Множество

Первое, что запоминалось в этом человеке — светло голубые тапочки с закрытым носом. Странно, что он ходит в них, а не в туфлях, как другие врачи и медбратья. Такой строгий, красивый, элегантный и в голубых тапках. Не хватало только мягкого меха и блестящей бусины в середине. Альбинос помнил только свои окровавленные руки, красно-синие сигналки полицейских машин и то, как его больно скрутили, приложив о капот. Что было до, что было после этого — одна лишь темнота и еле различимые звуки. Он так сладко спал, долго, забыв о времени и проблемах. А теперь сидит перед каким-то врачом с красными волосами и в голубых тапках. — Ваше имя? — Я... А? А как меня зовут?... У него нет имении. Точнее, все забыли его, заставили забыть и никогда не вспоминать. Зато на кончике языка крутились два других: Кевин и Зарксис. Они сами себя так назвали, сами выбирают, кто будет "жить", иногда ссорясь. Их голоса звучат непрерывным шумом, нет ни минуты, когда они бы замолчали и дали отдохнуть. Альбинос хватается за голову, приложившись больно лбом о свои колени. Достали, хочется снова уснуть и больше не приходить сюда. — Месье? — Оставь его, Стив, я сам разберусь. Не видишь, он мучается? Когда человек с красными волосами дотрагивается, хочется завыть и ударить по рукам. Альбиносу кажется, что любое касание будет больным, но он лишь немного отодвигается от руки, яростно глядя на пальцы. Страшно. Раздевают, моют, заставляют состричь волосы, одевают в белое с длинными рукавами. Всё равно не было только на волосы — белые, отливающие серебром, длинной до лопаток. Он отращивал их с двенадцати лет, а теперь они посеченными концами щекочут щёки. Так ещё и засунули в комнату с белыми стенами, белым потолком, постельным, тумбой. Он сам был белым и так хорошо подходил этому месту. Лучше бы кто-нибудь пришёл вместо него. — Привет! Ты, должно быть, мой врач. Ты мне не нравишься, у тебя лицо женское. — Приятно познакомиться, Зарксис. Садись. Меня зовут Руфус Барма. Зарксис игнорирует стул и садится на пол. Зато голову подбородком ставит на сидушку и ждёт вопросов, которые могут задать. Особо-то отвечать не хочется, но Кевин просит не сопротивляться этому красивому человеку. Так чего сам не пришёл? А, как всегда стесняется и прячется, пока не почувствует, что доверять можно. Зарксис трогать себя тоже не даёт. Устраивает истерику, когда в него пытаются запихнуть таблетки, пытается укусить мистера Барму за пальцы и отодвинуть от себя ногами. Но глотать приходится, потому что обещают связать или позвать санитаров. К слову, санитары не жалели пациентов этой больницы, обходились жестоко, иногда могли сильно ударить и говорили оскорбительные слова. — Я сам! Я сам. Всё, хватит, сам. Кевин знакомится с Руфусом только сейчас, спустя несколько недель, когда Зарксис совсем оборзел и начал хамить в ответ, за что получал от санитара в живот. Появляется неожиданно, закатив глаза и осев. Он пьёт таблетки без лишних слов, отказавшись от воды и прося больше не трогать. И глаза не поднимает, пока лишние люди не уйдут. — Мистер Барма, я... — Кевин, я знаю. Я ждал тебя. Кажется, Кевин в замешательстве. Заламывает себе руки, царапает ногтем подушечку пальца и смотрит с детским интересом. Перед ним красивый, длинноволосый человек, заинтересовавший с первого взгляда. Кевин влюбился, Кевин хочет молчать и слушать всё, что скажет Руфус, и смотрит на него с доверием и теплотой. И его холодный взгляд только будоражит. — Почему вы убили вашего отца? — Он повесил Его мать. А затем долго издевался над Ним, кричал, бил, обещал продать. — Вы могли сбежать? — Нет. — Почему? — Все окна заколочены гвоздями, а дверь были на замке, ключ от которого неизвестно где хранился. Зарксис часто пытался его найти. Кевин рассказывал всё. Он прекрасно понимал, что молчание ни к чему хорошему не приведёт. К тому же, могут снова применить силу или напичкать какими-то лекарствами, от которых тянет блевать, а перед глазами мутно. Зарксис кричит и приказывает заткнуться, хочет забрать "жизнь" себе, чтобы остановить Кевина и его рассказы. Но кто другой, как не он! Альбинос спит, его не разбудить так просто, да и жалко. Пусть отдыхает, ему ни к чему тут появляться. — Расскажи мне об Альбиносе. Почему никто из вас не знает его имени? Кевин пожимает плечами. Ему кажется, что в детстве отец кричал, что он никто, что имени такому уроду никто давать не должен, никому не нужен и никого не заботят его чувства. В голове проносятся картинки того, как кто-то из них троих бежит по дому от отца, скользя ногами по полу и пытаясь быстрее спрятаться, где-нибудь закрыться. — Кевин, вы плачете. — Я не Кевин. — А, прошу прощения, ты неожиданно появляешься, Зарксис. Кевин плачет, жалея Его. Кевин тут только потому, что умеет слушаться, умеет делать всё так, чтобы потом не наказывали, чтобы не кричали и любили, гладили по голове. Кевин плачет, потому что слышит, как Он воет. Руфус ходит в голубых тапках, скользя по белому кафельному полу и на ходу записывая что-то на листе. Диагноз — множественное расщепление личности. Три имени, пол и возраст. Жалко парня, неприятная у него жизнь, даже не удивительно, какого чёрта он взялся за нож и разукрасил лицо и грудь отца, ударив двадцать два раза. И так интересно смотреть за его изменениями, за каждым из троих личностей, которые имеют свой характер, свои взгляды, привычки и манеры. Один из них считает быстро задачи, другой красиво пишет, о третьем все хором говорят, что он левша. Рыжий не хочет пичкать его лекарствами, но так Зарксис разговорчивее, приказал поменять смирительную рубашку на обычную длинную футболку, потому что Альбинос больше не появляется, и иногда носит книжки для Кевина. Коллеги говорят, что все эти меры не сдвинут лечение с места, говорят, что Руфус слишком добрый к своим подопечным, завидуя его результатам. Но Руфус лишь берёт новую чашку кофе и возвращается в палату. Ему нравится Кевин. Когда он приходит, в помещении становится спокойнее и можно отвлечься немного от работы. Кевин воспитанный, знает, что нужно отвечать, и смотрит на своего врача с тщетно скрываемой симпатией. От серых глаз Руфуса ничего не скроешь. А вот Зарксис достаточно упрямый, с ним невозможно спокойно говорить. Он ходит по комнате, говорит вещи, которые абсолютно не важны и не нужны Руфусу. А ещё любит спорить, смотря с долей ненависти. Иногда хочется встать и ударить планшетом по голове. Но тогда могут схватить за горло. Схватит за горло Кевин, который кажется спокойным и ласковым котёнком. Убийство совершил именно Кевин. Говорят, что в тихом омуте черти водятся, — как раз про него. Руфус узнал об этом случайно, когда Зарксис обмолвился о пугающей жестокости Кевина. Говорил и о том, что его спокойствие длится ровно до момента, пока Альбиносу не угрожает опасность. — Кевин убил мистера Томаса? — Он испугался, что отец убьёт Его. — Хочешь сказать, что это вышло случайно? Из-за страха и инстинкта самосохранения? — Что за глупости. Кевин часто думал о том, как бы задушить старика или выкинуть на шоссе, где много машин. — Он планировал? — Не-а. Старик начал душить Его, от чего началась паника. Он отключился совсем, испугавшись, тогда Кевин взял всё в свои руки и нащупал нож. Кевин страшный, но зато Он теперь в безопасности и спит. — Вы так сильно заботитесь об альбиносе... — А знаете, Кевин говорил, что любит вас. Да-да, как бывает у нормальных людей... Надоел восхищаться вслух. Можете принести в следующий раз каких-нибудь конфет? — Обязательно. Кевин любит Руфуса. Пытался поцеловать в одно утро, тихонько подойдя, но остановился перед самыми губами. Зарксис — ненавидит, выгоняя из палаты с плохими словами и просьбами оставить навсегда, не возвращаться. А Альбинос смотрит сейчас перед собой и пытается понять, сколько времени прошло, зачем его выпихнули "жить" и почему Руфус смотрит так пристально и настороженно, почему рядом с ним высокий санитар. Точно, никто его не знает так, как тех двоих. Он способен кричать, способен кусаться и биться, может попытаться убить себя. — Зачем? У него спрашивают всё то же самое, что спрашивали когда-то у Зарксиса, что рассказывал Кевин. Альбинос почти ничего не помнит, тщетно пытается достать из головы хоть что-то, но может рассказать только о своём детстве до смерти матери и о том, как очнулся с чувством ужасающего страха и с кровью на руках. Бесполезный, ничего не знающий, уставший. — Вы всё ещё носите эти дурацкие тапочки. — В них тепло. Я могу такие же принести вам. — Кевин обрадуется. Руфусу жалко этого парня. С каждым разом история становится страшнее и страшнее, каждый из его личностей дополняет картину своими воспоминаниями, оправдывают парня. А когда приходит сам Он, появляется желание взять за руки или покрепче обнять, чтобы заставить его чувствовать себя хоть немного лучше. Руфус больше не может лечить его. И других своих подопечных тоже не может. Он хочет помочь беловолосому юнцу, хочет избавить от этих двоих, что шумят в его голове, собрать из кусочков и поставить на ноги. Он хочет вытащить его сюда, пока тот ещё молодой. Альбиносу всего лишь восемнадцать лет, он способен на многое, нужно только вдохновить. Но судьбой решено сидеть в белых стенах и смотреть в одну точку. Ещё немного — начнёт собирать таблетки, что бы потом выпить одним разом и умереть. — Вы сегодня не в халате. А, знаю, собрались на свидание и решили подразнить Кевина. Руфус стоит перед альбиносом в пальто и протягивает пакетик с лимонными леденцами. Ему всё ещё более но смотреть в красные глаза, он хочет попробовать ответить поцелуем Кевину и ударить пощёчин Зарксису, хочет взять за руки самого парнишку, сказав, что уже пора искать способ убить себя, избавив от этой долгой и страшной жизни. Но может только попрощаться. — Передай Кевину, что он мне очень нравится. И не давай мальчишке просыпаться, а сам перестань кричать. Иначе заведующий прикажет лишить тебя леденцов. Руфус Барма уволился сегодня утром оставив свой планшет с листами и ручкой на тумбочке Альбиноса, на кровать поставил свои голубые тапки как бы в подарок. Уволился, чтобы не жалеть его, чтобы не терзать себя мыслью "я никак не могу помочь".