Всё может измениться...

" - Эй, ты,нюня! - раздался голос Стэффа; он замолчал: комната оказалась пустой. - Куда, к чертям, она запропастилась? - продолжал он. - Веннет! Джорджи! - позвал он сестёр. - Уэллы здесь нет. Скажите мамочке, что она убежала под дождик... Экая гадина! "Хорошо, что я задёрнула занавесы", - подумала я, горячо желая, чтобы моё убежище не было открыто, впрочем, Стэфф Паинс, не отличавшийся ни особой зоркостью, ни особой сообразительностью, ни за что бы его не обнаружил, но Джорджиана, едва просунув голову в дверь, сразу же заявила: - Она на подоконнике, ручаюсь, Стэфф. Я тотчас вышла из своего уголка; больше всего я боялась, как бы меня оттуда не вытащил Стэфф. - Что тебе нужно? - спросила я с плохо разыгранным смирением. - Скажи: "Что вам угодно, мистер Паинс?" - последовал ответ. - Мне угодно, чтобы ты подошла ко мне, - и, усевшись в кресло, он показал жестом, что я должна подойти и стать перед ним. Стэффу Паинсу исполнилось 14 лет, он был четырьмя годами старше меня, так как мне едва минуло десять. Это был необычайно рослый для своих лет увалень с прыщеватой кожей и нездоровым цветом лица; поражали его крупные нескладные черты и большие руки и ноги. За столом он постоянно объедался, и от этого у него был мутный, бессмысленный взгляд и дряблые щёки. Собственно говоря, ему следовало сейчас быть в школе, но мамочка взяла его на месяц-другой домой "по причине слабого здоровья". Мистер Майлс, его учитель, утверждал, что в этом нет никакой необходимости, - пусть ему только поменьше присылают из дому пирожков и пряников; но материнское сердце возмущалось столь грубым объяснением и склонялось к более благородной версии, приписывавшей бледность мальчика переутомлению, а может быть, и тоске по родному дому. Стэфф не питал особой привязанности к матери и сёстрам, меня же он просто ненавидел. Он запугивал меня и тиранил; и это не 2-3 раза в неделю и даже не 1 или 2 в день, а беспрестанно. Каждым нервом я боялась его и трепетала каждой жилкой, едва он приближался ко мне. Бывали минуты, когда я совершенно терялась от ужаса, ибо у меня не было защиты от его угроз, ни от его побоев; слуги не захотели бы рассердить молодого барина, став на мою сторону, а миссис Паинс была в этих случаях слепа и глуха: она никогда не замечала, что он бьёт и обижает меня, хотя он делал это не раз и в её присутствии, а впрочем, чаще за её спиной." - Мда, вот же она любит филасовствовать!- сказал только проснувшийся демон с книгой. - Уважаю я таких странных людей... " Привыкнув повиноваться Стэффу, я немедленно подошла к креслу, на котором он сидел; минуты три он развлекался тем, что показывал мне язык, стараясь высунуть его как можно больше. Я знала, что вот сейчас он ударит меня, и, с тоской ожидая этого, размышляла о том, какой он противный и безобразный. Может быть, Стэфф прочёл эти мысли на моём лице, потому что вдруг, не говоря ни слова, размахнулся и прибольно ударил меня. Я покачнулась, но удержалась на ногах и отступила на шаг или два. - Вот тебе за то, что ты надерзила маме, - сказал он, - и за то, что спряталась за шторы, и за то, что так на меня посмотрела сейчас, ты, крыса! Я привыкла к грубому обращению Стэффа Паинса, и мне в голову не приходило дать ему отпор; я думала лишь о том, как бы вынести второй удар, который неизбежно должен был последовать за первым. - Что ты делала за шторой? - спросил он. - Я читала. - Покажи книжку. Я взяла с окна книгу и принесла ему. - Ты не смеешь брать наши книги; мама говорит, что ты живёшь у нас из милости; ты нищенка, твой отец тебе ничего не оставил; тебе следовало бы милостыню просить, а не жить с нами, детьми джентельмена, есть то, что мы едим, и носить платья, за которые платит наша мама. Я покажу тебе, как рыться в книгах. Это мои книги! Я здесь хозяин! Или буду хозяином через несколько лет. Пойди встань у дверей подальше от окон и зеркала. Я послушалась, сначала не догадываясь о его намерениях; но когда я увидела, что он встал и замахнулся книгой, чтобы пустить ею в меня, я испуганно вскрикнула и невольно отскочила, однако недостаточно быстро: толстая книга задела меня на лету, я упала и, ударившись о косяк двери, расшибла голову. Из раны потекла кровь, я почувствовала резкую боль, и тут страх внезапно покинул меня, дав место другим чувствам. - Противный, злой мальчишка! - крикнула я. - Ты – как убийца, как надсмотрщик над рабами, ты – как римский император! Я прочла «Историю Рима» Голдсмита и составила себе собственное представление о Нероне, Калигуле и других тиранах. Втайне я уже давно занималась сравнениями, но никогда не предполагала, что выскажу их вслух. -Что? Что? - закричал он. - Кого ты так называешь?.. Вы слышали, девочки? Я скажу маме! Но раньше... Стэфф ринулся на меня; я почувствовала, как он схватил меня за плечо и за волосы. Однако перед ним было отчаянное существо. Я действительно видела перед собой тирана, убийцу. По моей шее одна за другойпотекли капли крови, я испытывала резкую боль. Эти ощущения на время заглушили страх, и я встретила Стэффа с яростью. Я не вполне сознавала, что делают мои руки, но он крикнул: «Крыса! Крыса!» - и громко завопил. Помощь была близка. Веннета и Джорджиана побежали за миссис Паинс, которая ушла наверх; она явилась, за ней следовал Уилл, с огорчённым выражением лица, и камеристка Эббот. Нас разняли, и до меня донестись слова: - Ай-aй! Вот негодница, как она набросилась на мистера Стэффа! - Этакая злоба у девочки! И наконец приговор миссис Паинс: - Уведите её в красную комнату и заприте там. Четыре руки подхватили меня и понесли наверх..."