Некуда ближе нам

— Вот и всё. Он стоит посреди его комнаты и не может сфокусировать взгляд. Здесь так много всего — рисунки, кисточки, растения. Всё тает в приглушенном свете лампы. Всё, кроме его глаз. Немного испуганных, хмельных, сияющих. За окнами крадётся ночь, и его глаза в темной спальне как две звезды. В них кроется дрожащий свет, и он впитывает каждую каплю. С ним так тепло. — Что значит «всё»? — Давид обводит пальцами его шею, и кожа у него обжигающе-бархатная. Маттео почти забыл его прикосновения, почти забыл, каково быть рядом с ним. Быть его отражением. Быть частью его мира. Быть целым миром. Наверное, это ощущение не забывается, не проходит, не стирается временем. Оно соединяет двух людей, и только им решать, насколько крепкой будет их связь. — Остались только мы, — его вкрадчивый шепот щекочет шею, и Давид не сдерживает смеха. Маттео ловит каждую искорку его улыбки, словно впервые. Давид так мало улыбался в последнее время. Он почти не говорил, раздумывая бесконечно, подбирая нужные слова. Он так долго собирался с силами, и Маттео гордится им. Давид смелый. Заботливый. Любящий. Он любит Маттео по-настоящему. — Ты так говоришь, будто прощаешься, — Давид нервно облизывает губы, ероша его волосы. Маттео так близко, и его чувства рвутся наружу судорожной дробью. Сердце бьётся так громко и часто. Удар за ударом — спичка за спичкой. Приложишь ладонь — и пламенем обожжешься. — Не дождёшься, — он сжимает его в объятиях, прикрыв глаза. Просто насладиться моментом. Прислушаться к сердцу и почувствовать, как всё начинается. Их новая страница. Их уверенный почерк. В их истории ставить точку не придётся. В их истории будет продолжение. Куда их занесёт жизнь, никто не знает. Они всё равно останутся вместе.

* * *

Маттео прижимается к его груди, притворяясь спящим. Давид ему подыгрывает — не двигается, не говорит, не дышит. Только наблюдает украдкой, ловя гулкое сердцебиение. Его сердце реагирует на Маттео точно так же. Этому не найти объяснения. Это просто огонь внутри, разгорающийся всё сильнее. Давид едва сдерживает улыбку. В мышцах током жжется усталость, и Маттео не хочет шевелиться. Растекаться воском по телу Давида, оставаться рядом до тех пор, пока не выгонит. Он с легкостью поселился бы в этой кровати, если бы Давид никуда не уходил. Он бы закрылся здесь на замок, чтобы никто не тревожил, и отключил бы телефон. Нет, это неправильно. Это эгоистично. Он всё ещё чувствует его запах, ощущает его губы и руки, не отпускающие ни на миг. Их ночь в тускло-красном свете. Их поцелуи со вкусом тревоги и желания. Маттео впервые чувствовал себя необходимым. Будто дыры внутри заполнили. Будто кровоточащие раны залатали. Осталась только нежность, ласкающая пальцы. — У тебя весёлые друзья, — Давид притягивает Маттео как можно ближе. Казалось, ближе уже некуда. Но он находит новые пути. — Они тебя любят. Маттео сонно улыбается, смахивая челку со лба. — Только вот с отношениями у них проблемы, — он находит под одеялом руку Давида и вытягивает её наверх. — Они не умеют вести себя с девушками. Маттео произносит с таким важным видом, будто изучил всех девушек в мире. Его серьёзный голос задевает Давида. — С каких пор это ты заделался экспертом? — хмыкает он, щелкая Маттео по носу. Каждое новое прикосновение даётся легко и осознанно, и раньше подобного ни с кем не было. Ни с девушкой, ни с парнем. — У тебя есть кто-то на стороне? — Никакой я не эксперт, — Маттео обиженно дует губы, и огонек в его глазах блестит серебряно-пьяным. Он будто пьян от близости с человеком, и это нормально. — Просто я понял кое-что важное, про нас с тобой. Давид усаживается на кровати, подкладывая под спину подушку. Смотрит внимательно, требовательно. Не похож ни грамма на того Давида, который плакал от ощущения собственной ничтожности. Который погряз в вязком болоте боли, не желая выбираться. Он выбрался, и это не только заслуга Маттео. Он снова захотел жить. — И что же? — Нельзя молчать, — Маттео поворачивается к нему, чтобы лицом к лицу. Ему больше не страшно говорить. — Когда больно, плачь, кричи, ломай всё вокруг, только не закрывайся в себе. Когда хорошо, говори о любви. Только не так часто, чтобы это не выглядело глупо. Будь самим собой и не отпускай человека, который важен для тебя. Он всё ждет, что Давид засмеётся. Вглядывается в его глаза, пытаясь отыскать на дне колючую усмешку. Маттео в последнее время много говорит и останавливается только у края, когда дороги назад уже нет. Когда нельзя забрать свои слова, потому что они слишком значимые. Давид не смеётся. Тихо восхищается, чувствуя, как внутри снова поднимается пламя. — Не отпускай меня, — он переплетает их пальцы, целуя Маттео в уголок губ, и притягивает к себе. — Никогда. Маттео даёт клятву самому себе. Они с Давидом изменились, и то, что есть у них сейчас, — это доказательство того, что прошлое уже не вернуть. Они выросли за короткое время. Она научились любить тех, кто рядом, не предавая самого себя. Они другие. Они счастливы.