджиной от ошибки? — Твои родители знали, что вам единственным под силу отстроить всё из пепла, сын, потому малодушно молчали. В шахматной партии победа зависит от того, чтобы верно выполнять отведенные роли. — Так говорила Джина… Дайте мне ее увидеть! Где она? Что с ней? Как Стая? Справился ли Сев с Родом? Я слишком много потерял, отец! Слишком много и всё напрасно. Вальбурга качает головой и совсем как в детстве, прижимает сына к себе. В любом из миров он навсегда останется ее самой яркой звездой. — Ничего не напрасно, Сири, ты вернешься в свой мир, как только наступит двадцать первое декабря семь лет спустя, и ты встретишься со всеми, кто тебе дорог, мы поможем тебе, но, увы, не можем сделать этого раньше. Ты почти истратил свой резерв после перехода между мирами и Азкабана, очередной скачок просто убьет тебя. Нужно подождать, слышишь меня, сынок? — Сколько, мама? Сколько нам еще скитаться? И ради чего? — Возьми себя в руки, сын, — строго отчитывает Орион. — Ты — Глава Рода, помни об этом, и помоги этому миру и своим друзьям. Сириус поднимает воспаленные глаза на призрак отца и застывает, как громом пораженный. — Нет… Этого не может быть! Скажите мне, что Алиса и Фрэнк остались со Стаей! Что до них не добрались Пожиратели, и что они живы! — Они живы, Блэк, в остальном же — мне нечего тебе сказать. Сириус вскакивает на ноги, по пути выхватывая из кармана палочку, чтобы столкнуться нос к носу со Снейпом, все это время подслушивающим разговор Блэков из коридора. — Ты! Что ты здесь делаешь? Снейп пожимает плечами и, не дожидаясь приглашения, входит в гостиную. Вальбурга и Орион понимающе переглядываются. Регулус подлетает ближе. — Рад, что ты жив и здравствуешь. — Чего не скажешь о тебе, — бурчит в ответ Снейп, — Почему, идиот, почему ты не пришел ко мне, когда узнал о Хоркруксе? Хотел доказать брату, что ты чего-то стоишь? Хотел поиграть в героя? Ты же Слизеринец, Регги! Пока Северус препирается с призраком, Сириус встает на ноги и устало опирается о каминную стойку: каждый новый день, прожитый в этом странном мире, все больше уверяет его в мысли, что он угодил в свой собственный оживший кошмар и растерял рассудок где-то на полпути. — Как ты здесь оказался, Северус, и почему не бросаешься на меня с кулаками? — Ты был на кладбище, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы проследить за тобой до дома. Дамблдор сделал особняк штаб-квартирой Ордена, после того, как никого из Блэков, простите леди Вальбурга и вы, мастер Орион, не осталось, потому я могу входить внутрь. Я думал сначала, что ты совсем рехнулся, но семейная магия отозвалась на твой зов, и я прислушался. Где-то есть другой мир, правда? И там все живы? Сириус смотрит на своего когда-то заклятого врага, а после — одного из лучших друзей, и понимает лишь одно: он чертовски устал от этого всего, но в одиночку ему не справиться, а впереди еще семь лет. — Что с Лонгботтомами? Расскажи мне всё, а после мы выпьем, и я расскажу тебе о другом мире. — А я думал — кинешься с кулаками, — ворчит Снейп. — Ты всё равно мне не поверишь, если я скажу, что мы друзья, что ты женат на Нарциссе, и Драко — твой сын, а познакомились вы, когда рисовали картины у озера. Снейп встает как вкопанный. — Откуда ты знаешь про картины? — Дорога могла повернуться и так, Северус, если бы ты однажды не оттолкнул светловолосую девочку с цветочным именем, и если бы Лили когда-то не оттолкнула тебя. Так, что с Алисой? — Они в Святом Мунго, отделение для душевнобольных. Твоя сестрица пытала их несколько часов, говорят, они утратили рассудок без права на восстановление. — А Невилл? — только и может выдавить Сириус. — Мальчишка живет с леди Лонгботтом. — А Гарри? — Сириус вновь загоняет подальше желание опуститься на пол. Вальбурга дотрагивается до его руки. — С Петунией Дурсль. Директор говорит, что над их домом Лили поставила кровавую защиту и только благодаря этому Лорд не может добраться до Поттера. — Безносый кретин не может до него добраться, во-первых, потому, что он умер, истратил весь резерв и ищет, как бы восстановить силы, а во-вторых потому, что над Гарри стоит защита Рода! И в-третьих, я смотрю, Директор некисло задурил тебе мозги, Северус, раз ты веришь всякой чуши. Куда делась вся твоя выдержка? Вся сила? Ты вершишь политические интриги, ты — Лорд Принц, и тебя боятся как люди Волдеморта, так и Альянс! К тебе прислушивается Стая, тебя любит Нарцисса, и ты — мой друг! — Здесь нет этого всего, Блэк, и никогда не будет. — Чушь собачья! Пойдем со мной. — Куда? — устало шепчет Снейп, и Сириус видит, как он постарел разом на десять лет. — Сначала к Лонгботтомам, они не безумны — просто спрятались за щитами, ты — Легилимент, мы сможем их вытащить обратно, потом — отыщем Гарри и потолкуем с Петунией, а сейчас — просто выпьем. Иди на кухню, жди меня. Проводя взглядом прямую, как кол, спину Снейпа, Сириус оборачивается к отцу: — Что скажешь? — Скажу, что тебе нужен друг, а ему — очень нужен кто-то, кто поведет за собой. А пока что, есть еще кое-кто, кто очень по тебе скучал. Твоя Реджина в мире без магии, потому мы не можем тебе ее показать, но уверяю тебя, что с ней все хорошо, и она тебя помнит, однако, мы можем показать тебе это… Орион делает пасс рукой, призывая семейную магию, и к ногам Сириуса прыгает серебристая лисица, трется пушистым хвостом, заглядывает в глаза. Сириус все-таки падает на колени. — Виксен… Моя Виксен… А Снейп, привычно притаившийся у дверей, размышляет над безумным рассказом того, кто был когда-то его врагом, а теперь практически навязал свою помощь. Могло ли случиться так, что этот Блэк был пришельцем из иного мира, где была совсем другая жизнь и другие дороги? Он был тем и не тем одновременно, и он не врал. — Веди, Блэк, — бурчит себе под нос Снейп, совсем как когда-то давно так же сделал его двойник из другой жизни. В конце концов, аверс и реверс — это лишь две стороны одной и той же монеты.Аверс и реверс
4 января 2020 г. в 22:23