Некуда ближе нам

Лука съёживается от промозглого дождя и медленно ступает вперёд. Оглядывается боязливо и выходит из тоннеля. Темнота остаётся позади, и он больше не дрожит. Только сердце, сжавшееся в комок, неспокойно скачет. У ночи с темнотой мало общего, потому что ночь — это убежище, спокойствие, тишина. Ночью не будет страшно, если знаешь, куда ведёт твоя дорога. Дорога к Элиотту выложена сантиметрами темноты, в которых прячется свет. И это не лунный свет. Лука не может разглядеть под пеленой дождя, но Демори он видит отчетливо. Его мокрые спутанные волосы. Его глаза, сверкающие молчаливо и робко. Его улыбку, не похожую ни на одну из тех, которые Лука видел раньше. На самом деле улыбок было очень мало, но в них было что-то странное и безумное. Может, это всего лишь вредная привычка Луки называть людей и их поступки странными. Может, во всем есть скрытый смысл, который Лаллемэнту не удаётся разгадать. Когда-нибудь он узнает. Дождь стучит по листьям, ерошит траву под ногами. Небо висит над головой, будто черное полотно. Ни единой звездочки. Ни единой искорки. Лука приглаживает ладонью волосы, заглядывая в серые глаза. Холодные капли щекочут кожу, и почему-то хочется рассмеяться во всё горло. Но не от дождя, пробирающегося за воротник. От счастья и звонкой легкости в груди. Он прижимается к Элиотту всем телом, прячется от холода в его объятиях, и дрожь накрывает новой волной. Лука снова чувствует себя беззащитным, сбитым с толку, чужим. Но он больше не один и никогда уже не будет. — Ты боишься? — Элиотт шепчет сбивчиво сладко и не перестает целовать его лицо. Лука не может пошевелиться и разомкнуть губ. Запах дождя забивает нос, но Лаллемэнт чувствует кое-что другое. Парфюм Демори, который окутывает кожу. Ложится мягко и осторожно, будто речная вода. Густеет и пьянит, превращая тело в вязкое желе. Разум срывается с колеи, будто мчащий на полном ходу поезд, и летит в яму. Остаются обломки, черные и острые. Под ними прячется сильное желание выжить. Разве можно выжить, когда боишься потерять? — Темноты? — Лука хлопает глазами, собирая в голове нужные слова. — Нет, — Элиотт целует его в макушку, как ребенка, и улыбается затуманено. Снова та безумная улыбка, которая так сильно пугает Луку. — Ты боишься, что всё может закончиться? Лаллемэнт едва сдерживает себя, чтобы не закричать. Они одни в темном лесу, но могут спугнуть кое-что важное. Кое-что хрупкое и неокрепшее. Чувства, которые рождаются в их поцелуях, в их нежности. — Боюсь, — хрипло бросает он. Дождь медленно стихает, и Элиотт слушает, как у Луки бьётся сердце. Ветер треплет уставшие деревья, обрывая кленовые листья. Луке не разобрать, от чего холоднее — от сумрака продрогшей ночи или от липкого страха внутри. От страха, что с окончанием ночи пройдет то, что есть между ними. Между ним и Демори. — Не бойся, — Элиотт расстегивает куртку, чтобы Лука мог спрятать руки. — На самом деле нет начала и конца. Есть только люди и их чувства, которые могут угасать или разгораться сильнее. Лаллемэнт поднимает на него глаза и вздрагивает. Ладони нагреваются, и хочется прижаться ещё крепче. Но мысли будто морозом обдувает. То, что говорит Элиотт, должно настораживать, пугать, беспокоить. Демори не отбрасывает возможности их расставания. Укол прямо в сердце. — И что тогда делать? — Лука пытается вырваться, но Элиотт не отпускает. — Чтобы чувства не угасали. Он держит крепко, словно загораживает от чужих глаз. Здесь все равно больше никого нет. Только одинокие капли дождя, скатывающиеся на землю. Только ночная тишина. Позади глубокий тоннель, в котором Лука оставил свои страхи. Там им и место. Здесь он должен думать только о том, что в будущем всё будет по-другому. Одиночество не вернётся. Чувства не угаснут. Элиотт не уйдёт. — Ничего, — у Элиотта меняется взгляд и голос, будто он уходит в себя. — Мы ничего не можем изменить, потому что от нас зависит слишком мало. От нас зависит слишком мало… Всё должно закончиться сегодня? Именно сейчас? — Что ты хочешь этим сказать? — Лука резко отступает назад, но Демори ловит его за руку. Тянет навстречу ему мокрые от дождя ладони и смотрит пристально-пристально. Когда Лаллемэнт чувствует этот взгляд, он теряет себя. Всего на долю секунды, но это ощущается как-то больно и страшно. У тебя в руках целый мир, и уже через мгновение руины. Руины твоей собственной жизни. — Завтра мы можем рассориться и разойтись, — Элиотт переплетает их пальцы, притягивая Луку к себе. — Или начать жить вместе. Никто не знает, что будет завтра. Он говорит без остановки и топит Луку в каждом новом слове. Его слова противоречат поступкам, и Лука боится думать о завтрашнем дне. Он не привык жить сегодняшним, ему нужна опора под ногами. Потому что стоять на краю шаткого моста — это самоубийство. — Я не хочу, чтобы мы расставались, — он едва не скулит от боли. Ему больно чувствовать себя зависимым. Ему больно оставаться в одиночестве. Ему больно. — Нам и не придётся, — Элиотт мягко проводит ладонью по его щеке. — Знаешь, как говорит моя мама? — Как? — Лука спрашивает судорожно, боязливо. Демори вбирает его эмоции сквозь прикосновения, и Луке становится легче. — Нет ничего невозможного, — Элиотт отвечает полушепотом, обнимая Луку за плечи. — Дождь не смоет твоих слез, если ты плачешь от счастья. Плакать от счастья совсем не страшно. Вместе с дождём прошел страх Луки — страх потерять свою любовь. Он готов любить самоотверженно и пылко, и Элиотт ответит ему. Сердце Демори будет принадлежать только ему.