Триада в четырёх частях

      Виктор лежал на диване и с завистью смотрел на Рыжика, пускающего во сне слюну. Перевалило за четыре утра, а Виктор так и не сомкнул глаз. Последнюю неделю ему не спалось, и он проводил ночи без сна, а потом отсыпался до самого вечера. Не то, чтобы это было плохо, но, когда кто-то перед тобой сладко спит, а ты не можешь, хотя и устал, на душе становится как-то мрачно.        Виктор бесшумно встал, натянул на себя джинсы, медленно застегнул рубашку, оставив верхние пуговицы не тронутыми, и встал с дивана. Он взял в руки телефон Рыжика и сфотографировал себя, скорчив рожу. Написав на фотографии пару слов о своём уходе, он поставил её на заставку и положил телефон на место. Виктор аккуратно сложил плед и простыню, лежавшие на диване, и вышел из комнаты. Он ещё несколько минут провёл в ванной, потом выпил на кухне стакан воды, глядя задумчиво на место, где не так давно темнело пятно от кофе, и, наконец, вышел из квартиры.        Город ещё не проснулся, и парень наслаждался тишиной и безлюдностью улиц. Рассвет уже дребезжал над крышами, окрашивая верхние окна многоэтажек в розовый цвет, и Виктор с любовью и нежностью смотрел на небо, исполосованное розовым и голубым. Не слишком часто, но и не так уж и редко его охватывала любовь к красоте мира вокруг.        «Хорошо, что это остаётся неизменным, — думал Виктор, восхищённо глядя на ярко-оранжевое солнце. — Даже когда приходят плохие времена, мир не меняется. Он такой же красивый, каким был всегда. Такой, каким его описывали классики в своих старых книгах. Такой, каким я сам его помню с детства. И, надеюсь, такой, каким он будет ещё много-много лет. Это успокаивает».        Его дом находился в другом конце города, но весь путь Виктор проделал пешком, хотя и мог взять машину, стоящую под окнами Рыжика, или вызвать такси. Но ему было важно пройтись наедине с самим собой. Последнее время слишком много всего произошло в его жизни, и он нуждался в том, чтобы это обдумать. А, как известно, нет ничего лучше длинной прогулки для того, чтобы разобраться с собственными мыслями.        И хотя, выходя из подъезда Рыжика, Виктор рассчитывал подумать о своей жизни, почти всю дорогу он думал о жизни Макса. Ему было страшно, что тот натворил бед за ночь. Виктор переживал за него так, будто они были друзьями. Впрочем, он хотел бы стать ему другом, но ему казалось, что Макс вряд ли хотел бы видеть его в ряду своих друзей. Хотя вряд ли в случае Макса можно говорить о каком-либо ряде. И в этом то Виктор видел беду.        Кроме тревоги за судьбу Макса, Виктор испытывал ещё и тревогу за Рыжика. Рыжика полностью захватила идея найти Анну и решить проблемы Макса, поэтому он точно не оставит дело без внимания. Рыжик наутро уже забудет слова Макса о том, что не нужно вмешиваться и кого-то зачем-то искать, Рыжик ведь всегда делает то, что считает нужным. А ему нужно геройствовать.        Поглощённый мыслями, Виктор прошёл в аккуратный дворик и остановился на крыльце двухэтажного дома из красного кирпича. Он вырос в этом доме, но теперь ему противно было даже стоять у порога. Но что поделать? Да и ведь всё это временно? В любом случае, теперь, когда мать добилась развода, всё абсолютно точно временно. Лето ещё не закончится, когда дом продадут.        Виктор открыл дверь, и за долю секунды его лицо из унылого превратилось в счастливое. Басисто гавкнув, с ним поздоровался золотистый ретривер. Пёс, махая хвостом, стал кружить вокруг ног парня, а потом побежал в сторону живой изгороди, чтобы облегчённо задрать ногу.        — Бедный старый Киса, — сказал Виктор вслух. — Ты всё это время сидел дома? Никто не выпустил тебя погулять?        Виктор оставил дверь приоткрытой и вошёл внутрь. Внутри было пусто, казалось, что в дом только-только въехали. Но всё было как раз наоборот: из дома вот-вот выедут. Пока Виктор шёл на кухню, три трёхцветные кошки выбежали из разных комнат и побежали за ним маленьким прайдом.       Он рассыпал корм по четырём мискам, сменил воду, и позвал в окно Кису. Пёс прибежал почти сразу же, положил голову Виктору на колени, лизнул ему руку и ушёл к миске. Парень смотрел на животных, сидя за пустым столом, и думал о том, что с ними всеми будет, когда дом продадут. Матери они не нужны, отчиму и подавно, а у него нет своего собственного жилья. Наверное, в его возрасте нужно уже жить отдельно.        Виктор громко выдохнул, резко опустил голову и случайно ударился головой о стол.        — Ауч, — простонал он, но голову не поднял.        Он сидел так, пока в свешенную вниз руку не ткнулся холодный нос. Киса подставлял под ладонь свою макушку, и Виктор, улыбаясь, стал чесать пса за ухом.        — Сидел весь день дома, приятель? Хочешь гулять?        Заслышав слово «гулять», Киса засуетился, словно щенок. А он был уже старым псом с сединой вокруг пасти. И Виктор, пристёгивая его к поводку, в очередной раз подумал грустно о том, что время прощаться с каждым днём становится ближе. Он ненавидел эти мысли, но не мог и не хотел их игнорировать. Киса был его первой собакой, и они были вместе с тех пор, как Виктору исполнилось десять.        Они шли по улице, связанные красным, как бандана на шее у Кисы, поводком. Рыжик подарил Кисе эту бандану, хотя всегда ворчал, что равнодушен к животным. Но он не мог быть к ним равнодушен, потому что это было тем, что Виктор любил всем своим сердцем. А любовь подобна смеху, она заразительна.        Виктор отстегнул карабин, когда отошёл от ряда частных домов, и Киса побежал вперёд, издавая громкий топот тяжёлых лап. Пёс был огромным даже для своей породы, и шерсть его была словно отлита из золота. Лишь седина на мордочке отливала серебром. Виктор, потеряв из поля зрения собаку, стал медленно осматриваться вокруг, думая о том, сколько лет он гулял с Кисой в этом месте. Близились перемены, не обязательно к худшему, но сердце у юноши отчего-то всё же было тяжёлым.        Он шёл по песчаной дороге, а вокруг неё росли высокие дикие травы, пахнущие пряно и сладко. И всё в тот момент казалось особым и значимым. Он забыл о своей рассудительности и решил, что мог бы понять Макса с его ветром предопределённости и Рыжика, живущего мечтами, которые, как всем известно, имеют фундамент из облаков. Почему он, Виктор, запрещает себе верить в то, что всё в мире складно и красиво, и происходит тогда, когда должно? Почему он берёт пример с людей, которых не уважает, но успех которых признаёт?        Киса подбежал к нему, заглянул в глаза, а потом убежал в сторону и, обернувшись, сел. Виктор знал, что хочет сказать ему пёс. Они не знали языков друг друга, но это знание им и не было нужно, чтобы общаться. За годы, проведённые вместе, они научились понимать друг друга без слов. И Киса говорил: «Следуй за мной, я хочу кое-что тебе показать».        Виктор шёл за собакой, и травы обвивали его ноги, и почему-то он подумал о дурманящих маковых полях, сны о которых манили его и пугали в детстве. Виктор следовал за Кисой, пока не оказался на вершине холма. Там он остановился, наклонив голову и улыбнувшись смущённо.        В траве сидела хрупкая девушка, и свет мягко падал на неё, окрашивая тёмные волосы почти маково-красными бликами. Она сидела на рюкзаке с нашивкой в виде кошачьей лапки, рядом лежал толстый чёрный блокнот, а у уха она держала телефон и без каких-либо эмоций смотрела перед собой. Виктор подумал: «Милая, ужасно милая». А потом она резко подскочила и прокричала в трубку:        — А ты не охуел часом? Сам решай свои проблемы и вообще пиздуй на хуй!        Она швырнула телефон в сторону, запрокинула голову и от злости закричала в красивое и безразличное (так часто эти качества держатся парой) небо. Киса рванул с места, подбежал к ней и, став рядом в выгодную для него позу, то есть выпятив грудь и подняв переднею лапку, завыл в небо протяжно и искренни. Девушка прекратила кричать и удивлённо посмотрела на собаку. Киса помахал ей хвостом, и она, грустно улыбнувшись, присела перед ним на колени и обняла за шею.        Виктор не решался двинуться с места, он так и стоял на холме, глядя, как Киса лежит на коленях девушки и спокойно повиливает хвостом. И, наверное, он ещё долго стоял бы, вглядываясь в отчего-то почти знакомое лицо совершенно ему незнакомой девушки, если бы его телефон не зазвонил, выдав и его, и точку его наблюдательного пункта. Проклиная Рыжика, Виктор сбросил и, улыбнувшись, спустился с холма. И к его счастью ему не пришлось начинать разговор, потому что девушка спросила:       — Что это была за песня? Кажется знакомой.        — Слышала когда-нибудь о «Твайс»? — спросил он, сверкнув загоревшимися глазами.        Девушка кивнула, улыбнулась и встала, чтобы поднять свой брошенный в сторону телефон.        — Что он там делает? — спросил Виктор так, будто не видел развернувшейся перед ним сцены.        — Выбросила, когда ругалась по телефону.        — С парнем? Знаешь, может, лучше заведёшь собаку? С ними не нужно ругаться. Кстати, это Киса.       — Приятно познакомиться, — она положила телефон в карман и присела перед псом, представившись ему, а не Виктору. — Ты такой хорошенький.        — Спасибо, Маша, — ответил Виктор прежде, чем понял, что слова адресованы не ему.        Девушка бросила на него странный взгляд, а потом вернулась к почёсыванию спинки Кисы.        — Ты такой котик. Тебе дали подходящее имя.        — Он котик, но я назвал его так в честь выдающегося баскетболиста.        — А ему много лет?        — Я не веду счёт, но за десятку давно перевалило.        — А кажется таким молодым! Можно с ним посидеть? Или вы собирались уже уходить?        — Можешь посидеть. Но ему больше нравится гулять.        — Тогда погуляем, — девушка бросила блокнот в рюкзак, закинула его за плечо и встала.        Они поднялись на холм, и вышли с него на песчаную дорогу. Виктор не знал, что ему стоит сказать, и молчал, лихорадочно перебирая в уме разные темы, а девушка не обращала на него никакого внимания и следила за Кисой, который, словно улыбался ей, дружелюбно виляя хвостом.       — Маша, а…       Но Виктор не договорил, потом что у девушки громко заурчало в животе.        — Я не завтракала, — тут же сказала она, смутившись.        — Я тоже. Тут рядом есть магазин, зайдём?        — Да, давай.        — А почему не позавтракала?        — Потому что обычно в такое время я ещё сплю. Да и день не задался, мягко говоря.        — Мой тоже.        — А у Кисы? У него всё хорошо?        — Бывало и лучше. Но не жалуется.        — Да-да, собаки не жалуются и с ними нельзя ругаться. Думаешь, я не знаю?        — Так у тебя есть питомцы?        И они увлечённо принялись обсуждать животных, пока не дошли до маленького продуктового магазина. Виктор привязал поводок у двери, нежно ткнул Кису в нос и тот сел, словно было серьёзным сторожевым псом, словно не бегал за брошенной ему палкой, как щенок, ещё несколько минут назад.        — И что же любит Маша? — спросил Виктор, пройдя в прохладный от кондиционера магазин.        — Какая Маша?        Виктор ослышался, когда девушка представилась Кисе, но она не хотела заставлять парня чувствовать себя неловко, поэтому решила ему подыграть. В любом случае, они, скорее всего, видятся в первый и последний раз, решил она, так что не было необходимости смущать парня и исправлять его. И теперь, не отозвавшись на своё новое имя, смущение чувствовала она, а не он.        — С тобой всё в порядке? — рассмеялся, чтобы развеять атмосферу, Виктор и приложил к её лбу прохладную ладонь.        — Я Даша, — выдохнула девушка, — я люблю чипсы.        — Как и я, — ответил он и тут же смутился, — то есть не то, что я Даша, а то, что я тоже люблю чипсы. Как пачка маленьких жёлтых лун.        «Что я несу? — подумал Виктор, хватая первую попавшуюся упаковку с прилавка и направляясь к кассе. — Я всё это время называл её другим именем. Идиот! Какой же я дурак!» Девушка взяла такую же упаковку, что и Виктор, и встала за ним в очередь.       — Давай сюда, — протянул руку он, — я заплачу.        — Не нужно.        — Ой, что это там?!        Виктор указал в сторону окна, и Даша обернулась. Он пододвинул её упаковку, лежащую на кассовой ленте, к своей и протянул кассиру карточку. Девушка повернулась к нему, и ещё несколько секунд ей потребовалось, чтобы понять, что произошло.       — Не делай так больше, — строго сказала она, когда они вышли на улицу, и агрессивно открыла свою упаковку. — У меня стресс. Мне нужен кот. Много котов.        — Пойдём, я знаю, где здесь есть маленький прайд.       Виктор отвязал от перил поводок Кисы, взял девушку за руку и повёл её за собой, а потом, сообразив, что делает, быстро отпустил её руку и отвлёкся на чипсы. Он открыл свою упаковку, но неудачно, и всё содержимое упало на землю.        — Да ладно! — выкрикнул он. — Серьёзно?! Серьёзно?! И что дальше?!        Даша молча протянула ему свою пачку, и это было широким жестом. Они шли бок о бок, завтракали тем, что любили, обсуждали Кису и животных в целом, и Виктор всё сильней чувствовал симпатию. Он, не хотя, проводил параллель с Максом. Два странных знакомства в такой короткий промежуток времени! И их двоих, совсем не зная, он тащит к себе домой. В конце концов, в настоящий момент дом Рыжика для него больше дом, чем его собственный, поэтому да, он увёл Макса к себе домой, как делал это теперь с Дашей.        — Как красиво! И это твой дом? — спросила она, замерев на секунду, когда они подошли к дому Виктора.        — Нет, мы вламываемся на чужой участок, — шутливо улыбнулся Виктор, придерживая дверь.        Девушка вошла в дом, думая про себя о том, что человек, так любящий животных, не может оказаться злым. Да и идти ей было больше некуда, ей хотелось скорее исчезнуть, чем быть где-либо. Разве что… разве что она очень хотела оказаться в окружении кошек.        — А вот и прайд, про который я рассказывал!       Три трёхцветные кошки подбежали к ногам Виктора с высоко поднятыми хвостами.        — Трёхцветные!        — И они даже не родственницы!        — Потрясающе! Такие ласковые! Совсем, как мои коты!        Она присела, и тут же одна из кошек поставила ей на колени лапки и нежно боднулась в руку. Девушка, наверное, могла бы сидеть так вечно, поэтому, переступив с ноги на ногу, Виктор предложил:        — Пойдём на кухню, я приготовлю нам чай.        — Спасибо, но, — Даша хотела сказать, что всё же не нужно, однако что-то её остановило, и она просто благодарно улыбнулась, повторив: — Спасибо.        На кухне Виктор разлил чай по кружкам, приготовил бутерброды, чтобы они всё же смогли позавтракать по-человечески, и взял на руки одну из кошек, которая тотчас забралась к нему на плечи и стала бодаться в щёку.        — Она такая горячая!        — Моя киска тоже! — девушка опустила под стол руку, и Виктор едва-едва удержал во рту чай.        На коленях у девушки лежала кошка, так что она подняла её и показала Виктору, а потом поцеловала в мохнатый лоб и опустила на пол. Виктор смутился собственных мыслей, опустил взгляд, а потом поднял его и вдруг начал рассказывать о том, что не имеет ни малейшего понятия о том, что с ним будет дальше. Он заговорил об этом как-то резко, но так естественно и спокойно, что ничего странного в этом не было.        И, возможно, ничего странного в этом не было, потому что Даша тоже не знала, что будет с ней дальше. Их истории были абсолютно разными, но в исходе они сливались во что-то одно. В чувство, которое, знакомо, если не всем, то многим молодым людям. С возрастом, когда ответственность за себя начинаешь нести ты сам, остаётся так много вопросов, ответы на которые нам никто никогда не рассказывал. И это было тем самым чувством, которое едва ли вмещает в себя слово «взросление».       Даша, наблюдая за тем, как две кошки вылизывали друг друга, стала немного рассказывать о себе, когда замолчал Виктор. Она не была такой открытой, как Виктор, но всё, что, как ей казалось, можно сказать, она говорила. И чем больше узнавал Виктор, тем сильнее он чувствовал то, что всё это происходит не просто так. «Кажется, именно это Макс и называл ветром», — подумал Виктор, когда Даша заговорила о своей лучшей подруге.        — Единственный человек, которого я бы сейчас хотела видеть (без обид) ушёл, чтобы разбираться в себе, — со злостью сказала девушка, не отводя взгляда от кошек. — И сейчас я чувствую себя так одиноко, как, наверное, никогда раньше. И я ужасно скучаю и ничего не понимаю.        Разве это не жестоко? Уйти, бросив всё? И всех? Я её не понимаю! Зачем эти сцены из дешёвых подростковых фильмов про самоопределение? Неужели нельзя найти себя рядом с людьми, которые тебя ценят и любят? Зачем обрывать все связи и сжигать все мосты? Я понятия не имею, где она сейчас и что делает, но я чувствую, что ей так же плохо, как и мне, если не хуже.        И никто ничего не знает. Хотя, конечно, если даже я не знаю, то другие тем более, о чём это я. Её семья думает, что она за границей. Все её друзья говорят разные истории, потому что она каждому придумала сказку. Это она любила. Любит, я хотела сказать. Это она любит. Для одних она устроилась на работу за городом, где нет телефонной связи, для других — ушла в поход, для третьих — усердно готовится к экзаменам или чему-нибудь ещё.       — А для тебя? — спросил аккуратно Виктор.        — А для меня она не нашла подходящей истории. Для меня она была странной и взвинченной весь вечер, улыбалась печально, а потом надела свой плащ и ушла, не отбив кулак на прощанье, как отбивала каждый чёртов раз, когда мы виделись. И мне остаётся только переживать, потому что с самого начало это не было похоже на хорошую историю. И я не знаю, какие сказки хотели от неё услышать все остальные, но я — только такую, где мы все были бы в конце счастливы. Но…        Девушка замолчала, запрокинула голову и завыла так, как это недавно было на поле. Киса прибежал на кухню и тоже начал выть.        — Не расстраивайся, — сказал Виктор неуверенно.        — Я не расстраиваюсь! Я злюсь! Почему она поступила так с теми, кого любила? И кто любил её тоже! Она не в порядке, а я не могу ничего сделать, и мне остаётся только переживать. Думаешь, у меня нет других проблем? Чертовски много! Но я не могу ничего решать, совсем ничего, потому что она моя главная проблема! Мой номер один!        И тогда Виктор решился сказать:        — Ты ведь всё это время говорила об Анне, да?        — Что?! Как? Ты её знаешь? Что?!        — Поразительно, — Виктор провёл руками по волосам и оставил их закинутыми за шею. — Как ни странно, но я знаю, о ком ты говоришь.        — Откуда? Как?!        — Ты можешь мне не поверить, и это будет очень странная и длинная история.        — Странная, — хмыкнула Даша. — Мне кажется, меня уже несколько лет подготавливали к странной истории.        — А о Максе ты слышала? — поинтересовался Виктор перед тем, как преступить к своему длинному рассказу.        Она снова завыла от переизбытка эмоций, а потом резко приняла серьёзный и спокойный вид, положив лицо на ладони. Натянуто улыбнувшись, она сказала:        — Да, я о нём наслышана. А теперь рассказывай эту странную историю, не мучай меня, не тяни.        — Всё началось, когда мы с Рыжиком…        Девушка снова завыла, а потом спохватилась:        — Извини! Извини! Я не перебиваю, просто…        — У тебя кровь из носа пошла!        — Да твою ж кочерыжку!        — Вот, держи салфетку! Нужно приложить что-то холодное? Сейчас…        — Успокойся, — тихо сказала девушка, одним взглядом усадив его на место. — Кстати, ты так и не представился.        — Разве? Наверное, я слишком смутился, когда называл тебя другим именем. Да и то, как зовут Кису, тебя волновало гораздо больше.        — Не начинай, Виктор…        — Но откуда ты…        Даша нервно хохотнула, а потом сказала:        — У меня для тебя тоже будет потрясающая странная история. Но, пожалуйста, не отвлекайся больше и скажи уже, где сейчас Анна и что с ней?        И, сделав глубокий вдох, Виктор принялся рассказывать о событиях последних дней. И он не упускал ни мельчайшей подробности, потому что глаза напротив горели жадным любопытством. И ему не нужно было особых просьб, чтобы понять, что девушку интересуют мельчайшие детали и подробности, которые ему самому могут показаться незначительными.        Им было что обсудить, так что они провели вместе весь день. Разговор о странных стечениях обстоятельств плавно перешёл в разговор о них самих, и они говорили так, словно были лучшими друзьями, разлучёнными в далёком детстве. Но чем ниже опускалось солнце, тем сильнее тревога росла в сердце девушки. И, когда они сидели на качелях во дворе, ели собранную с дерева вишню и рассказывали истории своих жизней, Даша, прервав рассказ Виктора, спросила:        — В какое время Макс приходит на ту лавочку?        — В восемь.        — Анна никогда мне не отвечает, но она читает все мои сообщения. Может, нам нужно устроить им встречу?        — Думаешь, это хорошая идея? Она не очень-то отличается от идеи Рыжика.        — Хорошая или нет, но эта идея к чему-нибудь всё-таки приведёт.        — Как знаешь, — Виктор пожал плечами. — Ты одна знаешь Анну, так что тебе проще принимать такие решения. Будь моя воля, я бы не вмешивался.        — Иногда не вмешиваться — это преступление.        — Да. Знаю.        — Я скажу ей. Я ведь не буду заставлять её приходить на это место. Я просто дам знать.        — Хорошо, — кивнул Виктор.        Даша уткнулась в телефон с серьёзным выражением лица, несколько раз что-то набирала и несколько раз стирала, а потом посмотрела на Виктора и кивнула ему. Он показал большой палец и кивнул в ответ. И они сидели так, пока не начало темнеть, и только тогда девушке пришло в голову, что у неё нет никаких причин оставаться здесь на ночь. Точнее, причины у неё были, но Виктор был не обязан заботиться о том, что с ней будет.        И тогда она ушла.        — Оставишь номер? — спросил Виктор, получив отказ в предложении её проводить. — Я бы хотел знать, чем закончится эта история. А вы с Анной подруги, так что ты точно будешь знать, хорошо ли прошла их встреча. Я ведь, правда, переживаю за Макса.        — Оставила бы даже без оправдательного монолога, — девушка улыбнулась и, к своему удивлению, обняла его на прощание, когда они обменялись номерами.        Ей некуда было пойти, но просить у Виктора остаться на ночь она не стала, хотя и поняла, что, скорее всего, кроме него и животных ночью в доме никого не будет. И Даша шла по улице, слушая музыку и скользя взглядом по знакомому до неприятного города. Сейчас ей казалось, что и Анна была знакома ей до неприятного. Есть тонкая грань между тем, когда мы счастливы от того, что знаем другого человека лучше, чем себя, и тем, когда нам от этого плохо. Ей было плохо.        Она не выбирала путь, по которому шла. Но она шла к той самой лавочке, с которой всё началось. И, когда девушка это поняла, разворачиваться и уходить было уже поздно. Время давно перевалило за восемь вечера, поэтому она не ждала увидеть там кого-то. И всё же…        Всё же её потайные надежды оправдались. Одинокая фигура, сидящая на спинке лавочки и смотрящая в воду, была нечёткой из-за плаща, искажающего форму, но друга узнают сердцем, а не глазами. И Даша, ускорив ход, быстро направилась в сторону лавочки, перед которой она остановилась и, как ей казалось, стояла несколько долгих минут.        Прошло несколько вечностей, прежде, чем Анна оторвала от неё пристальный взгляд, который выражал слишком много всего, чтобы это можно было вместить в несколько вечностей, и спустилась с лавочки, сделав несколько шагов вперёд. Она обняла Дашу и, наклонившись, прошептала ей на ухо:        — Я скучала по тебе.        И прежде, чем та успела опомниться, Анна пошла, не оборачиваясь, по направлению, ведущему прочь из парка. Плащ развивался, и его внутренняя обивка под звёздное небо печально блестела в свете фонарей.        — Так зачем уходишь, если скучала? — Даша крикнула вслед ей дрожащим голосом. — Хватит!        Анна остановилась, но не обернулась. Она ответила таким же дрожащим голосом, как и тот, что заставил её остановиться.        — Так надо. Надо, — повторила она, делая особое ударение на этом слове. — И с твоей стороны было так жестоко посылать мне то сообщение. Я чувствую себя ещё хуже теперь, когда снова была здесь одна, и…        — Но, Анна…        — Нет! Не нужно, я знаю, что ты не могла сделать это, чтобы заставить меня страдать, но я страдаю, по какой бы нелепой причине ты бы мне не сказали прийти сюда. И, прошу, не следуй за мной.        — Думаешь, я так просто тебя теперь отпущу?        — Я не прошу отпускать меня, я прошу не идти за мной. Если ты сделаешь хотя бы шаг в мою сторону, всё, что есть между нами, будет уничтожено. Никто этого не хочет, поэтому не рискуй. В жизни есть не так уж и много вещей, которые нужно остервенело беречь. Так вот наша дружба — это оно. Не смей идти за мной.        И Анна двинулась с места, оставив на земле несколько тёмных пятен от слёз, а Даша так и стояла на месте, не имея сил перешагнуть невидимую черту. По её щекам катились слёзы, но плакала она тихо и беззвучно, потому что не было даже смысла кричать в небо, чтобы выплеснуть всё то, что рвало её изнутри. Неба будет мало для этих чувств.        Она просидела на лавочке, наверное, ещё час, а потом встала и ушла, оставив это место проклятым. И, проходя мимо автобусной остановки, Даша решила посмотреть на расписание. Через минуту должен был прийти последний автобус. И тогда она достала телефон, замешкалась из нерешительности на секунду, а потом набрала номер Виктора.        — Мы можем встретиться?        — Конечно. Ты где?        — Я…        — Что случилось?        — Я могу приехать к тебе?        — Да, конечно. Но что случилось?        — Потом расскажу.        Она выключила телефон и стала разгребать мелочь из карманов, но на автобусный билет ей не хватало. Ну, конечно, она оставила кошелёк дома! И ещё настаивала на том, чтобы Виктор не оплачивал её покупку в магазине. Когда жизнь превратилась в сплошную полосу невезения?        — Ну и к чёрту, — пробормотала она, входя в остановившийся автобус и занимая заднее сидение.        Приняв девушку за школьницу, кондуктор даже не подошёл к ней, чтобы спросить о проездном билете. А она с удивлением подумала, что ей повезло впервые, наверное, за несколько последних месяцев. И, что особенно важно, ей повезло тогда, когда она в этом больше всего нуждалась.        Но на этом её везение закончилось. У ворот перед домом Виктора она заметила маленького мальчика с золотистыми длинными волосами и невероятно красивыми чертами лица. Но, погрузившись в себя слишком глубоко, девушка не задалась вопросом о том, что делает ребёнок на улице в столь поздний час. И уж тем более она не спросила себя, почему мальчик стоит перед домом Виктора.        Она вошла во двор, и замерла перед распахнутой настежь дверью, сквозь которую на крыльцо падала толстая полоса жёлтого света. Плохое предчувствие сжало её сердце, когда, одна за другой, три кошки выбежали из двери, растворившись в темноте сада. Девушка, набравшись решительности, перешагнула порог и прошла внутрь. Она остановилась в холле, который днём казался ей красивым и просторным, а теперь вдруг стал пустым и мрачным.        Перед Виктором стоял разъярённый побагровевший мужчина, который, плюясь слюной, кричал:        — Да кто тебе позволял, щенок ссанный…        В этот момент, Киса, стоящий между ними, разразился лаем и перешёл в наступление, целясь обнажёнными зубами в жирную мужскую икру. Но пасть так и не сомкнулась на икре, потому что мужчина со всей силы ударил пса рукой по голове. Виктор, вскрикнув, оттолкнул мужчину, подхватил скулящего Кису на руки, и, резко развернувшись, пошёл к двери.        — Долбоёб старый, — начал он, но тут же замолчал, когда увидел стоящую в проходе девушку.        — Что происходит?        — Пойдём скорее!        Виктор вышел на улицу, ободряюще улыбнулся золотоволосому мальчику у ворот, и облегчённо вздохнул, когда из-за угла появилась машина такси. Он вместе с собакой сел спереди, а Даша устроилась сзади, и маленький мальчик, почти сразу же прилёг к ней на колени и, мурлыча, словно котёнок, уснул.        — Куда мы едим? — тихо спросила девушка, не поспевая за разворачивающимися событиями.        — Домой.        — А разве это не был твой дом?       — Больше нет, — ответил Виктор и угрюмо отвернулся к окну. — Больше нет.