Некуда ближе нам

Мартино возвращается домой. Поезд мчится в Рим, раздавливая рельсами остатки вчерашней ночи. Самой длинной ночи в его жизни. Он словно ныряет в ледяную воду и моментально прыгает в огонь. Получается ненадолго остудить мысли и сделать вдох, но пламя проникает под кожу и раздирает изнутри. Марти уже не сможет спастись. Он совсем недолго был счастливым. Его подразнили, как собаку, бросив под ноги обглоданную косточку, и заперли в клетку. Черная, холодная клетка под названием «Одиночество». Мартино хотел, чтобы этот день был самым счастливым. Чтобы он был только для Нико и для него. В его жизни не случалось ничего подобного, и даже эту прекрасную ночь в Милане у него жестоко отобрали. Никколо не виноват. Только его болезнь, которая оказалась коварнее и злее разума. Она забрала у Мартино Нико. Он не просил ничего больше, кроме любви, которой ему не хватало. Он не собирался ранить тех, кого любит. Жизнь сыграла с ним в нелегкую игру, и правила были нечестными. Не существует тех правил, которые не нарушают. Пограничное расстройство личности. Приговор, на который обречен Никколо. Надежда Марти, которая оборвана с двух концов. Раметта должен был заметить с самого начала, не позволяя чувствам пробраться настолько глубоко. Ничто бы не помешало ему любить Нико. Но это был прыжок с обрыва, после которого только единицы выживают. Мартино не выжил. Он чувствует себя живым покойником, когда за окном поезда пробегают исчезающие пейзажи Милана. Будто вместе со слезами вытекают его силы, оставляя внутри рвущую пустоту. Она выкручивает вены, кости гнет и душит смертельным ядом. Раметта готов умереть заново. Никколо хотел его предупредить. В тот момент, когда Марти медленно засыпал. Он помнит, как Фарес стоял у окна, рассматривая огни ночного Милана. Нико не мог уснуть, потому что что-то беспокоило его. Но Мартино был слишком уставшим, чтобы заметить. Чтобы поговорить с ним откровенно и выслушать то, что тревожило Никколо. — Никого больше не осталось, — Марти помнит его слова. Никколо словно говорил сам с собой и смотрел задумчиво-печально. — Только ты и я. Он повернулся, чтобы проверить, услышал ли его Раметта. Мартино открыл глаза и заметил то, чего не замечал раньше. Насколько тоскливой и болезненной может быть улыбка Никколо. Когда его взгляд наливается темнотой и мрачнеет. В сумраке его глаза кажутся ещё более глубокими и несчастными. Мартино не мог высвободиться из пут сна, и граница с реальностью будто размылась. — Правда? — у Раметты едва хватило сил произнести. Этот короткий вопрос возник в голове из неоткуда, как пожелтевший лист, принесенный ветром. Кружился, переворачивался и упал наземь. — Да, — Никколо ответил твердо и сухо. Слабая улыбка едва коснулась его губ, но она не была настоящей. Настоящими были только его прикосновения. То, как он водил пальцем по щеке Марти. То, как гладил его шею. Тот, как невесомо нежно целовал. Мартино даже подумать страшно о том, что Никколо прощался с ним. Он будто заранее знал, что этот день станет точкой невозврата. Нико слетит с катушек, и в тот же момент Мартино бросит его. Ведь однажды Раметта сказал, что как можно меньше времени будет проводить с больными людьми. Сначала с мамой, теперь и с Никколо. — Только ты и я, — Фарес шептал, словно в бреду, и Марти не хотел его отпускать. — Только ты и я. Они должны были уснуть, согревая друг друга, и встретить рассвет в Милане. В самом романтичном городе на земле. Обрывчатые картинки всплывают перед глазами снова и снова. Голый Никколо бежит по улице. Яркий свет в окнах многоэтажек. Сонный ночной город. Безлюдная тишина, плывущая по асфальту туманом. Вещи Нико, крепко сжатые в кулаке Марти. Он выл от боли и падал на колени, проклиная себя. Он так сильно хотел вернуть всё к началу. «Как он?» Маддалена была взволнованной и суровой. Она видела в Мартино только соперника, который отобрал у неё самое ценное. «Можно мне его увидеть?» Она запретила видеться с Никколо — будто кинжал в грудь вонзила. Каждым взглядом колупала все глубже, раскраивая свежую рану. «Я хочу увидеть, как он там» Маддалена хотела избавиться от Марти. Собственноручно усадить его в поезд и отправить как можно дальше. Чтобы Никколо никогда о нём не вспоминал. Чтобы Раметта остался для него очередным наваждением. Она не хотела терять того, кого по-прежнему любила. Она не знала, насколько сильно его любит Марти. Последний выстрел был контрольным. Пуля прошла навылет, зацепив сердце. — Ты думаешь, он влюблен в тебя? — столько кипучей ненависти и злости было в её словах. — Знай, что это не так. Это просто его очередное безумное наваждение. Маддалена знала, что Марти — не наваждение. Она знала, как много Марти значит для Никколо. Она боролась за свое растоптанное счастье из последних сил. Мартино возвращается домой, глотая слёзы. Он больше не должен плакать. Когда он переступит родной порог, обязательно станет легче. Дома всё будет по-другому. У него не осталось ничего, кроме дома. Марти потерял себя и то, ради чего стоит жить.