Опасные игры

Шёл очередной для Ролло и его людей ужин в королевском замке. Очередной ужин, на котором отсуствовала младшая принцеса. Пиршественная зала была запонена людьми. Во главе стола восседал император, по правую руку от него - его старший сын, затем многочисленные вельможи и, конечно же, принцесса Аделаис, которая сидела рядом со своим будущим мужем. В какой-то момент атмосфера в зале настолько накалилась, что это почувствовали даже норманны, не понимавшие языка. - Что значат все эти крики? - спросил Ролло Синрика, сидевшего неподалёку от него. В зал вошёл паж и что-то прошептал императору на ухо. Император изменился в лице и только рявкнул на пажа. Тот мгновенно удалился, оставив императора кипеть от гнева. Все присутствовавшие за столом чувствовали себя крайне неудобно. - Мне кажется, императора расстроила принцесса Гисла, - ответил Синрик, - Но я всего не расслышал. Он приказал пажу привести её в зал, насколько я понял, если понадобится - то даже силой... Синрик не успел закончить фразу, потому что в тот момент паж доложил о прибытии младшей франкской принцессы. Ролло заметил, что она была напряжена, войдя в зал, и не сводила с отца глаз. Принцесса проследовала к столу, встала напротив императора и вежливо поклонилась ему. - Вы звали меня, отец?.. Слуги, прислуживавшие за столом, поспешили скрыться с императорских глаз, по всей вероятности, желая и вовсе испариться. Все присутствующие недоумевали, что же могло случиться. Атмосфера была неловкой и гнетущей. - Дочь моя, - император строго посмотрел на Гислу, - Ты ничего не хочешь мне рассказать? Принцесса удивлённо подняла брови, обдумывая вопрос. Что именно она должна была рассказать? - Пожалуй, нет, - ответила она в замешательстве, всё ещё пытаясь вспомнить. Император вздохнул: - Не случилось ли чего-то неподобающего, пока ты находилась в лагере северян? Глаза Гислы округлились. Что именно мог он иметь в виду? Между ней и Ролло ничего такого не произошло. Может быть, отец узнал, что она спала в его кровати? Или что когда она попыталась сбежать, он сбил её с ног и подмял под себя, навалившись всем телом? Но её нельзя было винить за это. Кроме того, как отец мог вообще об этом узнать? Если только Ролло сам не рассказал ему... Император начал терять терпение. - Ты вступала в поединок с этим вот человеком? Да или нет? - он указал на ту сторону стола, где сидел ни о чём не подозревавший Элуф. Принцесса сразу узнала его рыжую бороду и морщинистое лицо. Воин, которого она одолела в поединке на глазах у изумлённых норманнов. Разумеется, она и не думала с ним драться. Она просто достаточно долго уклонялась от его атак, как учил её старший брат, пока он не выбился из сил и победить его не составило труда. - Отвечай! - голос императора прогремел на весь зал. - Да, - тихо произнесла принцесса, не сводя с отца глаз. После этого воцарилось долгое молчание, в течение которого отец смотрел на дочь потемневшими от гнева глазами. Ролло тоже смотрел на Гислу, стоящую перед отцом и ожидающую его ответа. Гисла посмотрела на Аделаис, возможно, в поисках поддержки, но взгляд старшей сестры был полон недоумения и разочарования. Тогда Гисла снова перевела взгляд на отца. - Но отец, я не... - Молчать! Она хотела объяснить, что не дралась, что она просто делала так, как учил её брат. Но император не дал ей такой возможности: - Ты позоришь эту семью, - наконец произнёс он, нервно сжимая виски, - Никогда и ничего я не просил у тебя, кроме как вести себя, как принцесса. Но даже этого ты не можешь! Принцессы не дерутся на поединках. Принцессы так себя не ведут. Ролло нахмурился и наклонился к Синрику, прося перевести, о чём идёт речь. - Император очень зол на дочь из-за того, что она дралась с Элуфом, - шёпотом пояснил странник, - Он считает, что она опозорила семью и очень удручён тем, что она не умеет вести себя, как подобает принцессе. Никогда ещё Ролло так сильно не удивлялся. Он уставился на Синрика в ожидании, что тот признается, что пошутил. Но это была не шутка, и Ролло отказывался понимать, что девушка сделала не так. - Переведи императору, что это моя вина и что... - Ролло, - прошептал в ответ Синрик, удерживая викинга за руку, - Тебе не стоит участвовать в этом конфликте. Поверь мне - это разозлит императора ещё сильнее. Ролло что-то проворчал и сел на место, удручённый своим бездействием. Ему больно было видеть принцессу в таком положении. Очевидно, внутри она кипела от гнева, но хранила молчание, пока отец публично отчитывал её. Только по её плотно сжатым губам можно было понять, что она чувствовала во время этого незаслуженного выговора. Ролло подумал, что она стоила лучшего обращения, и уж точно ничем не заслужила этого публичного унижения. - У тебя есть, что сказать? - наконец спросил император. Гисла медленно выдохнула, стараясь сохранять спокойствие. - Я прошу прощения за то, что так тяжело оскорбила вас, попытавшись вернуть себе свободу, когда мне представилась такая возможность. - Она говорила очень спокойно и межденно. Её отец был императором, и она не должна была перечить ему, тем более - прилюдно. - В следующий раз я останусь привязанной к стойке шатра до тех пор, пока ваши рыцари не придут мне на помощь, ваше величество. Поскольку она сочла свои извинения достаточными, а отец не ответил ей сразу, Гисла повернулась, намереваясь покинуть зал. - Я ещё не отпустил тебя! - рявкнул император. Она медленно повернулась назад и случайно встретилась глазами с расстроенным и сочувствующим взглядом Ролло. Ему было искренне жаль эту девушку, о которой он был самого высокого мнения. Принцесса вопросительно посмотрела на отца. - Ты не будешь участвовать ни в каких охотничьих играх до конца сезона. Кроме того, тебе не разрешается выходить за стены замка. Ты будешь завтракать, заниматься с учителями и после этого возвращаться в свои покои. Губы Гислы дрогнули. Её собаки и тот кусочек свободы, который был у неё во время занятий с ними в лесу, были её единственной отдушиной. Чем-то, что принадлежало только ей и что по-настоящему её радовало. - А теперь вон с моих глаз, - продолжил император, - Возвращайся к себе в комнату и оставайся там до утра. *** Скрестив руки на груди, она любовалась ночным садом. Гисла думала о публичном выговоре, который ей пришлось выслушать сегодня вечером, и не совсем понимала, почему её отец был так разгневан. Она ведь не дралась по-настоящему, она просто перехитрила этого огромного воина, вымотала его и в конце концов просто сбила его с ног. Она была проворна, а он довольно медлителен. Она могла и проиграть, но она должна была использовать шанс, который дал ей норманн, чтобы обрести свободу. Вдруг внимание принцессы привлёк внезапный шорох позади неё. Она обернулась и встретилась с самодовольной ухмылкой того самого норманна. - Разве ты не должна быть в своей комнате? - спросил он чуть насмешливо. В ответ она подняла одну бровь: - Ты будешь мне указывать? - Что ты, я не осмелюсь. - Гисла сделала глубокий вдох и медленно окинула его взглядом. - Пришёл позлорадствовать? - Ролло рассмеялся и примирительно поднял руки: - Уверяю тебя, что нет. Гисла продолжала рассматривать его. - Тогда зачем ты здесь? - Мне просто стало интересно. - Что именно? - Что тебе понадобилось здесь ночью. Она улыбнулась, глядя на розы: - Тишина и спокойствие. Ролло смотрел на неё, вспоминая, как она стояла перед императором сегодня вечером, словно на допросе. - Прости меня за то, что стал причиной сегодняшнего унижения, - произнёс он тихо. - Тебе не нужно извиняться, - возразила принцесса. - Это не было унижением, потому что я не чувствовала себя униженной. - Но я чувствовал, что в этом есть моя вина, потому что это ведь я заключил с тобой пари. Гисла едва слышно рассмеялась. Звук её смеха ласкал ухо викинга. - Вполне объяснимо, что ты чувствовал вину, потому что это и есть твоя вина. Он изменился в лице, её слова явно ранили его. - Я пойду к твоему отцу и всё объясню. - Не нужно, ты сделаешь только хуже. - Почему? - нахмурился он. - Мой отец не любит, когда ему возражают. Особенно, когда он неправ. Ты даже представить себе не можешь, насколько хуже ты сделаешь, если станешь защищать меня. Ролло вздохнул. Именно эту часть франкской культуры он находил довольно странной - справедливость в ней подменялась условностями и очень странной моралью. Он долго молчал, глядя на воду, так же, как и она. В пруду плавало отражение луны в окружении звёзд. - Я не понял, что так разозлило твоего отца, - вдруг нарушил он уютное молчание, - Ты объяснишь мне? - А зачем тебе? - Я хочу лучше знать ваши обычаи. И понимать их. Гисла улыбнулась: - Думаю, тебе нужно их знать. Ведь скоро ты станешь моим зятем, и тебе придётся соответствовать. Когда она улыбнулась ему, он почувствовал, как тепло разливается по всему его телу. Но это быстро прошло - как только она упомянула о его предстоящем браке с её сестрой. Ролло внимательно выслушал рассказ принцессы о франкских обычаях - что подобает знатным людям и членам королевской семьи, об их церкви и вере. Ему казалось странным, что император скорее предпочёл бы видеть свою дочь в плену, чем борящейся за собственную свободу в поединке. Если бы это была его дочь, он бы гордился ей. Если бы только его возможная будущая дочь хоть чем-то походила на эту маленькую женщину... И всё же ему было трудно сосредоточиться на её рассказе. Его невольно отвлекали движения её рук, то, как она приподнимала бровь, и её привычка время от времени облизывать губы. Его влекло к ней с какой-то непостижимой силой, которой он не мог противиться. Как-будто между ними существовала невидимая и неземная связь. Впервые он почувствовал эту связь на парижской стене, когда встретился с ней глазами и вдруг понял предсказание Провидца. Думал, что понял. И он чувствовал её каждый раз, когда находился рядом с ней - когда она была невольной гостьей в его шатре, когда они совершали конные прогулки по окрестностям Парижа, но сильнее всего он чувствовал её в тот раз, в конюшне, когда учил её обращаться с оружием. Тогда он не отказывал себе в удовольствии лишний раз прикоснуться к ней, делая вид, что это необходимо для урока. Ролло был так занят своими воспоминаниями, что и не заметил, как придвинулся к ней ближе. Как она вздрогнула и как изменился её голос, пока она окончательно не умолкла в тот миг, когда он наклонился к ней. Заметил только, что она не отстранилась и не отвела глаз, когда его рука обхватила её талию, а его губы сорвали дыхание с её губ. Позднее он и самому себе не мог объяснить, как это случилось. Как он ненамеренно, словно под влиянием какого-то волшебства, придвигался всё ближе и ближе к ней, пока внезапно не почувствовал запах её волос и не вдохнул один с ней воздух. Как-раз перед тем, как его руки оказались у неё на талии, и он закрыл её рот жадным поцелуем. Для неё это всё было несколько иначе. Впоследствии она жалела, что не оттолкнула его, когда почувствовала, что он постепенно теснит её по направлению к большому дереву у неё за спиной. Жалела, что ответила на его поцелуй с такой же жадностью, ведь это был чудовищный грех. И ещё большим грехом было испытать невероятное наслаждение, когда его широкая грудь прижалась к её груди, обвить его шею руками и забыться в этом бесконечном и бесстыдном поцелуе. Его губы, жадно ласкающие её, вызвали доселе неизведанные чувства. Когда он начал целовать её шею и вырез платья, по коже побежали мурашки, а голова бешенно закружилась. Потом он вернулся к её губам, раздвинул их своими и, решив уж, видимо, взять от неё всё, проник ей в рот языком, продолжая и там ласкать её. Она чувствовала, как он крепко держит её за талию, и как его руки перемещаются вниз, на её бёдра, пока наконец он жадно и требовательно не прижал её бёдрам к своим. Гисла не имела понятия, как долго она целовалась бы с ним, и чем бы всё это кончилось, если бы внезапно не осознала, что этот мужчина скоро станет её зятем, и что это - гнусное предательство по отношению к её сестре. Ничего хуже она в своей жизни не совершала. Она прервала этот бесконечный поцелуй и упёрласть руками ему в грудь. - Прекрати, - прошептала она, задыхаясь. Её глаза были полны отчаянья и стыда за то, что только что произошло. Она посмотрела на него в надежде, что он что-нибудь скажет. Что он не должен был этого делать, что он сожалеет о произошедшем или что он выпил лишнего. Но он молчал. Он смотрел на неё взглядом изголодавшегося зверя, и в его глазах не было сожаления. Только призыв. Ролло снова шагнул к ней, но она продолжала упираться руками ему в грудь. - Я хочу тебя, - хрипло произнёс он, - Как никогда и ничего в жизни не хотел. Гисла тяжело дышала, сейчас смущённая ещё больше. - Т...ты не можешь, - пробормотала она, продолжая удерживать его на расстоянии. Но её собственный голос её не слушался, и когда она осознала, как сильно её тело хотело того же, что и его, единственное, что ей оставалось делать, это бежать. Бежать от него, от своего влечения, от этой ситуации, и более всего - от греха, который она только что совершила. Она бежала изо всех сил назад, в безопасные стены замка, к себе в спальню, за прочную дубовую дверь с тяжёлым замком. Оказавшись одна в своей комнате, она упала на кровать и разрыдалась, впервые за очень долгое время. Она рыдала о том, как предала сестру, о грехах, которые таились в её теле, и о том, что будет чувствовать Аделаис, если она когда-нибудь узнает. Она плакала, потому что должна была сохранить это в тайне от своей любимой сестры, хотя до этого момента они всем делились друг с другом. Она плакала из-за смятения, которое вызвал в ней этот огромный викинг, и от осознания того, что, оказывается, она не была хорошим человеком, каким всегда себя считала. Она плакала от стыда, что поддалась этим примитивным земным желаниям. Из-за того, что на уровне рассудка не хотела этих ощущений, и, в то же время, они были такими сладкими. Но больше всего она плакала из-за того, что он должен был жениться на её сестре.