* * *
Элиотт целует её не из жалости, скорее по привычке. Это как научиться плавать. Ты отвыкаешь от воды, редко видишь её и почти не приходить. Но когда снова окунаешься в глубину, прикасаешься к волнам, мышцы оживают и повторяют движения уже автоматически. Ты никогда не сможешь забыть. Элиотт не забыл, как целовать Люсиль. Как нежно гладить её волосы. Как обнимать её за шею. Как касаться её губ. Она улыбается Демори в губы, но он не чувствует ничего, кроме горечи. Люсиль его любит, заботится о нём, но она уже давно не делает его счастливым. Очередная попытка сбежать не приводит ни к чему, кроме угрызений совести. Он оставил е г о одного. Элиотт разрывает поцелуй слишком резко. — Ты в порядке? — Люсиль смотрит обеспокоенно и хватается за его руку. Она так боится его потерять. Демори отворачивает голову, всматриваясь в толпу. Напряжение ощущается слишком остро, будто что-то случилось. Будто Элиотт пропустил что-то важное. Он чувствует вишневый блеск Люсиль на своих губах, и тошнота комом подступает к горлу. — Я хочу пройтись, — Элиотт выпаливает первое, что пришло в голову. Люсиль расстроено хмурится и отходит от него всего на шаг. Демори едва сдерживает вздох облегчения, когда её рука отпускает его пальцы. Он так долго не ощущал заветной свободы рядом с ней. Только навязчивая забота, которая душит его день за днём. Только любовь, которая сводит его с ума. Он хочет любить только е г о. — Мне пойти с тобой? — она молвит с надеждой, такой отчаянной и жгучей, что Элиотту больно на неё смотреть. Люсиль совсем не понимает его. Он знает, о чём она думает. Лука — его больная фантазия. Лука — очередная навязчивая идея. Лука — страшный кошмар, который может стать явью. Это так глупо. Люсиль любит его безудержно и глубоко, но не верит в то, что он способен любить по-настоящему. Не её, а е г о. — Не нужно, — бросает раздраженно, сердито, будто она сказала несусветную глупость. Люсиль не нужна Элиотту, и он не должен снова и снова возвращаться к ней по горящим мостам. Он должен дать себе шанс. Он должен дать шанс себе и Луке. Элиотт пробирается сквозь шумную толпу и улавливает знакомые голоса возле дома Хлои: — Наверное, он с ума сошёл. Он никогда никого и пальцем не тронул. — Я пытался поговорить с ним, когда мы были у него дома. Он сказал, что всё нормально. — Разве это нормально, когда друг бросается на своего друга с кулаками? Лука заплатит мне за сломанные очки. Демори нервно моргает, прислонившись к дереву. Лука был здесь. Что если он всё видел? Куда он пошёл? Где его искать?* * *
Лука со всей силы колотит кулаком по закрытым воротам и кричит, срывая горло. Ему сейчас наплевать, что подумают случайные прохожие или хозяева этого дома. Ему сейчас наплевать, что счешет до крови костяшки. Он не чувствует физической боли. Только завывающая буря внутри, в которой догорают его слезы. Он сползает на холодный асфальт и закрывает глаза, смаргивая соленую влагу. Кулак печет, полыхает красным, и Лука растирает пальцами кровь. У него внутри глубокая рана — заражение крови любовью, которую растоптали, уничтожили. Он не хочет любить. Он не хочет больше ничего.* * *
Элиотт вздрагивает от надрывного крика в темноте, мешающегося с ударами. Он прячется от света фонаря, прижавшись спиной к стене. Здесь никто его не увидит, но он хочет скрыться от самого себя. Он так сильно облажался. Крик Луки. Это был его Лука. Был.