Моё наслаждение

      Сегодня утром больше всего на свете мне хотелось бы сидеть на краю постели с одним носком на ноге и залипать в стену. На меня всегда находил иррациональный ступор перед важными событиями. Но вместо желанного занятия я побегал, позавтракал и пошёл встречать Милу на парковке Петергофа. До приезда съемочной группы было ещё шесть часов, и Мила вчера заверила меня, что приедет заранее, поможет выбрать наряд для интервью, расскажет о возможных подводных камнях.       Мила грациозно вышла из машины – я даже немного позавидовал её миниатюрности, потому что сам всегда чуть ли не колобком выкатывался – поправила на лице классические Рэй-Баны и, откинув за плечо волосы, направилась ко мне. Я заметил пару очаровательных ямочек на щеках, когда она, увидев меня, улыбнулась. Однако одета она была практически по-деловому: узкие джинсы с высокой посадкой, полупрозрачная блуза и нестрогий пиджак. На ногах, впрочем, были неизменные кеды с высоким бортом, что меня сильно успокоило – излишней серьёзности сегодня явно не будет.       – Привет, – поравнялась она со мной, – нам в ближайшее время надо определиться с локацией съемок, одеждой, и ещё я хочу тебя немного по возможным вопросам погонять. К счастью, Юрчик довольно предсказуем в своих темах интереса, поэтому я примерно представляю, о чём он может тебя спрашивать.       – Мы можем поснимать там, где я и остановился, – предложил я, – будет аутентично.       – Ну, я осмотрюсь, а там решим, – не спешила соглашаться Мила.       Я предложил обзорную экскурсию по Петергофу минут на двадцать, и мы не спеша дошли до Монплезира с различными остановками, отвлечениями на мелких, на фонтаны, на скульптуры и другие дворцы. А дома нас с Милой уже встречал Влад, избавив меня в это утро от привычной уборки. Я конечно же не смог не провести небольшую лекцию о моём любимом дворце, пока мы ходили по галереям и его комнатам.       – А это, типа, твой дворец? – поинтересовалась она, когда мы вернулись в Главные сени.       – Не, ты что, – отмахнулся я, – тут действует принцип: "кто первый встал – того и тапки". Прошлым летом тут Петя со своей оравой жил, потому что у меня были вступительные и я не успел "застолбить" Монплезир раньше него. Но я всё равно часто тут останавливаюсь. Он мне родней всего, – признался я.       – Это всё, конечно, мило, – поджала губы Мила, – но снимать тут не получится. Во-первых, света мало. И это при том, что сейчас ещё даже не полдень. А во-вторых, тут, – она огляделась по сторонам, – слишком обжито. Проектор этот.. Самодеятельность какая-то.       – Но это же правдивая картина, – удивился я её аргументам, – разве мне не надо быть максимально собой?       – Во взглядах и суждениях – да, однозначно, – заверила Мила и снова сморщила нос, осматривая антураж, – но вот с визуалками не надо так... резко. Лёш, обещаю, мы понизим твой "статус", – обозначила она кавычки, – до реального, но просто это надо делать постепенно. Я объясню, – остановила она открывшего было рот меня, – о тебе в сети, по сути, шаром покати. Ну, Князь и Князь. Если гуглить твои фотки, то вылезают те, что были сделаны сразу после каминг аута, и ещё одни, где ты в том длинном камзоле или что это такое? Не суть важно. Также у людей есть определённые представления о твоём образе жизни, но не потому что ты о нём рассказывал, а потому что тебя всё время окружали родители, братья, сёстры – которые как раз таки и рассказывали. И именно из-за этого в головах аудитории есть определённые ожидания. Если ты сейчас их так резко разрушишь, они в их подлинность не поверят. Скажут: прибедняется, скрывает, глумится. Поэтому мы сегодня – в рамках заявленной миссии – выберем какую-нибудь милую комнатку в Петродворце с большими окнами и красивой отделкой. А эту, – Мила попыталась подобрать определение под то, во что превратились Главные сени за наши с Владом полтора месяца жизни здесь, и смогла-таки: – обитель интроверта, ты уж извини, оставим для твоего Твиттера, например. Захочешь выложить фотку горы снэков, мятых пледов и забитую влогами предложку Ютуба? Пожалуйста. Ты в своём праве, но говорить о судьбе России тут не стоит.       – Справедливо, – хмыкнул я.       – Хорошо, тогда давай с шмотками определимся? – предложила Мила, подцепляя двумя пальцами плед с диванного подлокотника и облокачиваясь на него. – Покажи мне, пожалуйста, как ты обычно в жизни одеваешься. Прям вот самый типичный для тебя наряд, – попросила она.       Я кивнул, заметил, что Влад уже вроде как расхотел идти на пляж и устроился тоже наблюдать "показ мод", а мне только спокойней от этого было. В комнате я раздумывал недолго. Натянул футболку, спортивки и был таков. Вернулся, крутанулся перед зрителями.       – Это сразу нет, – нахмурилась Мила, – ты что, реально так по городу ходишь?       – Ну да, – пожал я плечами, – я как-то за модой особо не слежу...       – Не следить за модой – это одно, – округлила глаза она, – а ходить в штанах с растянутыми коленками и футболке с дыркой на вороте – это совершенно другое. И почему ты её в треники заправил?!       – Дырка – это элемент дизайна, – соврал я, проступая пятнами стыда, – ты же сказала как в жизни.       – Блин, Лёш, вот на тебя если смотреть, то сразу понятно: с принцем ему ходу нет. Только с охранником, – кивнула она и добавила, многозначительно обведя мой образ взглядом, – странно, что не из "Пятёрочки". А тебе как, Влад? – обернулась она за ещё одним мнением.       – Ну... – задумчиво почесал в затылке тот.       Я понял, что сказать правду-матку, как это сделала Мила, он явно мнётся. Поэтому без лишних уговоров ретировался в комнату и переоделся. Теперь это были хлопковые штаны цвета мокрого песка, майка и безразмерная худи. Вот так я реально очень часто ходил.       – Ой, кошмар какой, – захлопала глазами, как будто нарезала лук, Мила, – штаны не по размеру, сзади смотрятся, как будто насрано. Майка, я так понимаю, когда-то была белая, но сейчас она уже давно умерла и пожелтела, толстовка... Как у бомжа, вот один в один, – хлопнула она себя по лбу.       – Это... – прочистил горло Влад и заметил осторожно, – это, похоже, моя толстовка.       – Ой, – опомнился я. То-то я подумал, что она мне стала сильно велика.       – Так, давай, может, ты попробуешь одеться как в университете? – с излишним энтузиазмом предложила Мила, чтобы я не падал духом.       – Хорошо, попробую, – пообещал я.       Честно, мне и самому не нравилось, как я в учебное время одеваюсь, но делать было нечего. Я нашёл серые брюки, надел рубашку-поло, сверху на неё лёгкую кашемировую коричневого цвета жилетку и накинул на себя пиджак с заплатками на локтях. Да, я выглядел как замухрышка, и я это прекрасно понимал.       Когда я вышел в гостиную, Мила аж привстала, прикрыв ладошкой рот.       – Господи... Боже, это ужасно, – безрадостно усмехнулась она.       – А мне нравится, – возразил Влад, – Хороший наряд, да. Всё очень скромно...       Я только глаза закатил. Уму непостижимо! И этот человек сегодня ночью втрахивал меня в матрас. В трех разных позах. Приговаривая, какой я горячий. Но в то же время Владу только повод дай, он меня бы и в бурку нарядил, лишь бы другие не позарились.       – Он же как синий чулок! – указала на меня Мила, удивившись услышанному от Влада.       – Неправда, – возразил тот, – сразу видно: хороший, прилежный мальчик. Лёша, ты прекрасно выглядишь, – серьёзно посмотрел он на меня.       – Я хочу к Витальсергеичу, – вздохнул я, стягивая с плеч слишком жаркий пиджак.       – А это кто? – поинтересовалась Мила.       – Я с тобой схожу, – тут же поднялся следом за мной Влад, – а то оденет тебя этот модельер как прости господи.       В чём-то я с Владом был согласен, поэтому, вооружившись группой поддержки, я направился в главное здание, чтобы в очередной раз просить замерщика о помощи.       Виталий Сергеевич встретил нас с отпаривателями сразу в обеих руках.       – Ой, а зачем вам столько? – поинтересовалась с улыбкой Мила.       – А-э... Я обзор снимаю, – помявшись, признался Виталий Сергеевич, – для своего канала.       – О, у вас канал свой есть? – удивился я, – как называется?       – М-м-м, – пожевал губу замерщик, но потом всё же признался: – "Стильный уголок Виталика".       – Вау, Витальсергеич, я на вас обязательно подпишусь, – заверил я.       Кажется, это обещание Виталия Сергеевича обрадовало, и он согласился-таки пустить нас троих к себе в кабинет. Я наперебой с Милой и вставляющим свои ремарки Владом обозначил просьбу. Замерщик внимательно слушал, кивал, переспрашивал. А просьба, тем временем, обрастала всё большими и большими требованиями: и стильно, и кэжуально, и достойно.       – Кажется, понял, – остановил нас Виталий Сергеевич.       Он покопался у себя в закромах, после чего вручил мне стопку одежды и отправил за ширму. Я, пока одевался, в очередной раз отметил замечательную чуйку у своего "модельера", и не сомневался, что мой наряд придётся по вкусу и Владу, и Миле, и даже мне.       Когда я вышел из-за ширмы, все трое одобрительно хмыкнули и указали на постамент, чтобы я как следует покрутился перед ними и перед зеркалом заодно. На мне красовался джинсовый комбинезон с подворотами, из-под штанин торчали цветастые носки, вниз была надета простая белая футболка, а сверху я накинул предложенный мне бомбер с нашивкой на спине в стиле Олд-скул.       – Так, а зимы вы где свои проводите? – тут же поинтересовалась Мила у Виталия Сергеевича.       Тот застенчиво поразглядывал свои ногти, но к нашей радости сообщил, что в осенне-весенний сезон он работает в Эрмитаже на подхвате у главного замерщика. Мы ещё немного пообсуждали причину нашего к Виталию Сергеевичу визита. Оказалось, что он знает и даже смотрит "вДудь", но выпуски с рэперами пропускает. А напоследок замерщик пообещал, что со мной он выпуск точно посмотрит.       – В нашем сообществе поддержка очень важна, – многозначительно посмотрел на меня Виталий Сергеевич и поднял сжатый кулачок.       – О как, – удивлённо выдохнул я, когда мы покинули шоу-рум.       Влад с Милой посмотрели на меня как на идиота, но ничего не сказали.       – А ты, я так понимаю, у нас пока в кладовке обитаешь? – поинтересовалась Мила у Влада.       – Вот ещё, – фыркнул тот, – кто спрашивает – тому отвечаю, но выходить мне особо не перед кем, да и смысла не вижу.       – А я вот вижу, – хмыкнула Мила, – такие, как Лёшик...       – Вот щас не понял, – нахмурился я, но никто меня не услышал.       – ...Шока у общественности при каминг аутах не вызывают, однако такие экземпляры, как ты, – Мила оглядела Влада с головы до ног, – развеивают миф о том, что все геи – это жеманные мажорчики.       – Лёша не такой, – возразил Влад, не дав мне вставить слово первым, – и именно он способен вдохновить людей на дальнейший диалог о толерантности и принятии себя.       – Конечно-конечно, – подняла руки Мила в примирительном жесте, – как раз это мы сегодня и постараемся показать. Я это к тому, что – повторюсь – зря скрываете.       – Ну, в этом вопросе последнее слово за Лёшей, – спихнул на меня всю ответственность Влад.       Мне было даже немного приятно. А также было что сказать.       – Нам по протоколу нельзя. Если нет помолвки – нет и официальных отношений, – пояснил я.       Мила показательно вздохнула, но тему оставила в покое, взявшись, как и обещала, гонять меня по различным темам ЛГБТ и вопросам личного характера.       Когда Юрий и его съемочная группа прибыли на территорию Петергофа и прошли досмотр, чтобы быть допущенными внутрь, я снова занервничал. Нет, я присутствовал на интервью, да и на июльском приёме общался с прессой, но сейчас всё внимание было обращено на меня как на личность, и я, само собой, не хотел упасть в грязь лицом.       Съёмочная группа по достоинству оценила выделенную для интервью комнату, а в качестве места для отбивок я предложил площадь перед Петродворцом, на фоне которого красовался бы Самсон.       – Может, на ты? – попросил я перед интервью.       – Я за, а можно? – уточнил Юрий.       – Нужно! – улыбнулся я.       – Окей, Юра, – протянул он руку.       – Лёша, – улыбнулся я.       – Пишем? – обратился он к съёмочной группе.       – Лёш, расскажи мне, пожалуйста, почему о тебе в сети ничего не известно?       – Потому что мне всегда хотелось приватности. Я, знаешь, за свою жизнь насмотрелся на все формы взаимодействия со СМИ и как-то не вдохновился ни одним. Да и не могу сказать, что считаю себя достойным эфирного времени, условно говоря.       – То есть?..       – Ну, у меня обычные хобби, нет никакой ярко выраженной гениальности, там, в каком-нибудь предмете...       – И тем не менее, ты учишься в одном из самых престижных вузов мира...       – Ну да, но я туда не по баллам прошёл, если честно.       – А как? Дал на лапу?       – Нет, нет конечно. По результатам экзаменов я оказался в листе ожидания, который предполагал ещё один этап – эссе. Я написал такое, которое понравилось, видно, приёмной комиссии.       – Фамилия помогла, как думаешь?       – Думаю, при поступлении – возможно, а вот в учёбе - абсолютно нет. Из-за моей неизвестности мало кто из учителей знал, кто моя семья.       – Тяжело там учиться?       – Ну, мне – да.       – Думаешь, сейчас из-за этакого деанона к тебе поменяется отношение в вузе?       – У преподавателей – точно нет. Им там вообще пофигу кто чей сын и какой он ориентации. Если в Оксфорд приедет, не знаю, Канье и будет там плохо учиться, то они и Канье парашу влепят. Что касается учеников – те, с которыми я общаюсь, написали мне в Фейсбук, что поддерживают меня и всё такое. Там, в смысле, в Англии, с этим гораздо легче – народ ко всему привыкший.       – Окей, вернёмся тогда в Россию. Ты достаточно долго жил вне камер и газетных вырезок, даже соцсетями, насколько мне известно, не пользовался. Почему вдруг решился на такой радикальный шаг, как каминг аут, и в таком масштабе.       – (вздыхает) Ну, там много было причин, и-и мне казалось, что не будет такого уж масштаба. Вообще, та встреча была неофициальная, и я рассчитывал, что обо мне максимум, что будет – это заметка на какой-нибудь "Медузе" в разделе "шапито". А выступить предложили родители, сказав, что, мол, мы, конечно, можем за тебя выступить, но это будет как-то не очень.       – Так и сказали?       – Ну да. Типа, за свои права ты должен бороться сам.       – Ты с ними согласен?       – В целом – да. Ну, то есть, если говорить конкретно обо мне – то однозначно. Но, если, к примеру, человек несовершеннолетний, то тут лучше, чтобы его интересы отстаивали родители. К сожалению, так бывает не всегда, конечно.       – Раз уж зашла речь о правах и теме твоего выступления, ты сам писал себе речь?       – Да.       – Насколько для тебя критично иметь возможность официально зарегистрировать брак с мужчиной?       – Сейчас, когда я изучил вопрос – очень критично. Но раньше, не буду врать, мне было по большому счёту всё равно – я просто не знал всей... кухни, так сказать.       – Тебе не кажется, что брак – это немного устаревшее понятие?       – Странно слышать такой вопрос от человека, который, как мне известно, счастливо женат.       – Справедливо...       – Знаешь, тут вопрос не только о браке. Просто у всех должны быть права, которыми можно воспользоваться. Ну, типа, окей, если брак – это устаревшее, ну давайте тогда вообще отменим его в принципе. Для всех, м?       – Нет, мне хочется понять, почему именно для тебя эта борьба за права так важна. Просто, ну, ты же из той среды, семьи опять же таки, у кого проблем с желаемым не будет. Та же Англия, в которой однополые браки давно разрешены, и ты один из немногих, кто может позволить себе уехать туда, и жить там, и жениться там.       – Ты не понимаешь, Юр. Я в первую очередь – Лёша, и только во вторую уже Романов. Как бы я ни обманывался и как бы кто другой не обманывался: моя ориентация – это часть моей личности. Она меня не определяет, но и закрыть глаза я на неё не могу. Так же как и родина у меня – Россия, а не Англия. Отсюда и вопрос: а кому, собственно, бороться за права геев, если не геям? Кому? Я могу долго ныть по поводу того, что обо мне теперь дофига людей знают такую интимную подробность, но если это реально поможет кому-то проголосовать за легализацию однополых браков – то я только рад буду.       – Что ты будешь делать, если закон всё-таки не примут?       – Ой, да дел полно! Попытаюсь облегчить жизнь ЛГБТ-молодёжи в других аспектах.       – А именно?       – Социализация, доступ к медицинским услугам, возможность обратиться за помощью при угрозе безопасности, можно ещё долго перечислять. Знаешь, мне сейчас так много подростков пишут, и не только представителей ЛГБТ, но и просто тех, кто поддерживает, и я уверен, что если закон не примут сейчас, то через несколько лет, когда мои крошки подрастут, мы всё равно продавим инициативу.       – Крошки?       – (улыбается) Ну да, я так называю тех, кто мне пишет со своими историями, вопросами.       – Таких много?       – Да, очень. За это спасибо силе Ютуба и тому чуваку, который рипнул запись трансляции и выложил в сеть кусок с моим выступлением.       – Ты жалеешь?       – Ну, теперь точно нет.       – А когда жалел?       – Сразу после выступления. Я думал, что не готов к такому шагу.       – И что изменилось?        – (пауза) Скажем так, плюсы перевесили минусы.       – Ты можешь пояснить? Что ты имеешь в виду под минусами, а что под плюсами?       – Главным минусом я считал публичность. Повторюсь, я не тот, кто должен быть в центре внимания, и прекрасно это понимаю. Найдётся тысяча людей, которые более компетентны, более достойны популярности и славы, чем я. А что касается плюсов... Ну, прежде всего я узнал, что у меня прекрасная группа поддержки...       – Ты сейчас о родителях?       – И о них тоже.       – Они, кстати, знали?       – Как потом оказалось – да. Вообще, у меня каминг аут на выступлении был, по сути, первым. Родителям и братьям с сёстрами я никогда не говорил, они просто очень хорошо меня знают и принимают. Но самое крутое – это, конечно, сумасшедшая обратная связь.       – Ты сейчас о "крошках"?       – Ага. Я стараюсь не читать о себе в Интернете всё подряд, но когда люди пишут конкретно мне... Это что-то невероятное. Столько ответной честности, столько поддержки – я не ожидал. Мне даже... Мне очень хочется как-то всех нас объединить, но я пока не придумал, как это можно сделать, чтобы был полноценный диалог. Всё-таки Твиттер – это немного не то.       – Почему именно Твиттер, а не какая-нибудь другая социальная сеть?       – Эм, там культ личности меньше всего. Всё-таки Инста – для тех, кто считает себя красивыми, Контакт – для тех, кто считает себя интересными.       – Боже, Лёш, ты невозможен!       – В смысле?       – Ты на полном серьёзе считаешь, что информационный шум вокруг тебя только из-за твоей ориентации?       – А-э... А из-за чего ещё?       – Да как минимум из-за того, что ты такой... нормальный по сравнению с другими своими родственниками. Я с большим уважением отношусь к царской семье, как бы, да? Но когда смотришь на их достижения, кажется, что вы какие-то супергерои. Не проходит и недели без какой-нибудь сенсационной новости о том, что Елизавета Николаевна, там, спасла от вымирания галапагосских черепах...       – Лизонька очень любит животных...       – Или что Дмитрий Николаевич возглавил операцию по восстановлению дальневосточных губерний! Про нашего будущего Императора я вообще молчу!       – О да. Прикинь, каково мне в такой семейке жить? Да я лучше всех знаю, какой я обычный!..       – А ты не думал, что именно такого Романова нам и не хватало?       – М?       – Да, не круглого отличника, не выдающегося композитора, не юного гения. А того, кто будет представлять интересы нас, обычных людей.       – (хмурится) Ну, в таком ключе я никогда о себе не думал... Я обязательно об этом задумаюсь, но сейчас, как мне кажется, у меня есть определённая миссия более узкой направленности: доказать, что быть геем – это нормально.       – А тебе не кажется, что как раз через презентацию себя как полноценной личности у тебя получится показать это лучше всего?       – Может... Может ты и прав.       – К слову, о нормальности. Как ты относишься к гей-парадам?       – А как я к ним могу относиться? Для меня это в первую очередь прекрасная возможность с кем-нибудь познакомиться. Не в романтическом смысле даже, а просто, найти единомышленников, ощутить, что ты не один.       – Что насчёт эпатажа?       – Это уже личное дело каждого. Так спрашиваешь, как будто среди натуралов нет фриков, которые привлекают внимание внешностью, и заметь, не только в редкие моменты парадов, а на регулярной основе. Я этого не понимаю, но осуждать не буду, пока это не выходит за рамки личной свободы человека. Поэтому люди в перьях на гей-параде – по моим меркам – это, ну, такое, но я всегда представляю себе, что они просто перед парадом проспорили друзьям. (смеётся)       – А вообще, какие, ты считаешь, сейчас есть проблемы у геев в России?       – Прежде всего: неосведомлённость. До сих пор некоторые люди, и даже ЛГБТ-представители, считают, что гомосексуальность – это что-то типа отклонения. Также до сих пор бытует понятие, что ориентация – это выбор. Ну и куча других неправдивых предубеждений. Знаешь, я не рассказывал о себе во многом потому, что боялся, что на меня тут же повесят кучу ярлыков. Сейчас я, конечно, понимаю, что тотальное молчание не способствует их разрушению.       – Что бы ты посоветовал тем ЛГБТ-людям, которые посмотрят это интервью?       – Найти среди своих близких того, кто вас поддержит, и признаться. Это в сто раз лучше, чем случайный аутинг, это в триста раз лучше, чем публичный, как у меня. Можно сделать это не в лоб, сначала прощупать почву, завести разговор между делом, чтобы понять, как тот или иной человек вообще относится к ЛГБТ. Особенно сейчас, когда тема актуальная, никто не подумает, с чего это вы заводите об этом разговор. "Да потому что об этом из каждого утюга, ой, а ты, вот, что о геях думаешь?" Диалог с самыми, на первый взгляд, неподходящими для него людьми может приятно удивить. Но поддержка среди реальных людей нужна всем. Кого-то, может, к референдуму даже можно успеть переубедить.       – Кстати, голосование только в сентябре, а ты, насколько я понимаю, будешь уже в Оксфорде?       – Да, но я обязательно приеду проголосовать в посольство России.       – Блиц. Я задаю вопрос, а ты быстро на него отвечаешь. Любимый музыкант или группа?       – С детства приучен к классике. Поэтому пусть будет Чайковский.       – Ха, понял. Любимое место в Питере?       – Ой, не выберу – их слишком много. Вообще, это мой любимый город.       – После учёбы ты вернёшься сюда жить?       – Однозначно.       – Ну, давай тогда расширим список до трёх.       – Окей, тогда пусть будет система каналов, Новая Голландия, ну и Зимний, конечно.       – Что для тебя патриотизм?       – (пауза) Это осознанность.       – Поясни.       – В том плане, что перед тем, как что-то сделать, надо осознать обратную силу этого действия. Я же могу говорить только о том, что вижу своими глазами, поэтому для меня... Быть патриотом – это осознанно отказаться от нефтяных доходов, оставив все месторождения национальными.       – Ты сейчас о своём дедушке?       – Да.       – Окей, ещё?       – В части папы – это осознанный отказ в принципе от ведения активного бизнеса, посвящение своей карьеры только социальным вопросам. Не потому что регламент, а потому что "кто, если не мы?"       – Так, а ты?       – А я осознанно признался на всю страну о своей ориентации. Ради тех, кто этого сделать по тем или иным причинам не может. Но так же достоин прав и свобод. И счастливой жизни.       – Оказавшись перед Императором Николаем Третьим, что ты ему скажешь?       – Как в анекдоте: "Пап, а где мама?" (оба смеются)       Когда мы доснимали часть с отбивками, я одновременно был выжат как лимон, но в то же время голова разрывалась от переваривания услышанных в свой адрес мыслей и предложений. Юра сказал, что я хорошо справился. Мила тоже похвалила, а к моменту, когда мы начали снимать на фоне Самсона, вообще притащила Карамельку по науськиванию Влада, и моя любимица тоже засветилась в кадре.       – Через полгода пойдём к Шихман, – решительно кивнула Мила, не оставив мне шансов.       Мы ещё долго сидели в столовой Петродворца, гоняя чаи и обсуждая Юрины вопросы, мои ответы, но когда за окном стемнело, Мила всё-таки засобиралась домой. Да и мне хотелось поскорее одеться в домашнее и оказаться в объятиях Влада на родном диване в гостиной. Конечно же я не мог не спросить, что он думает об интервью.       – Я согласен с Дудём в вопросе твоей нормальности. Меня это поначалу тоже очень удивляло и даже в какой-то степени восхищало.       – Если честно, – зевнул я, – я пока не уверен, хочу ли я подогревать интерес к своей личности.       – Думаешь, он может угаснуть? – вздёрнул бровь Влад.       Я лишь усмехнулся безрадостно и повёл плечом:       – Я же не тупой, Влад. Я понимаю, что всего лишь вирус, интернет-мем, а мемы долго не живут. И к тому же о всей своей жизни я рассказать точно не смогу, – улыбнулся заговорщически я.       – Ты не врал Миле насчёт протокола? – уточнил Влад, поняв о чём я.       – А что? – не спешил с ответом я.       – Да ничего, – излишне равнодушно попытался выкрутиться Влад и добавил: – Просто если ты спрашиваешь меня, то я не против, ну, того, чтобы все знали, что мы встречаемся.       – О боже, – закрыл я лицо руками, пряча в ладони невольную улыбку, – какой же ты ревнивец!       – Ничего я не ревнивец, - нахохлился Влад, – но если люди будут знать, что ты занят, то таких инцидентов, как в Мариинке, будет меньше.       Я поцеловал моего ревнивца, вкладывая в ласку всю свою возможную любовь и преданность, но когда отстранился, пришлось вздохнуть и признаться:       – К сожалению, я не врал про протокол, – поджал я губы. Однако после драматичной паузы дал надежду: – Но никто не застрахован от нечаянно утекших в сеть фоток с телефона.       – У меня даже есть парочка идей для тематики фотосессии, – приблизился ко мне вплотную Влад, невесомо водя пальцами у меня под футболкой.       – Ты имеешь в виду случайно запечатлённый поцелуй во время волонтёрства в питомнике для животных? – невинно похлопал глазами я.       – Читаешь мои мысли, – тепло улыбнулся Влад, погладив меня по щеке.       Он поднялся с дивана, внезапно подхватил меня на руки так, что я взвизгнул от неожиданности и покрепче вцепился в его плечи, и понёс в спальню.       – Что-то более пикантное, – толкнул он дверь, – нам совершенно точно придётся оставлять лишь в своей памяти. Иначе все любопытные бедняги просто умрут от зависти.