«Будь моей душой, Невозможной надеждой. Не буди меня прежде, Чем поезд прибудет в депо. Будь всегда со мной, Раздели мою вечность На короткие встречи, Немного длиннее эпох» © Немного Нервно — Никто, кроме тебя
Отгремел цветастый праздник, все разбрелись по домам и реальностям, все счастливы. Такого ли счастья хотела для себя нынешняя Добрая Королева? «Добрая Королева», — Реджина криво усмехнулась, на все лады произнося новообретенный титул, — даже звучит странно. Настолько странно, насколько это вообще возможно в переплетениях их сумасшедшей жизни. Но факт остается фактом — Прекрасная семейка лихо свалила с себя груз ответственности в несметном количестве свалившихся на них миров. Реджина прошла к столу и задумчиво повертела в руках блестевшую в отблеске свечей корону: когда-то она ненавидела ее всем сердцем, но именно она сделала ее той, кем она являлась сейчас. Отобрав попутно все остальное. «Превратив в ту, кем я есть», — резюмировала женщина и спрятала корону в шкатулку. Надо завтра пойти извиниться перед Прекрасными, как бы там ни было, а они ее семья, и они не виноваты в том, что новое проклятье пошло не по задуманному сценарию. Снаружи разразился снегопад, добавив новым мирам новый миллион проблем и чуточку спокойствия. Реджина положила ладони на подоконник и всмотрелась в последний полет снежинок. На пальце Королевы блеснул рубин — Родовая реликвия Блэков, насмешка судьбы, кольцо, которому никогда не стать обручальным: последняя надежда на счастье, которая обернулась всеобщей любовью и звучным титулом, но совсем не тем, чего так жаждала Реджина. В доме было пусто и тихо, шумная толпа разбрелась кто куда, поддерживая, утешая и развлекая друг друга, а Королеву вновь встречала тишина. В прошлом, бывало, когда становилось совсем тоскливо, Реджина шла к старому знакомому — Румпельштильцхену, и он учил, обещал, что она воплотит в жизнь свою мечту о мести, после — давал советы и помогал отыскать решение, когда вся когорта героев терпела очередное звучное поражение. Теперь не было даже его. Сумел-таки получить свой счастливый конец и остаться для всех героем. Реджина смахнула набежавшие слезы и распахнула окно, подставляя ладони метели. На нее была возложена слишком большая ответственность, чтобы последовать примеру Румпельштильцхена. К тому же… «Пропадут они без меня! И нынешние, и пришлые, и будущие», — Реджина представила Снежку, пытающуюся составить письмо в налоговую, и рассмеялась. Что-то подсказывало ей, что и в этот, новообретенный мир, рано или поздно придут уже известные им современные порядки, а кто, как ни мадам мэр, поможет с ними справиться? Ну и еще, пожалуй, шериф Свон со своим пиратом. Уж они за время всевозможных проклятий столько миров повидали, что и с этим справятся. Обнаружив в лесу Проклятое Зеркало, Реджина потеряла покой и, как оказалось, здравый смысл: идея свести воедино все известные и неизвестные ей миры не оправдалась, вход в тот мир, где осталась вся ее жизнь, никакой магией не откроешь, раз Румпель не вернулся. Румпель и… Реджина с силой захлопнула деревянную раму и закрыла лицо ладонями, не решаясь произнести вслух то, по чему так тосковала. Сириус не вернулся. Где-то он ждал ее сейчас, в каком-то из миров, куда вход был заказан. Так просто и так невыносимо сложно: оставить свою новую семью, которая видела сейчас радужные сны, ради выстраданного, и так и не обретенного счастья. Реджина больше не задавала вопрос: «Что дальше?». Торжественные речи Белоснежки о надежде никогда ее не трогали. На миг мелькнула шальная мысль повернуть время к отправной точке и самой нырнуть в Зеркало, но Реджина с сожалением ее отмела — раз уж собранные воедино миры не способны вернуть Сириуса, то и Арка вряд ли это сможет. А пройти весь путь с самого начала, чтобы вновь потерять и его, и Стаю, нет, к такому Королева была не готова. Ни Злая, ни Добрая. Странно звучит. Придется привыкать. Теперь у нее вновь были обязанности, и ей предстояло следовать за чувством долга. Видимо, в этом и заключался извращенный план создателя всех этих миров и вероятностей: сделать ее хранителем всеобщего счастья, залогом спокойствия, расплатой за то, что она, Реджина, однажды дерзнула стать счастливой. Королева опустилась в кресло и мановением руки разожгла камин: так легче переносить тишину. Шум метели, треск поленьев в очаге и можно поверить, что все хорошо. Что у нее тоже все хорошо. Под перешептывание снежинок Реджина задремала, зажав в ладони кольцо с рубином. Разбудила ее внезапно скрипнувшая дверь, а многолетние инстинкты заставили сначала зажечь в ладони привычный сгусток огня, а потом уже открыть глаза. Пламя погасло, а из глаз потекли слезы. Показалось. Ей всего на секунду показалось, что Сириус ждет ее у дверей. В котелке у очага дозревала Амортенция: смешная попытка поверить в иллюзию того, что всё в ее жизни по-прежнему: Сириус копается в мотоцикле на заднем дворе, Лили высаживает пионы в палисаднике, Алиса и Фрэнк ловят Пожирателей, Нарцисса готовится стать Целительницей, Пандора возглавляет Св. Мунго, Регулус заканчивает исследования, чтобы стать Мастером Зельеварения под строгим патронажем Северуса, а Ремус где-то в Хогвартсе преподает Защиту от Темных Искусств, и нет этой проигранной партии с судьбой и временем, а есть Стая, и дружба, и любовь. Реджина осторожно размешала зелье и, прикрыв глаза, глубоко вздохнула: и вот кажется, что Сириус вновь рядом с ней, подкрался со спины, чтобы подхватить ее на руки. И его запах: неба перед грозой, застывшего в предчувствии шторма моря, табака и огневиски, преследует ее чувства, заставляя поверить собственным отчаянным мечтам. — Я скучаю, Сириус, я так по тебе скучаю, — прошептала Реджина, смахнув подступившие злые слезы и, схватив со спинки стула меховую накидку, ринулась прочь из дому. Она отказывалась верить, что Сириус, ни раз, и ни два сумевший обвести вокруг пальца и судьбу, и время, и Лорда мог так просто сгинуть в одном из миров, куда его по ошибке затянула их рискованная последняя победа. Реджина верила, что случись что с ним, она бы почувствовала, а раз ее Патронус по-прежнему отзывался Гримом, значит надежда на то, что Сириус к ней вернется, по-прежнему теплилась в сердце. Но прошло семнадцать лет, и Реджина отчаялась ждать. Вот потому она неслась сейчас по улицам Сторибрука, словно безумная, стремясь успеть к Арке, которая лишила ее сна, напускного счастья и здравого смысла. Реджине хотелось домой, а дом ее был в мире Сириуса и Стаи. А Сторибрук завалило снегом, словно насмехаясь над Героями Незавершенных Историй. День Зимнего Солнцестояния ехидно взирал на Реджину из-за облака, и от тоски сжималось сердце, как и всегда, в полночь излома зимы, когда прошлое вставало перед ней — недосягаемое и невыносимое в своей жестокости. Реджина разыскала Арку и замерла перед зеркальной поверхностью, вглядываясь в картинки несбывшейся жизни: мужчина в кожаной куртке и женщина в цветастом платье танцуют под дождем, их счастливый смех эхом разносится по Лондонской площади, и сама непогода завидует этой радости. И вот, Реджина зачарованно наблюдает за кружащейся парой, а после — тянется прикоснуться к неуловимому изображению, однако что-то вырывает ее из оцепенения, возможно, хрустнувшая ветка, а может, нагревшееся рубиновое кольцо. — Осторожнее, Леди Блэк, эта штука не так проста, как кажется, — насмешливо звучит за спиной, и от хриплого баритона по спине Реджины бегут мурашки. Она несмело оборачивается, словно боясь спугнуть это невероятное наваждение, и замирает: семнадцать лет ее преследовали навязчивые мечты о том, что все, случившееся с ними — это всего лишь дурацкий сон, затянувшийся на годы, и она обязательно проснется, и он будет рядом, но жизнь раз за разом продолжала вырывать мечту из ее рук, оставляя рыдать на руинах. И вот теперь он стоит перед ней, небрежно подпирая плечом покосившуюся елку, а она боится сделать хоть шаг. Он отрастил бороду, обрезал вечно мешавшие волосы, обрел неясные тени в пронзительных серых глазах, по-прежнему выворачивающих наизнанку всю ее душу, на нем вечная кожаная куртка, кажется, та самая, в которой он был семнадцать лет назад, а губы кривятся в ухмылке, как и всегда, но сейчас улыбка эта полна невысказанной тоски и затаенной нежности. Он делает шаг навстречу. — Джина… — кончики пальцев осторожно касаются щеки Реджины, отводят в сторону выбившиеся из прически пряди, как делали это сотни раз, и ей хочется прикрыть глаза, отдавшись его теплу, но она боится. — Сириус… — шепчет в ответ Реджина, но горло перехватывает спазм, из груди вырывается всхлип, и у нее подкашиваются колени. Сириус подхватывает ее на руки и заключает в объятья. На улице холодно, повсюду идет снег, пророчат затяжную метель, но впервые за семнадцать лет Реджине все равно. Она прячется на груди Сириуса, не замечая, как ее горячие слезы оставляют разводы на его клетчатой рубашке, не слыша слов, которые он срывающимся голосом шепчет ей в макушку, ощущая лишь, как кольцо его рук надежно скрывает ее от всего света. И неважно, что уже полночь, они сидят на земле, и в ветвях завывает вьюга. Сириус подтягивает Реджину к себе на колени и вновь исступленно прижимает к себе. Он едва ли узнает эту властную женщину в строгом сером костюме и тяжелой меховой накидке, что отчаянно цепляется за него. Очутившись в этом странном городе, под завязку наполненном сказочными героями, несколько часов назад, Сириус сумел из обрывков фраз создать целостную картинку: Реджина — королева этих мест, веками ненавидимая, а сейчас — обожаемая этой кучкой наивных оптимистов. На ее долю выпало много испытаний, и частично он сам был в этом виноват, пусть пройдет немного времени, он сумеет объяснить ей свои мотивы, а пока же — она вновь прячется в его объятиях, и время застыло, сдавшись любви. Сириус привычно окутывает их коконом согревающих чар, небрежным жестом, как делал это сотни раз, а Реджина боится поднять глаза и прикоснуться к нему. Он стирает с ее висков слезы, о чем-то говорит, но она не слышит, она не в силах совладать с рыданиями. Она почти не узнает его — это закаленного жизнью и испытаниями мужчину, которого преследуют былые страхи и неразрешенные проблемы, он пережил переход между мирами, сумел вырваться из Арки и обвести вокруг пальца судьбу, он вынес Азкабан, сохранив рассудок, и вот — он уверенно утешает ее сейчас, а ей о стольком нужно ему рассказать, во многом признаться, в еще большем — покаяться… — Джина… моя Королева… моя. Я с тобой, слышишь? Я с тобой, всё хорошо, всё теперь будет хорошо, — бормочет Сириус, и Реджина собирается с силами, чтобы перенести их из этого мокрого и холодного места поближе к огню и теплу очага.***
В особняке мэра, который она так и не научилась звать домом, светло и нет дикого ветра, зазывающего на все лады. Здесь тепло и горит пламя в камине, здесь развешаны рисунки несуществующих миров, а у стола висит карта звездного неба, здесь Реджина упорно создавала иллюзии счастья, которые раз за разом ускользали у нее из рук. Сириус поднялся на ноги и осмотрелся, не выпуская, впрочем, Реджину из объятий. Мягкие тона мебели и обоев, какие-то цветы на подоконнике, неизменные красные яблоки на журнальном столике — элегантность и простота, все, что он так любил в своей неуловимой Леди Блэк. Сириус одобрительно кивает собственным мыслям и оборачивается к Реджине, но она жмется к его плечу, потупившись, словно стыдится чего-то. Сириус разворачивается к ней и обхватывает ее лицо ладонями, пытаясь заглянуть в глаза. — Джина? Что с тобой? Реджина рвано вздыхает, впервые решившись взглянуть ему в глаза. — Я… Сириус, я… мне… Я о стольком должна тебе рассказать, в стольких грехах признаться, мне страшно, Сириус, я не знаю… Сириус качает головой, привлекая ее к себе, он догадывается, о чем Реджина хочет ему рассказать: за те двенадцать часов, что он бродил по Сторибруку, ему удалось собрать достаточно информации, чтобы понять, как прошли для Реджины эти семнадцать лет, и уж точно он вернулся к ней не для того, чтобы осуждать или упрекать, но пусть она расскажет свою историю, он сумеет развеять ее страхи, как и всегда. — Пойдем, сядем? Реджина кивнула и опустилась в кресло, поджав колени к подбородку. Сириус устроился на диване напротив и приготовился слушать. — Я знаю, что мы связаны судьбой, Родом и магией, и ты — моя Истинная Любовь, кажется, благодаря этому мы и победили, мы же победили? После утвердительного кивка Сириуса Реджина облегченно выдохнула и вновь заговорила: — Этот город и мир упал мне на голову тогда, когда я меньше всего этого ожидала, и мне пришлось отстраивать его заново. У нас здесь, знаешь, интересный мир с ожившими сказочными героями, проклятьями, спасениями, порталами и волшебными бобами. Скучно мне не было. Сириус понимающе усмехнулся: ему тоже пришлось отстраивать Британию заново, Реджина продолжала: — У меня здесь была жизнь: порой тоскливая, порой сумасшедшая, но я шла вперед, верила, что ты вернешься. А потом мой приемный сын, да, у меня есть сын, Генри, когда-то его выбрала моя альтер-эго, чьи воспоминания и жизнь так неожиданно стали моими, и я любила его так же, как он полюбил меня, мой приемный сын притащил домой книжки о нашей вселенной… Я делала ошибки, Сириус, много ошибок, больше, чем мне того бы хотелось. Я предавала и предавали меня, я ненавидела и прощала, я училась жить заново, и рядом не было Стаи, которая была бы на моей стороне. За все эти годы я так сроднилась с чужими воспоминаниями, что мне начало казаться, а не сошла ли я с ума? Но рубин на моей левой руке и Грим, иногда являющийся на зов, напоминали мне, что наш мир мне не приснился. А потом, как уже сказала, мой сын принес домой книги, и в них была наша непрожитая жизнь после рождения Гарри. Я читала и не верила, что мы проиграли, но страница за страницей мне открывалась страшная правда: Лили и Джеймс погибли, защищая Гарри, Алису и Фрэнка замучили Пожиратели, Северуса укусила змея, а ты сначала оказался в Азкабане, а затем — бесследно исчез в Арке. Я не знала чему верить, Сириус… Я постоянно упрекала себя за собственное упрямство, за то, что не послушалась тебя и не стала Леди Блэк, так я могла бы хотя бы заглянуть за завесу времени и узнать правду. Но время шло, и я медленно сходила с ума. Затем в моей жизни ненадолго появился Робин. Робин Гуд. Я не любила его, да и он, скорее, предпочитал забыться в компании Королевы, но мы провели какое-то время вместе, после чего он променял меня на женщину, которую считал своей женой, вернувшейся из мертвых, и в итоге — глупо умер, закрывая меня от проклятья, которое ничего бы мне не сделало. Ты знаешь, если бы жизнь когда-то не занесла меня в твой мир, этот Робин должен был стать моей Истинной Любовью, но так и не стал… Я не стану оправдываться, можешь судить меня, как тебе будет угодно, но знай, что ты забрал с собой мое сердце, а жить без сердца я не умею. Хотя, я так отчаянно пыталась. Сириус размышлял ровно пять секунд, после чего подошел к креслу, опустился на пол около Реджины и распахнул ей объятья: — Иди-ка сюда. Джина, если кто и должен сейчас просить прощения, так это я. Я однажды пошел ва-банк и поставил под удар всех нас. Я видел, что нам с тобой не выжить, не отстроить свой мир так, как мы мечтали, не сохранить в живых Стаю, Зеркало показало мне будущее: победа над Лордом окажется недолговечной, он сумеет возродиться, создаст новые Хоркруксы, завладеет вначале Школой, а впоследствии — Министерством, и за ним радостно пойдут, потому что Союз Двадцати Восьми утратит Главу Рода, ведь я сам растрачу весь свой резерв в попытке защитить тебя, и черпать волшебство будет неоткуда, ведь любовь, что поддерживала меня, уйдет вместе с тобой… Ты бы погибла, Джина, закрывая меня от шального проклятья Лорда — последнего подарка Его Темнейшества. У меня было всего несколько секунд, чтобы принять решение, и я взмолился Хранителю Грани — Черному Гриму, умоляя дать совет, не оставить без поддержки и сохранить жизнь всем, кто был мне дорог, и Грим согласился. Он взял цену в семнадцать лет и семь месяцев, как мы когда-то рассчитали, и оставил нам с тобой возможность вернуться, но расплатой за дерзость стала любовь. Ты права, я действительно оказался в Азкабане и в той реальности, из которой, по всей видимости, и пришли эти странные книги, и мне пришлось отстраивать тот, другой, мир заново. Когда у нас будет чуть больше времени, я расскажу тебе обо всем, а пока, скажу лишь, что я ни за что на свете не посмею тебя упрекнуть, потому что мне тоже есть в чем каяться, хотя бы в собственном упрямстве, чуть не стоившем тебе жизни. Реджина прижалась щекой к его ладони и закрыла глаза. По щекам ее вновь текли слезы. — Я так скучала по тебе, так скучала. — Я знаю, родная, знаю, не плачь. Я с тобой. А потом он прикоснулся к ее губам долгим и отчаянным поцелуем, в котором смешались боль и нежность, тоска и разлука, горечь и любовь, и вспышка, осветившая город, наверняка, унесла за собой парочку проклятий, но им было все равно. Сириус смотрел в глаза Реджины, осторожно касаясь ее сознания магией Легиллименции, и видел все, через что ей вольно или невольно пришлось пройти. Была здесь и ненависть героев, и благосклонность злодеев, разочарование и надежды. Были месть и ненависть, были тоска и равнодушие. Был мальчик Генри и Эмма — Спасительница, как успел узнать Сириус. Была хрупкая дружба, новообретенная семья и острая боль, когда на себе сияли звезды, а над очагом дозревала Амортенция. И был серебристый Грим, и были слезы, которые Реджина прятала от всех в полуночной тиши. Идя по дорогам ее страшной и красивой судьбы, Сириус касался шрамов ее души, забирая боль, исцеляя сердце, как его любовь исцеляла ее тело. Пройдет время, но они смогут возродиться и вернуться к той жизни, о которой мечтали долгие семнадцать лет. — Я люблю тебя, Джина, и всегда буду. — И я тебя люблю, Сириус.