Тень прошлого

Ночной осенний воздух холодит плечи и пахнет опавшей, начавшей жухнуть листвой. Сижу на пожелтевшей, почти сухой траве и, задрав голову, вглядываюсь в мерцающие очень высоко звезды. Возможно, где-то среди них есть одна, освещающая планету, жизнь на которой полностью изменила меня. Звезды холодно улыбаются мне, выглядят рассыпанной на черном бархате серебряной крошкой и больше не манят. Дышу глубоко, полной грудью и в который раз понимаю, что прав был Алва, там, в Лондоне — мое место здесь. Как бы дальше ни сложилось. Провожу ладонью по колкой траве, перебираю пальцами опавшие листья. На дворе удивительно тепло и сухо для Осенних Молний. Как дурак торчу посреди недавно разбитого в предместье замка сада, сижу на земле и любуюсь звездами. Герцог, блядь… Видела бы матушка, снова принялась бы молиться за очищение моей души от скверны. Как в тот день, когда я вернулся из столицы, похожий на выходца, до пены загнав Соро. Убегая тогда от Алвы, решил не брать Сону — пожалел ее, зная, что буду скакать без передышки. Улыбаюсь серебряной небесной россыпи, по-мальчишески запрокинув голову к небу. Прячу почти изведенную тоску о невозможном поглубже внутрь себя — как можно глубже. Я давно изнутри напоминаю себе гранит, но в такие вот моменты камень дает слабину и через него сифонит пахнущий осенью ветер. Черт бы побрал его Повелителя, как принято говорить в Англии… С тех пор прошло пять лет. Пять долгих и, в общем-то, довольно неплохих лет. Мы благополучно перевалили через Излом Времен, мир устоял и небо не упало на землю. Не знаю, моё ли возвращение скрепило что-то, но обещанного катаклизма не случилось. Как не было никакого Альдо на троне Талига — лжеРакан до сих пор тихо и мирно живет в Алате под приглядом Матильды. Я написал Роберу и посоветовал обратить внимание на некоторые странности в поведении принца, в красках обрисовав вероятность того, что может случиться, если, не приведи Создатель, наш друг Альдо дорвется до власти. Робер, конечно, удивился — я ж в глаза Ракана не видел, откуда, мол, такие подробности? На что я бессовестно соврал, что сие мне было открыто в канун Излома Времен родной стихией. Эпине — хоть и мямля, но не полный дурак — внял доброму совету, приструнив немного поползновения друга. А еще, говорят, Альдо собирается жениться на Меланье. Что ж, совет им, как говорится, и любовь. Я душевно рад, что мой бывший анакс перестал коситься в сторону Айрис — девочка заслужила счастье, недавно я заслал сватов к Давенпортам. Избавить Айри от мечтаний о Вороне оказалось нетрудно: стоило лишь в красках (насколько позволяли нежные девичьи ушки) рассказать ей о том, что я видел собственными глазами, как этого извращенца имеет в непристойной для мужчины позе рэй Суавес. Это же якобы послужило причиной моего неожиданного возвращения домой — ну не мог я, Человек Чести и Повелитель Скал, прислуживать такому человеку. Что еще? Фердинанд до сих пор жив, здоров, Катарина благополучно разродилась еще одним принцем… Но в общем, плевать я хотел на столицу и её террариум. Нахуй их всех — в этом вопросе, несмотря на длительный самоанализ и поиски верного пути в жизни, во мне мало что изменилось. Единственно, что мешает мне жить совершенно спокойно в моем медвежьем диком краю — так это приносимые южным ветром неотвязные мысли о бывшем монсеньоре. С Алвой мы больше не виделись… Удрав той ночью из Олларии, я вернулся в столицу лишь спустя два месяца. К тому времени Первый маршал в сопровождении Марселя Валме и взятого в порученцы Герарда Арамоны вовсю воевал в Фельпе. Я же, пользуясь его отсутствием, явился на прием к Фердинанду с просьбой пересмотреть налоговую политику в отношении моих земель. Разговор с королем проходил в присутствии тессория, глядевшего на меня отчего-то разве что не с ужасом, и кардинала. К моему удивлению, ни один, ни другой не стали противиться решению Его Величества уменьшить налоги, выплачиваемые Надором почти вполовину. Забавно, как много можно достичь даже в нашем кэртианском захолустье, если стучаться в нужные двери и заниматься ещё хоть чем-то, вместо мечтаний о Катарине. Скажи кто мне раньше, что земли Надора настолько богаты и могут приносить своему владельцу реальную прибыль — я бы не поверил. Но за несколько лет наше положение поправилось. Девочки переоделись в бархат и меха, замок подлатали и устлали багряноземельскими коврами, матушка, не в силах противиться воле молодого герцога, сменила траур и позволила выгнать управляющего, который наряду с королем обдирал мой народ. Как же я жалел, взявшись за дело, что на Земле меня угораздило стать актёром, а не экономистом, горняком-инженером или ещё кем-нибудь, имевшим полезные практические навыки. Да, я многое вынес из той жизни, но лишь по верхам… А можно же было учиться… Я же провел пятнадцать лет в праздности и разврате, идиот. Впрочем, и возвращаться сюда я не планировал. А посему нужно было пользоваться тем, что я имел. И всё было хорошо, вот только с личным… Земные привычки почти все остались в прошлом. Я больше не варю любовникам кофе, да и любовников здесь герцогу иметь не пристало. Ибо да — со временем все встало на свои места и я действительно герцог, глава рода и образец для подражания, потомок Святого Алана, на лик которого молятся целыми поколениями. Какие, к чертям, могут быть любовники? Желания тела паскудные приходится смирять дланью собственной, как же без этого? Для разрядки вспоминаю мой последний мегатрах в Лондоне. А после, вытирая растёкшуюся по пальцам сперму и преступно нарушая собственные заветы, позволяю себе думать о том, вспоминает ли свой позор Алва? И так хочется верить в то, что вспоминает. Но гоню прочь эти мысли, как только опавший член принимает положенные приличиями размеры. Впрочем, пора со всем этим завязывать. Пора… На днях отписал Арно, что пора мне жениться и спрашивал, нет ли у него на примете благородной и симпатичной девицы. Любить я ее, конечно, не смогу, но наследника зачать — и всех дел, а то получается, что я и умереть спокойно не могу… Решение оформившееся. Может, оттого и тоскливо так? Налетевший порыв ветра треплет мои волосы. Подтянув под себя ноги, я продолжаю глядеть в небо — бескрайнее, глухое к молитвам, ибо нет там никого — я умирал дважды, я знаю, о чем говорю. Сад шелестит не облетевшей ещё листвой. Пора возвращаться… Поднимаюсь и неспешно бреду среди подросших деревьев. Отстроенный замок темнеет на фоне звёздного неба, на стенах сменяют друг друга часовые. Вдали слышится хлопанье птичьих крыльев — наверное, неясыть… На то, что от стены отделяется черная тень, внимания не обращаю. Что может мне грозить у собственного замка? И лишь когда этот сгусток темноты приближается ко мне вплотную, напрягаюсь, нашаривая отцовский кинжал, висящий на поясе. — Кто ты и для чего шатаешься ночью по моей земле? — голос спокоен: один мой крик и всполошится охрана. Стоящий сегодня на карауле Джон Паркер в темноте из арбалета выбивает бегущей белке глаз. Тень в свете поднявшейся луны приобретает очертания человека, плотно завернутого в плащ. Оружия не вижу, кинжал уже в руке. — Отвечай! — Здравствуй, Ричард, — сказано тихо, но от знакомого тона меня бросает в дрожь. Я узнаю его из целого хора… Всегда. — Что тебе нужно? — сдержать собственный голос так сложно. Ощущение какого-то безумного дежавю накрывает меня с головой. Вот только теперь я трезв, совершенно. — Хотел увидеть тебя. — Убирайся! — говорю со злостью, а внутри… твою же мать… внутри все растекается, как подтаявший пломбир, который приносил мне в промежутках между съёмками ассистент. Он больше ничего не говорит — возможно, понимая, что это совершенно бесполезно. Я не готов вести переговоры — это прямой путь к поражению. Убирайся — ничего другого он от меня не услышит. А потому нет смысла тратить слова. Он это знает; вероятно, поэтому просто делает шаг вперед, игнорируя зажатый в моей ладони кинжал, и… целует. Совсем как тогда, лишая возможности сопротивляться и воли… Хочу оттолкнуть, заорать караульным, что б они сняли негодяя, но… вместо этого просто подаюсь навстречу и целую в ответ. А что вы хотите? Пять лет без секса, пять лет без надежды, пять лет тоски — это вам не фунт изюму.