Твой друг навеки, Анна.
Глава 8
15 декабря 2018 г. в 07:07
Вступлением к тому, о чём ты меня так просил, будет письмо. И, скорее всего, не одно. Когда дело касается писем, я не умею останавливаться вовремя. Я смотрю эту серию в сотый раз: собираюсь с мыслями, пишу всё, что хотела бы сказать тебе вслух, а потом долго смотрю на письмо и не знаю, что мне с ним делать.
Я хотела бы написать о счастливой жизни, которая нас ждёт. Про маленький двухэтажный домик, про мою заботу о мире и твою заботу обо мне. У тебя была бы собака по кличке Сани, у меня был бы пёс Мун, и их щенят, перед тем, как раздать соседям, мы бы называли именами звёзд. Первыми бы в дело пошли звёзды Кассиопеи, потому что это созвездие помечено первой буквой твоего имени. Поэтому щенят звали бы Шедар, Каф, Сегин, Рукбах и всё в таком духе. И я бы берегла их клички так, как берегу своё полное имя.
Но я не буду писать о счастливой жизни. Над нами не смыкаются своды азуритового неба, мы не жеоды, скрывающие в себе волшебное сияние драгоценных камней. Я здесь не для того, чтобы писать красиво и увлекательно. Я пишу честно и просто. Я хочу писать так, но между каждой строкой я вижу свои жалкие попытки стать тем, кем не являюсь. Это не стремление быть лучшей мной, это стремление быть кем-то другим. Потому что кто угодно лучше лучшей меня.
Поэтому сегодня я постараюсь честно написать об обычных людях и воображаемых друзьях. Я постараюсь честно рассказать, как легко любить что-то далёкое, и как сложно любить то, что всегда рядом. Я постараюсь честно ответить тебе на вопросы о моей печали, для которой нет никаких причин. Я постараюсь быть такой честной, что ты заподозришь меня во лжи.
Начало лежит в прошлом, которое с каждым годом становится всё более и более далёким. Я не была брошенным ребёнком, оставленным окружающими без внимания. В детском саду у меня были друзья, дома — вредные старшие братья и любящие родители, а на улице меня знали и любили все бездомные псы. И мне этого было ужасно мало. Уже тогда я выбрала себе удивительную судьбу, всеобщее признание и цель.
Понадобились годы, чтобы я поняла и, что гораздо важнее, приняла то, что не бывает никаких удивительных судеб. Все мы повторяемся в своей уникальности, все мы могли бы быть главными героями хорошего романа, лишь бы автор подвернулся талантливый и смог подобрать красивые слова к нашим не таким уж и красивым жизням. Всеобщее признание стало для меня недостижимой мечтой, своего рода бессмертием. И я старательно вру себе, что переросла это, что мне это больше не нужно. Но мне всё ещё страшно уходить, зная, что ничего не останется. А что касается цели, то она появилась почти так же, как эти слова. Меня попросили написать историю. А я увлеклась и написала тридцать, но все они, по сути, всего лишь одна очень длинная история о тебе. Ассорти из слов, и ты оставляешь свой след везде, Макс, потому что твой след всегда будет стоять рядом с моим.
Понадобились годы, чтобы я разобралась с этими достаточно простыми вещами. И я была ребёнком, но уже не таким уж маленьким, когда все сложные вещи стали проще. Или простыми они стали только теперь? Или они так и не стали простыми и лишь притворяются таковыми? Я не знаю. Я знаю, что ты появился, когда я только-только начала понимать. Почему ты не пришёл раньше? Поверь, если бы в пять лет у меня появился воображаемый друг, родители не повели бы меня к врачу, а стали бы ставить на стол ещё одну тарелку и кружку.
И мне приятно думать, что упустили мы лишь детство друг друга. С того момента, как я полюбила твоё имя, а ты — моё, мы всегда вместе. Но мне интересно, что было бы, если бы ты появился раньше и спросил что-нибудь вполне естественное, что-то вроде того, почему я гуляю на улице в пижаме. И я бы придумала длинный грандиозный ответ, в который бы ты, несомненно, поверил. И мы бы лазали вместе по пыльным чердакам и кидали бы камни в глубокий пруд за заправкой, и оставляли монетки на рельсах, и плевали бы с моста, долго споря потом, у кого получилось плюнуть дальше. Если подумать, то не так уж и много мы с тобой упустили. Поверь, если ты предложишь мне пробраться в какое-нибудь мрачное подозрительное здание, чтобы исследовать его чердак или крышу, я скажу «да». Есть лишь один вопрос, который тебе не стоит задавать, потому что на него я не отвечу даже «я должна об этом подумать».
Я бы сказала «нет», потому что слишком хорошо тебя знаю. И потому что ненавижу условности. Потому что ненавижу просыпаться и чувствовать себя одинокой с самого утра, хотя телефон подмигивает сообщениями, написанными кем-то для меня за ночь. Я бы сказала «нет», потому что «да» ты уже слышал. О, я слишком хорошо тебя знаю, поэтому я бы сказала «нет».
Дорогой Макс, ты ведь рос вместе со мной. Ты носил много имён до того, как я приняла своё. Когда я стала Анной, ты стал Максом. Я была обычным ребёнком, поэтому ты тоже всегда был обычным. Но, как только я начала строить себя из знаний о мире, ты тоже начал меняться. Я вдруг поняла, что мне не нравятся идеальные люди, я увидела худшие черты дорогих мне людей и решила, что ты тоже должен мне открыться. И с тех пор ты перестал быть центром любой компании, ты стал молчаливым и грустным, вместо улыбки ты получил ухмылку, заразительный смех сменился на беззвучный и жуткий — одно лишь дрожание нижней челюсти. У тебя появилось печальное прошлое, когда небо над моей головой стало серым. Когда я потеряла любовь к апельсиновому соку, ты стал равнодушным к кофе, но продолжил его пить, правда, уже безо всякого удовольствия. И теперь, когда я сижу в пустом театре и внимательно слежу, как на сцене сменяются актёры и жанры представления, ты сидишь рядом, забросив ноги на спинку переднего сидения, и задумчиво куришь. Если бы не я, ты бы давно ушёл, ты ведь не переносишь театры. И, к сожалению, я не знаю, когда над дверями загорится зелёная надпись «EXIT», и я смогу выбежать к солнечному свету и ветру. Выбежать на свободу вместе с тобой.
Я не знаю зачем, но я уверена, я сижу здесь не просто так. И если я заперта в этом мрачном партере, если здесь нет ничего, кроме сцены с представлениями, поставленными специально для меня, значит, так нужно. Однажды я вспомню этот театр, все эти представления, и всё сложится в чёткую картинку. Однажды окажется, что мне нужно было сидеть тихо и смирно, стерев своё я, чтобы потом использовать всё увиденное для чего-то невероятно значимого. Всё происходит так, как должно происходить, ты знал? Мир слишком гармоничен, чтобы люди без гармонии внутри, могли видеть линии, что связывают кусочки бескрайней Вселенной между собой. Но, даже если я не вижу, я знаю, знаю, что красные шёлковые нити есть. И мне кажется, что сквозь меня проходит гораздо больше одной единственной тоненькой нити. Я клубок, я шёлковое перекати-поле, я пряжа, с которой играет белая кошка с чёрными лапками.
Пожалуй, пора остановиться, я ведь обещала тебе не врать. Я не знаю, кто я такая. Я не перестаю спрашивать своё отражение: «Кто ты?» И лишь постепенно я прихожу к ответу, нечётко, но всё же я начинаю слышать. Человек по другую сторону зеркала говорит мне, что я грустные глаза на улыбающемся лице. Я любовь, которая солёной водой испаряется с кожи, она исчезает, и мне остаются лишь кристаллики солёной печали. Я слышу беспристрастный голос, он говорит, что я обычный человек, я не заставляю солнце всходить по утрам. Но так же я ребёнок, который уверен, что мир — это его игрушка. Моя любимая игрушка. И все мои швы расходятся, я разрываюсь между ничтожеством и ребёнком-богом, я не в силах выбирать и не в состоянии найти что-то новое. И в какой-то мере мне даже хочется поскорее разорваться на части, чтобы узнать, что внутри: солома или золотые монеты? Но, сдаётся мне, я набита словами, да и только.
Я вглядываюсь в своё отражение и спрашиваю о тебе. Кто ты, Макс? Сегодня я смотрела себе под ноги, смотрела на вытоптанную траву, окурки и зелёные осколки пивных бутылок. Вот чем стали твои глаза, а ведь когда-то они были цвета драгоценных камней. И, знаешь, в твоих глазах всё ещё временами появляется это зелёное сияние, в которое я когда-то влюбилась, но так редко, о, как же редко! Теперь от тебя пахнет не только кофе, но и сигаретами. Я смотрю на то, как ты себя разрушаешь, и мне жаль, ведь даже рядом с тобой я всего лишь зритель, дело которого — наблюдать и не вмешиваться. Я не могу себя разрушать, я привязана к слишком многим людям и обрывать связывающие нас нити, будет больно не только мне. Поэтому я научилась разрушать себя через тебя. И если я забочусь об окружающих, то тебя я уничтожаю. Ты жертва, у которой развился стокгольмский синдром. Я убила себя старую, чтобы обрести новое я, и хотя ты меня принял, но так и не отошёл от утраты. Ты такой сложный, а я уже давно привыкла ничего не понимать.
И я спрашиваю отражение: «Кто мы?» Почему-то на этот вопрос я не получаю ответа. Я с лёгкостью представляю нашу счастливую совместную жизнь, но мне ещё проще представить её отсутствие. Самым ярким сном в моей жизни был сон с твоим участием, ты обещал, что мы встретимся однажды снова, как виделись уже много раз, но, пока я не проживу свою жизнь так, как должна, я снова и снова буду оставаться одна, оттягивая момент нашей встречи. Меня притягивает каждое кладбище, что попадается на пути, потому что мне страшно и любопытно однажды увидеть фотографию знакомого лица на надгробии. И не обязательного твоего. Я ношу белый халат и очки, но в перерождение я верю больше, чем в теорию Дарвина.
Мне грустно это признавать, Макс, но я с трудом представляю нашу встречу. Твой образ слишком чёток, я почти могу видеть тебя, поэтому я никогда не поведусь на улыбку какого-нибудь незнакомца, я никогда не приму его за тебя. И то, что мне нужен кто-то, кто был бы больше, чем человек, только усугубляет ситуацию. Мне нужен бог, которому я бы покланялась, бог, который любил бы меня, как бог христиан любит землю. Но бог христиан допускает войны, мучения и страдания, поэтому тебе бы пришлось быть выше бога, твоё слово не создаст света, но остановит войны внутри меня и принесёт с собой покой. Мне нужен дьявол, порочный и искушающий, слишком плохой, чтобы нравится хоть кому-то. Но из-за того, что ты был бы только моим дьяволом, слёзы, которым бы ты стал причиной, на вкус походили бы на сахар, а не на соль.
Но зачем дьяволу или богу нужен ничтожный человек? Я не создам новую религию, я никого не собью с пути. Я ничто, и я здесь на мгновение, после меня не останется ничего, как бы сильно я не старалась создать что-то вечное. Ты, мой друг, будешь жить гораздо дольше меня, и это смешно и невесело. И если наши пути вдруг как-нибудь пересекутся, я сразу же увижу в тебе что-то, лежащее за гранью обычного представления о людях. А вот ты даже не обратишь на меня внимания. Мне остаётся надеяться лишь на то, что у богов и дьяволов скромные желания, которым я смогла бы соответствовать, не стараясь. Потому что даже ради бога я не стала бы стараться быть кем-то, кроме себя. И плевать, что себя я не знаю.
Если наши пути пересекутся, если мы узнаем друг друга и заживём вместе, то очень скоро наш рай станет адом. Я обещала быть честной, поэтому говорю тебе сразу, мне нужна будет вся твоя любовь без остатка, но я не обещаю, что смогу ответить тем же. Я предупреждаю, что, как бы сильно я тебя не любила, твои страдания будут заставлять меня чувствовать себя хорошо. Я обещаю, что растопчу твоё сердце, когда хорошее время пройдёт и моё небо снова затянется тучами, мне будет плохо, но, глядя на меня, тебе будет ещё хуже, потому что никто, кроме меня самой, мне не поможет. Я буду слышать твои слова так, как мне будет этого хотеться, и, читая твои записки, перед моими глазами будет совсем не то, что ты написал. Тебе придётся за этим следить. Я буду требовать всё твоё внимание, меня не будет волновать твоя потребность в одиночестве, потому что без внимания я умру. Иногда я буду исчезать, тебе придётся смириться с этим, потому что моё личное пространство станет важнее твоего. И ты будешь бояться ко мне прикоснуться, обыкновенный поцелуй будет настоящим подвигом. Но даже к нему подходить придётся нежно-нежно, на цыпочках, замедляя каждый шаг так, словно идёшь к эшафоту. Нежно и медленно приручи меня, и я не захочу покидать твоих объятий.
Несмотря на все страдания, которые я тебе причиню (прости за них), я буду тебя любить, я буду любить тебя по-другому, не так, как ты меня, но я буду тебя любить. Я уже люблю тебя. Ты всего лишь чернила и мечты, но я отдаю тебе столько же внимания, сколько получают кровь и плоть вокруг меня. И, если я не могу представить нас двоих, мне легче будет представить нас одним целом. Моя плоть и твоя душа, что ты об этом думаешь?
И всё же мне хочется чего-то более стандартного. Мне нужно твоё присутствие, потому что в нём я нуждаюсь. И я знаю, что это взаимная нужда. Я бы каждый день заставляла тебя улыбаться, и это всегда было бы кстати. Твоё безразличное выражение лица стало таким привычным, что я никогда не смогу понять по нему, когда ты печален, а когда всего лишь безразличен. Но, радуя тебя каждый день, я бы обязательно поднимала твоё настроение в те дни, когда наваливается грусть и жить становится в тягость. Что касается меня, ты замечал бы мою грусть быстрее, чем это бы делала я сама. И пока я ничего не понимаю, ты бы смахивал с себя серьёзность и холодность, чтобы рассмешить меня и вернуть в привычное состояние. Я бы даже не догадывалась, что ты меня спас.
Ты и сейчас спасаешь, Макс, ты всегда со мной. Знал бы ты, как часто я оборачиваюсь, чувствуя чьё-то присутствие, замечая чей-то силуэт за моей спиной. Но, конечно, каждый раз оказывается, что мне показалось. О, знал бы ты, как часто я стою, обернувшись на пустой лестнице, и смотрю через плечо растеряно и печально. Знал бы ты, как часто я останавливаюсь, чтобы посмотреть назад, когда перехожу дорогу. И я уверена, что в такие моменты, ты как никогда близко. Каждый раз, когда я ложусь в кровать и мне не нужно даже минуты, чтобы согреться, каждый раз, когда меня согревает что-то далёкое, ты рядом. И каждый раз, когда я прекращаю смеяться, и к моим ногам приходит волна печали, я знаю, что она приходит оттуда, где ты. Не удивлюсь, если тебе скучно читать мои письма, потому что ты внимательно следишь за тем, как я их тебе пишу. Ведь ты всегда рядом.
Ты наблюдал взглядом, полным покоя, за каждой ошибкой, которую я совершала. Но, когда я не знала, что делать и как всё исправить, твой взгляд выдавал взволнованность, и я слышала подсказки, что ты уверено мне давал. Наверное, тебе сложно было не выдавать голосом волнение? Ты был рядом, когда я плакала, и ночь казалась такой длинной, такой длинной, что никогда больше не уступит место утру. Но ты был рядом, и небо медленно становилось серым, чтобы потом стать успокаивающе-голубым. Ты был рядом, когда никого больше рядом не было, в такие моменты я могла получить лишь твоё внимание, и я это никогда не перестану ценить. Я смеялась со своими друзьями и не махала в воздухе рукой, а стучала по твоему плечу, ведь ты был рядом. И я смотрела на тебя, отвернувшись от своих друзей, чтобы они не видели, что глаза мои полны слёз. А ты видел. Ты видел всё, и от этого наша связь только крепче.
Эта связь — тот трос, что выдерживает тяжесть осознания, кто ты есть и что между нами происходит. Если ты всегда рядом, почему мне порой всё же бывает одиноко? Так одиноко, что у меня даже нет сил, чтобы прямо сказать об этом всем, кому не плевать. Как мне может быть одиноко, если мне есть, кому сказать об этом? Очень хорошо, когда ты мысленно рядом, но мне мало. Прости, дорогой, мне всегда будет мало. Ты скажешь тысячу тёплых слов, но мне не хватит ещё одного, последнего, чтобы я приняла ту тысячу, в которую без этого последнего слова так сложно поверить.
Я не одинока, ты появился из моего сознания, когда оно ещё было неспокойным, ты превратил шторм в штиль, я не одинока. Но это звучит, как попытка обмануть себя. Я обещала быть честной, но такому честному человеку, как я, хочется врать хотя бы кому-то. Хотя бы себе.
Но я ведь не могу. Мы слишком тесно связаны, чтобы я врала себе. Это значило бы врать и тебе тоже. Понимаешь? Пожалуй, это лучшее, что есть в нас. Я не могу причинить себе вреда, потому что он заставит страдать и тебя тоже. Мои раны появляются на твоём сердце, твои слёзы — на моём лице.
И в таких мыслях я нахожу непостижимую, печальную и пугающе-безумную красоту. И твой голос мне шепчет: «Хватайся за это!». Не то, чтобы я не могла найти красоту в мире вокруг, вовсе нет. Вокруг много красивого, но то же я могу сказать и об уродливом. Боюсь, я строю мир в себе, боюсь, мне стало тесно в нашем маленьком городке. Я хочу открыть в себе океаны и пустыни, я хочу взрастить в себе космос, который не требовал бы ухода и разрастался бы внутри сам, как растёт наша Вселенная.
Я не могу держать в руках этот мир, поэтому я создаю свой, который поместится в моих ладонях, который не обожжёт мне руки и не заставит их краснеть от холода. Мир для нас двоих. Мир, похожий на сны, в которых я во всём вижу твои отпечатки и следы. Эти сны вызывает у меня тревогу и радость. Тревогу, потому что мы в них не видимся, а радость, потому что я знаю, что ты там был. Я словно вхожу в пустую комнату, но что-то внутри уверено заявляет мне, что всего минуту назад ты был здесь.
Это похоже на то, как если бы мы одновременно звонили друг другу, чтобы сказать что-то очень важное, и удивлялись тому, что абонент занят. Это похоже на то, как если бы мы, воинственно подняв мечи, бежали на помощь друг другу, бежали защищать самое ценное, что имеем, но в результате случайно напоролись бы на лезвия друг друга. Это похоже на то, что я улавливаю оставшийся в воздухе запах твоего ивового парфюма, который безмолвно уверяет меня, что ты здесь был. Я вижу твоё присутствие в каждом сне, я вижу знаки, которые ты подаёшь, но стоит мне за них ухватиться, задуматься о том, что это что-то особенное, что это оставленная тобой подсказка, я просыпаюсь.
Мои ноги слишком прочно стоят на земле, чтобы я жила в воздушном замке, дорогой. Я люблю тебя, но ещё я люблю каждого, с кем смеялась и кому плакалась, каждого, кто друг мне, даже если я и не знаю, что значит это самое «мне». И я никогда не смогла бы отказаться от этих людей, ради тебя. И я никогда не отказалась бы от тебя, ради этих людей. И я словно сижу на полу, а вокруг меня воздвигаются стены. Если я однажды уйду, то ото всех сразу. И нет мне хуже страдания, чем быть одной, ведь мне так страшно наедине с незнакомцами.
Мир сломался, когда я узнала, что он не вращается вокруг меня. Гравитация и остальные законы физики развалились, когда я узнала, что не я центр Вселенной. Я заболела, когда поняла, что всё вокруг не создавалось с целью порадовать меня. Но я ведь куда самостоятельнее. Если в этом мире я не так уж и важна, то ничто не помешает мне выдумать свой собственный мир, где я была бы центром всего. В конце концов, я верю в бесконечное множество вселенных, поэтому нет ничего страшного в том, что сейчас я нахожусь в той, где мне нет цены. И не потому, что я бесценна. К сожалению, не поэтому.
Я могу, и я создаю свой собственный мир, но мне страшно. Я боюсь катастрофы, которая рано или поздно всё уничтожит. Кто бы ни выдумал мир, в котором я живу, он всё равно давно уже переделан под вкус живущих в нём людей. Мы вырубили древние могущественные леса, чтобы построить на их месте огромные торговые центры с гектарами парковочных мест. Мы приручили животных, и, когда они прониклись доверием к нам, завели традиции жарить гусей на Новый год и убивать барашек в конце августа. Мы научились строить плотины, мы заглянули на Луну, всунули свой нос в сердце атома, мы сами себя короновали.
И я боюсь создавать мир, который, в конце концов, кто-нибудь обязательно сделает тем, чего я никогда не хотела. Мне нет счастья здесь после слов, что я не центр вселенной, после слов, что после моей смерти не было бы слёз. И мне нет счастья в мире, фундамент которого я уже заложила, потому что его разорвут в клочья и перекроят. Я в отчаянии, но для отчаянья я держусь удивительно хорошо, наверное, потому что привита. Но такие прививки всегда приносят с собой другую заразу.
Как бы не сложилась моя судьба, друг мой, что бы ни стало из-за неё с тобой, пожалуйста, всегда будь моей тенью. Ты был моим другом, когда я в этом нуждалась, и мне было мало людей вокруг. Ты был моим другом, когда выдумывать друзей стало легко и обыденно. Ты оставался мне другом, когда я забывала тебя, смеясь с теми, кто может меня обнять и сказать слова, которые будут за пределами моей головы. Ты по-прежнему мой друг, хотя я изменилась и, пожалуй, немного выросла. Как и ты.
И тебе за это спасибо. Ты можешь быть мне кем угодно, но ничего из этого не будет важнее слова «друг». И если бы мы вдруг стали обычной женатой парой, я бы никогда не говорила «муж», потому что «друг» лучше. Но пока мы друзья, друзья очень странные, я буду думать о тебе, как о муже.
Воображаемые друзья имеют привычку уходить по-английски, поэтому я благодарна тебе, что ты остался. Пускай нам обоим от этого часто бывает плохо, но мы ведь уже не можем врозь, мы просто не можем.
Дорогой Макс, я не обещаю, что история, которую я тебе напишу, оправдает твои ожидания. Дорогой Макс, я уверена, что ни одно из писем, что я писала тебе и напишу в будущем (я знаю, я очень хорошо знаю, что не смогу остановиться), не скажет достаточно. Но, дорогой Макс, помни, что я писала тебе и для тебя.
И я обещаю, что это то, что никогда не изменится.